«По сравнению с Муном Гитлер – ничто». Необыкновенная судьба русского вратаря
Денис Романцов поговорил с Валерием Сарычевым
В 1991 году журнал «Огонек» признал Валерия Сарычева лучшим вратарем нашей страны. Варианты с переходом в «Марсель» и «Маккаби» сорвались, и Сарычев улетел в Южную Корею, где живет уже четверть века.
– Вы родились в Душанбе. Как там оказались ваши предки?
– Семью отца репрессировали и выслали в Душанбе перед войной. Моя двоюродная бабушка взяла на воспитание мальчика, чьи родители погибли при пожаре, но на нее написали донос, обвинили в том, что она поработила того мальчика, и раскулачили. Всю семью отправили в Среднюю Азию, оставили только моего деда – он был очень сильный механизатор. После войны мой отец ушел юнгой на Балтийский флот. Отслужив семь лет, он осел в Душанбе.
– Чем вы там занимались, кроме футбола?
– Я закончил семь классов музыкальной школы по классу скрипки, но не пошел на выпускной. Понял, что это не мое. Мне больше нравится прогрессивный рок. В семидесятые виниловые пластинки стоили у фарцовщиков семьдесят рублей, так что я тратил на них всю зарплату в душанбинском «Памире». Уже попав в «Торпедо», я купил в Италии пластинки Фила Коллинза, Алана Парсонса и Джон Леннона, но таможенник не разрешал мне провести их в Москву.
– Как вы дебютировали в «Памире»?
– Мне повезло. Меня взяли на просмотр, но более талантливым считали другого молодого вратаря, Степаняна. Тем не менее в команду приняли нас обоих, и меня включили в запас на кубковую игру с «Динамо». Я вышел на разминку, чтобы посмотреть на живого Владимира Пильгуя, а потом повернулся к нашей команде и увидел, что основной вратарь «Памира» Карасев лежит на траве.
Меня прошиб холодный пот. Подхожу к нашему тренеру Секечу, отвлеченному беседой со своим коллегой из «Динамо»: «Там Карасев травмировался». Даже не посмотрев в сторону Карасева, Секеч сказал: «А ты чего стоишь? Переодевайся». Меня трясло так, что я бутсы не мог натянуть. И после этого отстоял на ноль.
– Когда получили первую травму?
– В двадцать лет. После тренировки мне били по воротам, но я неудачно поставил кулак и в кисти что-то щелкнуло. Из-за боли не спал почти всю ночь. Мне наложили компрессы, перебинтовали, я отыграл матч против «Нистру» одной рукой, а перед следующей игрой, против СКА Одесса, точно так же травмировал вторую кисть.
Руки болели так, что я вилку не мог держать. Остаток сезона доиграл через боль. Зимой на медосмотре пожаловался на боль в руках. Сделали снимок: «Да у тебя перелом». Ладьевидные кости на обеих руках сломались пополам. «И долго ты с этим играл?» – «Полгода». На костях даже мозоли появились.
Два месяца провел в гипсе, тренировался как полевой игрок, и, как только кости начали срастаться, меня вернули в состав. Сказали: если на кости мозоль – она больше не сломается. Я поверил и на первой же тренировке снова сломал обе руки. Кисти аж немели от боли, не помогали даже эластичные бинты. Но я вернулся на поле, меня взяли в ЦСКА, и врач Олег Белаковский сказал: «Если хочешь, в Бурденко могут прооперировать, но на лечение каждой руки уйдет по семь месяцев». То есть – почти два сезона без футбола. Я отказался. На общих основаниях пришел в военкомат, меня признали негодным к службе, и я под шумок ушел в «Торпедо», где про мои переломы никто не знал. Через три – четыре года я привык к боли и перестал на нее реагировать.
– В «Торпедо» вы выиграли конкуренцию у Вячеслава Чанова?
– Слава сломал мизинец на руке, и я его заменил, проведя хороший сезон. Помню, поехал с «Торпедо» в Мюнхен на Кубок Кубков. Я впервые оказался в капиталистической стране и понял: настоящий коммунизм – это то, как люди живут в ФРГ, а не то, что строили у нас.
А потом у меня появился еще один сильный конкурент – Дима Харин. Он занял мое место после того, как я подвернул голеностоп, но он и так был талантливее меня, так что дело не в моей травме. Я видел, как Харин прогрессировал и считал, что он вырастет в одного из лучших вратарей Европы, но, как мне кажется, после ухода из «Торпедо» он перестал расти.
– Харин ушел после того, как тренер Валентин Иванов обвинил его в том, что он специально пропустил от «Динамо» Тбилиси?
– Не в этом дело. До этого Димка ошибся в Киеве, где отбил мяч на ногу Яремчуку и мы упустили победу. В Тбилиси тоже выронил мяч из рук, добивание – гол, и мы опять без очков. На последний тур Иванов поставил меня, мы обыграли «Гурию» 3:0, вышли в еврокубок, зимой полетели в Марокко и узнали, что Харин ушел в московское «Динамо».
Я был в шоке, ведь на Димку очень рассчитывали, дали ему, пацану, однокомнатную квартиру в Москве, а он ушел. В «Динамо» он проиграл конкуренцию Сашке Уварову. Да, Димка побывал потом в ЦСКА и «Челси», но по потенциалу мог добиться куда большего.
– Ваш самый экстремальный выезд с «Торпедо»?
– Второй тур 1989 года. Мы приехали в мой родной Душанбе. «Памир» только-только вышел в высшую лигу и к нему приехало «Торпедо» с двумя таджиками в составе – Сарычевым и Ширинбековым. Люди сидели даже не осветительных мачтах, хотя лил жуткий дождь. Мы выиграли, и минут за десять до конца вся моя штрафная была усыпана камнями и кусками цемента. Потом нам разбили стекла в автобусе и поранили лицо оператору команды Генке.
– За границей было что-то подобное?
– Нашу игру Кубка УЕФА в Севилье отложили минут на пять из-за того, что мои ворота закидали туалетной бумагой. Во время матча бросали и зажигалки, но в меня не попадали, так что меня это не отвлекало. Пройдя «Севилью», мы вышли на «Монако».
Декабрь, чемпионат давно закончился, а у нас впереди игра с командой Арсена Венгера и Джорджа Веа. ЗИЛ отправил нас на десятидневный сбор в Египет, после чего мы выиграли в Монте-Карло (накануне сходили там в музей Жак-Ива Кусто – видели скелеты динозавров и экзотических рыб) и в четвертьфинале попали на «Брондбю», которому проиграли из-за скандального гола. Я остановил мяч на линии (это четко видно на снимке в датской газете, которую мне передали наши болельщики), но и судей, и комментатора Перетурина смутили мои белые перчатки, сливавшиеся с мячом, и они решили, что был гол.
– Кто из актеров ездил на матчи «Торпедо»?
– Ширвиндт с Державиным развлекали нас и в Брондбю, и перед финалом Кубка против «Шахтера», а однажды мы ехали в Ленинград в одном поезде с артистами театра «Ленком» и жили потом с ними в одной гостинице. После репетиции Евгений Павлович Леонов подошел к нашему тренеру Иванову и спросил: «Можно поехать с вами на «Зенит?» – «Пожалуйста». – «А можно я посижу не на трибуне, а на скамейке?» Леонову не могли отказать. Мы обыграли «Зенит» 2:0 и попросили Евгения Павловича приходить почаще.
– Почему в 1991 году игроки «Торпедо» отторгли Валентина Иванова?
– Многие вспоминали тот конфликт, но никто не сказал то, что было на самом деле. Даже Лидия Гавриловна Иванова, по-моему, не в курсе того, что произошло. В действительности команда восстала не против Иванова, а против человека из руководства, который лез не в свои дела. После кубковой игры в Самаре был день рожденья Сережи Бодака из «Крыльев». Он пригласил несколько торпедовцев, отпросив их у Иванова. Все вернулись вовремя, а один игрок опоздал. Тот человек из руководства потребовал отчислить опоздавшего. В самолете Юрка Тишков и Серега Шустиков обратились ко мне как к капитану, чтоб я передал Иванову мнение всей команды: «Нельзя больше с этим человеком работать». Иванов к нам не прислушался и поддержал человека из руководства, который и сам его потом подставил.
– С чего для вас началось корейское приключение?
– Прилетели мы вдвоем с Витей Лосевым, олимпийским чемпионом Сеула. Два дня просидели в гостинице, про нас никто не вспоминал, а потом нас привезли на двусторонку. Игроков не набиралось, поэтому в нашу команду добавили массажиста и еще одного постороннего парня, и мы сыграли с основой 2:2. Потом тренер взялся бить мне пенальти, и из десяти я отбил семь, еще пара мячей пролетели мимо. «Шайтан», – сказал тренер и ушел. Агенты высказались более развернуто: «Вы им понравились. Теперь ждите рабочую визу».
После сбитого боинга отношения с Южной Кореей испортились, в Москве даже посольства их не было, так что вопрос о нашем переезде решался на правительственном уровне. Через два месяца я дождался разрешения, и улетел в семьей в январе 1992-го, так и не получив приз «Огонька», признавшего меня лучшим вратарем года. Стране тогда было не до меня.
– Почему не уехал Лосев?
– Агент утроил сумму, которую просило «Динамо», и корейцы ее не потянули. Не уехав в Корею, Лосев вскоре завершил карьеру из-за тяжелой травмы колена. За меня же заплатили сто тысяч долларов.
– Что за религиозный деятель руководил вашей «Ильвой»?
– Мун Сон Мен, лидер секты мунистов. Очень богатый человек. Кроме «Ильвы», владел и бразильским клубом «Атлетико Сорокаба» – и часто возил нас на турниры в Южную Америку. Его секта очень влиятельна, но в Южной Корее Муна не любят – свой бизнес он сделал на торговле оружием, в том числе в Северной Корее. Мун Сон Мен собирал стадионы – однажды мы с защитником Генкой Степушкиным пришли на его выступление в Сантосе. Это было так эмоционально, что я сказал: «По сравнению с Муном, Гитлер – ничто». Люди с ума сходили от его проповедей.
– Вы бывали в Северной Корее?
– Нет. Это закрытая страна. Как Советский Союз при Сталине. Когда их показывают – не отличишь от нашей страны в пятидесятые. Если не согласился с линией партии – ты враг народа. Уровень жизни там гораздо ниже, чем в Южной Корее. Северные корейцы, может, и бежали бы в Южную, но оттуда еще попробуй убеги.
– Как вы съели собаку?
– Когда попробовал, еще не знал, что это. Это случилось во время командного ужина. Вкус мяса сильно отличался – мне не понравилось. В Корее мясо собаки – очень большой деликатес. Рестораны, где оно продается, особо не афишируются. При этом едят не обычных собак, а специально выращенных (как коров и свиней в России). Собак обычно едят летом – спортсмены считают, что это повышает выносливость. Но лично я такого эффекта не ощутил. Гораздо больше мне нравится, как корейцы готовят рыбу – особенно угря.
– Почему вы покинули «Ильву»?
– После моего прихода команда три раза стала чемпионом Южной Кореи, выиграла Азиатскую Лигу чемпионов и Суперкубок. Я был на пике, и в газетах стали писать: «Ильва» купила дешевого иностранного вратаря и выиграла все турниры». На следующий сезон все команды набрали иностранных вратарей, и в Федерации футбола схватились за голову: кто же будет играть в сборной? Пошли на уникальную меру: запретили играть иностранным вратарям. Все разъехались, а я на два года стал тренером вратарей в сеульской команде LG.
– Как вы вернулись на поле?
– В конце сезона внутри нашей команды устроили турнир: основа, запас и молодежь. Вратарь третьей команды травмировался, и я сыграл за них. Мы заняли первое место. Главный тренер подошел ко мне: «Может, вернешься в игру?» – «Нельзя. Я же иностранец». – «Сдай экзамен на корейское гражданство». – «Давайте попробую». В 2000 году команда тренировалась на Кипре, а я два месяца готовился к экзамену.
Мой русскоязычный знакомый, работавший переводчиком у Валерия Непомнящего, отвез меня на собеседование с людьми, принимающими экзамен. «Ты корейский-то знаешь?» – спросили меня. – «На бытовом уровне». – «Ну, родной. Даже не все коренные корейцы могут сдать этот экзамен». Мою подготовку к экзамену освещало два телеканала. На сам экзамен тоже пришли журналисты. Вопросы были на все темы: история, политика, культура, традиции.
Я наделал себе шпаргалок, но вдоль рядов ходили учителя – не подсмотришь. Я еще только читал вопросы, пытаясь найти знакомые слова и понять, о чем речь, а парень, сидевший рядом, встал и пошел сдавать ответы. Меня это убило. Он уже сдал, а я вопросы дочитать не могу. В итоге учитель, смущенный телевидением, чуть-чуть подсказал мне и я сдал первый экзамен. Но оставался второй – десятиминутная беседа с учителем на любые темы. Вместе со мной зашло два человека с телекамерами, учитель испугался больше меня, задал два легких вопроса и сказал: «Спасибо. Иди».
Так я стал корейцем и смог вернуться на поле. Мы сразу стал чемпионами и меня, сорокалетнего, признали лучшим вратарем страны.
– В 1997-м вы сыграли за сборную Таджикистана, потому что матч проходил в Южной Корее?
– Да, там вообще комедия была. В отборочной группе Корея соперничала с узбеками, решила, что таджики играют в схожем стиле, и пригласила их на товарищеский матч. Прилетает сборная Таджикистана и звонит мне: «Российские клубы не отпустили игроков. У нас только семь футболистов, среди них два вратаря». – «Вы с ума сошли? Это все-таки матч под эгидой ФИФА. По ТВ покажут». – «Вот и выручай. Надо сыграть». Пришлось выйти. Я встал в ворота, один из вратарей играл в атаке, также в составе сборной Таджикистана вышли массажист, второй тренер лет пятидесяти и администратор. Мы еще и гол забили – проиграли 1:4.
– Из-за того матча за Таджикистан вы не смогли сыграть за Южную Корею на ЧМ-2002?
– Вряд ли из-за этого. Про мое приглашение в сборную и правда говорили, но зачем Гусу Хиддинку 42-летний вратарь с травмами? Я порвал крестообразную связку, хотя до этого два года подряд признавался лучшим вратарем чемпионата, а в 2001-м номинировался на лучшего игрока сезона. На операции мне не стали менять связку, а просто удалили. «Тебе надо заканчивать», – сказал доктор. Я тяжело восстанавливался, но потом отыграл без связки еще четыре года.
– Какие у вас воспоминания о ЧМ-2002?
– Я сходил на четыре матча, но не на Южную Корею – билеты-то мог достать, но на играх хозяев творился такой кошмар – шум, гам, – что лучше было смотреть дома по телевизору. Да и дом ходуном ходил, когда играла Корея. Конечно, судьи, как всегда помогали хозяевам, но и сами корейцы играли здорово. Летали по полю, носились как сумасшедшие. Дома Южная Корея может обыграть кого угодно – а вот за рубежом начинаются проблемы.
– Какие у корейских футболистов, поигравших в России, ощущения от нашего футбола?
– Они не привыкли к тому, что творится в России. Для них невыплата зарплаты – это шок. А когда не платят по полгода они, конечно, возмущаются. Это пережил, например, Ким Нам Иль в «Томи», куда его позвал Непомнящий. Насколько я знаю, спустя шесть лет ситуация с зарплатами в «Томи» стала еще хуже.
– Когда вы последний раз видели Дениса Лактионова?
– В 2013 году. «А ты что здесь делаешь?» – «Приехал играть». – «Ты ж закончил». На поле я его так и не увидел. От тренера узнал, что Лактионов много болел и вскоре уехал.
– Почему вы отказали Юрию Белоусу, звавшему вас в «Москву»?
– Он звал два раза, в 2002 и 2004 году. Но он предлагал тренерскую работу, а я еще играл, поэтому отказывался. А потом и я ушел из футбола, и Белоус – из «Москвы».
– Вы несколько лет тренировали женщин. Что самое сложное в этой работе?
– У девушек очень многое зависит от настроения, и нужно поддерживать его на высоте во время тренировки. Девушкам присущи ревность, зависть – и все это усиливается, когда они оказываются в одной футбольной команде.
– Почему корейские клубы не покупают столько звезд, сколько китайские?
– Они трезво смотрят на вещи, не разбазаривают деньги. Живут по средствам. Китай же накупил звезд за сумасшедшие деньги, а сборная деградировала до неприличного уровня. Все купаются в деньгах, но футбол не развивается. Просто убили свой футбол. То же самое и у нас в России.
«Боролся с доктором и сломал ему руку». Вратарь ЦСКА и «Спартака», ставший крутым серфером
«Говорят, наш защитник продал в сезоне 15 матчей». Итальянский футбол изнутри
Фото: ok.ru/Валерий Сарычев
Боже, они про нас узнали!
Что-то выдумывает, видимо, Валерий. Ведь по телевизору говорят, что никаких репрессий не было, это все выдумки либерастов. А Сталин - эффективный менеджер.