7 мин.

Белорусская пресса. Избранное. Василий Сарычев. Миг и судьба - Валерий Газзаев

Обсуждение недавнего матча БАТЭ в Киеве довольно предсказуемо свелось к пририсовыванию к портрету Артема Милевского черт типичного представителя лохматого племени друзей человека, стройных рядов древнейших профессионалов и дворовой быдло-стаи. Не хочется дискутировать на тему сильно ли влияют на поведение человека в социуме тренировочные штаны "Адидас". Кто-то увидит в перепрыгнувшем из узкой белорусской петли в широкие малороссийские шаровары "Иудушку" Павлика Морозова, кто-то - идущего к новому бравому миру Джейка Салли из Аватара. Истина, как всегда, посередине.

Большинство из нас, хотелось бы в это верить, ценит в футболе отнюдь не плевки в лицо сопернику или жареные кадры из подтрибунных помещений - а нечто такое, что отражается затем в проникновенных статьях, подобных нижеприведенной или, к примеру, тексту Михаила Калашникова о песне YNWA.

Цикл "Миг и судьба", вышедший из-под пера брестского журналиста Василия Сарычева, на мой субъективный взгляд, лучшее чтиво о спорте на русском языке за последние 10 лет. Куда более достойное тиражей и полок бестселлеров, чем те же фолианты Рабинера или записки амбидекстра-мизантропа. Тексты, которые можно перечитывать не раз, и не два.

Предлагаемый вашему вниманию пост посвящен еще одному неудачнику киевского матча. Делайте скидку на год написания - 2003. Два года до покушения на буйную кавалерийскую растительность.

Долго выбирал между парой снимков, одинаково отражающих сущность Газзаева-игрока. На втором он жонглирует в воротах соперника — не удивлюсь, если так и пересек мигом раньше желанную линию, насмешливо подбрасывая мячик левой-правой, — но предпочел этот, мученический. Он был неповторимый артист, коверный футбольного поля — этот легко раскусываемый в падениях, но не в финтах и проходах форвард-джигит Валерий Газзаев.

С бомбардиром не церемонились, прикладывали по ногам. Но не припомню, чтобы его слишком косили травмы: благополучно сыграл в высшей лиге под триста матчей, как Гаврилов, Грачев или Якубик. Возможно, вовремя падал — а падал охотнее, картиннее, чем кто бы то ни было, и уж наверняка больше любого апеллировал, превзойдя в этом самого Блохина. Мне он почему-то больше запомнился в форме ”Локомотива”, хотя провел за железнодорожников всего три сезона (может, смотрел я в ту пору триумфа киевского ”Динамо” футбол преданнее и внимательнее), а карьеру сделал в московском ”Динамо” — но в обеих командах был в передней линии наиболее самобытным, ярким и забивным.

Лев Филатов не прошел мимо случая: забив как-то красивый мяч, форвард от избытка чувств кувыркнулся через голову. Было это не в теперешнюю вольницу, когда каждый силится выдумать свой ритуал празднования гола, — в идеологически подведомственном аскету Суслову Советском Союзе. Самому игроку перевалило тогда за тридцать, и вдруг такая детскость! Хотя не вдруг, точно не вдруг, он для того и выходил на поле, чтобы развлекаться и развлекать, притягивая внимание трибун, поневоле проникавшихся его нескрываемым удовольствием и ждавших, что форвард еще сотворит, какое выкинет коленце.

Газзаев на поле был фигурой не для подражания, сам по себе, из характерных, в театральной терминологии, персонажей. Вихляющаяся, вразвалочку походка, черные усики, короткая прическа с мысиком надо лбом, которую поминутно оглаживал, выделяли его еще до того, как начиналась игра. Со стартовым свистком первое впечатление неординарности не рассеивалось. Другие мастера свои финты в игре применяли — Газзаев же демонстрировал, блистал ими, щедро отпуская большими дозами. Он был создан для них, обожал их, верил в них.

Или еще из подмеченного Филатовым: у Газзаева могло долго не клеиться, отрезанный, заслоненный защитниками, он прикидывался потерявшим всякую надежду, впавшим в мнимую апатию — а сам подстерегал подходящий момент, когда сгодятся его опасные штучки. И когда игра приобретала монотонность, защитники полностью приноравливались к атакам, прерывая их с автоматической четкостью — вдруг все круто менялось, смешивалось, сбивалось. Форвард прорывался там, где не ждали, обводил одного, второго и бил, не останавливаясь, по какой-то немыслимой кривой. Ради этого чуда всплеска трибуны не просто терпели его при всех капризах и выходках — на него ходили. ”Локомотив” балансировал на грани выбывания, на ладан дышало порой ”Динамо”, а зритель был. Уже одной этой притягательностью Газзаев был бесценен для команд, в которых служил, — а он еще и делал результат. Подсчитано, что в чемпионатах 1979-81 годов из 34 забитых динамовцем мячей 29 определяли итог. Хлебнула от Газзаева горя и минская защита. Немногие форварды, игравшие в одно с ним время в советском футболе, умели так надежно прикрывать мяч корпусом и бить по воротам в прыжке или в падении.

Горячий, вспыльчивый — осетин, — он не раз жадничал, берясь выполнять одиннадцатиметровые, им заработанные, но бил без хладнокровия и не всегда попадал. Пенальти вообще были его бичом: в финале Кубка СССР 1979 года коряво нанесенный удар в решающей послематчевой серии (4:5) отдал приз в руки тбилисцев, а пять лет спустя в 1/8 финала Газзаев не забил уже в ворота киевлян (5:6).

На сезон 79-го форвард шел из ”Локомотива” не просто в ”Динамо”, а к тренеру Севидову, который Газзаева обожал. В команде тогда такая бригада подбиралась, хоть второй состав в ”вышку” заявляй — из десятки не выпал бы. Газзаев, меняя прописку, вообще думал, что начало 80-х пойдет в советском футболе под знаком московского ”Динамо” (в команду пришли также Латыш, Резник, Ловчев, Павленко, Матюнин из группы подготовки — вдобавок к имевшимся Гершковичу, Максименкову, Бубнову, Маховикову, Долматову, Минаеву, Пильгую с Гонтарем), а Севидов, может, и сборную еще примет. Но Севидова убрали, началась чехарда с тренерами: ”Динамо” же, все хотели... Новички приходили под Севидова, за золотые медали бороться, а вынуждены были годами отстаивать место в высшей лиге.

Газзаев и без Севидова в сборную пробился — не закрепился, правда, но 4 гола в 8 матчах забил. Он ставил тренеров сборной в трудное положение: как быть? Напрочь игнорировать было нельзя, форвард слишком заметный во внутреннем чемпионате — его испытывали (в 1979 и 1983 годах) и быстро разочаровывались. Он продолжал играть, как ему было естественно, — но в компании лучших футболистов страны такая вольница выглядела диссонансом. Тренер строил единый коллективный маневр, в котором важен каждый штык и без которого думать нельзя было о серьезном результате. На этом фоне эксцентричность динамовца выглядела чрезмерной, нарочитой, наивной. Не каждая клубная команда, не говоря о сборной, согласилась бы иметь игрока, который до такой степени настаивал бы на своих привилегиях солиста, игнорируя амбиции партнеров.

Кислород Газзаеву перекрыл Эдуард Малофеев. Первое, что сделал белорусский наставник, придя к рулю московского ”Динамо” в межкруговой паузе сезона 1985 года, — отчислил капризного в своей влиятельности бомбардира, привязанного к тому же к предшественнику Севидову. Без большого успеха попробовавшись в еще одной команде, тбилисском ”Динамо”, но добрав за полгода недостающие, чтобы обойти обидчика в бомбардирском зачете Клуба Федотова, пять голов, 31-летний Газзаев повесил бутсы на гвоздь.

Закончить без времени, быть вытолкнутым — рана, саднящая всю жизнь. И одновременно фора для тренерской работы, где нерастраченная любовь сублимируется в проникновении в футбол в новом качестве. Пройдет время, и Валерий Георгиевич, давно не романтик, признает, что форварду Газзаеву тяжело бы пришлось, столкнись он с нынешним Газзаевым-реалистом...

...С год поработав с мальчишками динамовской школы, молодой наставник получил приглашение в родной Владикавказ (тогда Орджоникидзе), где два сезона возглавлял местный ”Спартак”. Готовил команду и к третьему, но в апреле 91-го не устоял перед заманчивым предложением встать к рулю московского ”Динамо”. Провел москвичей на пьедестал первого чемпионата России (оставленная им на помощника осетинская команда оказалась при этом на строчку выше). Намеревался развить перспективы и шел к тому, но осенью следующего, 1993 года подал в отставку после еврокубкового позора в Москве от ”Айнтрахта” — 0:6. Увез свои знания домой, где с пониманием приняли его прошлый отъезд. Прихватил из ”Динамо” Тедеева, Тетрадзе, Тимофеева и Деркача, после года пребывания в ”Алании” резко изменил состав, выставив восьмерых на трансфер, и добился наконец главной в своей жизни победы, приведя осетинскую команду к чемпионскому званию России в 1995 году. Символично, что первое место подопечные оформили на московском стадионе ”Динамо”, победив хозяев 2:0, и тренер триумфально взлетел в осеннее небо на много значившем для него стадионе.

Через год ”Алания” могла повторить успех, но в дополнительном матче за золотые медали в Питере уступила московскому ”Спартаку”. А дальше чемпионский кураж и деньги в столице Северной Осетии пошли на убыль, и следующего шанса взойти на вершину Газзаеву пришлось ждать еще пятилетку, пока нешуточно взявшийся за ЦСКА Евгений Гинер не пригласил результативного тренера заменить съедаемого раком Павла Садырина. Довольно скоро Валерий Георгиевич оказался по совместительству и главным тренером российской сборной, но лавров на раскаленной сковороде не снискал, а на днях испытал гамму чувств, какую не раз изображал на своем артистическом лице в бытность игроком. Похоже, одной из причин неудачи стала попытка тренера усидеть на двух стульях и, как следствие, вынужденное протежирование в национальной команде интересов ЦСКА. Небезынтересен взгляд на проблему известного французского специалиста Филиппа Труссье: ”Тренер сборной — не просто тренер, а одна из ключевых фигур в футболе страны. Он не должен отвлекаться на клуб. Собственно тренерская работа занимает лишь 30 процентов времени. Поездки по миру, наблюдение за игроками, составление долгосрочных планов - все требует концентрации. Распыляться на две команды - вещь недопустимая”.

Умные учатся на чужих ошибках, остальные предпочитают личный опыт. Пока россияне потирают ушибленный лоб, белорусы заносят ногу над теми же граблями.