Чтобы помнили
Бывают такие моменты, которые принято называть осознанием. Это не что-то новое, что заставляет колыхаться интерес внутри и подпитывать дополнительными подробностями только что открытое для себя. Наоборот – ты если не знал, то догадывался, а если и догадываться уже забыл, то где-то там, на периферии сознания, на корочке все это было отложено и ждало своего часа. Того времени, когда ты сможешь это наилучшим образом воспринять. Да и, если уж по большому счету, то просто восприятие это тоже фигня и пчелы до сих пор продолжают рулить – ты можешь это ощутить. Почувствовать. Прожить.
Вот для меня таким моментом осознанного ощущения стал тот факт, что в январе следующего года Высоцкому исполнилось бы 80. И это антонимы, оксюморон (не путать с рэпером) или что там еще придумали досужие лингвисты. Не могло так случиться что Глеб Егорыч Жеглов выходил бы изрезанный морщинами и немножко не в себе на свой творческий вечер. Не может того, голос, который в моем детстве рвался из динамиков кассетного магнитофона и заставлял слушать себя, даже не вникая в слова, просто потому что заполнял своей энергией без остатка ... Хотя стоп - пытаться писать Высоцкого это занятие с вектором, устремленным в бесполезность, но вот что я знаю точно – не мог он шамкать и пришепетывать. Не могло Высоцкому быть 80. Никогда. Не в моей вселенной. Столько могло быть заокеанскому Высоцкому – Леонарду Коэну. И было, и даже чуть-чуть побольше, и когда он умер прошлым ноябрем, то я до 7 утра слушал его песни и пил под них. Просто почему-то казалось что Коэн будет всегда, а тут его раз – и нет. И это тоже тот самый момент осознания, который чуть-чуть приподнимает волосы на твоем затылке и от этого явственно понимаешь, как в него дышит твоя судьба. Временами надсадно, прерывисто. Порой кажется что у судьбы астма, что уже затылок ломит от ее сопения и тебе срочно нужно найти для нее ингалятор. Однако с этим ощущением лучше, чем без него – с ним себя живым ощущаешь.
Ни единою буквой не лгу -Он был чистого слога слуга,И писал ей стихи на снегу,-К сожалению, тают снега.
Но тогда еще был снегопадИ свобода писать на снегу.И большие снежинки и градОн губами хватал на бегу
К заявленной теме я уже возвращаюсь не первый раз (даже буду в этой статье сам себя цитировать). Наверное это какая-то проекция принципа, заложенного на смертном одре Михаилом Булгаковым – “чтобы помнили”. Или “Чтобы знали” – тут трактовки расходятся, хотелось бы чтобы помнили и знали. Даже в те самые дни, когда конфетти и серпантин на снегу и в голове – я не люблю статей, приуроченных к датам, ибо вижу в подобном использовании информационного повода элемент торговли памятью….
Ладно – в жопу предисловия.
23 июня 1991 года ЦСКА впервые за два десятка лет выиграл трофей – Кубок СССР. В тот же самый день и в том же самом месте состоялся последний матч в жизни Михаила Еремина. А в наступающем, 2018-ом году, Мишке могло бы исполниться 50 лет. Только пятьдесят.
Вот, собственно, и все. После смерти Мишу превратили едва ли не в былинного богатыря, который обязательно должен был втащить наш футбол к звездам и бриллиантам – обычно статьи о нем пишутся именно в таком ключе. Полно – это было простой парень, который очень любил играть в футбол, который очень хотел стать первым в своем деле (и даже обещал отцу, что станет первым вратарем страны) и которого случай остановил на пороге исполнения его желаний. Миша еще не был безусловным номером 1 среди вратарей эпохи распада СССР, но ключевое слово здесь “почти”, он очень скоро мог бы им стать, если бы не… Если бы судьба не уготовила ему именно такую развязку – оставив наиболее яркой вспышкой в памяти то, как Мишка Корня на себе катал после той, последней победы, после чего переложив на футбольный лад "Преванный полет" ВСВ
Он пока лишь затеивал спор,Неуверенно и не спеша,Словно капельки пота из пор,Из-под кожи сочилась душа.
Только начал дуэль на ковре,Еле-еле, едва приступил.Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,И судья еще счет не открыл…
…Смешно, не правда ли, смешно,Когда секунд недостает,-Недостающее звено -И недолет, и недолет, и недолет, и недолет…
И если бы все пошло не так, случись какая-то заминка, случайная встреча или какая-то другая мелкая подробность, то… То я был бы рад увидеть в октябре того же 91-го, как на подмороженном стадионе Торпедо Мишка празднует золотой дубль со своими одноклубниками. Он не остался бы в ЦСКА надолго (времена дикого рынка 90-ых затронули футбол более чем), но, поколесив по Европам, Еремин бы вернулся доигрывать в свой клуб, к своему тренеру, к Пал Федоррычу. А потом мне хотелось бы увидеть как Еремин прощается с футболом и передает свои перчатки совсем юному пареньку по имени Игорь. Как он радуется армейскому золоту и Кубку УЕФА. А потом, в том “потом”, которое для нас является сейчас, МатчТВ привлекает Мишку в качестве эксперта перед важными матчами…
Ничего этого я не увижу. Этого не было. Была лишь авария около деревни Черная Грязь. Неделя агонии. А потом темнота.
Сергей Горохов, одноклассник Михаила Еремина:
За день до финальной игры на Кубок России я встретил его в Зеленограде, и он пригласил меня в Лужники поболеть за ЦСКА. Не помню почему (может быть, дела срочные были?), но я не поехал. Поздно вечером узнал, что наши выиграли. Подумал, что надо бы позвонить, поздравить, но было уже далеко за полночь, поэтому не решился. А на следующий день мой отец, успокаивая, кажется, самого себя, сообщил мне, что Миша попал в аварию и разбился. «Насмерть?» — «Нет, лежит в больнице». Я тут же позвонил дяде Васе и узнал, что все очень плохо: мозг поврежден, глаз не осталось… Даже не знал, что в тот момент желать Мише, совершенно не мог представить его беспомощным инвалидом
Василий Николаевич Еремин, отец Михаила:
После выхода ЦСКА в высшую лигу он сказал мне: «Папа, я обязательно стану первым вратарем страны». До 24 июня я не сомневался, что это действительно будет так,– продолжает отец Михаила.– В тот день мы с Валентиной Михайловной пришли на работу, и вдруг — звонок из отдела кадров: туда приехал капитан из ГАИ и сообщил о трагедии. Вы представляете мое состояние…Потом на неделю нашим «постоянным местом жительства» стала 3-я городская больница Зеленограда, где в реанимации лежал Миша. В приемной в эти дни творилось настоящее паломничество болельщиков ЦСКА. Они приезжали со всех концов страны, чтобы поддержать Мишу. Руководство ЦСКА пригласило всех отечественных светил нейрохирургии, но они разводили руками: «Крепитесь. Шансов у него нет: осколки стекла проникли в мозг».Я уговорил еще одного столичного профессора приехать в нашу больницу. Она очень долго обследовала Мишу, потом вышла в 11 часов вечера и сказала: «Лучше вы будете знать горькую правду, чем утешительную ложь. Готовьтесь».
Михаил Колесников, полузащитник ЦСКА:
23-го играли в финале Кубка СССР с «Торпедо». На следующий день Миша пригласил самых близких ему людей в команде в ресторан гостиницы «Космос» — отметить день рождения и заодно —победу (были уверены, что выиграем). Был еще один прекрасный повод, о котором мало кто знает: именно 24 июня Мише должны были вручить в ЦСКА ордер на однокомнатную квартиру в Москве, в которой раньше жил Игорь Корнеев. Но не суждено было…А на следующее утро мне позвонил Брошин… Или Кузнецов? Сейчас уже не помню… И сказал, что Миша попал в аварию. Тут же включаю телевизор, а там — спортивные новости программы «Вести»… До сих пор перед глазами ухмылка известного телекомментатора (не хочу называть фамилию): допраздновались, дескать…Никаких праздников, еще раз говорю, не было. Ни Миша, ни его друг, который вел машину, пьяными не были. Причиной автокатастрофы стала лопнувшая шина. Это уже доказано.После победного кубкового финала был календарный матч чемпионата страны в Москве с донецким «Шахтером». Мы проиграли его со счетом 3:4. А иначе быть не могло. Дима Кузнецов, наш капитан, потом сказал в одном из интервью, что даже не помнит, «как мы играли с «Шахтером». Если честно, после случившегося с Еремушкой горе заливали алкоголем: вышли на игру никакие…
Дмитрий Кузнецов, полузащитник ЦСКА:
Меня разбудил звонок Садырина – в пять или шесть утра. «Живой?» — спрашивает. «Живой, а что такое?». – «Ерёма разбился». Второго опознать не могли. У Дмитриева такая же печатка была – подумали, он. Потом оказалось – друг Мишки… Мы после финала не поехали в ресторан – у Мишкиного товарища был день рождения, и он попросил нас перенести посиделки на день-два. И поехал к другу в Зеленоград. Попраздновали – и в пять утра двинули в сторону Москвы. Зачем – непонятно. Машина Мишина, но за рулём был не он…По версии водителя «Икаруса», их машина за пять метров перед ним вильнула – мост выбила передний… У Ерёмина 14, что ли, ранений, и все – несовместимые с жизнью… 23 мая Кубок был, а 27-го – «Шахтёр». На базу съехались 25-го. Все в шоке – какая тут игра?! На реку, где Садырин с Колотовкиным рыбачили, пошли. Расселись кто где. По одному человеку. Кто с пивом, кто с вином, кто с водкой. Просто сидели и пили, одуревшие. Молча.
Я когда-то писал здесь статью о другом армейском вратаре, который тоже шагнул с порога большого футбола в вечность – о Сереже Перхуне. Поэтому я просто скопирую один абзац оттуда, ибо что бы я не пытался сейчас сказать и какие бы новые обороты для этого не использовал – все это будут изложения на новый лад одной и той же мысли
“Футбол это игра. Это зрелище, которое объединяет миллионы, одновременно разделяя их по клубным пристрастиям. Это титулы и достижения, память о которых проносится через годы, оставляя в себе какую-то частичку той радости и эйфории, к которым можно прикоснуться и ощутить их даже через долгое время после. Мир футбола стал частью меня лет с пяти, и с того времени я ни на секунду не пожалел о том, что игра, в которой 22 потных мужика пинают по траве пятнистую сферу, является частью моей жизни. Равно как и о том, что цвета этой ипостаси меня красно-синие - несмотря на то, что была и обидная первая лига с многочисленными подколками адептов других конфессий, и прочие не самые радужные моменты. Но если бы у меня была возможность хоть гипотетически повлиять на тот ход вещей, который привел к тому , что на этом свете не стало того самого молодого парня, про которого написана эта статья, отказом от этой части жизни, то я бы тотчас снял розу и больше бы никогда не одевал. Такие ребята должны жить дальше: радоваться успехам в выбранном деле, рождению детей, да, в конце концов, новому рассвету и новому закату - никакие кубки с трофеями их жизни ни на йоту не стоят. Жаль, что так нельзя. Я бы хотел, чтобы было можно.”
В этом году армейская фанка почтила память Перхуна. Пусть немного не слаженно, но это было здорово. Но вот что в день рождения Миши Еремина, что в день смерти в России футбол теперь не играют – то интернациональные мундиали, то просто летний перерыв. И очень бы хотелось увидеть что-то подобное без привязки к памятным датам и поводам, просто в тот самый третий раз, когда сжимает сердце при воспоминании о парне, который до звезд не дошагал – однако свет кометы Еремина до сих пор заметен. А даже если и без речевок на стадио – просто чтобы знали, чтобы помнили.
Конь на скаку и птица влет –По чьей вине, по чьей вине, по чьей вине…
