16 мин.

Главреды. Петр Каменченко: «Цензуры раньше не было, а сейчас есть»

11 k

Дурдом

– В еженедельник «Футбол» вы пришли в 2004 году. Почти никто не знает – откуда. Обрывочно известно, что вы были то ли наркологом, то ли психологом и якобы выводили из запоя Гарика Сукачева и других рок-звезд. Расскажите же, что было до «Футбола».

– До этого была достаточно интересная жизнь… Хотя мои родители, дедушки и прадедушки были врачами, я решил стать журналистом и поступил на журфак МГУ. Это был 75-й год – время глубочайшего застоя. Когда я готовился к поступлению, думал, что стану международным журналистом, буду ездить на чемпионаты мира. Я закончил английскую спецшколу, на каких-то олимпиадах побеждал, думал, что знаю язык достаточно неплохо. Когда же поступил, увидел, что каждый второй знает английский не хуже меня, пишет еще лучше, да плюс к тому почти все были из журналистских династий. Понял, что мне ничего не светит. Разве что закончу через пять лет журфак, отправят меня в Калининскую область и буду я писать об удоях, комбайнах и пропавшей корове.

Кроме того, я ездил на практику в газету «За доблестный труд» – многотиражку при какой-то автобазе. Когда я пришел в редакцию и увидел чудовищный цинизм, когда люди писали передовицы за себя и того парня, мне стало грустно. Сейчас многие люди идеализируют советскую журналистику: вот были газеты, вот были профессионалы высокого класса. Нам в редакцию тоже пишут: «Вот раньше был «Футбол», а сейчас хрен знает что». Вот пускай бы они взяли подшивку и почитали те выпуски. Совершенно тошнотворные вещи! Бесконечные «Слава физкультурному движению!», бесконечные рапорты – дикий формализм и чинопоклонство. Я уже тогда был довольно прозападно настроенным. Понял, что не хочу играть в эти игры, ушел с журфака и вообще из профессии.

– Далеко?

– Поступил в медицинский институт. Работал в практической медицине, защитил диссертацию. Она была посвящена последствиям тяжелой психической травмы. Работал в Америке с ветеранами Вьетнама. Начиная с землетрясения в Армении работал и у нас. Понятия «посттравматическое стрессовое расстройство» у нас тогда не было вообще. На землетрясении все и стали учиться… Потом работал практикующим врачом – с удовольствием и интересом, выходил на работу в выходные. Но медицина стала меняться, и в 93-м меня пригласили в российско-британский проект Московская высшая школа социально-экономических наук…

– Так а что же журналистика?

– Году в 96-м в «Коммерсанте» появился проект городского журнала «Столица». На должность главного редактора пригласили Сергея Мостовщикова. В журнал были собраны лучшие на тот момент кадры, фактически сборная России среди журналистов: Колесников, Панюшкин, Дранников, Кабаков, Арифджанов, Фохт.

Тут надо сказать, что важная часть моей жизни была связана с рок-музыкой. Параллельно со всеми своими работами я занимался музыкальным бизнесом. Какое-то время возглавлял издательство «БСА Рекордс», мы выпустили самые первые компакт-диски Егора Летова. Все альбомы «Черного обелиска» Толика Крупнова, первый альбом «Аукцыона» – все это тоже наши проекты. Когда только-только начиналась «Горбушка», ее делали Саша Ларин и Игорь Тонких – мои близкие друзья. Я работал там на концертах – Генри Роллинза, Ника Кейва, Motorhead и многих других. Тут как получилось. Генри Роллинз попросил, чтобы на сцене был врач со знанием английского языка – многие люди там были с проблемами, это было важно. Организаторы вспомнили про меня. Вообще, в то время была огромная проблема с героином. Практически все мои близкие друзья в тот момент были или алкоголиками, или наркоманами. Поскольку у меня была возможность помочь, многих я просто клал к себе в отделение.

– Выходит, про то, что выводили Сукачева из запоя, – правда?

– Дело не в том, что я выводил из запоя. Мы с Гариком – близкие друзья. У него были такие проблемы. Не то что я приезжал к нему с капельницей. Мы почти каждый день обязательно встречались – понятно, что поставить ему каплю было не вопрос. Вообще, среди самых известных представителей нашего рок-н-ролла есть люди, которым я помог еще в советское время откосить от армии через дурдом. Поэтому всех близко знал. С Гариком я познакомился в 85-м году, когда еще не было «Бригады С» и он пел в группе «Браво» с Жанной Агузаровой. Юру Шевчука, Сашу Скляра, Костю Кинчева, многих других я знаю с тех пор. У нас в «Футболе», кстати, сын Кости Кинчева работал – на сайте.

Тяжелый сплав

– Повторюсь: а что же журналистика?

– Так вот Ванька Охлобыстин – еще один мой хороший приятель – оказался в «Коммерсанте». И когда они решили делать пилотный номер «Столицы», решили в одну из рубрик выцепить человека нетрадиционного и сделать с ним материал. Ванька предложил меня. Ко мне приехал Серега Мостовщиков – делать со мной интервью. Общались долго, продолжили и на следующий день. Серега, в общем, и стал моим крестным отцом в журналистике. Он предложил мне писать колонку. Специальную колонку – о наркотиках. Володя Казаков писал об алкоголе, я – о наркотиках. Казаков рассказывал о том, где можно пить, на собственном опыте; однажды его редакционным заданием было уйти в запой и описать это.

Я, наверное, впервые стал писать не о том, что если вы положите себе в карман листочек конопли, будете навсегда прокляты. Я писал о том, что было на самом деле. Понятно, что к тому моменту сотни тысяч людей сидели на героине. Вопрос был не в том, чтобы изолировать их, а в том, чтобы рассказать: что нужно делать, чтобы не умереть. Как отличить паленую дурь от нормальной, например? Слава Богу, тогда в стране была реальная свобода, которой сейчас, к сожалению, уже нет. И никакой Госнаркоконтроль не мог прийти и сказать, что посадит нас за пропаганду. Канабис был запрещен, но я писал: если вы жрете пиво «Клинское» по шесть бутылок в день, это гораздо хуже, чем выкурить косяк. Со временем я подгреб под себя всю музыку: рецензии, концерты, интервью с музыкантами. Да, была же еще одна серьезная часть жизни.

– Что, еще что-то?

– Года с 1983 мы занимались туризмом. Сплав. Тяжелый сплав – каждое лето уходили на месяц-полтора. Это продолжается и сейчас, только теперь мы ходим под парусами. Походы бывали очень тяжелые. В 95-м мы с приятелем на обычной байдарке из Беломорска дошли до Соловков, обошли Соловки и сходили на Анзер. Туда ходили большие теплоходы, а мы дошли на обычной байдарке. Я до сих пор горжусь этим и считаю одним из главных достижений в жизни. Пересечь на обычной байдарке Белое море – это, как говорят нынче, дорогого стоит. Потом были и более серьезные достижения. На самодельном парусном катамаране мы прошли весь Татарский пролив, обошли две трети Сахалина. Это длилось полтора месяца. Расстояние – порядка 2000 км.

О туризме в «Столице» я тоже довольно много писал. Когда в кризис 98-го она накрылась, я участвовал в запуске «Афиши» – еще коммерсантовской. Когда накрылась и она, Артем Боровик позвал меня в «Совершенно секретно» – в газету «Версия». Потом Мостовщиков возглавил «Большой город». Когда стал собирать команду, пригласил меня редактором «Отдела хороших публикаций». Еще там были «Отдел прожигания жизни» и «Отдел мозгового процесса». «Большой город» был очень успешным изданием. Получилось, что за свою журналистскую карьеру, которая началась в 96-м году, я работал в трех самых удачных еженедельниках – «Столице», «Версии» и «Большом городе».

– А теперь все-таки стоит рассказать, как вы возглавили еженедельник «Футбол».

– Пока работал в «Большом городе», познакомился с влалельцем «Футбола» Александром Вайнштейном – перед ЧМ-2002 наш журнал брал у него интервью. Мы с ним довольно долго говорили о футболе. Футбол я с самого детства люблю и, поскольку башка у меня построена так, что я стараюсь все запоминать и узнавать как можно глубже, в футболе я, видимо, как-то разбирался. По крайней мере, произвел на него впечатление. Оказалось, что в этот момент Вайнштейн собирался менять главного редактора, которым на тот момент был Олег Кучеренко. Я с Кучеренко не знаком, мы никогда не общались. Уйти из «Футбола» для него было очень обидно. Но я абсолютно никак перед ним не виноват, потому что я с ним даже не знаком. Вайнштейн предложил перейти в «Футбол» еще в марте, но к сентябрю я понял, что у «Большого города» на тот момент перспектив нет, и на новое предложение ответил согласием. Довольно скоро наши проиграли Португалии 1:7. Это была низшая точка отечественного футбола, после чего я подумал, что пора поднимать его с колен. После этого мы выиграли два Кубка УЕФА и стали бронзовыми призерами чемпионата Европы.

Золотое дно

– Как бывший врач-нарколог скажите: журналистика, особенно спортивная, и правда одна из самых пьющих профессий?

– Нет. Говорят «пьет как сапожник», «пьет как трубочист», «пьет как журналист» не говорят. По роду деятельности я был знаком и с хирургами. Есть хирурги, которые начинают день, выпивая неразбавленного спирта – чтобы не дрожали руки. Журналисты пьют не больше остальных.

– Объясните, зачем, сделав такую необычную карьеру, вы пошли работать в футбол? Особенно в российский.

– Да, были кое-какие разочарования. Я думал, что сам футбол гораздо более неформален. Я действительно привык к более свободным отношениям, к драйву, веселости, а оказалось, что футбол очень консервативен. Для меня это было странно – это же игра. ЦСКА в 2005 году играл на Суперкубок в Монако. Перед этим матчем всегда проводят заседание УЕФА по итогам прошлого евросезона. Центр Гримальди. Сцена. На него выходят старики из УЕФА. И происходит все хуже, чем на «Первом канале». Такая тоска! Выходит Роналдиньо. Угрюмый-угрюмый. Думаю: «Боже ты мой!» Это очень похоже было на Академию наук СССР. И даже Роналдиньо, который всегда улыбается, выглядел на сцене так, как будто он хоронит брата.

Когда я стал общаться с игроками, выяснилось, что эти ребята совершенно не такие, как мне казались раньше. Вся их жизнь прошла в спортинтернатах, и это можно сравнить либо с армией, либо с каким-то серьезным учебным заведением, где людей муштруют и уродуют.

– «Футбол» и правда приносит прибыль?

– Ну, смотрите. В «Футболе» никогда не было рекламы, потому что Кучеренко считал, что ее в журнале быть не должно. Любое издание получает доход от тиража и рекламы, некоторые – только от рекламы. «Футбол» зарабатывал за счет тиража. «Футбол» – самое высокотиражное спортивное издание. Что бы ни говорили «Советский спорт», «Спорт-Экспресс» и другие, тиражи у «Футбола» выше. Мы уже два года получаем вот эту премию (показывает на обложку журнала) как самое высокотиражное издание. В газете можно указать какой угодно тираж. Но есть специальная комиссия, которая его проверяет. Вот от них мы и получаем премию.

Новые владельцы «Футбола» решили, что реклама – это золотое дно. Если даже без рекламы «Футбол» выходит «в ноль» и даже приносит прибыль, то с рекламой это будет уже совсем другая прибыль. Идея была правильной, но легла она на начало кризиса. До 2008 года у нас не было рекламного отдела вообще. У нас был только один менеджер, который сильно выпивал и, когда встречался с клиентами, спрашивал: «Ну, кому нужно это говно? Вы что, будете здесь писать про ваши кроссовки?» Поскольку журналисты у нас напрягаются, когда видят рекламу – все хотят побольше написать, – всех это устраивало.

Винил

– Ваш журнал выходит в пятницу, и значительная его часть посвящена последнему туру чемпионата России. Кому интересно читать о туре, прошедшем неделю назад?

– Есть идеология ежедневных газет, еженедельников и ежемесячных журналов. Газета дает информацию о событиях. Еженедельник дает анализ этих событий. Ежемесячное издание поднимает общие темы, которые не имеют привязки ко времени. Еженедельник – издание информационно-аналитическое. Он нужен не для того, чтобы узнать, кто и с кем сыграл – это можно узнать в интернете. Еженедельник должен это осознать, переварить, поговорить с экспертами. Проблема в другом. Из-за того, что у нас очень большая страна, журнал попадает к читателям и в субботу, и в воскресенье, и в понедельник – то есть уже после того, как сыграли следующий тур. Во время кризиса ситуация ухудшилась – система взаиморасчетов стала давать сбои. В какую-нибудь подмосковную Коломну журнал может попасть через пять дней после выхода. И это ужасно.

– Ваша аудитория – это в первую очередь регионы?

– Да, заметная часть – регионы.

– Есть ощущение, что и по контенту «Футбол» несколько провинциален. То есть рассчитан на людей, в жизнь которых интернет еще не вошел. Вы согласны?

– Не вполне. У меня на сайте идет конференция. Если два-три дня туда не захожу, там накапливается очень много вопросов. И это все люди, которые пользуются интернетом. Понятно, что интернет и печатные издания на сегодня могут сосуществовать. Хотя в какой-то момент, казалось, что печатные СМИ приговорены.

– Когда интернет протянут во все российские квартиры, что будет с вашим журналом?

– Это касается всех СМИ. У нас есть сайт, который развивается. Скоро он будет в виде Живого журнала – интерактивный. Есть вещи, которые умирают мгновенно. Скажем, на моих глазах винил уступил место CD стремительнейшим образом: вчера был, сегодня не было. Та же ситуация сейчас происходит с фотопленкой. Что будет с печатными СМИ – я не знаю. Пока ситуация меняется небыстро. Пока мы не чувствуем какого-то серьезного давления со стороны сети. К тому же у нас не новостная специфика.

Порнография

– Еще есть ощущение, что большинство читателей еженедельника «Футбол» – люди в возрасте, те, кто читал его еще в советское время. Кажется, привлечь к такому изданию молодежь очень тяжело.

– Абсолютно нет. Gallup делал анализ, и выяснилось, что аудитория у нас катастрофически молодеет. Именно поэтому мы делаем такое количество постеров. Какие-то приложения у нас почти целиком из плакатов состоят, и они пользуются большим успехом.

– Тем не менее, и внешний вид журнала, и большая часть контента выглядят достаточно старомодно.

– Во-первых, наш еженедельник – в некотором роде семейный журнал. Вот одно из последних писем (берет конверт со стола), буквально вчера на него отвечал. Пишет бабушка из Калужской области, которая одна воспитывает внука: «Хочу еще сказать, что ваш еженедельник помог мне в воспитании внука. Так уж получилось, что отца у Леши не стало, когда ему не было двух лет. Теперь у него есть такой друг, как ваш журнал…» Такие вещи читаешь и просто плачешь. А есть люди, которые пишут, что постоянно стоят перед выбором, что купить: колбасы или еженедельник «Футбол».

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Когда читаю, плакать готов. Люди бедно живут, действительно бедно. Мы в Москве этого не очень понимаем. Ребята на «НТВ-Плюс», которые приезжают на эфир на хороших тачках, говорят: а чего бы вам тарелку не поставить? Дело в том, что 10 тысяч рублей, которые стоит эта тарелка, – бюджет многих семей на два месяца… В общем, в некотором роде «Футбол» – семейный журнал. Кроме того, я всегда считал, что «Футбол» – это только игра, не вокруг нее. Да, «Футбол» довольно консервативен. Изначально у меня было желание как-то его расшевелить и расшатать, но скорее «Футбол» на меня повлиял, чем я – на него. «Футбол» – довольно инерционный проект. В этом есть и минусы, и плюсы. С одной стороны, он набрал такую инерцию, что его тяжело остановить. У него лояльная, преданная аудитория, и это наше главное богатство. С другой стороны, эта аудитория достаточно консервативна. Стоит нам начать немного оживляться, как тут же начинаются обиды и протесты. Например, у нас была реклама, где девушка – одетая, но с оголенными ногами – лежала на ксероксе. Люди стали писать: «Это порнография! Что вы себе позволяете?»

– Говорят, что в редакции «Футбола» мешки писем от читателей. Кроме тех, что вы зачитали, запоминающиеся есть?

– Да много. Вот последние. (берет письмо со стола) Треуголка от ветерана. Пишет, что читает журнал еще с дореволюционных времен – это аллегория такая. Он интересуется, получил ли в 2008 году медаль защитник Федоров и сколько медалей у Сергея Реброва. Другой человек просит спасти Веллитона и пишет письмо о расизме. О том, что в Питере нет черных, и если туда приедет сборная России с Веллитоном в составе, это будет скандал на весь мир. Умоляет: «В нынешнем «Зените» не дали бы заиграть в футбол даже королю футбола Пеле».

– На последней странице еженедельника – рубрика «Обратная связь», где вы работаете Википедией, отвечая на справочные вопросы читателей. Вам это интересно?

– Конечно, когда задают простые вопросы («А в какой команде играет Алекс?»), я могу написать, чтобы пошли и открыли интернет. Но я считаю, что мы должны относиться с уважением к человеку с любым уровнем знания футбола. Если я так отвечу, я просто нахамлю. Хотя, наверное, вы правы: надо писать об общих вещах, о политике журнала... Возможно, я изменю подход.

Цензура

– Вы сказали, что свободы слова в России сейчас нет. Насколько это сказывается на работе вашего издания?

– Я, наверное, неправильно выразился: я не считаю, что свободы слова нет. В России можно говорить все, что угодно. Я могу выйти на улицу, сказать все, что захочу, и ничего не произойдет. Я говорю, что сильно изменились СМИ, и та цензура, которой раньше не было, сейчас есть. Я не знаю, идет ли эта цензура сверху, или это цензура денег. Мне очень не нравится современное телевидение, особенно «Первый канал». Но это не правительство виновато, это с нами самими что-то происходит. Я сегодня по дороге на работу читал Мережковского. Он сравнивает два памятника – Петру I и Александру I. Оба памятника конные, лошадь – это Россия. У Петра вздыбленный конь, который несется с ветром. У Александра – битюг вот с та-а-акой жопой. Вот Мережковский и спрашивает: почему в России так любят большие жопы? Потому что каменная задница в России. Как в болото камень кидают, там начинает что-то происходить, а потом – все затягивается и начинается какой-то застой. И мы опять возвращаемся в застой, который был.

Что касается «Футбола», он чуть в стороне. Я могу совершенно честно сказать: у нас не было ни одной заказной заметки или заметки, которую сняли по цензурным соображениям. Владельцы ни разу не приходили ко мне и не говорили: значит так, будем писать про этих. Медиахолдинг, в который мы входим, украинский. Когда Украина и Польша получили Евро-2012, я разразился статьей, что это политическое решение, вовсе не спортивное и сделано, чтобы поддержать Ющенко.

– Про договорные матчи вы можете писать?

– Когда я только пришел в «Футбол», ко мне прибежал Бубнов и сказал: «Я готов сделать разоблачение». Я позвал к нам в редакцию телевидение, Бубнов сел в мое кресло, включили камеру, и он сказал: где-то кое-кто у нас порой честно жить не хочет. Сказано было примерно следующее: «Однажды слышал о том, что где-то якобы был договорной матч». На этом все закончилось. Хотя до этого он мне говорил: «После того, что я скажу, меня убьют». Выяснилось, что все это балалайка.

– Три лучших пишущих журналиста России, на ваш взгляд.

– Вася Уткин – великолепный мастер разговорного жанра, но пишет он, наверное, немного хуже. Мне очень нравится, как пишет Миша Мельников, пусть и делает он это редко. У нас есть хороший журналист Андрей Скворцов. Но главная звезда еженедельника «Футбола» – это фотограф Сергей Дроняев. А среди журналистов я не вижу абсолютного лидера: кто-то больше пишет, кто-то меньше, кто-то более растусованный, растиражированный. Но по большому счету в России есть 20-25 журналистов, которые находятся примерно на одном уровне.