НАВОШтА вучыцца?
*Зачем учиться? (бел.яз.) Юбилейная прессболовская байка от Сергея Новикова о детстве, отрочестве, юности и университетах простого белорусского хлопца Димы Навоши.
***
— Дим, а можно я напишу про то, как мы с Бережковым заканчивали вместе с тобой школу?
— А что? Давайте-давайте, — отзывается он характерно отрывистым московским говорком.
— Знаешь, я вот только забыл имя того твоего директора...
— Ой! Помню, что Константиныч. Но, если надо, уточню.
— Ну, в принципе и не обязательно. Ведь там было что-то совсем простое: Михаил или Николай. — Ну да...
Взгляд у Николая Константиныча (назовем его так) был торопливо-недовольным. Наверное, так посматривают на нежданных гостей в хлопотную пору на стыке мая и июня все обитатели нашей усадебно-огородной глубинки, тем более что дело было в беспокойную пору раннего суверенитета. Экзаменов в тот день в школе не принимали. И, похоже, мы совсем некстати оторвали человека от домашней рутины с грядками, сенокосом и плантациями клубники, без которых просто не обойтись, живя в городском поселке Фаниполь Дзержинского района Минской области.
Десятком минут ранее мы миновали на бережковском тогда еще “Опеле-Кадете” деревню Черкассы. И мысленно с сочувствием оценили расстояние, которое все детство приходилось ежедневно отмерять от родительского дома и обратно в походе за знаниями объекту нашей теперешней тревоги. Это его только что бесцеремонно выставил из своего кабинета директор фанипольской средней школы номер один:
— Ты давай-ка, парень, за дверью подожди, — сказал он твердо, но без злобы. И это обнадежило.
Впрочем, ученик выпускного класса Дмитрий Александрович Навоша покидал директорский кабинет с неприкрытым вызовом. Он что-то недовольно бурчал под нос, гордо чеканил шаг по ковровой дорожке кроссовками с претензией на “фирму” и одновременно поправлял в ухе наушник от плеера. Майка с неким забугорным слоганом была стильно-небрежно заправлена в джинсы, превращенные в шорты радикальным обрезанием на уровне бедер. Мы ничего не говорили и только осуждающе поглядывали ему вслед. А потом еще с полминуты — изучающе, друг на друга. Как и намекала обстановка, тишину нарушил хозяин:
— Я вот смотрю на вас. Серьезные люди. И, надо же, приехали сюда. За него просить. Вот вы мне честно скажите, неужели из него (на этом местоимении были дважды сделаны глубочайшие смысловые ударения) выйдет толк?
Я ободряюще глянул на соседа. Неподражаемая бережковская улыбка была уже на месте и действовала, как крушение Берлинской стены на напряженность в Европе. А в подкрепление редакторского обаяния убедительно прозвучало:
— Знаете, толк будет. Еще какой... — по-моему, здесь Петрович мечтательно закатил глаза.
Директор глянул на нас, как на бежавших от наряда “скорой помощи” чудаков. Он как-то дружелюбно разбросал по столу могучие ладони:
— Ну, положим, я его к экзаменам допущу. Но так ведь я этого Навошу знаю. Он в таком же виде, в своих лохматых штанах, и на сочинение явится, и химию сдавать! А у нашего учителя Марьиванны зарплата точно поменьше, чем стоят вот эти штуковины, что у него в ушах. Как я к ней подойду? О чем просить буду, если он два года у нее на уроках не появлялся?..
Мы, не сговариваясь, толкнули друг друга локтями. В один миг почувствовали: нормальный мужик, договоримся. Причем легко. Ведь оставить нашего протеже неаттестованным для этого играющего в строгость добряка — канитель почище, чем для нас.
— Ну, проблему гардероба мы берем на себя. Как лучше: костюм, туфли, белая рубашка, галстук? — Ну, галстук у нас, может, и не обязательно... Что с аттестатом у Димки будут проблемы, почувствовалось давненько. Года за полтора до выпуска он стал ходить в редакцию как на работу, являясь туда из своих Черкасс ежеутренне, и это автоматически исключало присутствие за фанипольской партой в те же часы.
Что разговаривать с ним на эту тему бесполезно, выяснилось тоже очень скоро. Навоша вообще с категоричной ершистостью отвергал даже бесспорные истины, если ты пытался довести их до него с лету, тем более когда они были ему неприятны или он их не разделял. Помню, какая оторопь взяла меня, когда этот хмурящийся пацан, разысканный мною по чьей-то подсказке на зачуханной трибуне минской “Орбиты”, принял в штыки предложение написать что-нибудь пробное для “ПБ”. В ответ он заговорил о нежелании предавать другую газету, с которой на ту пору уже сотрудничал. Собственно, мы и вычислили парня там — по коротким текстам, в которых он с константиноесенинской лихостью мял всевозможную футбольную цифирь.
И вот вместо обычного для подобных бесед той поры огня в юнкоровских глазах — строптиво выставленные локотки и великодушное обещание: надо подумать. Тот трансфер давался мне с нежданным скрипом. Помню, что стойко держал паузу, пока Димка сам не позвонил. А может (уже и не вспомню), подошел при случае:
— Хорошо, я согласен...
Уже через пару-тройку недель он был в газете незаменимым штыком, из числа тех, кого Петрович величает спецназом. При внешней колкости новичок с редкой толковостью переваривал и схватывал все дельные замечания и советы. Он с изумительным аппетитом расширял набор жанров и тем, легко добавил к увлеченности футболом влюбленность еще и в баскетбол. Он с неправдоподобной для своего возраста зрелостью распознавал в профессии “хорошо” и “плохо”. Он на равных сходился с людьми вдвое-втрое его взрослее. Он так умело управлялся со словами, что совсем скоро его (школьника!) тексты пошли в верстку без предварительной редакторской читки. Он стал у нас зарабатывать. Это был с уникальной стремительностью выросший профессионал.
— Дима, как дела в школе? Ты же совсем не бываешь на уроках. Я не понимаю, как такое возможно... — заводить с ним такие беседы время от времени приходилось для очистки совести. Но, если честно, это было чем-то сродни предложению пойти и поиграть в песочнице.
Он и отвечал соответственно:
— Не беспокойтесь. Все там нормально.
Приходилось его же словами увещевать и себя. И подспудно морально готовиться к тому, что рано или поздно пришлось услышать:
— Посоветуйте, как быть. Меня не допускают к выпускным экзаменам...
Через пять минут мы с Петровичем обсуждали экспедицию в Фаниполь — прямо завтра, с утра пораньше. Тамошняя школа легко угадывалась с брестской трассы — типовой проект трехэтажки с прилепленными перпендикулярно с торцов спортзалом и актовым залом-столовой. Дима в условленный час встречал нас у крыльца:
— Директор уже у себя. — Ну, пошли. Выплюни жвачку, — это единственное, на чем оставалось нам настоять у первой ступеньки...
...С тем замечательным фанипольским школьным директором мы не встречались потом никогда. Он и без напоминаний по-мужски сдержал слово и выполнил все, как пообещал. Хотя сказать по правде, когда пару-тройку лет спустя его горе-выпускник перебрался в Москву, а я стал не без наставничьей гордости поражаться Диминому продвижению в лидеры мощнейшего и звездного в ту пору спортивного отдела “Известий”, нет-нет да и подмывало наведаться по запомнившемуся адресу — с кипой газет под мышкой и бутылкой доброго коньяку. Жаль, что так и не собрались...
А ураганная карьера Дмитрия Навоши тогда только разгонялась. Через месяц он понес документы на журфак, откуда вернулся с ними же — после творческого конкурса, бодро отрапортовав:
— К сдаче вступительных экзаменов не допущен.
— Ну и что за тема была на письменной работе?
— Что-то про “сегодня моей страны”.
— Ясно. И что написал?
— То, что думаю...
Еще через пару месяцев на стол то ли мне, то ли сразу Бережкову легла повестка в Дзержинский райвоенкомат. Для нашего спецназовца трубили осенний призыв. А для нас — планирование новых срочных визитов. Завтра, прямо с утра пораньше. Начиналась очередная история из жизни “ПБ”...
