Печальные дети в полосатых пижамах. Почему аргентинцы так любят свой футбол
Почему аргентинцы придумали футбол и что он за это сделал с аргентинцами – в пересказе самой важной книжки по истории вопроса.
Как выглядит работа мечты? Историк Боб Эдельман в интервью пару лет назад описывал это так: «…как раз в это время я получил подписку на «Советский спорт», который приходил в США примерно с двухнедельным опозданием, а университет только-только установил огромную спутниковую тарелку ценой в 200 тысяч долларов. Она показывала советское телевидение, Первую программу. Для меня записывали игры, я забирал кассеты домой, ставил в видеомагнитофон, открывал блок пива и приступал к исследованию». Когда-то Йозеф Бойс предположил, что «каждый человек — художник», но значат ли слова Боба, что каждый человек, накидывающийся перед телевизором – потенциальный исследователь культурной истории футбола?
Похожими вопросами до него задавался Эдуардо Аркетти, аргентинский антрополог и социолог, живший в Осло с 70-х годов XX века и написавший там свою главную книжку о футболе и культуре – «Стереотипы мужественности: футбол, поло и танго в Аргентине». Аркетти уехал из Аргентины довольно молодым человеком и большую часть жизни провел вдали от дома. Он скучал по родной культуре и футболу (больше всего в Норвегии его расстраивали местные еда и футбол) и, сделав несколько более классических антропологических исследовательских книжек, взялся, наконец, за главные вопросы. Что аргентинцы думают о самих себе, когда смотрят свой футбол? Кто для них парни в футболках национальной сборной? Какие события в аргентинской футбольной истории оказали на них наибольшее влияние?
Эдуардо Аркетти
Материал Аркетти собирал просто: каждый раз возвращаясь в Буэнос-Айрес, он устраивал турне по местным кафе и кабакам, где ему назначали встречу друзья и знакомые. Когда их не было в городе, он заводил разговоры с незнакомцами. Результатом стали длинные простыни-расшифровки, стенограммы разбитых надежд и воспоминаний о лучших временах. Как следует разбавив их чтением газет и журналов 20-х годов (времени расцвета футбола и новой эмиграции в страну), он получил работу мечты. Кажется, о ней никто не писал по-русски, поэтому я собрал вместе несколько главных сюжетных поворотов.
1. Аргентина — страна великой эмигрантской культуры: «Бразильцев родили бразильские женщины – аргентинцы сошли с кораблей». Страна пережила несколько крупных волн европейской эмиграции начиная примерно с 70-х годов XIX века, прежде всего из Италии. Сильно европеизированная, местная культура нашла в футболе свое идеальное выражение. О том, что это английская игра, довольно скоро забыли – уже к концу 20-х, когда Аргентина дошла до финала Олимпиады, игру считали национальной гордостью и местным изобретением.
2. Аркетти находит удивительные соответствия между старыми газетными колонками об исконно аргентинском футболе – «креольском дриблинге» – и рассуждениями своих собутыльников. Обводка и трюки с мячом нужны игрокам и их зрителям, чтобы выразить отношение к игре и к жизни, почувствовать себя свободными. Англичане играют в футбол «продуктивно», аргентинцы делают с мячом все остальное. Поражения в двух финалах (1928 и 1930) сформировали у местной публики представление о двух школах: отчаянной и эффективной уругвайской, научившейся побеждать у холодных европейцев, и горячей аргентинской – построенной на импровизации плохих учеников, мальчиков и юношей креольского происхождения, для которых поражение стало признанием их более глубокой победы.
Чемпионат мира 1930
3. Эти мальчики (pibes) живут внутри каждого из рассказчиков, все они вспоминают себя на городских улицах, вышедшими из заброшенных городских пустырей (porteros), футбольных коробок, где оттачивался их игровой стиль и способ жить. Одновременно с этим и сам Аркетти, и его читатели понимают, что вовсе не все усатые или длинноволосые интеллектуалы средних лет, смотрящие «Боку» или «Ривер» по телевизору за стаканом вермута, сами когда-то были этими мальчиками с печальных и пыльных городских улиц. Эти истории, пишет Аркетти, – «мужские маски и зеркала», за которыми они прячут правду о самих себе. Необязательно особенно страшную или ужасную — может быть, просто историю собственного разочарования или равнодушия ко множеству когда-то важных вещей. Для разговора об этом у них есть свой язык — креольского футбола, родом из porteros.
4. Почему идеальный аргентинский игрок – именно ребенок? Потому что так ему удается избежать ответственностей и забот взрослой жизни. У ребенка нет семьи, работы, обязательств – даже если теоретически мы помним о том, что они существуют, он оставляет их за футбольным полем. Малыш играет на поле за всех нас. Один из соседей Аркетти по столику Манучо объясняет это так: «Мы, аргентинцы, любим представлять себя свободными, активными, необремененными важными обязательствами. У нас должна быть куча свободного времени, иначе как мечтать? А кто не хочет мечтать и не мечтал бы о том, чтобы другие считали его таким?».
5. Золотой век аргентинского футбола закончился в 1958 году. Сборная поехала на чемпионат мира в Швецию в ранге самопровозглашенного фаворита. Уже несколько десятилетий аргентинцы слышали от самих себя истории о собственном превосходстве (диктатура Перона очень способствовала этим настроениям, как и вообще любая диктатура). Турнир команда закончила, проиграв Чехословакии 1:6. Результат был настолько страшным, что стер самодовольство даже с тех, кто раньше мог упиваться победой в поражении. Прибывшую в страну команду ограждали от болельщиков. Официальные власти изъяли у игроков все покупки, сделанные в Европе – они не должны были привезти из Швеции ничего, кроме позора. То, что команда потеряла тогда (и обрела снова только с появлением Менотти, а затем и Марадоны во второй половине 70-х) – это представление о правильности выбранного пути.
Но правда вернулась и восторжествовала, меланхоличные мужчины средних лет вновь получили право мечтать и видеть себя во сне в полосатой пижаме – футболке национальной сборной. Воскресла и вера в собственное прошлое, такой как ее зафиксировал Эдуардо Аркетти в монологе 29-летнего Гектора в кафе Авельанедо, индустриального района Буэнос-Айреса.
«Когда я был ребенком, в конце 60-х, мой отец начал постепенно рассказывать мне историю «Индепендьенте». Он часто повторял, что, хотя и невозможно перенести все жизненные обстоятельства на футбольное поле, есть очень много ситуаций и ритуалов из внешней жизни, которые являются частью игры. Игроки – герои и злодеи – превращались в жертв, ораторов, судей, убийц, трюкачей, рабочих, бюрократов, ростовщиков, мошенников, уголовников, наемников, фокусников и искателей приключений. Мой отец настаивал на том, что под влиянием страсти и при участии игры сосуществуют разные типы людей: они переживают несчастье, энтузиазм, трагедию, комедию, магию и надежду. Он рассказал мне прекрасную историю, которая, как он считал, демонстрирует всю противоречивость футбола.
Он помнил сильную команду «Индепендьенте» 20-х, на правом краю у которой играл Лалин, фокусник, и вторая звезда, очень пробивной нападающий – убийца Сеан по кличке Свинья. Это случилось в матче с «Эстудиантесом де ла Плата». Весь первый тайм Лалин не расставался с мячом, танцевал и водился. «Представь себе, сынок, – говорил мне отец. – Ты играешь в футбол апельсином, пока из него не выступит сок. Так вот, Лалин превратил мяч в апельсин, он делал это в каждом матче. Сеану это совсем не нравилось. Его работой было забивать голы и побеждать. Забивать голы – самое драматическое, что бывает в футболе, сам понимаешь».
Лалин бесконечно откладывал тот момент, когда победители отделяются от побежденных и часть игроков испытывают счастье, а часть – разочарование. Сеану и это не нравилось. В перерыве он потребовал мяч себе: «Лалин, отдай мне пас, только один пас. Хороший кросс – это все, что мне нужно. Я гарантирую: один хороший кросс – один гол». «В начале второго тайма Лалин вырезал идеальный кросс на Сеана, – продолжил отец, помедлив секунду. – И он, эта голевая машина, слета вколотил мяч в ворота. Гооол! Красивый мяч. Довольный Сеан прибежал к Лалину, чтобы поблагодарить его: «Видишь, если мы будем играть так – мы будем побеждать, мы всегда будем побеждать». Лалин ответил: «Я не сомневаюсь, что мы всегда можем выигрывать, но так я не получаю удовольствия от игры».
Фото: ram-wan.net; Gettyimages.ru/Keystone, Matthias Hangst, Central Press/Hulton Archive
Общался с людьми возле стадиона,некоторые приехали к стадиону не имея билета и болели за его пределами!!! преодолев больше 10 тысяч км...Хичида лока !