8 мин.

Гийом Сизерон: «Зачем мне прятаться?»

В книге «Моя величайшая победа» Гийом Сизерон рассказывает историю своего пути: от первых вопросов о своей сексуальной ориентации в детстве до каминг-аута в прошлом году. Вице-чемпион Олимпийских игр в танцах на льду раскрывается в мощной книге, отрывки из которой эксклюзивно публикует «L’Équipe Magazine».

«Содействовать просвещению». Эти слова появились на первой странице L’Équipe от 30 мая 2020 года, посвященной Гийому Сизерону. Четырехкратный чемпион мира в танцах на льду вместе с Габриэллой Пападакис отправил нам открытое письмо, в котором рассказал о вопросах, связанных с его сексуальной ориентацией и беспокоящих его уже в раннем возрасте, и об оскорблениях, нанесённых в школе и колледже.

Публично рассказывая о своем гомосексуализме, Гийом Сизерон долго размышлял, прежде чем выступить по случаю Дня борьбы с гомофобией, говоря себе, что если его заявление поможет хотя бы одному человеку, этого будет достаточно. С тех пор первый действующий французский спортсмен-мужчина, обнародовавший свою гомосексуальность, получил сотни писем, историй и благодарностей. И ледовый танцор решил продолжить эту просветительскую работу, выпустив 29 апреля книгу «Моя величайшая победа», отрывки из которой мы публикуем.

гийом

 

Книга, написанная в сотрудничестве с журналистом и писателем Лайонелом Дюруа, адресована всем далеко за пределами фигурного катания или гомосексуального сообщества. Тот, кто её прочитает, обязательно будет тронут страданиями, описанными Гийомом: его сомнениями в своей идентичности, отторжением другими людьми и одиночеством в школьные годы, ненавистью к себе, которая заставила его, подростка, писать отчаянные слова, которые он немедленно сжигал, чтобы не быть обнаруженным, и искать в интернете «лекарства» от этого гомосексуализма, который он у себя выявил.

В книге много внимания уделено семье Гийома Сизерона, этому счастливому дому недалеко от Клермон-Феррана, где он рос со старшими сестрами Орели и Бландин и родителями Марком и Жоселин. Родители вместе с сыном возвращаются к его детству, анализируя свои прошлые поступки, то, что они не видели или не хотели видеть. С честностью, которая поможет читателю задуматься. И способствовать просвещению.

гийом

                       

                        Детство: счастье в семье и на льду, страдания в школе

«Накануне своего 7-летия я открыл для себя катание на коньках. Бландин увлечена танцами на льду, и на каток ее сопровождают то мама, то папа. По какой случайности он предлагает мне пойти с ними в тот день? Я согласился, и некоторое время спустя мы, он и я, сидим бок о бок  на пустой трибуне, наблюдая, как моя сестра движется среди других девочек-подростков. Возможно, в группе один-два мальчика, но я вижу только девочек. «Ты ничего не говорил, – вспоминает отец, – но я уловил в твоих глазах искорку любопытства, которая тронула меня. Я дал себе несколько минут, вспоминая твои неудачные попытки с футболом и дзюдо, а потом спросил: «Хочешь попробовать, Гийом?». Не колеблясь ни секунды, ты сразу же ответил «да». После занятий мы вместе подошли к тренеру: сын хотел бы попробовать. И это было потрясающе!» К счастью, на катке я почти единственный мальчик. Танцы на льду привлекают девочек, но очень редко мальчиков. (...)

          

гийом

Каток избавляет меня от моей «тайны», этой двойственности, которую я не могу выразить и которая обрекает меня на одиночество в школе. (...) «Педик», «гомик» - впервые в начальной школе на моей памяти. Эти слова не употребляют дома, и я не понимаю, что они означают. И все же они загадочным образом повторяют мою тайну – я смущенно догадываюсь, что они указывают на нее, раскрывают ее или, по крайней мере, стремятся раскрыть. Я также предполагаю, что эти слова являются оскорблением, что они брошены из злобы с намерением унизить меня, высмеять. […]

С Габриэллой мы участвуем во всех видах чемпионатов, наши тренировки становятся все более интенсивными, и весь мой класс в конце концов осознаёт это, потому что я прихожу в последнюю минуту после утренней тренировки, а затем – во второй половине дня после обеденного перерыва, проведённого на льду. Итак, к списку оскорблений, и без того длинному, когда я появляюсь, добавляются: «А вот и танцор», «Эй, ребята, посмотрите на фигуристку!» (...) Сегодня я могу написать, что они называли меня геем ещё до того, как я сам об этом узнал. Сегодня я могу написать, что обнаружил свою сексуальную ориентацию через оскорбления, намеренно обидные слова и в повседневной атмосфере унижения, перемежаемой насмешками и непристойными жестами, значения которых я не знал. […]

[…] В колледже я остаюсь «голубым», «педиком», «танцором». […] Они больше не довольствуются тем, что обзывают меня в коридорах, прежде чем войти в класс,  чтобы заставить «стаю» смеяться. Теперь они толкают меня в дверной проем, ставят подножку и сталкивают с лестницы. […] И вот однажды один из них плюет мне в лицо. [...] Проблема, когда вы молча позволяете оскорблять себя, в том, что вы сами становитесь оскорблением. Вы становитесь «голубым», «педиком», «танцором». Так же, как они оскорбляли меня словом «девушка», теперь оскорбляют словами, обозначающими гомосексуальность. Мне 14 лет, я понимаю, что я гей, и в то же время мне плюют в лицо за то, что находится вне моего контроля».

                                        Достижения с помощью танца

«Педик», «гомик», конечно, но чемпион. Мы видим нашу фотографию в газете, ученики либо не обращают на нее внимания, либо осмеивают, но учителя знают и смотрят на меня иначе. Этого достаточно, чтобы заставить меня думать, что я больше, чем та безмолвная тень, которую можно безнаказанно оскорбить и столкнуть с лестницы. (...) Моим увлечением мог быть рисунок или классический танец, но стал танец на льду, потому что мне предшествовала Бландин. Думаю, что любое художественное выражение помогло бы. И только в 15 или 16 лет мне удалось сформулировать то, что я слепо, с помощью родителей, нащупал, занимаясь искусством и создавая красоту, чтобы избежать отчаяния (...)

гийом

То, что разыгрывается в эти четыре минуты (пока длится танцевальная программа), возвращает меня к Габриэлле и природе нашей связи.

То, что разыгрывается за эти четыре минуты – своего рода парад любви. Мы бежим друг к другу, получаем друг друга, а затем отступаем, и всё это в вечном движении, похожем на то, что испытывают все влюбленные в мире. Мы сто раз репетировали, нам не нужно задумываться, но ни страданий, ни труда недостаточно, чтобы вызвать эмоцию. Эмоция таит в себе ту долю изобретательности, чувственности, которую каждый любовник реализует в момент занятия любовью. Мы по-своему отдаемся друг другу, и если бы мы не были абсолютно искренни, уверен, что те, кто смотрит на нас, не почувствовали бы этой драматической напряженности. В общем, мы нашли способ любить друг друга, когда в реальной жизни, которую мы не выбираем, я не могу испытывать желания к Габриэлле ».

 

                                  Размышляя о гомосексуальности

«А потом я встретил Дебору. Не в школе, а на катке. (...) Я не сказал ей, что я гей, и мы целуемся в губы, как все влюбленные. Я люблю ее, она любит меня и показывает мне это, и это первый раз, когда я чувствую, что люблю девушку. И я говорю себе, что если есть хоть один шанс, что стану натуралом, этот шанс зовется Дебора. Нам по 16 лет, и если бы я был таким же мальчиком, как остальные, мы бы вместе испытали первое волнение, первое головокружение. Она была бы моей «первой любовью», и наоборот. Но все оказалось не так, как я надеялся. У меня нет желания, и того, что мы оба ожидаем, не происходит. (...) Дебора – первый человек, которому я признался, что гомосексуален. Мне казалось невозможным сказать это, совершенно невозможным, я был парализован стыдом. Потребовалось время, к тому же именно она заставила меня сформулировать это. Я думал, что как только эти слова вырвутся из моих уст, произойдет что-то ужасное. […] Наконец мне удалось это сказать, и... ничего не произошло. Ночное небо не озарилось ужасными молниями, я не упал с кровати, а Дебора не убежала. Она не отвергала меня, она осталась моим другом. [ ... ]

Когда наступает Всемирный день борьбы с гомофобией в воскресенье 17 мая 2020 года, мы находимся в разгаре пандемии. Все наши мероприятия приостановлены в связи с Covid-19 (чемпионат мира-2020 был отменен), и мне скучно. ( ... ) Я скромный, довольно сдержанный, и никогда не упоминал о своей сексуальности в социальных сетях. –  Да, но ты известен, – возражал сам себе, – и твои слова будут иметь больший вес, чем слова анонимного человека». […]

                

гийом

«Причина правильная, – подумал я, – возможно, это того стоит». Что побеждает в моем решении, так это удручающее ощущение, что я прячусь, как делал на протяжении всего обучения. Внезапно меня охватывает гнев: но зачем мне прятаться? Как будто мне всё ещё стыдно. Будто это болезнь, которую я представлял в 14 лет, когда бился головой о стены и искал больницу, которая могла бы меня вылечить. Под влиянием этого доброго гнева я сразу же разместил в Instagram совместную фотографию со своим другом, улыбающихся, счастливых, с простой подписью: «Давайте праздновать любовь. И прекрасный Всемирный день борьбы с гомофобией, трансфобией и бифобией».

Страницы L’Equipe (первая страница от 30 мая 2020 года посвящена открытому письму Гийома Сизерона о его гомосексуализме) снова принесли мне сотни писем и звонков. Меньшинство оскорбляет меня и сообщает о своем «разочаровании». Но подавляющее большинство говорит, что никогда бы не заподозрили, что гомосексуальность может быть синонимом таких страданий. Именно размышляя о них, искренне потрясенных и стремящихся оказать мне поддержку, я и принял решение написать эту книгу».

 

 Автор Clémentine Blondet

 ОРИГИНАЛ

Фото Jessy Deroche/L'Equipe и из личного архива Гийома Сизерона.