Сид Лоу. «Страх и ненависть в Ла Лиге» 15. Команда мечты, часть 1
Примечание автора/Примечание о валюте и языке
***
Жоан Гаспар расстегнул свой ремень, спустил брюки и глубоко вздохнул. Было почти пять часов утра. Он знал точное время, потому что видел Биг-Бен с того места, где стоял в кричащих плавках, футболке «Барселоны» и больше на нем не было ничего. Он медленно начал спускаться по каменной лестнице, неуверенно ступая, пока не добрался до самого низа. Наверху, на дороге, собралась толпа, которая смотрела вниз и гадала, действительно ли он собирается это сделать. Фотографы следовали за ним всю дорогу, и к нему присоединились два друга, один из которых был одет в шарф Барсы в комплекте с плавками. Достигнув низа, Гаспар остановился, потянул носок, а затем нырнул под воду, ненадолго исчезнув в грязно-зеленой воде Темзы.
«Лишь позже я узнал, что у реки невероятное подводное течение, — говорит Гаспар, оглядываясь на тот момент двадцать лет спустя. — Было не особенно холодно, но было грязно, и потом мне сказали, что это опасно. Ты можешь быть затянут и исчезнуть, пока, несколько веков спустя, твое тело не найдут. Точнее, твой скелет». Там, наверху, его ждали полотенца и такси. «Водитель спросил, не хочу ли я пойти позавтракать с королевой. Он, вероятно, подумал про себя: "Какой-то сумасшедший идет купаться в Темзу в 5 утра? Интересно, что еще ему приглянулось? Почему бы не заскочить во Дворец?" А я ответил: "Нет, спасибо, я промок насквозь". Водитель видел, что мы не были пьяны, и за нами следили операторы, но он ни разу не обернулся. Я даже не представился».
Если бы он все же это сделал, то мог бы сказать таксисту, что он вице-президент ФК «Барселона» и что он выполняет свой долг. Он мог бы также сказать ему, что это был величайший вечер в его жизни.
«Я понимаю, что вице-президенту "Барселоны", вероятно, не следовало бы делать нечто подобное, — с усмешкой признается Гаспар, — но я всегда был фанатиком, с самого детства. Я обещал пойти искупаться в реке, если мы выиграем тем вечером. Я думал, что никто не вспомнит, но когда я вышел со стадиона, там было полно болельщиков, и все они стучали в окно, делая жесты». Гаспар останавливается и изображает нырок. «Тогда я понял, что не смогу просто так избавиться от этого. Кроме того, я не жалею об этом».
С чего ему жалеть? 20 мая 1992 года «Барселона» наконец выиграла Кубок чемпионов, обыграв «Сампдорию» на «Уэмбли».
Утром перед матчем на обложке El Mundo Deportivo появился Христо Стоичков, одетый в шлем лондонского бобби [полицейского], с поднятыми вверх большими пальцами и Биг-Беном за спиной. «Самый важный день», — гласил заголовок. Как будто была необходимость в напоминании. Вратарь Андони Субисаррета вспоминает дебаты на поле накануне вечером, когда игроки «Барселоны» спорили, сколько ступенек до королевской ложи. Другие помнят тишину в командном автобусе. Некоторые погрузились в свою музыку, в том числе Пеп Гвардиола. Раздевалка была настолько маленькой, что администратор по экипировке был вынужден оставлять сумки в коридоре, и игроки практически сидели друг на друге, буквально жарились в одном котле. «Барселона» прибыла за два часа до начала матча. Ожидание казалось вечным. Нападающий Хулио Салинас расхаживал взад-вперед, взад-вперед. Его товарищ по команде Хосе Мария Бакеро много говорил. Но многое было намного меньше, чем обычно. Непосредственно перед игрой тренер Йохан Кройфф сказал своим игрокам: «salid y disfrutad». Выходите и наслаждайтесь.
Наслаждайтесь? Они никак не могли наслаждаться. Напряжение было слишком велико. Вингер Чики Бегиристайн говорит о давлении, которое было «подавляющим». Одна газета объявила, что они были ближе к этому моменту, чем когда-либо — ближе, чем в Берне в 1960 году, ближе, чем в Севилье в 1986 году. Но ожидалось, что они выиграют и те финалы, но проиграли оба, и никто не мог выбросить их из головы. Севилья была всего шесть лет назад, и даже если те игроки и ушли, то бо́льшая часть персонала осталась. Болельщики нервничали. «Люди останавливали нас на улице и говорили, что не хотят пережить еще одну ночь, подобную Севилье», — вспоминает защитник Роналд Куман.
Тот вечер в Севилье, 7 мая 1986 года, стал, пожалуй, величайшим испытанием в истории «Барселоны». Казалось, они никак не могли проиграть. Их соперники, бухарестская «Стяуа» из Румынии, играли свой первый в истории финал, игра проходила на стадионе «Санчес Писхуан» в Севилье, что означало, что «Барселона» практически играла дома с 70 000 собравшихся в городе болельщиками, и на этот раз удача была на их стороне. В полуфинале хет-трик нападающего «третьего выбора» Пичи Алонсо позволил им отыграться со счета 0:3, что случились в первом матче против «Гетеборга», в итоге пройдя дальше в серии пенальти. Вратарь Хавьер Уррутикоэчеа, чей отбитый пенальти принес им победу в чемпионате в прошлом сезоне, отбил один мяч и сам забил еще один, Виктор Муньос реализовал решающий пенальти, отправив «Барселону» во второй финал Кубка чемпионов двадцать пять лет спустя, и, пока Муньос праздновал победу, к нему подбежал безумный мальчик, подающий мячи в спортивном костюме Барсы, схватил его за руку и стал умолять отдать ему футболку. Мальчика звали Хосеп Гвардиола.
«Люди думали, что мы едем туда, чтобы забрать трофей, а не бороться за него, — говорит Анхель Мур-младший, физиотерапевт клуба и администратор по экипировке. — Никто не слышал о "Стяуа". Мы были в отеле и смотрели, как мимо проезжает автобус за автобусом, полным болельщиков "Барселоны". Стадион был нашим, целиком». По мнению многих в «Барселоне», румынам даже предлагали сдать игру. Предложение было отклонено — не столько потому, что оно было сочтено неэтичным, сколько потому, что оно было сочтено ненужным. Как вспоминает об этом Пичи Алонсо: «Было так ясно, что мы победим: у них не было ни репутации, ни престижа. На стадионе в Севилье присутствовало 47 000 человек, а 46 700 были болельщиками "Барселоны". Что, черт возьми, им делать-то? Добавь достаточное количество ингредиентов, и создашь варево, которое обернет все против тебя. Подсознательно, я думаю, даже мы думали, что победа у нас в кармане».
Севилья была самым мрачным часом «Барселоны»: «ужасная травма, ужасающая, отчаянно печальная», по словам Гаспара, в то время как Стив Арчибалд признает: «Это все еще преследует меня по сей день». Менеджер Терри Венейблс говорит, что он «никогда не был так подавлен». «Я ношу эту боль внутри себя; она будет сопровождать меня вечно», — говорит вингер Лобо Карраско. Карраско так сильно страдал, что недавно отказался ехать в Бухарест на юбилейное мероприятие, а последующие успехи сделали это еще более трудным: «Каждый раз, когда я вижу "Барселону" в финале, маленький дьявол проникает в мой разум и говорит мне, что мы могли бы быть первыми... это putada psicológica [психологическая шлюха], она играет с твоим разумом».
Поистине ужасный матч закончился со счетом 0:0. Румыны вообще не атаковали. «Черт подери, они не переходили центральную линии: они не хотят выходить вперед и освобождаться, они хотят быть победителями», — отмечает Арчибалд. И «Барселона» так и не нашла выхода. «[Бернд] Шустер, наш основной плеймейкер в полузащите, уже сказал нам, что улетает сразу после матча, — вспоминает Пичи Алонсо. — Мы подумали, что он шутит, но он сказал, что его жена заказала частный самолет. "А как насчет празднования?" Fiestas, cojones. Вечеринки, черт бы их побрал». Как оказалось, Шустер выполнил свою угрозу. Замененный на восемьдесят пятой минуте, он, не сказав ни слова, вышел прямо со стадиона и сел на заднее сиденье такси. Вступив в открытый конфликт с «Барселоной» из-за своих действий, он не сыграл ни одной игры в следующем сезоне, а в 1988 году перешел в мадридский «Реал».
Когда дело дошло до пенальти, давление было сильным, но «Барселона» все еще думала, что у них есть шанс: в конце концов, у них был Уррути, и они вышли в финал благодаря серии пенальти. Это была возможность и ответственность в одном флаконе. Забей, и игроки «Барселоны» навсегда стали бы героями; промахнись и... что ж, случилось то, что случилось. Шустера не было, Арчибалда не было; пенальтистов не осталось; усталость и разочарование взяли верх. «Было, — вспоминает Пичи Алонсо, — desbandada, дезертирство. Внезапно все исчезли. Вжих! И нет. Никто не хотел бить пенальти. Терри спросил: "Пичи?" Я сказал "хорошо". Я должен был сказать: "Скажи своей матери, чтобы она била! Я разминаюсь уже сто минут, жду, я взбешен, ты не можешь просить меня бить один из ударов". Но, конечно, я думаю, что мы можем победить; Я думаю, что мы все еще можем быть героями. Но меня одолевают сомнения... И пробил ужасно».
Он был не одинок. Никто не мог забить за девяносто минут, никто не мог забить еще за тридцать минут, и никто, казалось, не мог забить с пенальти. Бухарестская «Стяуа» выиграла финал со счетом 2:0 по пенальти. Уррути отбил два, но Хельмут Дакадам отбил все четыре удара, пущенные в его ворота. Не столько потому, что он совершал блестящие сейвы, сколько потому, что «Барселона» так плохо их исполняла — по словам Арчибалда, «ужасно плохо». После финала вратарь исчез на два года. Ходили слухи, что мадридский «Реал» подарил ему машину, но правда была более удручающей: тромбоз вынудил его завершить карьеру, и, оставшись без гроша в кармане, он был вынужден продать перчатки, которые носил в тот вечер. Все, что у него осталось от финала — это потрепанный плакат, взятый из журнала.
Холодный анализ показывает, что достижения «Барселоны» под руководством Терри Венейблса в период с 1985 по 1986 год были невероятными: они выиграли первый титул за одиннадцать лет, а затем вышли в финал в Севилье, проиграв лишь по пенальти. Но это было не так. «Кубок чемпионов укрепил бы чемпионский титул, придав ему ценность; не выиграв Кубок чемпионов, мы облили грязью чемпионский титул», — говорит один игрок. «Мы преодолели одиннадцатилетнюю засуху, но всем запомнился именно тот финал», — говорит другой. С течением времени боль поутихла — в 2011 году клуб отдал дань уважения этой команде в двадцать пятую годовщину завоевания титула, и большинство игроков настаивают на том, что теперь, наконец, хорошее вспоминается наряду с плохим. Но в то время ощущение было противоположным.
«Что должно было произойти, так это то, что команду, которая выиграла чемпионат и вышла в финал Кубка чемпионов, следовало хвалить и поощрять продолжать в том же духе, — говорит Арчибалд, — но этого не было. Это должно было стать началом чего-то. Мы были всего в одном пенальти от победы в Кубке чемпионов, но у нас не было должного четкого мышления». «Как только мы проиграли, люди стали искать, в кого бы выстрелить, — говорит Мур. — Этот финал убил всех».
«Барселоне» не могло быть предоставлено лучшей возможности наконец-то противостоять мадридскому «Реалу». Они не воспользовались ей, и это было больно. Человеком, который не забил последний пенальти, был Маркос Алонсо, сын бывшего центрального защитника мадридского «Реала» Маркитоса. «Этот финал оставил на нас шрамы. Я не забил последний пенальти. После Севильи я долго...» — говорит он, его голос замолкает, фраза остается незаконченной. Затем он добавил: «Это был шанс сказать моему отцу: "Смотри, папа, у меня тоже он есть. Мы тоже выиграли Кубок чемпионов. Да, у тебя их пять, но теперь и у меня один есть". И, в конце концов, я не смог». После игры в севильском отеле «Альфонсо XIII» был устроен банкет. Там было триста человек; был приглашен каждый тренер, который когда-либо был у «Барселоны». Но не было слышно ни звука. Венейблс вспоминает, что его «практически игнорировали». Арчибалд описывает банкет как «жестокое... ничто», Маркос Алонсо — как «просто ужасно; все были мертвы».
Боль Севильи нависла над «Барселоной»; она все еще была там, в раздевалке «Уэмбли» в 1992 году. Давление, тяжесть истории. Salid y disfrutad. «Ты знал, что имел в виду Кройфф: другого шанса может и не быть, и мы должны были использовать его по максимуму, — вспоминает датский форвард Микаэль Лаудруп. — Мы были частью этого события: гораздо хуже проиграть в полуфинале, чем в финале. Он хотел, чтобы мы расслабились и играли, забыли обо всем этом. Для наших ушей это были правильные слова. Но мы не могли выйти на поле и наслаждаться, потому что очень хотели победить».
Нападающий Хулио Салинас признает: «Мы все были cagados, обделавшиеся. Мы не могли наслаждаться матчем пока тот не закончился».
«Сампдория» играла с девятью игроками за мячом, надеясь поймать «Барселону» на контратаке. И хотя Стоичков попал в штангу, а Салинас упустил прекрасный шанс — «это мои бутсы должны были быть в музее клуба», — говорит он, — итальянцы были опасны при контратаках . Альберт Феррер персонально опекал Роберто Манчини, Джанлука Виалли упустил два хороших момента, но голов так и не было. Лаудруп говорит об этом просто: «Это была не очень хорошая игра». Матч перешел в дополнительное время. «Барселона» попала в штангу, как в 1961 году, а теперь, казалось, была близка к серии пенальти, как в 1986 году. Но не снова. На скамейке нервничал Чики Бегиристайн: «Мы не можем, мы не можем, нет, нет, нет... Мы просто не можем. У нас были шансы, но мы их упустили, и ты думаешь: "Черт, этого не может быть"».
Но затем, на 111-й минуте, Эусебио Сакристан сфолил аккурат перед штрафной площадью. Штрафной удар. Стоичков откатил мяч, Бакеро остановил его, а Куман нанес сильный и прямой удар. Стенка раскрылась, и мяч пронзил ее насквозь. Как гласил заголовок в El Mundo Deportivo на следующее утро: «111-я минута: Куууууууууууман!» «Каждый год люди звонят мне, чтобы спросить, помню ли я это, — говорит Куман. — Как я мог его забыть?» Он сорвался с места и побежал еще до того, как мяч попал в сетку ворот; он видел, как снаряд летит в угол.
На скамейке запасных они не могли этого увидеть. «Это момент, чувство, — говорит Бегиристайн. — На самом деле ты ничего не видишь». На другом конце поля не смог этого сделать и Субисаррета. Для голкипера «Барселоны» самый важный гол в истории клуба был забит в три этапа. Он начинает его визуализировать. «Я вижу, как бьет Роналд, — говорит он. — Я вижу, как стенка движется, и мяч исчезает за ней. Затем я вижу, как стадион поднимается.... Вот тогда-то я и понял, что это гол; я не видел мяча, я видел болельщиков. А еще и слышал».
Как и Гаспар. Вице-президент «Барселоны» покинул свое место в ложе директоров на первой минуте и вышел со стадиона, не выдержав напряжения. Он продолжал ходить в течение сорока пяти минут, а затем направился обратно, рассчитывая, что финальный свисток прозвучит примерно в то же время, когда он дойдет. Но нервы заставили его идти быстрее, и когда он вернулся, оставалось пятнадцать минут до девяноста, а затем и дополнительное время. Все еще в ужасе, игра все еще висела на волоске, он заперся в туалете, слишком напуганный, чтобы смотреть. Когда мяч попал в сетку, по направлению рева он понял, что гол забила «Барселона». Через несколько секунд в дверь постучал полицейский: «Вы забили, вы забили».
Гаспар все еще не выходил. «Оставалось восемь минут, и это были восемь очень напряженных минут, — вспоминает Бегиристайн. — Но Кройфф проявил настоящее спокойствие, и гол изменил все. Теперь все по-другому. Ты думаешь про себя: "Черт возьми, мы близки". Исступление фанатов, безумие, атмосфера. И этот актуальный страх исчез. Ты устранил риск. Ты боишься, что они отнимут у вас победу, но вы больше не прямо на грани. Даже если они забьют сейчас, все равно будет серия пенальти, вы все еще не проиграли». В конце концов прозвучал финальный свисток, и полицейский прибежал обратно, чтобы сказать Гаспару, что все кончено. «Я смог выйти и посмотреть, как [Хосе Рамон] Алексанко впервые в нашей истории поднимает Кубок чемпионов».
Однако сначала нужно кое-что изменить. «Барселона» играла в оранжевом. В оранжевом. И вот они натянули поверх своих традиционных футболок блауграну. «Я не знаю, чья это была идея: возможно, Карлеса Решака или Кройффа, — вспоминает Мур. — Мы брали футболки не для того, чтобы иметь возможность это сделать: мы взяли их, потому что они должны были у нас быть. Я всегда беру полный комплект на всякий случай, это не было вопросом: мы победим, давайте их возьмем. Но смена футболок была правильным решением. Эта форма имеет сентиментальную ценность. Важно, чтобы вы сохраняли свою индивидуальность, и она зависит от цветов. Я помню, как однажды "Барселона" вышла на поле в белых футболках — чтобы размяться, эх, речь даже не об игровом комплекте белых футболок — и раздался свист. Снять! Снять! Снять! Это был какой-то товарищеский матч, я думаю, я не помню, и нам пришлось сменить футболки por cojones, просто потому что. Черт возьми, конечно! Вы не меняете цвета. Ни за деньги, ни за что иное. Нет. Никогда. Ваши цвета — это то, что вы и есть».
«Барселона» стала такой, какая она есть сейчас, благодаря «Уэмбли»; ни одна игра никогда не была столь важна для клуба. Спустя долгое время после финального свистка, после того, как закончились визиты в раздевалку — «через некоторое время становится довольно утомительно, когда все эти люди притворяются твоими друзьями, — признается один игрок, — Мур прокрался обратно на поле и вырвал кусок дерна, положив его в импровизированном музее, который он создавал на протяжении нескольких поколений в раздевалке «Камп Ноу». Когда «Уэмбли» закрыли на реконструкцию, «Барселона» потратила 4,5 млн. песет на аукционе, скупая то, что для них было практически религиозными реликвиями, от стоек ворот до скамеек команд и даже мест из королевской ложи, памятных вещей о месте, где они заново родились.
«Обычно после такой игры ты сходишь с ума, — вспоминает Лаудруп. — Но после "Уэмбли" мы этого не сделали. Все игроки были там, их жены тоже, но мы просто выпили пару бокалов вина и отправились спать. Может быть, это больше было просто облегчение, чем что-либо еще». Карлес Решак, помощник главного тренера «Барселоны» в тот вечер, называет это «освобождением». «Там было много людей, которые ждали, что мы снова все испортим, — говорит он, — и у меня было такое чувство, парень, что теперь мы победили. Может он и всего-то один, но мы сделали это. Начинается другая жизнь. Нас освободили». Или, выражаясь словами человека, чья семья была опекуном «Барселоны» в течение шестидесяти шести лет: «Я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя... Я заполучил тебя!» Это, говорит Мур, было просто величайшим чувством. «Ответственность была колоссальной. Это было обязательство, давление было огромным. Мне это не понравилось, но потом чувство освобождения было огромным».
Был проведен праздничный ужин, грандиозное мероприятие, на которое было приглашено бесчисленное множество людей. Команда 1986 года была среди них, но контраст был жестоким. Команде из Севильи достался худший стол из всех возможных — за колонной. Пичи Алонсо вспоминает тот вечер: «Посмотри, кем мы могли бы быть, и посмотри, кто мы есть. Мы могли бы первыми поднять Кубок чемпионов, который был бы историческим. Когда я вышел на поле в Севилье, запасной вратарь схватил меня. Он видел, что я злюсь, но сказал мне: "Забей гол, и ты навсегда останешься в музее, самым важным человеком в истории клуба". Я так и сделал, но его не засчитали. А потом мы проиграли. Это поражение выделило нас из толпы. "Берн", "Бенфика", штанги и все такое... Севилья была еще одной главой, только еще более жестокой. Мы были el equipo maldito». Проклятые.
Команда 1992 года сняла проклятие. Сезар Луис Менотти, тренер, когда за клуб играл Диего Марадона, всегда говорил об urgencias históricas [исторических проблемах] «Барселоны». Этот паралич, казалось, наконец-то был вылечен. Успех «Барселоны» в Кубке чемпионов в 1992 году поставил их в один ряд с «Астон Виллой». Мадридские болельщики шутили, что «Барселона» выиграла два Кубка чемпионов — свой первый и последний — и кричали, что они на много километров отстают от «Мадрида», у которого в то время их было шесть. Болельщики «Барселоны» возразили, что, по крайней мере, они выиграли его в цвете. Теперь и они могут начать. «До 1992 года "Барселона" была маленьким клубом, — признается Бегиристайн. — Это всегда был великий клуб из-за своего размера и того, что он представлял, из-за сорока лет диктатуры и этой уникальной идентичности. Но "Бавария", "Милан", "Ливерпуль"... Я не знаю, сколько у них было еврокубков. "Мадрид"? Ты даже не можешь начать их считать. У нас не было ни одного. "Уэмбли" изменил все. Это было освобождение, ощущение, что наконец-то. Это было преодоление Севильи. Это была травма, травма, травма. Никто из тех, кто был в Севилье, не мог этого забыть, но произошло нечто новое: теперь вместо Севильи болельщики вспоминают "Уэмбли", Париж, Рим и снова "Уэмбли"».
Для Гаспара все пошло еще дальше. Он был в Берне на финале Квадратных штанг в 1961 году; тридцать один год спустя он был в туалете. «"Уэмбли", наконец, означал удаление этой занозы из нашей задницы», — говорит он. После игры Кройфф объявил: «Это за девяносто лет страданий».
Двадцать пять тысяч болельщиков приехали в Лондон, и миллионы людей смотрели игру по телевидению в Каталонии. По данным муниципальной полиции Барселоны, когда «Барселона» вернулась в город, более миллиона человек вышли на улицы, чтобы поприветствовать их. Смысл начал доходить. Игроки «Барселоны» собрались на балконе площади Сан-Жауме, развивались senyeras. Стоичков схватил Жорди Пуйоля, председателя каталонского парламента, и заставил его подпрыгивать вверх-вниз под скандирование сторонников. Тот факт, что это был тот самый балкон, с которого Жозеп Тараделлас объявил о своем возвращении в Каталонию после изгнания в 1978 году, не ускользнул от внимания некоторых игроков «Барселоны», и символизм момента, конечно, не ускользнул от Пепа Гвардиолы. Подняв Кубок чемпионов, Гвардиола предложил трофей болельщикам внизу, тщательно подбирая слова. Ассоциация возникла незамедлительно.
«Ciutadans de Catalunya, — объявил он, — ja la tenim aquí!» Граждане Каталонии, теперь он здесь у нас!
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе.
