4 мин.

Стокгольмский синдром

2 k

Текст изначально опубликован в рамках моей регулярной рубрики на последней странице журнала «PROcпорт» в номере №11(174) за 2011 год. Это оригинальная авторская версия, поэтому она может несколько отличаться от журнальной; ну и, разумеется, здесь отсутствуют архивные фотографии и прочее, благодаря чему текст в журнале – это немного больше, чем просто текст. Материалы будут выкладываться здесь с задержкой минимум полтора месяца после выхода бумажного варианта.

 За Клаудио Тамбуррини пришли летней ночью, в ноябре 1977 года. Тайная полиция вообще любит действовать в солнечное время года, чтобы отобрать у человека не только свободу, здоровье или жизнь, но заодно еще и лето.

Последовали бесконечные допросы, побои, унижения – ничего нового для измученной военными диктатурами Латинской Америки, ничего нового для двадцатого века. Сначала вратарь «Альмагро» думал, что произошла ошибка. Затем он стал переживать, что клуб расторгнет с ним контракт (так и случилось, как только руководству стало известно, что Клаудио задержали по подозрению в связях с левыми). Шли недели, и Тамбуррини начал бояться, что всю оставшуюся жизнь проведет в стенах поместья Сере – покрытого трещинами здания в французском колониальном стиле, где располагался пыточный центр ВВС Аргентины. Охранники переименовали голкипера в Альмагро; того, у кого есть только кличка, бить проще, чем того, у кого есть человеческое имя.

Они бежали во время бушующей грозы, связав веревочную лестницу из простыней, четверо испещренных ссадинами людей, вернувшихся в мир такими же нагими, какими и пришли в него. За 120 днями тюрьмы последовал год болезненно параноидальной жизни, когда приходилось менять квартиры чуть ли не каждый месяц и озираться, выходя на улицу. В итоге Тамбуррини удалось перебраться в Бразилию, откуда уже он смог отбыть в Швецию, предоставившую ему политическое убежище. За все время этой полусвободы он появлялся в людных местах лишь дважды, празднуя победы сборной Аргентины в полуфинале и финале домашнего ЧМ-78.

Спустя тридцать лет Тамбуррини по-прежнему пытается понять, был ли он вправе присоединяться к торжествам, которые диктатор Видела преподносил всему миру, как свой личный успех (в остальном он был известен разве что привычкой сбрасывать живых людей с вертолетов). У Диего Марадоны сомнений не было: «Мы были всего лишь стайкой мальчишек, которые наслаждались игрой. Видела и его приспешники не заслуживают вообще ничего – тем более того, чтобы осквернять собой нашу память». Но Тамбуррини после пережитого уже не мог быть футболистом – расставшись со своей гражданской женой в Швеции, он поступил в университет Стокгольма и остался в науке, специализируясь на биоэтике и философии спорта. А сомнение, как утверждал еще Рене Декарт – основа любой философии.

Вратари по самой природе своего амплуа склонны к интроверсии и задумчивости – можно вспомнить, что голкиперами были Набоков, Камю и Иоанн Павел II. У Тамбуррини, наслаждавшегося в Стокгольме самой возможностью ходить по улицам, не ожидая окриков и ударов, эти качества после заключения только обострились – и он мог неделями ни с кем не разговаривать, заново ощущая, как это – принадлежать только самому себе.

Клаудио утверждает, что прошел бы еще раз через те четыре месяца страданий; пережитое дало ему лучшую жизнь. Но его новая жизнь слишком сильно определена именно поместьем Сере. Он до сих пор не любит долго оставаться на родине, хотя в свое время и был ключевой фигурой процесса над участниками хунты. Его рассуждения о природе спорта неминуемо возвращаются за решетку – говоря об объединяющей роли спорта, он вспоминает, как охранники смотрели на кухне вместе с заключенными «Формулу-1» и вместе кричали «Аргентина!» когда Карлос Рейтеман выиграл Гран-при Бразилии.

Через двадцать лет после побега вратарь написал биографию, по которой сняли фильм, номинировавшийся на «Золотую ветвь» Канн (вверху на картинке кадр из этого фильма - двое заключенных с завязанными глазами). «Мне нравится, что режиссер не стал изображать людей черно-белыми. В фильме они все серые», рассуждает Клаудио, словно по-прежнему видящий вокруг лишь бесцветные тени прошлого.

Сейчас профессор Тамбуррини пишет о генетически модифицированных атлетах ближайшего будущего, смотрит по ночам матчи «Велеса» и в свои пятьдесят с лишним продолжает играть в футбол в восьмом шведском дивизионе. Может быть, он и научился выражать серьезные мысли – скажем, свое программное «Спорт – слишком сильное оружие, чтобы оставлять его врагам» – но кто знает, хотел бы он все время вспоминать об оружии и врагах, говоря о футболе, если бы у него был выбор.

Текст написан специально для журнала «PROcпорт». Блог журнала на Sports.ru.