«Мир футбола – искусственный». Главный тренер бельгийского «Юниона» – о семье, гармонии с собой и минусах профессии
Весной 2020 года бывший тренер «Шарлеруа» и «Генка» Феличе Маццу возглавил «Юнион» из второго бельгийского дивизиона – и в первом же сезоне привел команду к чемпионству и вернул в высшую лигу спустя 48 лет после вылета.
Но в Про-Лиге она сейчас борется не за выживание, а за титул: после 21 тура «Юнион» лидирует с отрывом в семь очков! А Маццу недавно признали лучшим бельгийским тренером 2021 года.
– Три года назад, когда вы еще добивались успехов с «Шарлеруа», вы сказали в интервью, что не будете стирать носки и рубашку, пока команда побеждает. Можно ли, учитывая выдающиеся результаты «Юниона», сделать вывод, что намного чище вы не стали?
– Ха! Сейчас я все чаще ношу спортивный костюм вместо рубашки. Поля во втором дивизионе не всегда были такими же хорошими, как в высшем. Я регулярно был в грязи по щиколотку. С тех пор я стал менее суеверным, но какие-то традиции у нас все равно есть. Например, перед каждым матчем мы с тренерами пьем по чашечке кофе. А еще у нас есть особый ритуал в автобусе перед отъездом, но о нем я не расскажу.
– Почему вы стали менее суеверным?
– Это случилось после смерти мамы четыре месяца назад. Это был холодный душ. Моя жизнь изменилась. Теперь я быстрее говорю, что думаю. Тот, кто теряет маму, сталкивается и с собственной бренностью. Сейчас я стараюсь получать как можно больше удовольствия от того, чем я занимаюсь, и радоваться жизни.
– В недавнем интервью вы сказали, что боитесь смерти.
– Это тоже связано со смертью мамы. Можно попытаться не думать об этом, но игнорировать – не значит иметь возможность предотвратить. Пока ты молод и беспечен, ты не думаешь о смерти. У тебя живы мама с папой. Потом уходит один родитель. Затем – второй. И ты остаешься один. Эти моменты меняют людей.
– Смерть матери заставила вас иначе взглянуть на профессию тренера? В том же интервью вы назвали ее разрушительной.
– Если ты главный тренер, ты постоянно в центре внимания. С утра до ночи. Когда дела идут плохо, тебя донимает пресса. Когда идут хорошо – тоже. Если игра не идет, футболисты злятся. Если команда побеждает, все хотят играть. А потом ты возвращаешься домой, а там внимания требуют жена и дети. Люди считают, что это отличная работа, потому что ты каждый день появляешься в телевизоре и много зарабатываешь. Но есть другая сторона: ты стоишь на кромке поля под дождем и ветром и думаешь, как вести себя с игроками, помощниками, прессой, начальством. С женой, детьми и родителями. И это изнурительно, потому что это никогда не заканчивается. В профессии тренера далеко не все так гладко. Футбольный мир – искусственный мир. Здесь мало щедрости, мало верности, мало искреннего общения, зато много ревности и много плохих людей, которые притворяются твоими друзьями, а как только у тебя возникают трудности – их и след простыл.
– Звучит так, будто работа тренером не делает вас счастливым. Вы все еще любите этим заниматься?
– Я просто рассказываю, как я на собственной шкуре испытал, как на самом деле устроен футбольный мир. Можно быть счастливым, только если приспосабливаешься. Раньше у меня это плохо получалось. Потом научился.
– Был какой-то переломный момент?
– Да, период работы в «Генке». Тогда произошло переосмысление. Но эту страницу я перевернул и не хочу к ней возвращаться.
– Тренируя «Генк», вы сказали: «Если я изменюсь, это будет значить, что у меня появились сомнения. А я никогда не сомневаюсь». А через несколько месяцев, после отставки, заявили: «Добиться успеха можно, только если ты на сто процентов остаешься собой». Выходит, у вас все-таки появились сомнения?
– Да. Сомнения подрывают личность. Ты пытаешься быть похожим на других и делаешь то, что тебе говорят. Сомнения закрадываются в голову. Я хотел этого избежать, но это случилось – и привело к моей неудаче. Я разочаровался в себе, потому что впервые за 25 лет карьеры перестал быть собой. Но это случилось в первый и в последний раз. Больше я этой ошибки не совершу.
– Вы задумывались о том, почему вы ее совершили?
– Да, но я оставлю эти размышления при себе. Главное, что я – это снова я.
– После увольнения из «Генка» вы полгода сидели без работы.
– И это было отличное время. Само по себе увольнение, конечно, стало большим ударом, но как только я понял, что не был собой, испытал облегчение. Я проанализировал собственное поведение, потому что это была моя личная проблема. Перекладывать вину на других – не в моем стиле. Постепенно я почувствовал, что готов вернуться в футбол, и стал искать клуб.
– И нашли «Юнион» – клуб из второго бельгийского дивизиона, который полвека не выступал в высшей лиге и играет на старом и, по общему признанию, очаровательном стадиончике.
– Именно так. Знаешь, Брюссель наполняет меня ностальгией. Я хорошо себя чувствовал во всех клубах из Брюсселя и Брабанта. «Юнион» – народная команда. У нее преданные болельщики, которые всегда в приподнятом настроении и никогда не освистывают своих игроков. Но это также клуб с богатой историей и 11 чемпионскими титулами, где по-прежнему царит семейная атмосфера. Здесь я обрел все, что мне было нужно после работы в «Генке». «Юнион» дал мне уверенность и стопроцентный карт-бланш. Я хотел стать тренером, который может после победы плясать вместе с игроками – такое можешь себе позволить далеко не в каждом клубе, поэтому выбор в пользу «Юниона» и Брюсселя был очень осознанным.
– Циник во мне склонен думать, что после полугода без работы вы готовы были взяться за что угодно.
– Это действительно крайне цинично, ха-ха! Нет, я отклонял предложения, в том числе из-за рубежа. Слушай, в трудные моменты каждого человека направляет путеводная звезда. Иногда – правильно, иногда – нет. Но в неудачах тоже есть плюсы: начинаешь лучше себя понимать и растешь. Многие считали, что моя тренерская карьера окончена, что я никогда не вернусь на вершину. Ну и супер! Это только меня закалило.
– Вы хотели отомстить?
– Нет! Я никогда никому не мщу. Тот, кто верит в возмездие, перекладывает ответственность за то, что с ним происходит, на другого человека. Просто хочет всем доказать, что ни в чем не виноват. А я думаю, что у этих людей были основания так считать.
– Складывается ощущение, что на самом деле вы скромный и даже страдаете от комплекса неполноценности. Вот что я про вас прочитал: «В глубине души Маццу – вечно сомневающийся человек, который хочет, чтобы его все любили, и придает слишком много значения тому, что о нем думают другие».
– Каждый хочет, чтобы его ценили. Я тоже. Но мне вовсе не нужно, чтобы меня ценили все. По тому, как я общаюсь, люди делают вывод, что я не уверен в себе. Любой, кто так считает, просто меня не знает. Представь, что ты – оттянутый форвард. Есть тренеры, которые будут заставлять тебя играть именно так, как надо им. Но сможешь ли ты при этом принести максимальную пользу – вопрос. У меня другой подход. Я спрошу тебя: «Ян, что ты думаешь об этом стиле игры? Он тебе не подходит? Тогда давай вместе искать решение». Я поинтересуюсь твоим мнением и дам тебе время подумать. Многие считают это проявлением слабости, потому что создается впечатление, будто бы я сам ничего не знаю. Но конечная цель у тренера – не показать всем, что он главный, а добиться максимальной отдачи от всех, с кем он работает. Люди путают авторитарность с уверенностью в себе.
– Иногда авторитарность – способ скрыть неуверенность.
– Именно! Если в чем-то и проявляется комплекс неполноценности, то как раз в этом. Тренер, который встает на один уровень с игроком вместо того, чтобы смотреть на него свысока, излучает больше уверенности. Люди не всегда это понимают. В нашем обществе начальник должен быть диктатором – но так лучшее от людей не получить. Это научно доказано. Я учился на педагога, мой брат – профессор психологии и философии. Мы часто ведем друг с другом интересные беседы. Они меня сформировали. Мое детство отличалось от детства сверстников – оно просто было другим, не хуже. Денег у нашей семьи было мало. Никаких джинс Levi's, кроссовок Nike или футболок Adidas. Мне всегда приходилось бороться с мыслью, что ровесники живут лучше. Но при этом я понимал, что это от них никак не зависело. Так за что же тогда испытывать к ним неприязнь? Если я хочу, чтобы приняли меня, я сам должен принимать людей такими, какие они есть. С ранних лет я старался ставить себя на место других. Так я поступаю и по сей день. Если кто-то видит в этом комплекс неполноценности – это их право.
– «Любого, кто слишком чуток, очень скоро начинают считать слабым. Этот баланс между тем, чтобы быть игрокам другом, и субординацией, – самое сложное в работе тренера. И Феличе постоянно балансирует на этом канате», – сказал в интервью [нападающий «Юниона»] Данте Ванзейр.
– Как красиво он выразился! Тренеру проще всего сказать футболисту, что он не будет играть, и закрыть тему. А я предпочитаю общаться и аргументировать: «Ян, ты плохо тренировался, поэтому я думаю, что для команды и для тебя самого будет лучше, если ты завтра не сыграешь». Ты мне что-то ответишь – начнется диалог. Диктатором быть легче, но это не по мне. Я считаю, что тренер должен быть открытым для своих игроков и всячески им помогать.
– Вы некоторое время работали с Ванзейром в «Генке». И именно вы привели его в «Юнион».
– В «Генке» мы вместе провели всего месяц, но много разговаривали. У нас сложились доверительные отношения. Я мог бы сказать ему: «Данте, ты всего лишь четвертый нападающий, до свидания». Он бы ушел, и мы, наверное, больше никогда бы не увиделись. Вместо этого я объяснил ему, что, несмотря на его отличные навыки, он будет играть очень мало и только потеряет время: «Сходи пока в другой клуб, а однажды, когда я займусь новым проектом, я за тобой приду, по рукам?» – «Заметано, тренер». Через год я пришел за ним. Сегодня он – игрок сборной Бельгии и один из лучших нападающих в стране.
– Изначально вы считали его и Дениза Ундава конкурентами и использовали схему с одним нападающим.
– Да, Ундав играл в центре, а Ванзейр – на фланге. Но я заранее предупредил Данте, что его ждет. В «Берсхоте» он тоже был вингером, и получалось здорово, поэтому с ролью мы определились сразу. Во время предсезонки мы выиграли 9 из 11 матчей. Но потом производительность Данте упала. Я мог бы поставить ему ультиматум: «Или остаешься на фланге и работаешь лучше, или вообще больше не играешь» – но решил с ним поговорить. И я изменил его функцию, но для этого мне сначала нужно было его выслушать. Сейчас он играет на позиции второго нападающего – она для него самая комфортная.
– Несмотря на уверенное лидерство «Юниона», вы твердите, что главная цель – сохранение прописки в лиге.
– Да, и нам еще надо заработать больше очков, чем сейчас между нами и предпоследней командой! Знаю, я преувеличиваю, но ставить новые цели пока рано. Может, сможем это сделать, если в конце января все еще будем в четверке лучших. А пока что мы просто хотим получать максимальное удовольствие от каждого матча.
– Ну вы же иногда мечтаете?
– Все мечтают.
– Вы мечтаете о чемпионстве?
– О чемпионстве, о работе в «Ювентусе» и в сборной, о том, чтобы каждый день заниматься любовью с женой – много о чем! Проблема мечтаний в том, что ты возвращаешься в реальность и понимаешь, что тут все иначе. Сны ведь – тоже мечты. Сновидения полезны для здоровья, но их невозможно контролировать. Чемпионство мне, если что, еще не снилось. Каким бы удивительным ни было все, что происходило с нами за последние полтора года, это всего лишь вспышка. Гранды никуда не делись.
– Кажется невозможным добиться с этим «Юнионом» большего, чем то, что вы делаете сейчас. Не думаете уйти по окончании сезона?
– Всегда можно достичь большего! Если ты в это не веришь и считаешь, что дальше – только хуже, тебе просто неоткуда будет черпать энергию. «Юнион» – маленький клуб, но маленькому свойственно расти.
– Когда три года назад, еще в «Шарлеруа», вас признали тренером года, вы сказали: «Если люди ожидают, что мои результаты станут еще лучше или хотя бы останутся такими же, то надо прибавлять в качестве. Невозможно всегда добиваться успеха только за счет упорного труда». – Это «Юниона» тоже касается. Возможно, мы выйдем на новый качественный уровень, что позволит нам выступать еще лучше. Но я не загадываю. Я стараюсь жить настоящим и не поддаваться соблазну делать заявления о будущем. Кто знает, что будет завтра?
– Вопрос в том, какой топ-клуб даст вам шанс после неудачи в «Генке».
– Да мне фиолетово! В последний год моего пребывания в «Шарлеруа» я думал о том, как мне попасть в большой клуб. Сейчас – нет. Будут предложения – здорово. А нет – так нет. Я просто продолжу ходить к маме на кладбище и стараться быть счастливым, где бы я ни был. Это как с моими танцами после побед: если вам они не нравятся, можно просто выключить телевизор.
– «Юнион» выживает благодаря финансовой поддержке от владельцев «Брайтона». Это повлияло на ваше решение при выборе клуба?
– У «Юниона» нет связи с «Брайтоном»! [Президент «Юниона»] Алекс Муцио и Тони Блум были партнерами и вместе купили «Юнион». «Брайтон» тут ни при чем. Да, Блум – еще и председатель «Брайтона», но английский клуб – вовсе не спасательный круг для «Юниона». Здесь о «Брайтоне» вообще не говорят, так что на решение это не повлияло.
– С какими чувствами вы оглядываетесь на 2021 год?
– В спортивном плане это, пожалуй, был один из самых прекрасных периодов в моей жизни – если не самый прекрасный. Тем более что все произошло за такой короткий срок: за полтора года у нас почти одни рекорды. Но это также был второй худший период в жизни. Первый был 19 лет назад, когда я потерял дочь вскоре после ее рождения. Теперь не стало мамы.
Когда я нахожусь в клубе, меня охватывает блаженное чувство спортивного успеха. Но когда я сижу в машине, дома или в гостях у папы – ему сейчас 88 лет, и он живет один – преобладает грусть. Я все время разрываюсь между этими двумя противоположностями. Близких уже не вернуть. К счастью, есть футбол – он дарит мне радость. Мамы нет, но я ощущаю ее присутствие. Она была моей первой фанаткой и всегда меня поддерживала. Эти воспоминания помогают мне каждый день.
Папе я звоню каждый день, иногда и не по разу. Он первое время справлялся, но теперь его настигло одиночество. Иногда он мне говорит: «Знаешь, сынок, просыпаюсь, а рядом никого». Раньше кофе по утрам варила мама. Когда я тренировал «Шарлеруа», то заезжал к родителям перед каждой игрой, – они жили недалеко от стадиона – и мы вместе пили кофе. Такой вот ритуал. А теперь я как можно чаще хожу на кладбище. И молюсь. Это мелочи, но за них можно держаться.
– Три года назад вы показывали, что всегда носите с собой две фотографии: дочери и тещи. Теперь – три?
– Нет, мамино фото у меня на телефоне. Но да, они всегда со мной. Я по-прежнему много думаю о маме. Вспоминаю дни, когда возвращался из школы домой. Отец был на работе, брат уже учился в университете, а сестра была еще совсем маленькой, так что мама жарила картошку-фри только для меня. Никогда не забуду, как мы проводили вечера перед телевизором, как она приносила мне мое любимое печенье, как мы вместе готовили пиццу...
– Тогда же, три года назад, вы упоминали жизненную цель: вернуться с родителями в Италию, если когда-нибудь возглавите итальянский клуб. Теперь, когда мамы нет, вас по-прежнему притягивает Калабрия?
– Мои корни всегда давали о себе знать. Я обещал папе, что по окончании сезона мы слетаем вместе. Полететь куда-то с мамой уже было нельзя: она тяжело болела и не могла путешествовать. Конечно, хотелось бы взять в отпуск и детей. Но это сложно: моему сыну уже 19, а июнь – пора экзаменов.
– За кого вы болели в четвертьфинале чемпионата Европы – за Бельгию или за Италию?
– Я поддерживаю обе команды, но когда они играют между собой, болею за итальянцев. До 18 лет я был гражданином Италии, а бельгийцем стал, когда поступил в университет. А еще в Бельгии я прошел военную службу: был унтер-офицером в полевой артиллерии и командовал целым взводом. Напиши об этом обязательно: пусть порадуются те, кто считает, что у меня комплекс неполноценности! (смеется)
– В 2018 году вышла ваша биография «Папа, обещаю тебе, что однажды...» – почему такое название?
– Папа был итальянским мигрантом. Он приехал в Бельгию работать на шахтах. Не каждый способен перебраться в незнакомую страну с грошами в кармане и там выжить. Дома у нас не было, мы жили в бараке. Пока мама готовила, папа часами работал в шахте, чтобы оплатить обучение детей. Спустя 50 лет один его сын – профессор в университете, другой – инженер, третий – футбольный тренер. А если уж кто-то из этих трех детей еще и написал книгу, то это вообще вершина успеха для человека, приехавшего из деревни, где есть только оливковые рощи и фруктовые деревья. Отсюда и название: «Папа, обещаю тебе, что однажды я воздам твоему имени должное». У меня всегда была одна мотивация: сделать все, чтобы он гордился фамилией Маццу.
Фото: Geert Van de Velde; Belga.
Источник – Humo. Перевод с нидерландского – Артем Прожога.
Пост Конурбаевой о кулинарных изысках стадионов во время праздников первый раз появился четырьмя часами ранее данной записи... И он пустой и бессмысленный. При этом он уже дважды побывал в "шапке" на главной.
Внимание вопрос: Почему эта запись еще не на главной?! Как-нибудь попозже, когда Конурбаеву еще пару раз засветят наряду с постами, которые уже в ротации 2-3 дня?