«Хиллсборо: Правда» 2. 15 апреля 1989 года
***
В течение 24 часов после катастрофы на «Эйзел» Джо Фаган, многолетний слуга «Ливерпуля», ушел с поста главного тренера. Его отставка была запланирована и не была связана с трагедией. Кенни Далглиш был назначен играющим тренером, и в следующем сезоне, с дисквалификацией в европейских соревнованиях, «Ливерпуль» был почти непобедим. В мае 1986 года гол Далглиша в ворота «Челси» принес его команде английский титул. Через неделю команда обыграла «Эвертон» и выиграла Кубок Англии. Приближаясь к концу своей блестящей игровой карьеры, Далглиш выиграл Дубль в своем первом сезоне в качестве главного тренера.
В следующем сезоне «Ливерпуль» проиграл в финале Кубка лиги, заняв второе место после «Эвертона» в чемпионате. Мерсисайд был оживлен, хотя еврокубков очень не хватало. В 1988 году, после убедительной полуфинальной победы над «Ноттингем Форест» на «Хиллсборо», «Ливерпуль» сделал еще один Дубль. После первой серии из 29 матчей без поражений в Первом дивизионе они в подчеркнутом стиле выиграли свой семнадцатый титул. На «Уэмбли», в одном из величайших поражений десятилетия, скромный «Уимблдон» обыграл их со счетом 1:0. Поражение потрясло чемпионов.
Несмотря на эту неудачу, «Ливерпуль» конца 1980-х годов был исключителен. Он мог похвастаться потрясающим рекордом, впечатляюще оставаясь на вершине во время переходного периода. На протяжении всего сезона 1988/89 годов им предрекали еще один Дубль. Они выглядели фаворитами на возвращение себе чемпионского титула, и прошли в полуфинал кубка. Осталось четыре команды, включая «Эвертон». Невероятно, но жребий снова поставил «Ливерпуль» против «Ноттингем Форест», а «Эвертон» против «Норвича». Болельщики «Эвертона» отправятся на «Вилла Парк», в Бирмингем, а Красные вернутся на «Хиллсборо». Во второй раз за три года стал возможен мерсисайдский финал. По всему региону ожидание было заразительным.
15 апреля семьи и друзья разделились, когда болельщики «Ливерпуля» отправились в Шеффилд, а «Эвертонцы» — в Бирмингем. Их общая надежда состояла в том, что следующее путешествие по шоссе М6 закончится башнями-близнецами «Уэмбли». Футбол, кажется, выявляет самые странные черты в самых обычных людях. Многие, как и их футбольные герои, в дни матчей религиозно придерживаются установленного распорядка. На каждый матч надеваются одна и та же рубашка, куртка или «счастливые» туфли. Шарфы или флаги часто остаются нестиранными в течение целого сезона, чтобы победная серия матчей не была сорвана; у тысячи болельщиков всевозможные суеверия.
Привычка часто структурирует день: те же пабы, те же улицы, те же товарищи, та же еда. Хотя игра длится всего 90 минут, сотни тысяч болельщиков живут этим днем. Большой матч, кубковый матч, особенно полуфинал, доминирует в течение недели, предшествующей игре. Фасады магазинов и дома украшаются по мере того, как земельные участки и улицы готовятся к массовому выезду.
Как и на любое другое крупное мероприятие, билетов не хватает, и болельщики бронируют места на «специально-футбольных» поездах и автобусах или договариваются о совместных поездках на автомобилях. Разговоры — почти ни о чем, кроме: кто будет в команде, в каком составе будут играть и, неизбежно, о сопернике. «Форест» для «Ливерпуля» всегда был серьезным соперником, две команды регулярно встречались на более поздних стадиях обоих кубков. А резкий в своих высказываниях Брайан Клаф был их главным тренером. В то утро, когда счастливые обладатели билетов встретились в пунктах сбора, волнение было ощутимым. Для каждого из 50 тыс. мерсисайдцев, отправившихся в Шеффилд и Бирмингем, сотни слушали «Радио Мерсисайд» или «Радио Сити».
Когда болельщики разъехались и автострады на восток и юг заполнились людьми, последнее, о чем кто-либо думал, была опасность; прекрасное раннее весеннее утро, великолепная поездка по Пеннинам. Как позже сказала одна мать, пережившая тяжелую утрату: «Ты не думаешь о том, что пойдешь на футбольный матч и умрешь». Предполагалось, что матч-визитная карточка Футбольной ассоциации на главном стадионе, охраняемым одной из главных сил Британии, был безопасным местом.
Дорога, как и поезд, через Пик-Дистрикт в Шеффилд особенно красива. В начале апреля унылость зимы уступает место первым цветам весны, последние следы позднего снега быстро отступают с вершин. Две самые живописные дороги, через перевалы Вудхед и Снейк, проходят вдоль рек и водохранилищ, солнце блестит при малейшем движении воды. Это два лучших междугородних маршрута Англии, совмещенных железнодорожным сообщением. Чтобы добраться до этих дорог из Мерсисайда, нужно сделать петлю к югу от Манчестера или, как вариант, через весь город по Манкунианской дороге. Обычно это простое двухчасовое путешествие с обычными задержками рядом с Глоссопом.
«Хиллсборо» находится к западу от центра Шеффилда, так что Вудхед и Снейк были очевидным выбором. Другие, однако, помнили о заторах 1988 года и выбрали значительно более длинный маршрут по шоссе М62/М1, ожидая, что он будет свободен от всяких задержек. Автобусы и нанятые микроавтобусы в основном следовали указаниям полиции при использовании этого маршрута, таким образом, въезжая в Шеффилд с востока и пересекая город в сторону «Хиллсборо». Всегда непредсказуемыми были устойчивые и постоянно меняющие свою дислокацию дорожные работы на М62.
Большие матчи на нейтральной территории имеют уникальную атмосферу. По мере приближения игры шумиха в средствах массовой информации и бесконечные сочетания того, как в нее будут играть, обсуждаемые как на трибунах, так и на углах улиц, похоже, происходят в своем собственном мире, оторванном от обыденности и рутины. Выезды — это часть «порыва», наглядная иллюстрация страсти. Колонны автобусов, транзитных и легковых автомобилей, украшенных знаменами, флагами, лентами и шарфами; гудки, звучащие в явном узнавании людей, которые никогда прежде не видели друг друга. Все, чего они хотят — это добраться туда, припарковаться, перекусить, выпить и найти стадион.
Каким бы ни был маршрут, полиция Южного Йоркшира встречала, контролировала и направляла футбольное движение по мере того, как оно наводняло Шеффилд. Выборочные проверки автобусов и микроавтобусов задержали многих, как и заторы вокруг двух рядов дорожных работ на автомагистралях. Проверки включали в себя точечные поиски алкоголя, а также просьбы к болельщикам показать свои билеты.
Несмотря на это, а иногда и на властных полицейских, намеренных наводить свои порядки, болельщики принимали все это как должное. Острый на язык сарказм и молниеносные штатные операции, отрепетированные и отточенные за годы следования за клубом, вскоре сняли жар с любой официозности крючкотворства: быстрая шутка и дальше в путь. Никто не хочет, чтобы их важный день был испорчен. В то время как «Эйзел» все еще был на задворках умов людей, репутация «Ливерпуля» за хорошее поведение болельщицкой поддержки была широко признана. Полиция не ожидала никаких проблем ни от групп болельщиков, ни от самих болельщиков.
По дороге останавливались автобусы и автомобили. Когда прибыл автобус с болельщиками лектор ливерпульского университета обедал в пабе на дороге. Они были «шумными, но хорошо себя вели, и между ними и местными жителями, которые ели в столовой царило благодушие».
«Быстрая пинта пива и перекус — это часть поездки, — сказал болельщик, который путешествовал в официальном автобусе, — никого не интересует ничего, кроме того, чтобы посмеяться и выпить пару пива со своими товарищами».
Когда автобусы, микроавтобусы и легковые автомобили достигли конечного пункта назначения, сотрудники полиции, отвечающие за дорожное движение направили их на специально отведенную стоянку и их встретили полицейские, проверяющие наличие алкоголя и билетов. Те, кого раньше останавливали и проверяли на окраине города, высаживались после пары слов от полиции. В остальном это был быстрый поиск и инструктаж. Выйдя из своего транспорта, болельщики шли по контролируемому полицией маршруту к стадиону. Поезда в Шеффилд-Мидленд встречали, а болельщиков перевозили на стадион на двухэтажных автобусах. Специальные поезда, прибывающие на местную станцию Уодсли-Бридж, были встречены, и болельщики шли под полицейским эскортом.
По мере приближения к стадиону там царила карнавальная атмосфера. Полиция не была ни злостной, ни навязчивой. Вокруг было полно полицейских, но болельщики могли свободно гулять, смеяться и петь. Любая попытка покинуть назначенный маршрут предотвращалась, особенно близко к стадиону. Улицы, окружавшие «Хиллсборо», были огорожены заграждениями и патрулировались полицией. В то время как полиция была спокойна была решимость, что болельщики «Ливерпуля» будут держаться на согласованном маршруте и любой ценой подальше от болельщиков «Форест».
Как всегда в таких ситуациях, была и некоторая тревога. Большинство болельщиков были незнакомы с этим районом и планировкой стадиона. Билеты было трудно достать, о чем говорили акционеры, владельцы сезонных абонементов и те, кто собирал ваучеры на матчи в течение всего сезона. Распределение, учитывая регулярную поддержку «Ливерпуля», было далеко не адекватным. В схватке за билеты в течение нескольких дней перед игрой семьи и друзья в конечном итоге получили билеты в разные части стадиона, некоторые вообще на трибуне болельщиков «Форест». Приблизившись к стадиону, они разделялись, торопливо договариваясь о встрече у магазинов, на углах улиц или на автостоянках после окончания матча.
* * *
По любым меркам функция по охране правопорядка на «Хиллсборо» была масштабной и сложной. Субботним днем две группы болельщиков общей численностью 54 тыс. человек прибыли в и без того оживленный город в течение двух-трех часов. Большинство болельщиков были незнакомы с дорогами, подходами к стадиону и самим стадионом. На дежурстве находилось 1122 полицейских, что составляло примерно 38% от всех сил Южного Йоркшира. В то время как старшие офицеры были подготовлены заранее, многие из тех, кто дежурил в этот день, были добровольцами: хорошо оплачиваемыми, но все равно добровольцами.
Старшие офицеры, инспекторы и выше, были проинструктированы на стадионе за день до матча. Дакенфилд, как командир матча, зачитал подготовленную сводку. Суперинтендант Мюррей сделал то же самое после командира в качестве офицера, «отвечающего за контрольный пост». После этого общего брифинга те, у кого были общие обязанности, проинформировали свои команды. Суперинтендант Маршалл, который в 1988 году взял на себя руководство внутри стадиона, сменил обязанности и отвечал за болельщиков «Ливерпуля» за пределами стадиона. Он проинструктировал свою команду в районе «вне главной трибуны», убедившись, что они знакомы с Оперативным приказом и своими обязанностями по управлению. Затем он повел полицейских, незнакомых с этим районом, на небольшую «экскурсию».
На следующее утро, в день матча, большинство полицейских явились на дежурство около 8 часов утра, многие говорили о хорошей погоде, радуясь, что им не придется стоять на холоде и под дождем. Раздавался гул возбуждения: «это было похоже на вечеринку… счастливая атмосфера... Наверное, многие из них отработали бы и бесплатно». Все собрались в 10 утра на Северной трибуне для главного инструктажа. Первым был Дакенфилд, чтобы «задать тон». Мюррей раздал «актуальную повестку и то, что [было] необходимо». Два других полицейских провели краткие инструктажи по «разведке» и организации смены и питания. Затем инспекторы, отвечающие за отряды, обсуждали со своими полицейскими специфику обязанностей.
Первоначальный инструктаж закончился к 10:18 утра, когда полицейские обменялись замечаниями по поводу Дакенфилда. Большинство его не знали и ожидали увидеть Моула. А из тех, кто знал многие сомневались, что он мог бы рассказать им что-нибудь об обеспечении порядка на «Хиллсборо». Нет ничего необычного в том, что опытные офицеры более низкого ранга чувствуют покровительственность или недооценку в сторону своих начальников. Но хуже всего было то, что Дакенфилда назначили в последнюю минуту.
Вскоре они все уже были на дежурстве, турникеты открылись незадолго до полудня. «Постоянный поток болельщиков "Ливерпуля"» начал прибывать «в хорошем настроении и они хорошо себя вели». Инспектор заметил, что «никаких проблем не было, болельщиков было немного», а те, кто был на стадионе, «все были в хорошем настроении». Общее настроение, по словам другого офицера, было «довольным тем, что многие болельщики шутили с нами»: «добродушная» атмосфера, «без каких-либо проблем».
Внутри стадиона полицейские ожидали для проверки болельщиков, проходящих через турникеты. Их обыскали снаружи, но «Нам было приказано... обыскать тех же людей во второй раз. Инструкция была дана, «даже если бы мы могли видеть, как их обыскивали снаружи», а некоторых болельщиков «обыскивали и по два или по три раза». Несмотря на это, по мнению полицейских болельщики оставались «очень добродушными» и «с большим юмором относились к обыскам». «Все это время, — заявил другой офицер, — все болельщики казались вполне дружелюбными… полиция и болельщики обменивались шутками в беззаботной манере». Старший инспектор был «немного удивлен, что в час дня в этом районе было так мало машин и пешеходов».
С первыми прибывшими «в целом добродушными» проблем было немного. На железнодорожном вокзале Шеффилд-Мидленд специальные поезда начали прибывать c 11 часов утра и до 14:00. Болельщики были доставлены на стадион без происшествий. Другие поезда прибывали на станцию Уодсли-Бридж, и болельщиков провожали на «Хиллсборо» пешком. Поезд прибыл сразу после двух часов дня, и «группа из примерно 500 ливерпульских болельщиков» была сопровождена на стадион конными полицейскими. Конный полицейский, не связанный с эскортом, подумал, что их число удвоилось, когда эскорт проходил по улицам, прибывая к турникетам примерно к 14:20. Она подсчитала, что еще 1000 болельщиков прибывали через мост Леппингс-лейн в то же самое время.
Конный полицейский из Мерсисайда заметил, что после двух часов дня, когда людей стало прибывать все больше, вход на стадион был медленным. Это было «отчасти из-за того, что болельщиков обыскивали перед входом...» По мере того как толпа росла и собиралась вокруг турникетов в закрытой зоне, настроение «было одним из приподнятых, то, что можно описать как карнавальную атмосферу, преобладало, и большое количество людей пели и скандировали, но все было добродушно».
В то время как толпа собиралась у турникетов, полицейским на специально отведенных стоянках было ясно, что многие болельщики только что прибыли в Шеффилд. В 14:30, примерно в полутора километре от стадиона, «автобусы прибывали теперь почти один за одним». Каждому было приказано припарковаться, а затем болельщики были проинформированы полицией, прежде чем им разрешали выйти из автобуса. «Было очевидно, — заявил полицейский, — что настроение пассажиров автобуса было более возбужденным, но это, вероятно, было связано с тем, что до начала матча оставалось всего 30 минут».
Десять минут спустя тот же офицер «видел прямо на Галифакс-роуд» как несколько автобусов «разгружались... примерно в полукилометре». Примерно в это же время старший офицер скорой помощи находился на Галифакс-роуд, где как он «заметил, что там было большое количество ливерпульских болельщиков, пытающихся припарковаться». С эскортом поездов, прибывающих незадолго до 14:30, автобусов, стоящих вдоль главных дорог, и автомобилей, ищущих парковку, было ясно, что постоянный поток болельщиков, прибывающих на Леппингс-лейн до 14:15, превратится в бурный поток, поскольку болельщики, задержанные на автомагистралях и узких местах вокруг стадиона, достигли турникетов в последние полчаса перед началом матча.
И все же с полицией проблем было немного. Это видно из радиограмм журналов, которые отслеживали инциденты в течение всего утра и в начале дня. Это очень информативное чтение. В 12:15 в журнале наземного управления было отмечено, что в двух питейных заведениях — «Конь и жокей» и «Масоны» — были «любители выпить». Пятнадцать минут спустя там было записано, что отель «Ройял» был «Полон — позже возможны проблемы». Пару автобусов развернули, предположительно отправили обратно, магазинные воры скрылись в газетном киоске, а автомобиль с шестью пассажирами был остановлен по подозрению в «краже сладостей».
В 13:30 специальные констебли вызвали по рации подмогу в неопознанный паб в Нипсенде, а «Виктория» и «Ройял» были «полны и очень шумны». «Ройял» был закрыт в 13:37. В 14:03 дня расширенный журнал инцидентов зафиксировал, что болельщики мочатся в частном саду, а в 14:28 вечера «примерно десять молодых людей на пустыре, похоже, вооружаются деревянными палками». Ничто не связывало этот последний инцидент с матчем. Помимо одного или двух сообщений о том, что транспортные средства движутся с превышением скорости или беспорядочно, эти инциденты представляют собой общий итог зарегистрированных случаев. Учитывая количество людей в этом районе и шумиху вокруг футбольного «хулиганства», это вряд ли было предметом заголовков.
Из своих «разведывательных» отчетов полиция Южного Йоркшира не ожидала какого-либо значительного насилия со стороны болельщиков до, во время или после матча. Ни одна группа фанатов не имела репутации участия в уличных драках или боях на трибунах. Они ожидали и закладывались на пьяное поведение. Об этом говорилось в Оперативном приказе, и полицейским согласно Приказа предписывалось держать в узде пьянство, будь то в пабах или на улице. Если возникали проблемы, связанные с выпивкой, особенно в пабах, Приказ ясно давал понять, на кого лежит ответственность за контроль и сортировку: на полицию.
Инспектор, ответственный за наблюдение за болельщиками «Ливерпуля» от приема автобусов и наблюдения за ними до турникетов, проинформировал своих офицеров, «чтобы они ожидали высокого числа пьяных людей». Невероятно, но он продолжал: «Хотя это не входит в наши правила, в этот конкретный день мы должны были бы немного ослабить правила и арестовывать только тех, кто был очень пьян или не отдавал себе отчета или причинял неприятности». Другими словами, к пьянству, если оно не связано с беспорядочным поведением, должно быть терпимое отношение.
На стадионе последняя получасовая точка, 14:30, наступила и прошла. Скопление людей у турникетов было внезапным и интенсивным. Всякое подобие очереди исчезло по мере того, как прибывало все больше и больше людей, и узкое место начало брать свое. Простое уравнение состояло в том, что в заднюю часть огороженной зоны прибывало больше людей, чем проходило через турникеты спереди. Те, кто только что прибыл из автобусов, поездов и машин, знали, что еще тысячи должны были прибыть. Как заметил один из полицейских: «Толпа... сильно подогревалась, так как время приближалось к трем часам, и движение через турникеты казалось очень медленным». Конный полицейский почувствовал перемену вокруг: «То, что несколько минут назад казалось карнавальной атмосферой, быстро становилась наэлектризованной и очень враждебной...»
* * *
Современные стадионы, как и универсальные арены последнего десятилетия, специально разработаны для этих целей. Они расположены в рекреационных зонах города или за городом, где особое внимание уделяется подъездным дорогам, обширным автомобильным стоянкам, общественному транспорту и эффективному движению болельщиков. Внутри они больше похожи на маленькие деревни, чем на старые арены, предлагая широкий выбор закусочных и точек с напитками, развлечений, современных сидячих мест и спланированный стюардинг. Они имеют достаточно основных удобств, которые далеки от многих реконструированных футбольных стадионов.
Несмотря на то, что предпринимались попытки улучшить условия на стадионах, снесенные трибуны были заменены, и на законодательном уровне закреплены стадионы только с сидячими местами, большинство из них остаются узниками своей истории. Футбольные стадионы, построенные и развитые на рубеже веков, часто неловко прилегают к компактному ряду домов рабочих общин. Возьмите любой от А до Я из британских городов и поселков, и картина будет соответствующей. Эти ранее громадные и прежде стадионы без крыши были построены, когда мало кто ездил на машинах.
Сегодня большинство ведущих клубов Премьер-лиги сражаются с общинами, в которых они существуют. Ограничения по высоте новых трибун, проблемы с установленными дорожными сетями и неудобства в дни матчей — вот чем занимаются сотрудники по связям с общественностью большинства крупных клубов. Автомобильная стоянка остается настоящей костью в горле, и водители оставляют машины на второстепенных дорогах в любом месте в радиусе трех километров от стадионов.
В 1989 году «Хиллсборо» был типичным для многих стадионов Первого дивизиона. Он был построен 90 лет назад, в трех километрах от центра Шеффилда, на берегу реки Дон. Южная трибуна, частично открытая, тянулась по всей длине поля, отделенная от реки частной подъездной дорогой. На Южной трибуне располагались вход и приемная директорского корпуса, раздевалки игроков и все обычные ВИП-помещения. Именно из-под этой трибуны игроки выходили на поле.
«Ист-Энд», существенно перестроенная в 1986 году, представляла собой впечатляющий Спион-Коп (прим.пер.: трибуна с крутым вертикальным наклоном), вмещавший 21 тыс. зрителей на современной крытой трибуне. Это была «домашняя» трибуна, где собиралось большинство постоянных болельщиков «Шеффилд Уэнсдей». Она была плотно втиснута в пространство между полем и Пенистоун-роуд. Северная трибуна, которая опиралась на группу прилегающих к стадиону домов, тянулась по всей длине поля, вмещая 9 700 зрителей. В этом комплексе располагались комната первой помощи и полицейская комната, а за ней — спортивный зал. У входа в зал была небольшая парковка, и главный полицейский выход на стадион находился за пределами этой зоны между магазинами и домами. Щель между Северной трибуной и Спион-Копом, сразу за угловым флажком, предоставляла доступ на поле.
Западная трибуна за воротами была известна как трибуна «Леппингс-Лейн». В 1965 году, в рамках подготовки к чемпионату мира, Западная трибуна была построена в задней части трибуны «Лепингс-Лейн». Это была крытая трибуна, рассчитанная примерно на 4500 зрителей. Открытая трибуна перед и по бокам Западной трибуны вмещала 10 100 человек. «Леппингс-лейн» была специально отведенным местом для «выездных» болельщиков.
Сама «Леппингс-лейн» проходит примерно с севера на юг, изгибаясь к земле, как раз в месте ее прохождения над рекой Дон. На этом небольшом изгибе дороги между магазинчиком на углу и речной оградой стояли шесть пар кованых двойных ворот, похожих на те, что окружают школьные площадки или местные парки. Трое ворот слева открывались в небольшую зону, питающую 16 турникетов, те, что справа, выходили в меньшую зону, питающую 7 турникетов. Рядом с турникетами располагались большие выездные ворота А и В, а за углом от меньшего участка — выездные ворота С. Эти 23 турникета обрабатывали всех зрителей, входивших на трибуну «Лепингс-Лейн», Западную и Северную трибуны: 24 447 зрителя. Остальную часть стадиона, насчитывавшую 29 800 зрителей, обслуживали 60 турникетов.
10 тыс. болельщиков с билетами на трибуну «Лепингс-Лейн» прошли через три внешних входа в замкнутую зону и встали в очередь у семи турникетов. Болельщики на Северной или Западной трибуне входили через три других внешних входа, направляясь к одному из 16 турникетов. На этой плотно закрытой территории должны были разместиться почти 25 тыс. человек. Это было потенциальным узким местом и серьезной опасностью. На самом деле всего за три года до этого, 11 июня 1986 года, инспектор полиции, имеющий значительный опыт работы на стадионе, написал главному суперинтенданту отдела «Ф» предупреждение о серьезной проблеме «доступа к стадиону, особенно к трибуне "Леппингс-лейн"». Он заявил, что «переделанные турникеты не дают ничего похожего на доступ к стадиону... необходимый выездным болельщикам». Болельщики стали «справедливо раздражаться из-за неэффективности системы, которая была направлена против полиции и могла привести к общественным беспорядкам». Это была его оценка относительно обычных клубных матчей; а полуфинал гарантировал аншлаг.
Пройдя через семь турникетов, болельщики оказывались во внутреннем вестибюле. Прямо напротив был туннель, спускающийся вниз под углом 1-к-6 на трибуну. Над туннелем рядом с буквой «Б» было вывешено слово «стоячие». Это совпадало с буквой на всех билетах на трибуну. Болельщики на автомате спускались в туннель, предполагая, что это единственный вход на трибуну. На самом деле крутой туннель вел только к центральным загонам, 3 и 4.
По иронии судьбы, первые боковые ограждения были установлены в 1981 году после того, как на трибуне произошла давка из-за ее переполненности. Трагедию едва удалось предотвратить, открыв ворота в ограждении по периметру. Кроме того, поскольку в то время это была трибуна без заграждений, болельщики выходили с боков, хотя это было не так просто, так как вся трибуна была переполнена. Два радиальных ограждения были построены в 1981 году, еще два — в 1985 году, после чего «загонов» на трибуне оказалось в обще сложности пять.
Ограждения были пересмотрены в 1979 году, оставив смесь относительно новых и старых. Некоторые модификации ограждений были сделаны в 1985 и 1986 годах. Следовательно, распределение ограждений в загонах 3 и 4 было совершенно иным. В загоне 3 была щель между барьерами, которая тянулась от переднего барьера почти до задней части трибуны. Давка в стороне этого канала явно поставила бы переднее ограждение под значительное давление. Загоны 3 и 4 имели узкие, шириной в плечи ворота, поднимающиеся по ступенькам на дорожку по периметру. Они были заперты.
Зайти на «Хиллсборо» было нелегко. У стадиона, огороженного жилыми домами на севере и рекой на юге, была минимальная стоянка для автомобилей. Болельщиков «Ливерпуля» направляли в обе стороны к Леппингс-лейн, пока они не добирались до поворота дороги у магазинчика на углу. Здесь они столкнулись с узким местом необычайных размеров. Конец их пути состоял из двух замкнутых внешних вестибюлей, которые вместе были не больше небольшого школьного двора, ведущих к старым и неэффективным турникетам. Их загоняли в эти загоны без всякой мысли о замедлении или фильтрации их прибытия. Меморандум инспектора 1986 года остался без внимания.
* * *
В последние полчаса перед началом матча болельщики прибыли к узкому месту с обеих сторон, и две ограниченные через внешние ворота зоны стали плотно забиты людьми. Со стенами, заборами или воротами по бокам и спереди, единственное облегчение было позади, но все больше и больше болельщиков прибывали, не обращая внимания на потенциально смертельную давку спереди. В течение нескольких минут давка стала отчаянной, ситуация критической, поскольку мужчины, женщины, дети и полицейские боролись за пространство и дыхание. Рассказы полиции и болельщиков о том, что произошло дальше, разнятся.
Суперинтендант Маршалл, командовавший полицейскими, наблюдавшими за прибытием и приближением болельщиков «Ливерпуля», ранее патрулировал этот район и заметил много «в основном мужчин», которые «лежали или сидели на траве и пили из банок и бутылок на ярком солнце». Но «не было никаких проблем» и «несмотря на то, что, как мне показалось, было слишком много выпивки, болельщики вели себя хорошо». Заявление Маршалла в значительной степени концентрируется на степени потребления алкоголя среди болельщиков «Ливерпуля».
На Уодсли-лейн он столкнулся с двумя молодыми людьми, идущими со стаканами пива в руках. В питейных местах в конце Марлклифф-роуд было «действительно очень оживленно», и «около 30 мужчин» снаружи «пили различные опьяняющие напитки». За пределами Парк-отеля «группы болельщиков... пили во дворе паба и скандировали футбольные лозунги». В супермаркете «Гейтвей» с правом продажи алкоголя «велась ревущая торговля» с очередью из болельщиков, покупающих выпивку на вынос. Куда бы он ни направлялся, Маршалл приказывал полицейским поблизости внимательно следить за любителями выпить.
Инспектор, дежуривший за пределами стадиона, также заметил, что болельщики, как и ожидалось, прибывали «с банками пива, бутылками пива и бутылками спиртного». Те, кто приближается к стадиону «несущие… спиртное, которое у них отбирали и клали в большие баки, предназначенные для этой цели». Он призвал болельщиков двигаться дальше и уходить на стадион, предполагая, что у некоторых нет билетов, а другие «пьяны до одурения и не слушают советов и инструкций». Насилия не было.
У самого стадиона конный полицейский «почувствовал общий аромат пива, исходящий от толпы болельщиков… Мне показалось, что на них повлияло употребление алкоголя, и они стали более враждебными». Старший офицер чувствовал, что «все больше свидетельств пьянства среди болельщиков, все из которых были поклонниками "Ливерпуля"». На стадионе «толпа была в полном застое, и было небезопасно форсировать "узкое место"».
Полиция рядом с турникетами «испытывала большие трудности в управлении толпой в этот момент... турникеты эффективно не справлялись с толпой, которая росла с каждой минутой». Внутри стадиона полицейские пытались помочь людям пройти через «устаревшие» турникеты. Их постоянно клинило, либо они застревали в одежде людей и одного из них даже пришлось высвобождать, либо из-за неисправности храпового механизма.
В давке «все больше были проявления вспыльчивости, и признаки пьянства становились все более и более явными». Другой полицейский считал, что толпа становится «все более и более неуправляемой и непристойной», начиная «переползать на стадион через стены». Он считал, что «опоздавшие были выпивши сильнее, но они не могут быть классифицированы как пьяные».
«Буйная толпа сзади просто продолжала продвигаться вперед... К этому времени там было большое количество молодежи и мужчин — что значительно хуже в плане выпивки — многие были пьяны...»
Старший офицер «пошел дальше в сторону проезжей части Леппингс-Лейн и увидел, что болельщики в огромном количестве сходятся к стадиону. У многих... был с собой алкоголь, и многие были пьяны. Я кричал им, чтобы они не толкались, а они не обращали внимания. Похоже, у них была одна цель — попасть на стадион».
Другой полицейский соглашался: «Основная масса болельщиков, казалось, была охвачена срочным желанием попасть на стадион и как можно скорее, и если кто-то пострадает, то что с того… Они казались фанатичными в том, чтобы войти... хотя я не думал об этом в то время, теперь я думаю, что болельщики штурмовали турникеты». Когда полицейские пробивались сквозь толпу к внешним воротам или отступали в безопасное место через турникеты, было ясно, что ситуация между внешними воротами и турникетами вышла из-под контроля.
Внутри «люди, подходящие к стадиону... были в очень бедственном состоянии... пытались отдышаться. Другие, которые прошли через панику, шок или алкоголь, были очень агрессивны по отношению ко мне или другим полицейским. Многие, очевидно, были сильно пьяны». Другой полицейский заявил, что они были «взвинчены и в состоянии отчаяния и гнева кричали, что люди серьезно пострадают, если ситуация снаружи не будет улажена...»
Из-за разрыва радиосвязи полицейские внутри не могли в полной мере оценить масштабы проблем снаружи. Некоторые болельщики перелезали через стену, спрыгивая с крыши турникетов. Полицейские помогали им и другим перелезть через турникеты, когда поняли, что давка снаружи была очень интенсивной. Детей сажали на плечи и пропускали.
Снаружи старший офицер приказал конным офицерам сформировать кордон у внешних ворот, закрыв ворота, чтобы «замедлить давку у турникетов». Синие наружные ворота были закрыты, но вскоре «бурлящая масса людей» заставила их снова открыться. Двое из трех верховых полицейских скрылись за воротами «из-за серьезного риска травмировать людей в толпе».
Третья лошадь была в самом центре давки. Ее всадник видел, как маленьких детей передавали через головы толпы, а других людей тащили через боковые ограждения… Несмотря на яростные мольбы... толпа не обращала на это внимания, и давка усилилась. Настроение теперь сменилось паникой с некоторой долей враждебности. Старший офицер заявил: «Условия ухудшились, бросались файеры, пивная банка с вылившимся из нее пивом ударила верхового полицейского». Последовал «еще один всплеск... который, по-видимому, был согласованной попыткой сбросить этого самого офицера, и лошадь начала в испуге гарцевать».
Из полицейского пульта на стадионе по громкоговорителям передавались призывы к людям на Леппингс-лейн не проталкиваться к турникетам. Полицейский «Лендровер» с системой громкой связи был вызван к внешним воротам, чтобы «помочь контролировать толпу». Водитель обратился к толпе с призывом отступить, но «безрезультатно». По словам конного офицера, объявления не были слышны из-за «шума толпы». Полицейский в «Лендровере» «затем позвонил в наземное управление... и попросил отложить начало матча, чтобы предложить толпе что-то, чтобы остановить давку, но мне сообщили, что уже слишком поздно».
Для суперинтенданта Маршалла, который сам оказался в толпе, ситуация была «беспрецедентной», поскольку это была «не обычная толпа болельщиков, а огромная толпа людей, решивших войти на стадион во что бы то ни стало». Инспектор крикнул, что он должен приказать открыть выходные ворота, чтобы облегчить интенсивность давки. Маршалл был «недоволен тем, что согласился на эту просьбу», поскольку «ее выполнение привело бы к неконтролируемому доступу на стадион и свело бы на нет все усилия по предотвращению хулиганства внутри».
Ситуация снаружи теперь была неразрешимой. Старший офицер, не находившийся в толпе, мог видеть, как его коллега в самой гуще событий «начинает выглядеть испуганным, и, честно говоря, я не был удивлен». Связь между полицейскими внутри турникетов, на самом стадионе и в диспетчерской была неустойчивой, поскольку радиосистема отказала именно в тот момент, когда это было наиболее необходимо. Маршалл заметил «выражение крайней тревоги» на лице инспектора. В этот момент, принимая во внимание, что со мной разговаривал инспектор… я сразу же решил, что единственный практический способ предотвратить смерти снаружи — это открыть ворота.
«Я согласился... и сказал ему, что свяжусь с диспетчерской. Он вернулся на свое место у стального ограждения, а я протолкался к своему наблюдательному пункту на парапете моста. Ситуация не менялась и только ухудшалась с каждой минутой. Она переросла нашу способность эффективно управлять ею. Ситуация была беспрецедентной по моему опыту… я связался по радио с диспетчерской и попросил открыть ворота трибуны «Леппингс-Лейн». Не было никакого подтверждения этого действия». Решив, что его рация неисправна, он воспользовался рацией другого полицейского — и повторил свою просьбу открыть ворота на трибуне «Леппингс-лейн». И снова не услышал никакого подтверждения».
* * *
Болельщики, однако, имеют совершенно другое представление о давке. Группа из трех друзей прибыла на стадион чуть после 14:30 и ждала на Леппингс-лейн, чтобы обменять билет на трибуну на билет на стоячую трибуну, чтобы они могли посмотреть матч вместе. В конце концов они прошли через внешние синие ворота, где конные полицейские «пытались не пускать людей, в то время как люди между воротами и турникетами проходили, тем самым ослабляя давление на турникеты». В этот момент снаружи было «огромное количество людей», а «основная давка... за синими воротами».
У врача из Мерсисайда, также прибывшего аккурат после 14:30 с тремя членами своей семьи, были билеты на Западную трибуну: «За пределами стадиона было большое количество болельщиков, пытающихся попасть в небольшое количество турникетов... там было очень мало полиции». Он не видел никаких стюардов за пределами стадиона и, по-видимому, «никаких попыток выстроить болельщиков в шеренги перед нашим приближением к турникетам».
Рядом с турникетами «давка становилась неприятной», и он «слышал, как полицейский говорил болельщикам, что они сами виноваты в том, что опоздали». Его семья пошла дальше, а его оттеснили к кованой железной ограде. «Через несколько минут я решил попробовать еще раз. Я не мог увидеть свою семью и предположил, что им удалось пройти к турникетам... Теперь там было намного хуже, и я снова был оттеснен». Он увидел полицейского, пытавшегося закрыть одни из внешних ворот, но это было невозможно, учитывая плотность толпы.
«Я заметил, что теперь на дорожке рядом с [внешними] воротами стоял полицейский «Лендровер», и опыт 30-летнего болельщика «Ливерпуля» подсказал мне, что дела идут совсем плохо». Он подошел к «Лендроверу» и сказал полицейскому: «Вы должны взять ситуацию в свои руки, она вышла из-под контроля, будет трагедия».
Другой болельщик, приехавший вместе с братом, сразу заметил, что никаких очередей нет, «просто толпа у турникетов». Они присоединились к толпе, «а потом многие болельщики начали спускаться... прямо нам за спины. Именно тогда мы впервые начали чувствовать неприятности… На нас начали давить у турникетов».
Припарковав машину в 14:15, пятеро друзей прибыли на стадион примерно в 14:30, Когда они шли к стадиону, толпа была «добродушной», и они видели только «одного или двух» пьющих людей, но конечно, не «чрезмерное количество». За внешними воротами «уже была масса людей», и никто «не разделял людей на очереди, к чему я привык, когда хожу на футбольные матчи в Ливерпуле...»
Люди стали огорчаться по мере того, как «давка становилась все сильнее и сильнее», а «количество людей, о которых мы говорим изначально, очевидно, были увеличены теми, кто прибыл за нами... все всех толкали». Он и другие рядом с ним были напуганы, и многие в толпе кричали, чтобы не толкались, так как болельщики получали травмы. В конце концов ему удалось пройти через турникет.
«Как только мы прорвались... Все подумали, что худшее позади, потому что на улице была такая давка, а мы с облегчением прорвались». Из четверых, пытавшихся пройти через турникеты, трое встретились внутри. «Я отчетливо помню, как один полицейский сказал: “Идите прямо. На трибунах полно места, внутри тоже полно”». И они направились прямо по туннелю в загон 4.
Один отец с сыном и двумя друзьями приехали на машине около 14:30 и вместе подошли к стадиону. «Это был обычный день, как и многие другие игры, на которых я был. Ни насилия, ни пьянства, ничего подобного». Спустившись к стадиону, друзья направились в лавку на углу. Они шли своей дорогой, потому что у них были билеты с сидячими местами. «Когда мы подошли к турникетам, там царил хаос. Полиции почти не было. Это было совсем не то, что на «Энфилде», где полиция снаружи по прибытии всех сортирует».
Держась подальше от давки у турникетов, они отошли к боковым перилам. Там он наткнулся на друга с работы и немного поболтал с ним. «Мое отношение было таково: "На эту игру пускают только по билетам, у нас есть билеты, и я лучше немного опоздаю, чем рискну попасть в давку". Было очевидно, что люди испытывали проблемы, и я не хотел быть в это вовлеченным».
Одна из поразительных вещей в воспоминаниях многих болельщиков о том, как они готовились к давке у турникетов — это то, как мало кто упоминает алкоголь в качестве проблемы. На самом деле, в нескольких отчетах болельщики комментировали, как мало было поведения под воздействием алкоголя. Реальное единодушие состояло в том, что не было никакой попытки управлять толпой болельщиков, никакой фильтрации и никакого выстраивания в очереди. «Было неизбежно, что места между голубыми воротами и турникетами будут забиты людьми, что и случилось». Давка взяла свое: стариков, детей и многих женщин защищали родственники и друзья, которые в равной степени боялись за свою жизнь.
«Чего я никак не мог понять, так это куда делся контроль над толпой. Само собой разумеется, что если есть люди, пытающиеся найти свои турникеты в узком пространстве, которое ведет к трем различным частям стадиона, то тут нужна дальнейшая система фильтрации. Этот пожилой болельщик пытался найти турникеты на Западную трибуну, но без какого бы то ни было руководства задолго до турникета он оказался со всеми остальными все в том же месте.
Другой болельщик вспомнил, что в прошлом году его «упорядочивали» по прибытии на «Лепингс-лейн». На этот раз он ни с того ни с сего попал в давку: «Я не мог поднять руки, и в то время как люди вокруг меня кричали, я слышал, как болельщики сзади прибывали, пели и скандировали. Они понятия не имели, каково было спереди». В то время как конный офицер кричал в толпу позади, лошадь была опасна для многих болельщиков в толпе. «Лошадь может быть эффективна в неплотной толпе, но при такой плотности, это было ужасно. Когда лошадь запаниковала, люди вокруг кричали, что их пинают или на них наступают. Это только вызвало еще большую панику в толпе».
Люди прижимались к боковым стенам и к стенам между турникетами, некоторые перегибались через перила справа от турникетов. Слева другие упирались в заграждение выходных ворот, что было особенно болезненно. Болельщики, которые смогли перелезть через стену, чтобы избежать давки, прошли по узкому карнизу и на крышу турникетов, спустившись с другой стороны.
Оказавшись в давке, женщина и двое детей с билетами на Северную трибуну оказались в ловушке: «Не было никакого контроля, никакой очереди, ничего. Я просто толкала детей перед собой, пытаясь войти... Становилось все туже и туже... передо мной была беременная женщина, она кричала. Становилось все хуже и хуже».
Настроение было смесью паники и гнева. С затрудненным дыханием и невозможным продвижением многие болельщики думали, что потеряют сознание. Другие выкрикивали оскорбления в адрес полиции за то, что она позволила развиться давке. Все знали, что если им не удастся добраться до турникетов, они окажутся в реальной опасности. Когда над головами толпы был передан молодой болельщик, стало ясно, что, если сзади не будет оказана помощь, то те, кто впереди погибнут.
Давка у турникетов была вполне предсказуема. Еще с «Бернден Парк», опасность того, что большая толпа прибудет к узкому входу в течение нескольких минут после начала матча, была очевидна. То, что большая часть стадиона «Хиллсборо» обслуживалась таким небольшим количеством турникетов в такой узкой и ограниченной области, было серьезным риском. Всего три года назад опытный полицейский высказал именно это.
В своих отчетах о закручивании сюжета событий полиция почти повсеместно возлагала вину на болельщиков. Они опоздали и это было их выбором. Многие пили уже несколько часов, и все вокруг пропахло алкоголем. Намереваясь пробиться на стадион, они бросились к турникетам, не заботясь ни о собственной безопасности, ни о безопасности других. Хуже того, у многих не было билетов, и они были полны решимости попасть туда всеми правдами и неправдами. Когда полиция пыталась вмешаться через публичные объявления, используя лошадей или закрывая внешние ворота, болельщики не только не реагировали, но и оскорбляли и применяли насилие. Они были непрошибаемы.
У тех, кто оказался в нелепо замкнутом пространстве за турникетами, была совсем другая история. Они прибыли примерно за полчаса до начала матча, не могли легко найти нужные турникеты, и никто не направлял толпу. Старые турникеты были медленными, и через несколько минут в целом неудобная ситуация стала ужасной. Несомненно, некоторые были пьяны, другие агрессивны, но в этом не было ничего необычного. То, что они считали беспрецедентным, было отсутствием организации и руководства. Пока одни пытались дышать и с теми, кому посчастливилось пройти через турникеты, неудивительно, что болельщики вымещали свой гнев на полиции. Они только что избежали смерти.
* * *
Полицейская диспетчерская на «Хиллсборо» располагалась в юго-западном углу стадиона, возвышаясь над трибуной «Лепингс-лейн», откуда открывался великолепный вид на загоны, под которыми простиралось поле. Около 14:30 на мониторах видеонаблюдения было видно внезапное скопление болельщиков на «Леппингс-лейн» и у турникетов. Главный суперинтендант Дакенфилд видел это, одновременно производя «оценку из диспетчерской того, как заполняется стадион». Он спросил мнение своего помощника, суперинтенданта Мюррея, имея в виду толпу снаружи и пространство внутри». Мюррей ответил, что «за полчаса до начала матча мы должны вовремя их всех собрать».
Затем оба мужчины обсудили «обстоятельства, при которых мы могли бы рассмотреть возможность отсрочки начала матча». Ранее они договорились, что задержат матч только в том случае, если возникнет «идентифицируемая проблема», такая как «серьезный инцидент, авария на автостраде или туман на Пеннинах...» Это было оправданно «в отличие от тех, кто был доставлен в этот район в разумное время, но предпочел не входить как можно скорее на стадион». Это наводило на мысль, что безопасность толпы и общественный порядок у турникетов зависели от какого-то произвольного суждения о том, есть ли у давки подлинная причина.
Через несколько минут скопление людей у турникетов усилилось, и, по словам Дакенфилда, «стало ясно, что у нас возникли трудности». Как раз в этот момент его «одолели события», а именно, оборвалась радиосвязь с «полицейскими в рабочем поле». И все же он не считал целесообразным откладывать начало матча, хотя «сосредоточился на очень серьезной ситуации за пределами стадиона». Задержка «было не лучшим моим оружием». Он прибегал к призывам по системе громкой связи и развертыванию «дополнительных полицейских, чтобы успокоить толпу».
Именно в этот момент суперинтенданту Маршаллу, руководившему полицейскими операциями в толпе, «пришлось кричать, чтобы его услышали по радио». Старший офицер подслушал, как его коллега кричал Маршаллу, чтобы «открылись ворота [выхода] для того, чтобы уменьшить давление на турникеты». В 14:47 запрос Маршалла на открытие ворот дошел до диспетчерской.
Детектив-инспектор Макробби, свободный от дежурства, но наблюдавший за полицейской операцией в свое свободное время, стоял у задней части диспетчерской. Он мог видеть по монитору, что происходит у турникетов, но «чувствовал, что они хорошо контролируют ситуацию». Когда поступила просьба Маршалла, он подумал: «Нельзя открыть ворота, иначе потеряется контроль над тем, кого впускают... и можно создать сложную ситуацию с общественным порядком для полиции внутри стадиона».
Дакенфилд думал в том же духе. Инстинкт подсказывал ему отказаться: «Это нарушило бы цели Оперативного приказа... Могут попасть пьяные болельщики; люди, которые выпили; люди, у которых были файера, и люди, которые были без билетов...» Это был инстинкт, порожденный ожиданиями «хулиганства», а не императивами безопасности.
Глядя на монитор, Дакенфилд увидел, что ворота С «распахнулись», и подумал: «Ворота все равно распахнулись, почему меня об этом спрашивают?» Макробби тоже видел это и стал свидетелем «волны людей, устремившихся на стадион». «Ворота взломаны», — сказал он вслух, но вскоре ворота удалось закрыть. Ворота С не были взломаны, но были открыты для выдворения болельщика. Снаружи Маршалл увидел это, и инспектор «физически вытащил людей из-под пресса [толпы] под ограждение и физически вытолкал их через ворота».
В диспетчерской царило напряжение. Дакенфилд размышлял над первой просьбой Маршалла, когда та поступила во второй раз. В его голосе звучала настойчивость, «требование»: «Откройте ворота, или кому-нибудь будет нанесен серьезный вред или будет смертоубийство». Размышление Дакенфилда такое, каким его запомнил Макробби.
Дакенфилд, командир матча, практически не имевший опыта полицейской работы на футбольном матче, на стадионе, с которым он был незнаком, столкнулся с огромной дилеммой. Он задумался: «Человек, которого я знаю много лет, человек, которого я уважаю и которым восхищаюсь, требовал от меня того, чего я обычно не сделал бы… Мне показалось, что суперинтендант Маршалл говорил мне, что если я не открою ворота, то будут серьезные травмы и, возможно, смерть...»
Человек, от которого зависело окончательное решение, «погряз в размышлениях». Инспектор Мюррей нарушил долгое молчание: «Мистер Дакенфилд, вы собираетесь открыть ворота?» В руке он держал личное радио, включенное на «разговор», готовое к тому, чтобы все полицейские услышали ответ. Пауза, казалось, длилась целую вечность. Затем, словно размышляя вслух, Дакенфилд пробормотал: «Если снаружи может быть смерть или серьезные ранения, у меня нет другого выбора, кроме как открыть ворота». Он посмотрел на Мюррея и сказал: «Открыть ворота.»
