Джонатан Уилсон. «За занавесом» 4. Бывшая Югославия: Постоянно уменьшающиеся круги. I. Сербия-Черногория
Предисловие/Пролог Эпилог/Библиография ***
Бывшая Югославия: Постоянно уменьшающиеся круги
I. Сербия-Черногория
Было время, когда Югославия была Бразилией Европы. Югославы были настолько одержимы верой в то, что они являются представителями свободного самба-футбола в старом свете, что белградской стадион «Црвены Звезды» известен как «Маракана», в честь большого стадиона в Рио-де-Жанейро. Каким бы нелепым это ни казалось на первый взгляд, сборная Бразилии выиграла пять чемпионатов мира, а Югославия — ни одного, в этом утверждении есть доля правды, и Бразилия настолько уважала своих европейских коллег, что именно Югославию они выбрали в качестве своих соперников для прощального матча Пеле в 1971 году. Югославия была такой, какой была бы Бразилия, будь они из Европы: неуверенность в себе подавляла воображение и выводила на поверхность цинизм, который всегда лежал в основе технического совершенства. Неуверенность в себе, по сути, является определяющей чертой сербского футбола: они самая постоянно теряющая преимущество в счете нация.
Три раза подряд Югославия выходила в олимпийский финал, и три раза они уходили с серебром. Они также проиграли в финале чемпионатов Европы 1960 и 1968 годов, в то время как белградский «Партизан» был обыгран мадридским «Реалом» в финале Кубка чемпионов 1966 года, а «Црвена Звезда» проиграла менхенгладбахской «Боруссии» в финале Кубка УЕФА 1979 года. Затем идут пять европейских полуфиналов, проигранных сербскими клубами, и поражения сборной Югославии в полуфиналах чемпионатов мира 1930 и 1962 годов. Во всех случаях, кроме двух, когда дело доходило до того, когда это действительно имело значение, когда в поле их зрения попадали самые большие призы — югославские команды терпели крах. Да, сборная выиграла золото на Олимпийских играх 1960 года, но вполне уместно, что величайшая слава югославского футбола, победа белградской «Црвены Звезды» в серии пенальти над «Марселем» в финале Кубка Европы в Бари в 1991 году, пришла после игры, ставшей бесплодной из-за взаимной паранойи. Характерное выступление принесло нехарактерный результат, но к тому времени Югославия едва существовала. В этом случае самый яркий час наступил перед тем матчем.
Именно в День дурака 1992 года югославский футбол окончательно прекратил свое существование. Ему даже не было предоставлено возможности достойно умереть дома: санкции ЕС вынудили «Црвену Звезду» покинуть «Маракану», и Югославию, играя против иностранных команд. В своем предпоследнем матче первого группового этапа Кубка чемпионов, дома против «Сампдории» в Софии, «Црвена Звезда» возглавляла турнирную таблицу, и когда они вышли вперед на девятнадцатой минуте благодаря голу Синиши Михайловича, они выглядели так, как будто идут к своему второму финалу подряд. Но затем словенец Сречко Катанец, некогда бывший игроком извечного соперника «Црвены Звезды» — «Партизана», сравнял счет, и еще до перерыва Горан Василевич забил гол в свои ворота — в Югославии опасность всегда исходила изнутри. Роберто Манчини забил третий на последних минутах, а две недели спустя «Црвена Звезда» проиграла «Андерлехту» в Брюсселе и выбыла из турнира. «В то время у "Црвены Звезды" была отличная команда, и на "Маракане" перед 100 000 зрителей все было бы совсем по-другому», — признал Катанец. С тех пор ни одна восточноевропейская команда не выходила в финал, и только двенадцать сезонов спустя «Партизан» стал следующим представителем Сербии на групповом этапе.
Вратарем и капитаном команды «Црвена Звезда», выигравшей Кубок чемпионов, был Стефан Стоянович. Я встретил его в Нови-Саде на игре между «Воеводиной» и «Сартид Смедерево», которую он наблюдал в роли скаута агентства, базирующегося в Бельгии. Он один из тех огромных мужчин, которые излучают ауру великого спокойствия, что является желанным атрибутом, учитывая, что едва мы заказали наш кофе в перерыве, как несколько местных школьников запустили баллон со слезоточивым газом в сторону домашней трибуны, вызвав паническую эвакуацию. Сербия сохраняет такое ощущение — место слегка на взводе, не совсем в ладу с самим собой. Шрамы от натовских бомбардировок все еще заметны в Белграде, и, когда я был там, до Нови-Сада все еще можно было добраться только по временному мосту, оригинал которого лежал в руинах, став жертвой войны.
В этом контексте было что-то обескураживающее, когда Стоянович наклонился вперед и сказал: «Трагедия в том, что мы никогда не узнаем, насколько хороши мы могли бы быть». В стране, сыгравшей свою роль в самом кровопролитном европейском конфликте со времен Второй мировой войны, термин «трагедия» казался ужасно преувеличенным. Однако в строго драматическом смысле, вероятно, не было клуба более трагичного, чем «Црвена Звезда», великая команда, потерпевшая крах из-за фатального недостатка в своем образовании: национализма своих болельщиков. Для меня команда «Црвены Звезды» 1991 года остается апогеем футбола: не лучшая команда, которую я когда-либо видел (хотя я утверждаю, что их обычно недооценивают), но та, которая наилучшим образом сочетала в себе элементы, которые я больше всего хотел бы видеть в команде, за которую болею: технический блеск, плавность, способность к моментам ошеломляющего таланта, высочайшая организованность, цинизм и всепроникающее чувство психологической хрупкости.
Возьмем, к примеру, полуфинальную победу над мюнхенской «Баварией». Их гол, сравнявший счет в первом матче в Германии, настолько близок к совершенству, насколько это вообще возможно. В компенсированное время первого тайма Бриан Лаудруп после сквозного паса от Олафа Тона был обыгран Слободаном Маровичем, защитником-мясником, который всю игру отбивал ноги датчанина. Несмотря на то, что Марович находился прямо у своего углового флажка, он сделал деликатный пас на правого защитника Душко Радиновича, который отдал мяч на Миодрага Белодедичи. Румын, все еще находясь в своей штрафной, передал мяч Роберту Просинечки, который поднял голову и совершил закрученную передачу на шестьдесят метров вдоль бровки на ход Драгише Биничу. Тот опередил Ханса Пфлюглера и прострелил низом между Юргеном Келером и вратарем Раймондом Ауманном на Дарко Панчева, который на дальней штанге в подкате занес мяч в ворота. Все было под контролем, точно, и все же, из-за скорости движения, от комбинации было практически невозможно защититься.
Однако, когда я заговорил об этом с Биничем, он был удручающе пренебрежителен. «Мы много раз забивали подобным образом, — сказал он. — Мы были быстрой командой, поэтому играли на контратаках». Скорость была ключевым фактором, который Бинич стремился подчеркнуть, потому что это, видите ли, было тем, что его касалось. Я брал интервью у нескольких словоохотливых игроков, но я не брал интервью ни у одного столь же многословного на тему самого себя. Единственное, что спасло его от того, чтобы быть невыносимым эгоистом — это случайное предположение, что его самовозвеличивание могло быть ироничным намерением. «Я был самым быстрым игроком в Югославии, — сказал он, взмахнув сигаретой. — Я был самым быстрым игроком в Европе. Я по-прежнему самый быстрый человек в Югославии, и я быстрее любого английского игрока в разовом спринте, хотя я начал курить три года назад. Было хорошо известно, что я быстр. Я мог пробежать сто метров за десять целых пять десятых секунды. Газеты организовали как-то один трюк, и я противостоял югославскому спринтеру. Я был в бутсах, а у него были шиповки, но я был быстрее с самого начала и лидировал до семидесяти метров, а затем он легко обогнал меня, но в футболе не обязательно пробегать сто метров. Когда Карл Льюис приехал на соревнования по легкой атлетике в Белград, я хотел с ним побегать». У Ханса Пфлюглера не было шанса.
Второй гол «Црвены Звезды» также случился в контратаке, Деян Савичевич бросился на сброс мяча от Панчева, а затем великолепно пробил низом мимо Ауманна. Однажды я договорился взять интервью у Савичевича в то короткое время, когда он был сборной Сербии-Черногории. Я договорился с его секретаршей, но она попросила меня позвонить накануне, чтобы уточнить время. Когда я предложил встретиться утром, она громко фыркнула. «Он черногорец», — сказала она. Сначала я подумал, что это просто слегка неуважительная шутка, стереотип о черногорце как о бездельнике, который проводит свою жизнь, дремля под деревьями, но потом она согласилась записать меня на его первую встречу за день — в полдень. Даже на нее он опоздал больше чем на час. Возможно, он был великолепен как футболист, но как интервьюируемый он был безнадежен: отмечу галочкой «ненадежный гений» и двигаюсь дальше.
Общее правило, по-видимому, заключается в том, что чем лучше футболист, тем хуже он будет помнить свои лучшие моменты — возможно, это показатель того, что лучший футбол проистекает из бессознательного инстинкта — но Савичевич, пробормотав о том, что «я просто ударил по мячу, и он попал в сетку», смутно припоминал, что был некоторая степень самодовольства по поводу толпы на «Маракане» перед ответным матчем. Когда Михайлович забил со штрафного в середине первого тайма, казалось, что игра сделана, и именно тогда пришли сомнения. Хладнокровие, которое отличало их игру в течение первых трех четвертей противостояния, исчезло, и в течение четырех минут «Црвена Звезда» дважды пропустила. «Клаус Аугенталер забил гол, который прошел под Стояновичем — ошибка, — сказал Бинич. — Немцы начали бегать изо всех сил, и внезапно счет стал 1:2, отличился Манфред Бендер. Мы были очень напряжены, потому что инерция обернулась против нас. Немцы попали в штангу, и если бы дело дошло до дополнительного времени, мы, вероятно, проиграли бы, но на последней минуте у нас была контратака. Михайлович прострелил слева. Я был в центре, а Панчев чуть позади, но он сделал плохой пас. Он шел низом, а Аугенталер...»
Даже Бинич не смог подобрать для этого слов, возможно, мечтая о том, как он пробил бы в верхний угол, если бы только Михайлович не ошибся с пасом. Руками, все еще зажав сигарету между пальцами, он описал контур мяча, когда Аугенталер, пытаясь вынести мяч, отбил его назад, да так, что тот повис, и, жестоко крутанувшись, с томным совершенством нырнул через Ауманна в дальний угол. «Удача очень важна в футболе, — сказал Стоянович с усмешкой, — и в тот момент она озарила нас». И это было к лучшему, потому что психологически они развалились. Однако эта хрупкость была частью их красоты.
Тем не менее, именно «Црвена Звезда» лучше держала себя в руках в финале, обыграв «Марсель» в серии пенальти после ужасных 120 минут тревожного отсутствия голов. Тем не менее, с Мануэлем Аморосом, Крисом Уоддлом и бывшим героем «Црвены Звезды» Драганом Стойковичем в своем составе «Марсель» собрал команду игроков, в прошлом имевших травмирующий опыт серии пенальти. Стойкович отказался пробить один из них, не столько из-за своей неудачи на чемпионате мира 1990 года в матче против Аргентины, сколько из-за того, что он не мог выбивать клуб, где его так почитали. Как и у Уоддла, воспоминания о Западной Германии и Турине были слишком свежи. Французский полузащитник Аморос, у которого было девять лет, чтобы оправиться от поражения в полуфинале чемпионата мира от Западной Германии, вызвался пробить первым, но Стоянович отбил удар. Именно Панчев реализовал последний удар, выиграв «Црвене Звезде» трофей, который они полностью заслужили — пускай даже финал и был худшим в истории соревнования. Это разочарование всегда будет омрачать восприятие, но показателем того, насколько они были хороши, является то, что, когда менеджер «Рейнджерс» Грэм Сунесс отправил своего помощника Уолтера Смита в скаутскую поездку, чтобы посмотреть на «Црвену Звезду» перед встречей команд во втором раунде в том году, он, как говорят, вернулся с отчетом из двух слов: «Нам кранты».
И все же, восхищаясь ими так, как восхищаюсь я, невозможно обсуждать эту сторону «Црвены Звезды» без упоминания о зверствах. Нигде футбол не был так вплетен в распад коммунистического режима, и нигде распад не был столь затянувшимся и кровавым. Их фанаты — «Делие», как их теперь называют — широко осуждаются, они изгои европейской игры, и, в какой-то степени, их репутация заслужена. Некоторые из них расисты, некоторые из них по-настоящему воюют, а некоторые из них действительно совершали военные преступления, но у самой организации есть более теплая сторона, и ее притяжение легко понять.
Перед матчем «Партизан» - «Црвена Звезда» в 2002 году я обедал с Миленой и Лиляной, двумя сестрами-журналистками, в маленьком ресторане напротив «Мараканы». Место было битком набито фанатами «Црвены Звезды», готовившимися к короткой прогулке на стадион «Партизана», но атмосфера была далека от бурлящей. Вместо метрдотеля людей к их столикам провожал высокий, слегка лысеющий мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и кожаную куртку. Порой, с большой вежливостью, он просил посетителей передвинуть столы или подвинуться, чтобы освободить место для другого гостя. Позже Милена рассказала мне, что он был одним из лидеров «Делие». К болельщикам постарше, некоторые из которых едва могли ходить без посторонней помощи, неизменно относились с большим почтением. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему все кажется знакомым, но потом я понял, что эта сцена была типичной для гангстерских фильмов: большая семья мафиози собирается вместе за ужином.
Накануне, после пресс-конференции на «Маракане», я немного поболтал со швейцаром, которого все знали по прозвищу Миле Шнута. Ему, вероятно, было всего за шестьдесят, но он выглядел старше, его лицо было желтым и сморщенным. «Я был одним из зачинателей речевок, — сказал он мне, его голос едва казался больше, чем карканье. «Куда бы ни ехала "Црвена Звезда", я тоже был с ней. Но сейчас мое сердце слишком слабое, поэтому мои врачи сказали мне, что я не могу ходить на матчи, потому что я очень волнуюсь». Я спросил, будет ли он смотреть дерби по телевизору. «Нет, — сказал он, беззубо улыбаясь. — Я буду на трибуне, даже если это убьет меня. Умереть за "Црвену Звезду" было бы честью».
Позже я узнал, что именно «Делие» устроили его на работу. В тот день я встретил фаната помоложе, его ноги были ужасно вывернуты внутрь, и он передвигался с помощью пары палок. «Делие», по его словам, помогли ему, даже взяли его на решающую выездную игру. Они могут быть жестокими и анархичными, но «Делие» — это также и сообщество. Милене и Лиляне есть что рассказать о том, как «Делие» спасли их от неприятностей. Они заботятся о своих, а свои зачастую являются теми членами общества, которые меньше всего способны позаботиться о себе: с этой точки зрения их привлекательность очевидна.
«Црвена Звезда» была основана в Белградском университете в 1945 году. Они были настолько бедны, что, возможно, никогда бы не поднялись, если бы «Обилич» и «Славия» не пожертвовали футбольные мячи, которые они оберегали во время войны. В своей первой игре «Црвена Звезда» обыграла югославскую армейскую команду со счетом 3:2 на глазах у более чем 3000 зрителей, и, начав двадцатиматчевую беспроигрышную серию, они собрали преданных поклонников. «В этих ребятах, — говорится на сайте «Делие", — было что-то особенное, потому что они представляли саму душу нашей столицы. В основном это были грубые парни или представители богемы, молодые белградцы, которым не нравилась армия или уже начавшая гнить коммунистическая система». В этом утверждении есть доля своекорыстного ревизионизма — едва ли можно поверить, что команда, основанная коммунистами и само название которой является коммунистическим символом, должна была иметь значительную антикоммунистическую поддержку — но, даже учитывая это, «Црвена Звезда» всегда была клубом для бедных и недовольных, и, следовательно, для антититоистских и антифедералистских настроений.
К семидесятым годам тысячи болельщиков собирались в дни матчей в центре Белграда, прежде чем отправиться маршем к себе домой — на Северную трибуну — «Эпицентр сумасшествия», как окрестили его в знаменитом граффити. «Если случайно, — говорится на сайте, — они встречали болельщиков противоположной команды, столкновения были неизбежны». Захват баннеров конкурирующих групп стал настолько распространенной практикой, что был принят закон, запрещающий флаги выше определенного размера. Высмеивая скромное происхождение большей части поддержки «Црвены Звезды», фанаты соперника насмехались над ними, скандируя «Цыгане», термин, который был быстро апроприирован. «Мы — Цыгане, — скандировали они в ответ. — Мы самые сильные». В восьмидесятых, когда посещаемость и этническая напряженность резко возросли, сторонники «Црвены Звезды» разделились на две основные группы – «Ультрас», которые занимались главным образом установкой флагов, и «Красных дьяволов», которые «переняли сербские привычки, смешанные с английскими», как говорится на сайте: «напиваясь до смерти, избивая соперников и употребляя марихуану». Как и в случае с их английскими коллегами, общий насильственный нигилизм сосуществовал с крайне правой философией. Однако фанаты «Црвены Звезды» всегда настаивали на своей независимости от какой-либо политической организации, подчеркивая, что люди, которых они по-настоящему ненавидели — фанаты «Партизана». Аналогичные группы в Хорватии, напротив, объединились с ультранационалистической партией Хорватского демократического союза (HDZ) Франьо Туджмана.
Соперничество с «Партизаном» распространяется даже на матчи сборных. Я поехал посмотреть, как сборная Югославии играет с Финляндией на «Маракане» в одной из своих последних игр, прежде чем они отказались от притворства и стали Сербией-Черногорией в феврале 2003 года. Четырьмя днями ранее Югославия неожиданно сыграла вничью с Италией в Неаполе, но оптимизма, которого я ожидал, было мало. Болельщики «Црвены Звезды», одетые в свои клубные футболки и занявшие Северную трибуну, как на матче чемпионата, глумились над югославским гимном, скандировали «Сербия, а не Югославия» и пели сербские народные песни. Когда бывший нападающий «Партизана» Матея Кежман — фигура, вызывающая особую ненависть у «Црвены Звезды», забивавший им в каждом из пяти белградских дерби, в которых он играл — неудачно пробил пяткой, над ним безжалостно издевались, и он зачах. Казалось, что сам матч, в котором после неудачного первого тайма Югославия выиграла со счетом 2:0, был неуместен, просто сценой, на которой фанаты «Црвены Звезды» могли выразить свою неизменную приверженность сербскому национализму, в то же время высмеивая расплывчатый федерализм «Партизана».
Победа национализма была такова, что «Партизан» в наши дни — это клуб, ищущий себе роль. Названные в честь партизан, с которыми Тито боролся против нацистской оккупации, в коммунистические времена они были армейской командой и поэтому представляли все, против чего выступали непримиримые сербские националисты. Начнем с того, что Тито был наполовину хорватом, наполовину словенцем, родившимся в Кумровце, Хорватия, и его партизаны, помимо сражений с немецкими войсками во время Второй мировой войны, также сталкивались с Четниками — праворадикальными сербскими партизанами. После войны, когда Тито пришел к власти, армия, помимо того, что символически представляла федеративный идеал Югославии, подавила Сербскую православную церковь, изображениями святых которой болельщики «Црвены Звезды» размахивали на матчах в восьмидесятые годы. Черно-белые цвета «Партизана» даже являются результатом решения, принятого Туджманом во время его сомнительного пребывания на посту президента клуба в конце пятидесятых. Однако было бы слишком упрощенно просто определять «Црвену Звезду» как сербскую команду. В команда 1991 года было несколько несербов: Роберт Просинечки был хорватом, Рефик Шабанаджович — боснийским мусульманином, Марович и Савичевич — черногорцами, Илия Найдоский и Дарко Панчев — выходцами из Македонии. Тем не менее, на знаменитой фотографии игроков «Црвены Звезды», празднующих свою победу на беговой дорожке в Бари, заметно, что в то время как восемь игроков явно вытягивают два пальца в сербском приветствии, что означает Троицу и принадлежность к Сербской Православной Церкви и, соответственно, самой Сербии — Просинечки, демонстративно, этого не делает.
В другое время их победа, возможно, подстегнула бы федералистские настроения, но в мае 1991 года трещины в Югославии были настолько широки, что стали непоправимыми. Спорно, в какой момент война стала неизбежной, но, возможно, это произошло с момента смерти Тито в мае 1980 года. Албанский коммунист Махмет Бекалли, например, написал о его похоронах: «Мы и не подозревали, что хороним Югославию». Конечно, к 1988 году подготовка была на продвинутой стадии. В августе того же года я поехал в отпуск с родителями в Жабляк, пыльную деревню высоко в горах на границе Черногории и Боснии. Мы должны были вернуться в аэропорт Будва-Тиват, расположенный в семи часах езды на Адриатическом побережье, на автобусе, но ремень вентилятора сломался, и нам пришлось лихорадочно искать такси. Отстав от графика, водитель мчался по ряду объездных дорог, и мы, казалось, вернулись на прежнее место, когда повернули за угол и наткнулись на военный блокпост. В то время мне было всего двенадцать, и поэтому на мои воспоминания, возможно, нельзя полагаться, но мои родители подтверждают, что между водителем и высокой фигурой в пальто состоялся долгий разговор (учитывая, что был август, эта деталь кажется маловероятной, но я полагаю, что мы были какими-то шишками). В конце концов он пропустил нас, и несколько километров мы ехали по тому, что явно было военным учебным полигоном. Самым поразительным — и снова я сверился со своими родителями — было зрелище группы солдат с базуками на плечах. Когда мы наконец добрались до контрольно-пропускного пункта в дальнем конце долины, водитель повернулся к нам и объяснил: «Они готовятся к войне». Это кажется странным — я бы предположил, что это показатель того, насколько недооценивалась ситуация в западных СМИ — но на следующий год мы с радостью вернулись в Бохинь в Словении, а через два года после этого забронировали поездку в Роглу близ Марибора.
К 1991 году Словения и Хорватия объявили себя суверенными государствами и заявили о своем намерении провозгласить независимость, в то время как сербы в Краине, районе Хорватии с сербским большинством, начали свое восстание. Напряженность была такова, что 16 марта Слободан Милошевич признал: «С Югославией покончено». Первые жертвы войны пали 31 марта, когда хорватские войска вступили в столкновение с сербским ополчением, к ужасу большой группы итальянских туристов, в национальном парке Плитвице. В апреле, между двумя матчами полуфинальной победы «Црвены Звезды» над «Баварией», группа экстремистских хорватских националистов выпустила три ракеты Амбруст по Борово Село, деревне недалеко от Вуковара, а в начале мая двенадцать хорватских полицейских были убиты и двадцать ранены в неудачной попытке освободить двух коллег, захваченных в плен во время бессмысленного предыдущего налета на город. Кубок чемпионов был выигран 29 мая; в течение месяца Словения провозгласила независимость, и союзная Югославия была мертва.
Просинечки, которого спросили о более широком контексте победы «Црвены Звезды», чувствовал себя некомфортно и защищался, настаивая на том, что игроки были сосредоточены просто на футболе. «У нас было великое поколение, — сказал он. — Политика не имеет к этому никакого отношения. Я не могу говорить о вещах, которых не чувствовал. Возможно, в клубе были люди, которые думали так же, но я правда не знаю об этом. Спортсмены — это люди, которые не озабочены политикой». Может быть, и так, но он был единственным членом команды, который не вернулся в Белград в 2001 году на празднование десятой годовщины победы в Бари, сославшись на предыдущие обязательства.
Во всяком случае, политику нельзя так легко отделить от спорта. Через семь месяцев после победы национализм, на который намекали салюты в Бари, был неприкрыто продемонстрирован на «Маракане», когда «Црвена Звезда» праздновала победу в Межконтинентальном кубке. К тому времени Словения была официально независимой, Вуковар перешел к сербам после нескольких недель бомбардировок, и началась осада Дубровника. В августе того года, когда краинские сербы захватили хорватский город Киево и спровоцировали первый акт военной этнической чистки, генерал Милан Мартич, глава их полиции, символически сорвал указатель, написанный латинским шрифтом; на «Маракане», после победы над чилийским «Коло-Коло», толпу довел до исступления Аркан, глава их фан-клуба, точно так же размахивающий уличным знаком, который он украл в Хорватии. В этом действии, напоминающем как генерала, демонстрирующего знамя побежденного врага, так и хулигана, демонстрирующего цвета фаната соперника, которого он избил, обнажается роль футбола в балканских ужасах.
По мнению «Делие», именно они приняли участие в первом сражении войны во время матча чемпионата против загребского «Динамо». Ультрас «Динамо», «Бэд Блю Бойз» (BBB), похоже, согласны с этим. За пределами стадиона «Максимир» в Загребе стоит статуя группы солдат, а на ее постаменте написано: «Болельщикам этого клуба, которые начали войну с Сербией на этом поле 13 мая 1990 года». Туджман, как лидер HDZ, был избран президентом Хорватии по списку националистов двумя неделями ранее. Его использование «шаховницы», красно-белой эмблемы в клетку, которая была символом Усташи, хорватских фашистов, сотрудничавших с нацистами и уничтоживших сотни тысяч сербов во время Второй мировой войны, казалось намеренно провокационным. Неустроенных сербов вряд ли можно было ободрить, когда он прокомментировал: «Слава Богу, моя жена не еврейка и не сербка». Поскольку Хорватия кипела националистическим пылом, Туджман пригласил обратно нескольких хорватов-эмигрантов, многих из которых сербы считали военными преступниками, и поклялся привести республику к независимости. Когда сербская команда, болельщики которой сами были откровенными националистами, выходила играть против команды, фанаты которой присягнули на верность HDZ, насилие было неизбежно.
Существует столько же различных рассказов о последующем сражении у «Максимира», сколько там было людей, но что кажется очевидным, так это то, что конфликт был в значительной степени преднамеренным. Были сложены камни, в то время как фанаты использовали кислоту, чтобы сжечь защитные ограждения. Говорят, что «Делие» даже привезли с собой огромное количество белградских номерных знаков и установили их поверх загребских на местных автомобилях, обманом заставив ВВВ атаковать хорватские автомобили. Звонимир Бобан, капитан «Динамо», который продолжал играть за «Милан», стал национальным героем Хорватии, зарядив с ноги полицейскому, избивавшему болельщика «Динамо», в то время как игроков «Црвены Звезды» пришлось полицейскими вертолетами спасать от беспорядков. В общей сложности в тот день семьдесят девять полицейских и пятьдесят девять болельщиков получили ранения, а сотни были арестованы. Среди них выделялось одно имя: Аркан.
Аркан — или Желько Ражнатович, если называть его настоящим именем — был сыном полковника военно-воздушных сил Тито, но вскоре взбунтовался, деля свое время между учебой в колледже общественного питания и кражей кошельков в парке Калемегдан. Когда ему было семнадцать, он впервые был арестован и приговорен к трем годам заключения в центре содержания под стражей несовершеннолетних. Похоже, что, когда он был освобожден, его отец, пытаясь исправить положение, связал его с контактами в югославской службе государственной безопасности (UDBA). Аркан, однако, переехал в Западную Европу и сделал карьеру грабителя банков. Он был заключен в тюрьму в Бельгии в 1974 году, но сбежал; он был заключен в тюрьму в Голландии в 1979 году, но сбежал; и он содержался в тюремной больнице в Западной Германии после ранения во время налета, но сбежал. Беззаботный и, казалось бы, тот, кого невозможно удержать в тюрьме, он стал почти мифической фигурой, однажды войдя в зал суда в Швеции, где проходил процесс над его коллегой, и добившись его освобождения, направив пистолет на судью. Теперь кажется вероятным, что ему, по крайней мере частично, помогал UDBA, которая, вероятно, наняла его в качестве боевика. Однако не только его скользкость сделала ему имя. Там, где другие гангстеры упивались излишествами, Аркан был известен своей воздержанностью. В одной истории он стоит у открытого окна, выполняя свой режим физических упражнений, в то время как позади него его сообщники празднуют успешный рейд виски, сигарами и проститутками. Затем, в 1986 году, он вернулся в Белград, открыл кондитерскую прямо через дорогу от «Мараканы», купил розовый Кадиллак и начал более открыто работать на UDBA.
Это был также год, когда члены Сербской академии наук и искусств опубликовали свой меморандум, выражающий недовольство позицией сербов в рамках югославской конституции, и год, когда Слободан Милошевич стал лидером Сербской коммунистической партии. В следующем году, после того как беспорядки среди сербов в Косово предупредили его о том, что политический капитал можно заработать на национализме, Милошевич сменил Ивана Стамболича на посту президента Сербии. Фанаты «Црвены Звезды», которые держали в руках фотографии писателя-диссидента Вука Драшковича, лидера партии сербского обновления, в основном поддерживали его правые взгляды, но Милошевич знал, что их анархические страсти вскоре могут обернуться против него — что, в конечном счете, и произошло. Соответственно, он попросил Аркана приструнить их. «Мы обучали фанатов без оружия, — сказал Аркан. — Я с самого начала настаивал на дисциплине. Вы знаете наших фанатов — они шумные, любят выпить, пошутить. Я остановил все это одним махом. Я заставлял их стричь волосы, регулярно бриться, не пить. И вот все началось так, как и должно было быть». Под его руководством Цыгане стали «Делие» — «Сильными» или «Героями».
Они были одной из самых опасных хулиганских фирм в Европе, но при Аркане «Делие» стал чем-то более зловещим, и он вышел из их рядов, чтобы сформировать своих «Тигров». Через несколько недель после победы в Бари — когда было устроено «представление, которое Европа никогда не забудет», как сказал мне один фанат, — «Тигры», распевая песни, которые они пели на Северной трибуне, вышли вперед. Они были там в Вуковаре в 1991 году, когда сотни хорватских пациентов были вывезены из больницы, упакованы в грузовики и расстреляны в поле, и они были там же в следующем году в Биелине, убивая мусульман или выгоняя их из своих домов в начале конфликта в Боснии.
Когда в 1995 году началось хорватское контрнаступление, Аркан вернулся в Белград со своей новой женой, поп-звездой Цецей, с которой он познакомился в октябре 1993 года на праздновании третьей годовщины образования «Тигров». (Их свадьба была оргией китча на тему Косовской битвы 1389 года, Аркан был одет как воин, а Цеца — как одна из женщин, ухаживавших за ранеными. Он подъехал к дому ее родителей на белом коне, и, как это было принято в четырнадцатом веке, ее отец попросил его доказать свою состоятельность, сбив из арбалета яблоко, стоявшее на верхней части двери. Его первая попытка не удалась, как и вторая, и третья, поэтому, прежде чем стало слишком неловко, он кивнул своим приспешникам, которые разнесли его в пух и прах из автоматов Калашникова.) Аркан смотрел по телевизору, как хорваты отвоевали землю, которую он помог завоевать, и, если верить легенде, был так взбешен, что снова надел форму и позвонил в «Делие». В течение получаса его «Тигры» собрались за пределами «Мараканы», готовые вернуться на войну. В Боснии было больше зверств. Речь шла не просто о земле, но и о финансовой выгоде. Говорили, что «Тигров» всегда можно было узнать, потому что у них под ногтями была земля, оставшаяся от рытья в садах разграбленных домов в поисках спрятанных драгоценностей. Война сделала Аркана печально известным, но она также сделала его богатым.
Аркан построил дом рядом с «Мараканой» и попытался захватить «Црвену Звезду», но тогдашний президент клуба Драган Дзаич дал ему отпор. И вот, в 1996 году Аркан возглавил «Обилич», один из старейших клубов Белграда, но не один из самых успешных. Однако влечение к нему — очевидно. «Обилич» назван в честь Милоша Обилича, рыцаря, который предположительно убил турецкого султана Мурада в Косово. Поражение, понесенное от рук Османской империи, остается центральным в сербской психологии: они несправедливо угнетенные, но славно проигравшие. Что может быть лучше для Аркана, чем выдать себя за новоявленного Обилича, бича неверных.
Взлет «Обилича» был поразительным. Получив повышение в 1996/97 годах, в следующем сезоне они проиграли всего одну игру и выиграли первый титул в своей истории. Они могли бы выиграть и второй в следующем году, проведя двадцать четыре матча без поражений с начала сезона, но чемпионат был приостановлен 14 мая, когда начались бомбардировки НАТО. Однако это не было похоже на сказку «из грязи в князи», которую любит представлять клуб.
Судей, прибывающих на стадион «Обилича», встречали тяжеловесы в камуфляже, игроки соперника таинственным образом убирались за несколько часов до матчей, а «Тигры», многие из которых были вооружены, заполонили трибуны, явное предупреждение любой команде, испытывающей искушение переусердствовать. А потом пошли слухи, что в раздевалку гостей перед началом матча закачивался успокоительный газ; возможно, это неправдоподобно, но воспринято достаточно серьезно, чтобы, когда «Црвена Звезда» играла там, они переодевались на автостоянке. И даже если бы не было газа, всегда оставалась вероятность, что Аркан может нанести визит в раздевалку гостей в перерыве. Однажды, согласно распространенной истории, он пригрозил прострелить колено центральному нападающему соперника, если тот забьет во втором тайме.
Благодаря таким махинациям и, по общему признанию, впечатляющей обороне, «Обилич» подошел к своему последнему матчу сезона с разницей в два очка от возглавлявшей таблицу «Црвены Звезды». Обе команды играли на выезде против команд, которым грозил вылет: «Црвена Звезда» против «Железника» и «Обилич» против «Пролетера». За несколько дней до матчей президент «Железника» Юша Булич был застрелен в баре Белграда в ходе, по-видимому, разборки преступного мира. Достойно воодушевленный, «Железник» выиграл со счетом 2:1. Любопытно, что игра «Обилича» началась с небольшим опозданием. Они вели со счетом 1:0, когда стало известно, что «Црвена Звезда» потерпела поражение, а это означало, что для завоевания титула им нужна была всего лишь ничья. «Пролетер» быстро сравнял счет и таким образом набрал очко, необходимое им, чтобы избежать матчей плей-офф за выживание.
УЕФА, однако, не была в восторге от идеи, что обвиняемый военный преступник будет возглавлять команду Лиги чемпионов, поэтому Аркан ушел с поста президента, позволив своей жене занять это место. Он оставался в качестве консультанта до января 2000 года, когда ему в грудь выстрелили тридцать восемь раз, когда он сидел и пил кофе возле отеля «Интерконтиненталь» в Белграде. Его убийцы так и не были пойманы, и существует множество теорий относительно того, почему он был убит. Некоторые говорят, что его убийство было заказано сыном Милошевича, Марко, который ревновал Аркана к власти на черном рынке; некоторые говорят, что это была тайная полиция, боявшаяся того, что он может раскрыть, если когда-нибудь приедет на допрос в Гаагу; некоторые говорят, что это была обычная война между бандитами; есть и другие, хотя, возможно, романтики, которые предполагают, что его партнеры по «Обиличу» были возмущены тем, сколько денег он выкачал из клуба, и что, в конце концов, именно футбол погубил его.
Наследие Аркана продолжает жить в косметически улучшенной фигуре Цeцы. Я отправился в Белград летом 2003 года, предварительно договорившись взять у нее интервью. К сожалению, она была недоступна, поскольку несколькими неделями ранее была арестована в связи с убийством премьер-министра Сербии Зорана Джинджича. В качестве оправдания для пропуска интервью — нахождение в одиночной камере практически безупречно. Из VIP-зала на главной трибуне стадиона «Обилича», глядя на деревья, которые тянутся вдоль улицы за другой трибуной, я мог увидеть красную крышу тюрьмы, где ее держали, но это было все, что я смог увидеть. Вместо этого я взял интервью у Бинича, ее исполняющего обязанности президента, но, несмотря на то, что он был сам по себе, он не хотел обсуждать ни Цeцу, ни что-либо, связанное с недавним прошлым клуба.
Мы встретились в ее кабинете, на стене которого висели три фотографии в рамках: одна команды, выигравшей чемпионат 1997/98, другая, где Цeцa на концерте перед 100 000 зрителей на «Маракане», и третья — Аркана, в полном боевом снаряжении, выходящего из клубящегося дыма и стреляющего из пистолета-пулемета в воздух. Внизу, в вестибюле, все еще стоял бронзовый бюст Аркана, рядом с пластиковой моделью предполагаемой реконструкции их стадиона. Две длинные трибуны, полностью из нержавеющей стали и синего пластика, уже построены и чрезвычайно впечатляют, но поскольку средняя посещаемость домашних матчей «Обилича» составляет менее 2 000 человек, они также в значительной степени бессмысленны. Учитывая, что финансы клуба таковы, что в 2003 году они приняли решение выставлять только игроков из команды до 21 года, крайне маловероятно, что проект когда-либо будет завершен, и поэтому недостроенный стадион останется памятником безумию чемпионского титула 1998 года.
Независимо от того, помог Аркану футбол или нет, вскоре после его смерти он обернулся против Милошевича. «Отпор», студенческая оппозиционная группа и бомбардировки НАТО, безусловно, сыграла свою роль, но, что касается «Делие», именно они возглавили внутреннюю оппозицию, они осуществили антикоммунистическую революцию в Сербии. Поражение в Боснии и трудности, вызванные санкциями и бомбардировками НАТО, ожесточили отношение к Милошевичу, но, за исключением нескольких студенческих демонстраций, страх сдерживал открытое общественное несогласие до 26 июля 2000 года, когда «Црвена Звезда» сыграла с грузинским «Торпедо Кутаиси» во втором квалификационном раунде Лиги чемпионов.
«Я была там, — сказала мне Лиляна. — То, что произошло, было невероятно. Нужно понимать, что до этого дня, даже если нам и не нравился Милошевич, мы бы не смели об этом говорить». Когда «Црвена Звезда» одержала победу со счетом 4:0, «Делие» кричали: «Сделай Сербии одолжение, Слободан, и покончи с собой» — насмешка с особой остротой, учитывая историю самоубийств в семье Милошевича. Полиция вмешалась, но «Делие» дали отпор. Было изъято знамя «Црвены Звезды», и двое полицейских растоптали его. Однако, когда они это делали, к ним подошел тренер «Црвены Звезды» Славолюб Муслин, который убедил их отдать ему флаг и бросил его обратно через ограждение в толпу. Символично, что Муслин и, следовательно, «Црвена Звезда», как было замечено, присоединились к протесту.
Несогласие распространилось на другие стадионы. Практически каждая игра превращалась в митинг против Милошевича. 24 сентября Милошевич потерпел унизительное поражение на выборах от Воислава Коштуницы. Тем не менее он пытался удержаться у власти, сначала потребовав проведения второго тура голосования, а затем через суд добившись отмены выборов. Однако на этот раз движение против него было слишком сильным. Была всеобщая забастовка. По всей Сербии начали возникать очаги протеста. В Чачаке, в 160 километрах к югу от Белграда, мэр Веля Илич, бескомпромиссный критик Милошевича, собрал противников режима и двинулся на столицу. К тому времени, когда его колонна с бульдозером во главе достигла Белграда, в ней насчитывалось 10 000 человек. Оказавшись там, к силам Илича присоединились «Отпор» и «Делие». Скандируя «Сделай одолжение Сербии, Слободан, и убей себя», они выбили двери государственной телевизионной станции и подожгли здание. «Нам надоело смотреть государственное телевидение, — сказал Илич. — Нам надоело жить в Сербии Милошевича. Я спланировал все это со своими приятелями. Это был скромный вклад Чачака. Нам надоело то, как действовала оппозиция. Она была бесполезна. Мы маршировали, критиковали Милошевича, а потом все расходились по домам, а он все еще был на своем месте. Мы решили: "Мы мужчины, давайте сделаем это"».
И вот толпа двинулась к зданию парламента, которое к тому времени было оцеплено полицией. Скандирование продолжалось, и был применен слезоточивый газ. Однако «Делие» привыкли к столкновениям с полицией и, несмотря на призывы Илича к спокойствию, отказались, чтобы их разогнали. Оцепление полиции было прорвано, протестующие ворвались в здание, обыскивая его в поисках доказательств того, что Милошевич пытался сфальсифицировать выборы. Поиски не заняли много времени, и вскоре воздух снаружи был заполнен избирательными бюллетенями, каждый из которых был помечен крестиком рядом с именем Милошевича. Studio B, некогда независимый канал, который был превращен в пропагандистский центр правительства, прекратил трансляцию, но чуть позже вернулся в прежнем виде, назвав Коштуницу избранным президентом. Вскоре после этого Коштуница предстал перед парламентом и начал свое обращение к повстанцам со слов: «Добрый вечер, освобожденная Сербия».
Неделю спустя «Црвена Звезда» встретилась с «Партизаном» на «Маракане». Это мог бы быть день славного празднования, когда соперники забыли о своих разногласиях и признали вклад каждого в свержение тирана — несколько фанатов «Партизана» сыграли заметную роль в штурме парламента — но все превратилось в беспорядки. Тогдашним председателем «Партизана» был Мирко Марьянович, сербский президент и близкий соратник Милошевича. В глазах фанатов «Црвены Звезды» они столкнулись с тем же врагом, которого свергли неделей ранее. Знамена на Северной трибуне ясно выражали их чувства. «Мирко в тюрьму; "Партизан" во второй дивизион», — гласил один; «Солнце свободы восходит с нашей победой», — гласил другой.
Перед началом матча со трибуны «Партизана» раздались скандирования, призывающие к отставке Марьяновича и его приспешников. Постепенно протесты становились все более ожесточенными, и в полицию, которая также в некотором роде представляла старую гвардию и которая, в конце концов, в течение нескольких месяцев жестоко подавляла инакомыслие, стали бросаться сиденья и файеры. Через три минуты после начала игры болельщики «Црвены Звезды», возмущенные разрушением своего стадиона, бросились в атаку. Когда сотни болельщиков высыпали на поле, даже игроки оказались вовлечены в потасовки. Журналист Деян Николич был в тот день на Северной трибуне. «Волна была огромной, и не было никакого смысла пытаться ей противостоять, — писал он. — У тебя был выбор: либо бежать вместе с толпой, либо быть растоптанным несколькими сотнями фанатов. Повсюду люди теряли равновесие и исчезали под бегущей толпой. Один фанат сказал мне: "Они никогда не были на передовой ни во время одной из демонстраций. Они никогда не дрались с полицией — по крайней мере, когда носили цвета "Партизана". А теперь вдруг они здесь и претендуют на все заслуги — мы не позволим им этого сделать"».
Два года спустя атмосфера стала спокойнее, но то чтобы очень. Когда фанатов «Црвены Звезды» гнали через весь город от «Мараканы» к их трибуне на стадионе «Партизан», их забрасывали монетами, но, казалось, это никого особо не беспокоило. Такое случается во время дерби. Сразу за выездной трибуной находится небольшая, почти причудливая церковь, окруженная кладбищем, от которого фанаты «Партизана» и получили свое название «Гробари» — «Могильщики». Группа была официально закрыта несколько лет назад после инцидента, в результате которого файер, пущенный с трибуны хозяев, убил восьмилетнего фаната «Црвены Звезды» — «Делие» продолжает оставлять свои места пустыми — но на нескольких баннерах на стадионе и вокруг него по–прежнему присутствует название — Гробари.
На подходах к стадиону «Партизана» были контрольно-пропускные пункты и обыски через каждые несколько метров (настолько тщательные, что у меня конфисковали упаковку таблеток-капсул от простуды), но фанатам все равно удалось пронести сотни сигнальных ракет на стадион. Наверху, в ложе для прессы, шатком деревянном сооружении, примостившемся наподобие голубятни на вершине главной трибуны, все казалось очень безопасным, главным образом потому, что рядом со мной никого не было. Слева от себя фанаты «Црвены Звезды» держали большие листы с красными карточками, справа фанаты «Партизана» крутили над головами черные бумажные вкладыши, потому что дерби, конечно — это не только борьба, но и представление. Однако непосредственно подо мной трибуна была практически пуста. Там была россыпь красно-белых футболок и россыпь черно-белых, но они обращали друг на друга мало внимания. Враждебность, как оказалось, была зарезервирована для тех, кто этого хотел. Полиция окружила каждую фанатскую трибуну, но, несмотря на случайные потасовки и ливни сигнальных ракет, они не предпринимали никаких попыток вмешаться. Рассуждение, по-видимому, заключалось в том, что те, кто идет на фанатские трибуны, отдают себя трибунам. Действительно, серьезные неприятности разразились во время матча Кубка УЕФА между «Црвеной Звездой» и «Кьево» в 2002 году, когда полиция нарушила неписаное правило и вошла на Северную трибуну «Мараканы».
Перелезая через забор перед фанатами «Црвены Звезды», я увидел Петю, участника «Делие», с которым познакомился накануне. Его ответ на мой вопрос о том, почему он поддерживал «Црвену Звезду», заставил меня, уже не в первый раз, задуматься, не была ли идеология чем-то вроде оправдания. (Милошевич использовал национализм, чтобы сохранить политическую власть; Аркан использовал его, чтобы заработать деньги; «Делие» используют его, чтобы придать логику насильственному утверждению своей идентичности как фанатов «Црвены Звезды».) «Мы обычные люди, — сказал Петя. — Мы студенты или люди, которые ходят на работу. Фанаты "Партизана" — это быдло или дураки». В каком-то смысле ты просто красно-белый или черно-белый. Все без исключения игроки, с которыми я разговаривал, настаивали на том, что всю жизнь были фанатами клуба, за который выступали.
Конечно, это достаточно распространенное утверждение во всем мире, но, учитывая, что лишь семь игроков играли за оба клуба, в Белграде этому верят больше, чем в большинстве других мест. Помогло то, что в то время каждый игрок был югославом, но даже те, кто родился далеко от Белграда, поддерживали тот или другой клуб. Тогдашние нападающие «Црвены Звезды» Михало Пьянович и Бранко Бошкович оба настаивали, что предпочли бы вообще не играть в футбол, чем выступать за «Партизан». «С самого раннего возраста ты выбираешь "Црвену Звезду" или "Партизан", даже если ты не из Белграда, — сказал Пьянович, который родом из Приеполье. — Я помню, как в 1991 году пошел на полуфинал Кубка чемпионов против мюнхенской "Баварии". У меня были родственники, к которым мы приехали и остановились в Белграде, поэтому я впервые пришел на игру, когда был очень молод». Бошкович родился еще дальше. «"Црвена Звезда" похожа на "Манчестер Юнайтед", — сказал он. — Ты в очень раннем детстве выбираешь их в качестве своей команды. Я жил в Черногории, так что это было слишком далеко, чтобы приезжать на игры, когда я был маленьким, но я был фанатом "Црвены Звезды"».
На «Маракане» есть телестудия, но капитан «Партизана» Саша Илич поклялся никогда не давать там никаких интервью, настаивая на том, чтобы камеры были направлены на него, в то время как Любиша Тумбакович, который в девяностых годах привел «Партизан» к шести чемпионским титулам, ненавидел «Црвену Звезду» так сильно, что однажды швырнул чашку кофе через весь ресторан, потому что ее подали с красной ложкой.
За день до этой игры, которая закончилась со счетом 2:2, я встретился с менеджером по маркетингу «Црвены Звезды», пугающе энергичным Зораном Аврамовичем. Сербский футбол, по его признанию, страдал от той же проблемы, что и все лиги после развала, как в бывшей Югославии, так и в бывшем СССР: большие клубы были просто слишком доминирующими. «Никто не хочет смотреть лигу, где все знают, кто победит, — объяснил он. — Более мелкие команды должны построить свои школы и попытаться догнать нас. В наши дни люди приходят домой с работы в пятницу, садятся в кресло и пьют пиво, а в выходные они могут бесплатно посмотреть по телевизору семь или восемь матчей со всей Европы. Но если наша лига будет конкурентоспособной, люди захотят посмотреть и ее».
Однако в финансовых проблемах, которые обрушились на крупные западные лиги в первые годы двадцать первого века, он увидел надежду. «Как мы можем развиваться, если продолжаем продавать наших звезд? — сказал он. — В "Црвене Звезде" мы работали над созданием стабильной финансовой ситуации, чтобы нам не приходилось продавать наших игроков, и поскольку на данный момент в Англии, Испании и Италии не так много трансферов, мы можем удержать их еще на два-три года. Но все же придет время, когда игроку предложат в десять, двадцать, пятьдесят раз больше, чем мы можем предложить, и тогда мы не можем ожидать, что игроки останутся, как бы сильно они ни любили Белград. Мы прошли через трудный период. Всем потребовалось много времени, чтобы приспособиться, и разрыв все еще огромен, но, возможно, теперь, наконец, появилась небольшая надежда». Аврамович — человек, который взволнованно говорил бы о будущем, даже когда петля была накинута ему на шею, но, возможно, есть предположение, что ситуация улучшается.
Бо́льшую часть девяностых годов Сербия была бандитской экономикой, в которой до такой степени доминировал Аркан, что главный торговый центр Белграда в шутку называли Арканзасом. Неудивительно, что в футболе также доминировала организованная преступность, воспользовавшаяся системой так называемых «частных контрактов», которые были окончательно объявлены вне закона в 2001 году. Договоренность, по которой частные лица владели игроками и выплачивали им зарплату, сдавая их в аренду клубам в надежде с прибылью продать их за границу, изначально устраивала всех. Игроки пользовались большим количеством льгот и лучшими условиями, чем клубы могли бы им предложить, клубы были освобождены от финансового бремени удовлетворения потребностей лучших игроков, и FSJ видел, как молодые югославские таланты дольше оставались в стране, прежде чем отправиться на более высокую зарплату за границу. А потом организованная преступность взяла верх.
Я говорил с несколькими игроками по этому поводу; все они просили меня не называть их имен. Для некоторых несправедливость была просто финансовой; например, один игрок обнаружил, что его агент-владелец забирает 80% его зарплаты. Свидетельства других людей говорили о всепроникающей коррупции. «Я был в молодежной команде "Партизана", когда я подписал частный контракт, — сказал один игрок. — Мне нужно было играть где-то в другом месте, потому что, будучи реалистом, я знал, что у меня нет шансов рядом с великим поколением игроков, которые появились в клубе в то время. Я просто хотел получить шанс поиграть в футбол за первую команду, поэтому подписал контракт, который не гарантировал мне никаких денег или других выплат, а только соглашение от моего нового менеджера, который был респектабельным бизнесменом, о том, что он найдет мне клуб, где я смогу играть. Он договорился, чтобы я перешел в клуб поменьше, но вскоре он поссорился с клубными чиновниками и отказался от меня. Влиятельная местная фигура забрала у него мой контракт. Потом все стало беспорядочным. Сначала он устроил так, чтобы меня отдали в аренду в команду низшей лиги. Он просто сказал мне по телефону, что на следующее утро я должен собрать свои вещи и уехать за двести километров от Белграда. Я должен был сыграть двенадцать матчей, а затем вернуться в свой клуб. Два лучших игрока из той маленькой команды прошли обратным путем».
«Я был большой надеждой для этого клуба в борьбе за выживание. Я сыграл один матч, дважды забил, а потом позвонил мой менеджер и сказал мне, что я должен получить травму. Я пытался сказать ему, что у меня все в порядке, но он просто сказал, что я должен придумать способ попасть в список травмированных, иначе он сам внесет меня в него. Что я мог поделать? Я симулировал проблемы с желудком и ушел из команды. Они проиграли три матча подряд и были уверены, что вылетят».
Другой, молодой вратарь, признался, что его заманили мыслями о светской жизни. «Друг моего отца увидел, как я играю в школе, и предложил попробовать устроить меня на просмотр в большой клуб из Белграда, — сказал он. — Мы с отцом подписали контракт, и взамен я получил мобильный телефон и собственное жилье. Мой менеджер должен был получать 20% от моей зарплаты в клубе, а также 15% гонорара от любого трансфера, который случится в последующие пять лет. Хотя я не был в первой команде, меня считали талантливым и я проходил специальную подготовку с тренером вратарей. Через некоторое время меня отдали в аренду в небольшой клуб второго дивизиона. Мне сказали, что мне необходимо набраться опыта».
«Но однажды мой менеджер позвонил и сказал, что я должен сделать для него кое-что, что будет много значить для моей карьеры. Мне нужно пропустить четыре гола в игре, которая не имела никакого значения для другого клуба, но была очень важна для нас. Эти три очка могли бы стать решающими в борьбе за выход в первый дивизион. Я возразил, и, зная, что он был другом моего отца, я был почти уверен, что ничего плохого не случится. За день до игры он позвонил и попросил меня вернуться в Белград, чтобы обсудить мое решение. Я согласился и поехал в дом, где он сказал, что мы с ним встретимся. Его там не было, но там были четверо мужчин, которые сказали мне, что они его друзья и что он скоро придет. Меня продержали там два дня, но мой менеджер так и не появился. Я пропустил игру, которую мы проиграли со счетом 1:4. Когда я вернулся в клуб, никто не спросил меня, где я был. Они вели себя так, как будто ничего не произошло. Мой менеджер позвонил мне на следующий день и сказал, что в следующий раз мне лучше сделать то, о чем он просит, добровольно. Я действительно хотел вернуться в Белград и играть в высшей лиге, поэтому подчинился. В течение следующего сезона он несколько раз просил меня о подобных одолжениях».
Частные контракты путь и были объявлены вне закона, но основная проблема, которую они изначально решали, остается. «Црвена Звезда» и «Партизан» уже не те, что были раньше, — объяснил Катанец. — Они не могут быть теми, кем были раньше, потому что, как только они выпускают достойного игрока, он думает: "Отлично, я поехал", Им приходится брать миллионы, которые им предлагают. И они не в худшем положении; другим клубам приходится продавать еще дешевле, а когда вы начинаете продавать своих парней за чрезвычайно небольшие суммы денег, это тупик».
Это, конечно, проблема всей Восточной Европы. Проблема не только в том, что ослабевает национальная лига, когда молодые таланты покидают ее, снижая посещаемость и, следовательно, рекламный и спонсорский потенциал, но и в том, что сами игроки, слишком рано получившие повышение и оказавшиеся в чужой среде, считают, что их собственное развитие замедляется. Есть те, кто преуспел: Например, Деяну Станковичу было девятнадцать, когда он перешел из «Црвены Звезды» в «Лацио», и он почти сразу стал игроком основы, но на каждого такого игрока, как он, приходится десятки, кто провалился. «Я хорошо сыграл в своем первом сезоне в "Лацио", потому что был в эйфории, — объяснил Станкович, — но в последующих двух сезонах мне было очень тяжело. Все очень отличается от Сербии, потому что тебе нужно самому во всем разбираться. Никто не спрашивает, как у тебя дела, и не подталкивает тебя тренироваться усерднее».
Станкович говорит как игрок действительно высшего класса, но значительное число тех, кого продают, просто не топ-уровня, и многие сделки заключаются в интересах агента, а не игрока, даже после отмены частных контрактов. Я случайно оказался вовлечен в блокирование одной такой сделки в 2003 году, когда представитель украинского клуба «Карпаты Львов» спросил меня, что я знаю о трех игроках, которых его клуб рассматривает для подписания из «ОФК Белград». У «Карпат» сложилось впечатление, что все трое были игроками первой команды, но когда я попросил Милену проверить это, она ответила, что только один из них вообще играл за старшую команду.
В коммунистические времена игрокам запрещалось выезжать за границу до достижения ими двадцати восьми лет, и практически все, с кем я разговаривал в Восточной Европе — за исключением игроков, конечно — хотели бы, чтобы эта система была в той или иной форме введена вновь. «Маленькие страны должны найти механизм, чтобы остановить отток всех этих талантов и вместо этого сконцентрировать качество региона в своей собственной лиге, — сказал Катанец. — Как мы это сделаем? Либо имея правила, которые достаточно сильны, чтобы не дать ребятам уехать, либо имея спонсоров, которые достаточно богаты, чтобы содержать их. Но я говорю гипотетически. ЕС, ФИФА и УЕФА немедленно придут и скажут, что у нас не может быть такого правила, а спонсоры здесь просто не могут конкурировать со спонсорами из крупных стран».
Рынок таких стран, как Сербия, попал в порочный круг. Игроки уходят, чтобы заработать больше денег, что делает их лигу менее привлекательной, затрудняя сбор средств для удержания других игроков. И все же оптимизм Аврамовича, возможно, не совсем неуместен. В 2004 году Сербия-Черногория заняли второе место на чемпионате Европы среди юношей до 21 года, и это поколение игроков в целом признано лучшим в регионе со времен величественной сборной Югославии, которая выиграла молодежный чемпионат мира в Чили в 1987 году. Такие игроки, как Симон Вукчевич, Бошко Янкович, Марко Перович и Душан Баста, являются хорошим предзнаменованием для будущего сербского футбола, и, хотя Вукчевич, безусловно, был отвлечен предложенными ему деньгами, по крайней мере, казалось, что их клубы в целом готовы противостоять искушению быстро подзаработать. Сообщалось, что «Црвена Звезда» отклонила предложение в £4 млн. за Янковича от «Порту». «"Црвене Звезде" нужен Бошко Янкович, — объяснил его тренер Ратко Достанич. — Мы хотим создать сильную команду, способную конкурировать в Европе. Каждый клуб зависит от денег, полученных от продажи игроков, но мы не будем продавать игроков, которые нам нужны. Каждый игрок, включая Янковича, должен думать о завоевании трофеев, а не о трансферах». Сам Янкович говорил о том, что у него еще много времени, что ему еще многого нужно добиться в красно-белой футболке.
Благородные чувства, конечно, и «Црвена Звезда» — клуб с исключительным эмоциональным притяжением, но Сербия ведет распродажу начиная с 1990 года. Даже если отток замедляется, клубы и игроки, независимо от того, насколько велика их взаимная привязанность, никогда долго не сопротивляются рынку. Во всяком случае, это многое говорит о том, что спустя четырнадцать лет после победы в Кубке чемпионов «Црвена Звезда» праздновала просто потому, что молодой игрок решил остаться с ними еще на сезон.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе.
