Тимоти Белла «Баркли. Биография» Глава 29
Эпилог/Благодарности/Фотографии
***
Скотти Пиппен говорил спокойным тоном с улыбкой на лице. Но в его словах был яд.
Я бы не стал извиняться перед Чарльзом Баркли и под дулом пистолета. Извинений от меня он не дождется. Если что, то это он должен извиниться за то, что пришел играть со своей жалкой толстой задницей.
Он очень эгоистичный человек. Он не демонстрирует желания хотеть побеждать. Это и есть моя причина, по которой я хочу уйти от желания дальше играть с ним.
Наверное, мне стоило прислушаться к Майклу год назад, когда он сказал, что Чарльз никогда не выиграет чемпионат, потому что он не проявляет самоотдачи.
Выступление Пиппена на канале ESPN 29 сентября 1999 г. перевернуло представление о лиге: многие были удивлены как его дерзостью, так и ядовитым изображением Чарльза.
Среди удивленных был и Майкл Джордан. Через несколько минут после того, как Джордан услышал слова Пиппена, сказанные им во время отпуска, он дважды обращался к Чарльзу, чтобы сказать ему, что тот не говорил за его спиной ничего такого о нем или его кондициях, чего бы он не говорил в прессе или ему в лицо.
«Я не знаю, что больше разозлило Майкла — то, что Скотти сказал все это, или то, что он втянул в это дело его имя, — сказал Чарльз Джеки Макмаллан в интервью Sports Illustrated. — Я знал про Скотти. Вся лига знала, что на него нельзя положиться. Можно обмануть СМИ и болельщиков, но нельзя обмануть игроков. Скотти был разоблачен задолго до этого».
Разрушение командной химии постоянно транслировалось по SportsCenter, и «Хьюстон» мало что мог с этим поделать. Доусон, получивший повышение и ставший вице-президентом команды, сказал, что у него не было времени думать о том, почему группа провалилась. За несколько дней до начала сезона он сосредоточился на поиске партнера для обмена. Томьянович утверждал, что в течение года не было никаких существенных свидетельств разлада между Чарльзом и Пиппеном, но сказал, что переезд Джексона в Лос-Анджелес заставил Пиппена мобилизоваться.
«Скотти хотел вернуться к Филу, — сказал Томьянович. — Мы хотели, чтобы он остался, но он начал как бы сливать информацию то тут, то там, чтобы вынудить нас пойти на сделку. И некоторая из этой информации была направлена на Чарльза, пока мы в конце концов не обменяли его».
Странный год Пиппена в Хьюстоне закончился через три дня не в Лос-Анджелесе, а в Портленде. Менее чем через девять месяцев после приезда в Хьюстон, 2 октября 1999 г. Пиппен был обменян в Портленд на множество игроков скамейки запасных и перспективных игроков, не получив взамен ни одной звезды, ни одного драфт-пика: Келвин Като, Уолт Уильямс, Стейси Огмон, Брайан Шоу, Карлос Роджерс и Эд Грей. Огмон и Шоу были отпущены, причем Огмон в итоге переподписал контракт с «Блэйзерс».
Пиппен утверждал, что его настроения против Чарльза не было чем-то личным, подчеркивая в книге «Неопекаемый», что у них «просто были разные подходы к игре, и был только один способ их разрешить». Несмотря на то, что, по словам обоих, в настоящее время между ними все спокойно, Баркли находил некоторое утешение в том, что наблюдал за махинациями Пиппена. «Я не претендую на то, чтобы быть идеальным. Но я знаю, что в душе я хороший человек, — сказал он тогда. — Я хочу победить, но я хочу победить правильно».
* * *
Неудачный союз с Пиппеном поверг Чарльза в уныние. Еще не объявив о том, что этот сезон станет для него последним, Баркли уже был на пределе своих сил. Он был ранен оскорблениями Пиппена и зол не только на него, но и на себя за то, что потерял бдительность и доверился человеку, которого считал своим современником и другом.
Однако оценка Пиппена не разделялась другими командами. В то межсезонье интерес к приобретению Чарльза проявили «Лейкерс», «Джаз» и «Соникс». Джон Стоктон даже позвонил ему и сказал, чтобы он приезжал в Юту. «Он мог бы компенсировать многие ошибки, допущенные в других местах площадки», — сказал Стоктон. (На минутку представьте себе забавное «что-если»: Баркли с его увлечением выпивкой и азартными играми играет сорок одну игру в год в Солт-Лейк-Сити). Все это было лестно для Баркли, а также поучительно.
Чтобы подготовиться к переговорам с Чарльзом, Доусон снял зал в Carmelo's, элитном итальянском ресторане в Хьюстоне, где, по воспоминаниям руководителя «Рокетс», был дан обед из четырнадцати блюд.
«Я подумал, что если он будет есть, то у меня будет больше шансов», — сказал Доусон.
Хотя Чарльз просил $14 млн., Доусон сказал, что предложение на один год в размере около $9 млн. было слишком хорошим, чтобы от него отказаться, и позволило «Хьюстону» не превысить потолок зарплаты. Чарльз, возможно, и не получит титул, но он признал, что был бы глупцом, если бы отказался от денег «Хьюстона».
Он также смирился с тем, что окно для чемпионства — единственной награды, о которой ему не давали забыть — закрылось. Даже в начале сезона Баркли не стеснялся говорить о том, какой будет его жизнь после баскетбола, и о чувствах, которые он испытывает при этом.
«Я знаю, что когда наступит октябрь, тренировочный лагерь и все остальное, я впаду в глубокую депрессию, — сказал он. — Поэтому я буду вставать каждое утро, отвозить дочь в школу, играть в гольф, стараться заниматься спортом, потому что у меня есть жировой потенциал. У меня очень хороший жировой потенциал. Я не хочу быть одним из этих старых, толстых парней».
В то время как подборы Баркли по-прежнему были элитными, блестящие, неоспоримые игры, которые помогли закрепить его наследие, были единичными.
«Сейчас мне приходится пересматривать свои цели, — сказал форвард. — Цель номер один — просто попасть в плей-офф».
Неудачное начало сезона 0-5, естественно, вызвало вопросы о том, виноват ли в нем Баркли.
Сравнения с легендами, которые закончили свою карьеру печальной оболочкой себя прежних — Вилли Мейсом на «Ши Стэдиум», Джонни Юнитасом в «Сан-Диего», Мухаммедом Али, стоящим напротив Ларри Холмса, — были слишком простыми для местных и национальных СМИ.
Он это предвидел. Он готовился к неизбежному. И он его принял.
«Рано или поздно меня обвинят, — сказал Баркли. — Я это понимаю. Я это принимаю. Некоторым людям нужен такой козел отпущения. Это одна из составляющих».
Разочарование Чарльза достигло точки кипения 10 ноября 1999 г. в матче с «Лейкерс», когда Шак сфолил на Чарльзе под кольцом. О'Нил, который уважал Чарльза, но на тот момент не поддерживал с ним отношений, заблокировал бросок Чарльза и ударил соперника по лысой голове. Чарльз в ответ замахнулся локтями, и О'Нил сделал ответный толчок. В тот момент, по словам О'Нила, он понял, что старая гвардия испытывает новую.
«Я твердо решил, что когда речь идет о других легендах, я не хочу быть их друзьями, — сказал О'Нил. — Конечно, я уважал Чарльза, но всякий раз, когда я играл, я пытался оторвать ему голову. Я знаю, что он чувствовал то же самое».
Затем Чарльз бросил мяч об голову центрового «Лейкерс», который охарактеризовал это движение как «одну из своих дурацких штучек в духе Чарльза Баркли».
«Я сказал: "Чарльз, я уважаю тебя, но теперь я должен тебя вырубить"», — вспоминает О'Нил.
В «Компак Центр» началась драка. О'Нил нанес Чарльзу скользящий удар левой в голову, после чего Чарльз схватил Шака за правую ногу в движении «подъем-переворот» и нанес несколько коротких ударов, после чего оба упали на пол. После того как пара была выдворена, Чарльз повторял мантру: «Не позволю никому меня ударить».
Эта драка привлекла внимание двух женщин, которые требовали прекратить это безобразие. В раздевалке Чарльз и Шак получили звонок на троих. Охранник передал О'Нилу телефон, но не сказал, кто это. На линии была не только его мама, Люсиль, но и Чарси. Без ведома Чарльза и О'Нила их матери стали лучшими подругами и практически сестрами.
«Не бей моего мальчика», — сказал Чарси центровому, по словам О'Нила.
Мамы не собирались звонить сыновьям и не приняли потасовку близко к сердцу, сказала Люсиль. Мать О'Нила воспринимала их как детей на детской площадке, которым нужно разобраться друг с другом, но Чарси все равно требовала ответственности.
«Она сказала: "Вам нужно остановиться!... Мы не хотим, чтобы вы дрались на глазах у детей"», — вспоминает О'Нил.
«Что это было? — вспоминает как спросила сына Люсиль. — Это игра! Это игра!»
Была и другая просьба: Поцелуйтесь и помиритесь. Ответив «да, мэм», О'Нил не посмел перечить Чарси.
«Моя мама сразу же позвонила, и нам пришлось встретиться в туннеле и пожать друг другу руки», — сказал О'Нил, добавив, что после этого они отправились на ужин.
Связь между их матерями породила взаимное уважение, которое с годами только укреплялось. Но через две недели в Портленде такой доброжелательности уже не было.
* * *
Многое было сказано о первой встрече Чарльза и Пиппена после расставания. В центре площадки «Роуз Гарден» в Портленде 26 ноября 1999 г. Чарльз и Пиппен были назначены капитанами на предматчевой встрече, которая заключалась в рукопожатии и согласии на хорошую, чистую игру. Когда Баркли узнал, что Пиппен является вторым игровым капитаном, он отказался. «Я не хочу пожимать руку этому пустозвону, — сообщил Крейг Сейгер о словах Чарльза. — Мэтт Буллард представлял команду и передал Пиппену сообщение от Чака: "Побежишь к корзине — упадешь"».
Между ними не было никакой перепалки, и они не обменялись ни словом во время победы «Портленда» в овертайме со счетом 91:88.
«Я не разочарован тем, что мы не поговорили, — сказал Пиппен. — Я не хочу перед ним извиняться. Насколько я понимаю, все закончилось и осталось позади».
Чарльз попытается поставить точку в этом вопросе после матча. «Он говорил обо мне кое-что, что, естественно, мне не понравилось, — сказал он. — Но я не могу сидеть и ныть, как маленькая девочка. С этим покончено».
Чарльз разочаровался, казалось, во всем — в товарищах по команде, в молодых игроках НБА, в культуре лиги в целом, которой, по его мнению, не хватало трудовой этики и уважения.
«Эта игра так далеко ушла от тех атрибутов, в которые я верю, — сказал он. — Ребята больше не хотят ни работать, ни учиться, ни платить по счетам. Все, что они хотят сделать — это отработать три года по своему контракту [новичка], а затем начать получать по $9 млн. в год. Они не хотят их зарабатывать. Они просто хотят их получать».
Когда-то дерзкий и молодой, Чарльз звучал, как брюзгливый старикан. Учитывая все то, через что он прошел за свою карьеру с партнерами по команде, тренерами и руководителями, слова Баркли были шокирующими.
«Мне жаль, что лига дошла до этого, — добавил он. — Но скажу вам, что я рад, что мои 16 лет закончились и я ухожу. Я вижу, что происходит, а они злятся, когда я на это указываю. Эти ребята смотрят на меня и на Мечту как на стариков, а не как на великих игроков, у которых они могут чему-то научиться».
После почти двух десятилетий пребывания на публике Чарльз испытывал горечь. Остановить бесславный крах его знаменитой карьеры было невозможно.
* * *
Конец прозвучал как резкий треск.
В холодную ночь 1999 года Чарльз был представлен публике в Филадельфии в качестве игрока в последний раз. Момент полного круга, которому, казалось бы, не хватает славы.
«Когда он вернулся, это было почти как Чарльз, которого мы не узнали», — сказал друг Майк Миссанелли, спортивный радиоведущий из Филадельфии.
Через восемнадцать игр после начала сезона тридцатишестилетний игрок уже уверенно смотрел на жизнь после баскетбола. Он начал умерять свои ожидания и направлять благодарность в нужное русло.
«Не думаю, что чемпионство так уж сильно поможет мне, — сказал задумчивый Чарльз. — Оно не даст мне ощущения, что теперь моя жизнь завершена. Поверьте, моя жизнь чертовски полна. И я всегда говорю людям: я не думаю, что кто-то мог бы прожить жизнь лучше, чем я. Я правда так не думаю».
Выйдя на паркет 8 декабря 1999 г., филадельфийские болельщики, которые то обожали его, то отвергали, теперь встречали Чарльза бурными аплодисментами. Тяжелые чувства, возникшие после его бесцеремонного ухода семь лет назад, улеглись. «Сиксерс» привезли Чарси и Джонни Мэй на праздник, который должен был стать чествованием лучшего игрока франшизы последнего времени.
Все изменилось через семь минут пятьдесят одну секунду после начала первой четверти.
Когда обе команды в течение четверти не могли набрать и 20 очков, Чарльз взял подбор на чужом кольце и решил, что сможет вонзить мяч в корзину через Тодда МакКаллоха, 213-сантиметрового новичка «Сиксерс». Несмотря на то, что Чарльз по-прежнему совершал 10 подборов за игру, в его игре в нападении произошел резкий перелом, связанный с его здоровьем. «Я так много делал обманных движений, что мне приходилось ходить к мануальному терапевту три дня в неделю», — рассказывал Чарльз спустя годы о том периоде своей карьеры.
Когда «Сиксерс» бежали по площадке в переходе в защиту, Тайрон Хилл, опытный тяжелый форвард, двигался по задней линии. Чарльз, который никогда не был известен как блокировщик бросков, выпрыгнул, чтобы перенаправить бросок Хилла. Затем он потерял равновесие.
Когда бывший явно не в форме Чарльз неловко приземлился, он почувствовал, что что-то серьезно не так. Не в силах пошевелиться, он тут же схватился за левое колено.
«Я думал, что он сразу встанет на ноги, — сказал Хилл. — И пока он долгое время лежал на полу, я надеялся, что ничего серьезного не произошло».
К тому времени, когда подошел тренер «Рокетс» Кит Джонс, колено Чарльза было окровавлено и грубо деформировано. Праздничное настроение в старом «Спектруме», который тогда назывался «Фёст Юнион Центр», сменилось мрачным.
«Мы видели, как четырехглавая мышца закручивается на его ноге ужасным и пугающим образом, — сказал диктор "Рокетс" Джим Фоули. — Это было похоже на то, как если бы кто-то сломал ногу».
Разрыв сухожилия квадрицепса принес новый вид боли, более сильный, чем все, что он испытывал в прошлом.
«Я понял, что все кончено, как только увидел это, — сказал Баркли. — Я увидел, как коленная чашечка выпирает через ногу, и сказал: "Что ж, это было забавно"».
Баркли скорчил гримасу, но промолчал. Он неподвижно лежал на полу, тихо разговаривая с Джонсом, товарищами по команде и тренерами, а 19 109 человек в ужасе смотрели на него.
«Ты не слышал крика боли, но видел конец карьеры, — вспоминает Фил Джаснер из Philadelphia Daily News. — Ты знал, без сомнения, что все кончено».
Баркли помогли уйти в раздевалку, прихрамывая, с опущенной головой и полотенцем на шее. Ему потребовалось время, чтобы успокоиться, после чего он вернулся на место за скамейкой запасных «Рокетс» на костылях и в коленной скобе. Глядя на скамейку запасных, Томьянович не терял надежды, что Чарльз не сыграл свою последнюю игру, но сказал, что был подавлен, зная, что, скорее всего, больше не назовет номер Баркли.
«После такого просто так не возвращаются», — сказал тренер.
Чарльз дал около сотни автографов, шутил с товарищами по команде и тренерами, стараясь разрядить обстановку. Когда прозвучала финальная сирена, завершившая незабываемую победу «Сиксерс» со счетом 83:73, Чарльз, опираясь на костыли, в последний раз покинул площадку под гром аплодисментов.
На тренировочном столе его колено было обложено льдом, когда он позвонил Морин. Слезы катились по его щекам, когда он сообщал новость, с которой только начинал смиряться.
«Все кончено», — сказал он жене.
Прихрамывая и ковыляя, он вышел на трибуну послематчевой пресс-конференции. Баркли был одет во все черное, как будто присутствовал на собственных похоронах, справа от него сидела Джонни Мэй. В зале собрались представители местных и национальных СМИ, многие из которых освещали деятельность Баркли на протяжении всей его шестнадцатилетней карьеры.
Как и подобает Чарльзу, он слегка ухмылялся и у него наготове были короткие шутки.
«Я как раз то, что нужно Америке — еще один безработный чернокожий», — сказал он.
Он, прихрамывая, вернулся в свой номер в отеле Филадельфии после похода с товарищами по команде в ресторан Bridget Foy. Он сказал звезде «Сиксерс» Аллену Айверсону, которого он упрекал в том, что тот относится к игре как к праву первородства, что теперь это его лига, и он должен дорожить своим временем на вершине.
Сидя на кровати в отеле, Баркли больше не был непобедим. И все же, как ни странно, почти поэтично, его карьера практически завершилась в городе, где все начиналось. Он плакал.
На телефоне в номере замигала красная лампочка. Баркли поднял трубку и стал прослушивать десятки оставленных для него сообщений. Первое сообщение на голосовой почте? От Джордана.
«Я здесь, если я понадоблюсь тебе», — сказал его друг.
* * *
По его сценарию, конец должен был быть гораздо более грандиозным. Фактически конец начался еще до начала сезона, когда он объявил, что шестнадцатый сезон станет для него последним. Он сделал это с размахом, вернувшись в родную Алабаму на предсезонную игру в октябре 1999 года.
В тот вечер в заднем коридоре Общественного центра Бирмингем-Джефферсон, Чарси зарезервировала зал для встречи с семьей и друзьями, которые проделали короткий путь в двадцать одну минуту из Лидса, чтобы чествовать своего героя за ребрышками, куриными крылышками, салатом из макарон и кукурузным хлебом. Мэры городов Лидс и Бирмингем стояли у входа вместе с братьями Баркли и двоюродным братом Майклом Гленом и Чарси, с нетерпением ожидая появления почетного гостя.
«Видеть его игру — это всегда нечто особенное, — сказала Чарси друзьям, задержавшимся у двери после октябрьского выставочного матча. — Прямо как в первый раз».
Стоя в центре площадки вместе со своей мамой и бабушкой, Баркли официально объявил о своем уходе из спорта.
«Пришло время заняться чем-то другим, — сказал Баркли. — Пришло время повеселиться. Я не думаю, что моя жизнь может стать лучше. Но пришло время заняться чем-то другим».
При этом он также сообщил десятитысячной аудитории, что передал три подарка по $1 млн. каждой из своих альма-матер — средней школе Лидса и университету Оберна, а также школе Корнерстоун в Алабаме. В общей сложности пожертвования составили треть его зарплаты в том году.
Сонни Смит, его тренер в Оберне, отметил «щедрость и любовь своего бывшего игрока к этой местности». Они прошли долгий путь с тех пор, как Баркли едва не перевелся из колледжа.
В тот вечер все хотели заполучить Баркли. У него не было времени ни поесть, ни попить. Он фотографировался и подписывал мячи. Он никогда не отказывал, это было не в его характере. Обнимая по дороге бабушку, он был счастлив как никогда.
«Как по мне — это отличный вечер, — сказал Баркли своим гостям. — Я чувствую огромное облегчение и я в мире с самим собой».
* * *
В течение четырех месяцев после травмы Баркли балансировал на грани будущего, в котором он хотел бы «научиться играть на фортепиано, закончить колледж и стать очень, очень, очень толстым». Но в то же время он восстанавливался изо всех сил, чтобы достичь последней цели на площадке: сыграть несколько минут и достойно уйти из спорта.
«Моя цель — сыграть в последней игре года, — сказал он. — Я хочу иметь возможность сам уйти с площадки».
Тренер Тим Гровер запретил ему выходить на площадку, пока не снимут гипс, поскольку его левая нога все еще находилась в иммобилизаторе. Гровер, тренировавший Джордана, Пиппена и Брайанта, продолжил работу с Чарльзом в Хьюстоне, поскольку, как он отметил в 2013 году в своей книге «Неумолимый», Чарльз был «вероятно, самым атлетически одаренным человеком, которого я когда-либо видел». Хотя Чарльз доверял своему тренеру, он отверг его предложение.
«Он посмотрел на меня убийственным взглядом и потребовал мяч, — сказал Гровер. — Затем он встал под корзину и десять раз бросил со здоровой ноги. Сверху. Десять раз. С одной ноги». Он добавил: «Нога с гипсом так и не коснулась земли».
На последнюю игру сезона «Рокетс» против «Ванкувер Гриззлис» болельщики пришли в лысых кепках Баркли и майках с номером 4.
На один вечер Баркли вернулся.
«Он много сделал для этой организации, и если он хочет уйти с площадки, а не быть унесенным на руках, то я только за, — сказал Томьянович. — Это также дает людям возможность отдать ему последнюю дань уважения».
Его колено восстановилось, возможно, на 70%. Но ничто не могло помешать ему сыграть в своей последней игре 19 апреля 2000 года.
Не все собирались облегчать ему задачу. Лайонел Холлинз, его помощник тренера в «Финиксе», временно исполнявший обязанности главного тренера «Ванкувера», хотел сделать все возможное, чтобы он не смог забить его команде.
«Я сказал игрокам: "Мне все равно, если это его последний момент, мы не позволим ему ничего", — вспоминает Холлинз. — Как бы я ни любил Чарльза, мы не собирались ничего ему позволять сделать. Не надо бы ему вообще участвовать в игре».
Чарльз, в свою очередь, испытывал ностальгию.
«Это печальный день для меня, — сказал Баркли. — Я играю в баскетбол с девяти лет, и теперь больше не буду. Это единственное, что меня огорчает. Я не буду скучать по всеобщему вниманию».
Хотя обстоятельства его последней игры были не такими, как он себе представлял, Баркли получил от игры удовольствие. Но сначала он должен был стать хорошим, хотя бы еще на одно мгновение.
«Для меня важно выходить на поле с психологической точки зрения, — сказал он перед игрой. — Это вопрос менталитета. Это было изнурительное испытание — добраться до этого момента. Я просто хочу уйти своими силами». Он добавил: «Это то, что я должен сделать. Мне больше нечего доказывать».
Начиная со скамейки запасных, Чарльз постоянно улыбался. К нему вернулась юношеская бодрость. Почти за четыре минуты до конца второй четверти Томьянович в последний раз назвал номер Чарльза. Он поднялся с конца скамейки, стаскивая с себя разминочные штаны и красную футболку. При следующей замене толпа вскочила на ноги. Он был далек от стопроцентного состояния и выглядел нервным, выходя на площадку. Возможно, он всего несколько месяцев как перестал играть, но Чарльз был в основном неподвижен и выглядел на площадке почти неуместно.
Поединок между двумя командами, находящимися за чертой .500, отошел на второй план перед главным вопросом вечера: Может ли Чарльз показать еще один проблеск величия?
Почти сразу же тяжелый форвард попытался именно это и сделать. После комбинации-двойки с Каттино Мобли на трехочковой линии Чарльз понесся к задней линии, ожидая паса. Мобли скинул мяч на открытого Чарльза. Было слышно, как толпа умоляла Баркли бросать. Он выдержал секундную паузу, прежде чем бросил в прыжке с задней линии. Мяч отскочил от передней дужки кольца, и толпа вздохнула.
Во второй четверти, вскоре после очередного броска, отскочившего от обода, тело Баркли начало ломаться. Через пару владений резервный защитник Мучи Норрис получил заслон от Мэтта Булларда на левом фланге трехочковой линии. Норрис проскочил через двух защитников и прорвался к кольцу. В два дриблинга Норрис вышел к кольцу и одной рукой перебросил мяч через вытянутую руку Обинны Экези. Внизу стоял Баркли и выдавливая Фелипе Лопеса, защитника того же роста, но не такого размера. Чарльз еще не проверял свою способность к подборам.
К счастью, ему не пришлось сильно прыгать. Мяч полетел почти прямо к нему. Собрав всю силу, которая еще оставалась у него в коленях, он выхватил мяч у прыгающего Лопеса и подтянул его к своим бедрам. Он не собирался отдавать пас. Не сейчас.
«Чарльз! Чарльз!» — кричал с трибуны обозреватель «Рокетс» Келвин Мерфи.
Баркли сделал невероятную обманку, после чего бросил от щита, привлекая контакт Экези. И мяч залетел в корзину. И судья свистнул фол. За весь сезон толпа не была такой громкой.
«Чарльз Баркли, — громыхал ведущий Билл Уоррелл, — забивает в своей последней игре!».
В последующие секунды он с каменным лицом принимал приветствия от взволнованного Булларда и новичка Стива Фрэнсиса. Когда он подошел к Мобли, тот слегка кивнул, а затем улыбнулся.
«Самое время», — сказал он Мобли, обнимая его на линии штрафных. Баркли пожал плечами и улыбнулся. О чем еще он мог просить?
Вскоре после промаха со штрафного, Томьянович назвал номер Кенни Томаса, сказав двадцатидвухлетнему новичку, чтобы тот заменил Баркли. Он отыграл 6 минут и 7 секунд, набрав 2 очка и взяв один подбор. Он смеялся, выходя с площадки под бурные аплодисменты, Томьянович обхватил его за шею, а Роджерс обнял его по-медвежьи.
В перерыве Доусон подарил Чарльзу щит, с которого тот несколькими минутами ранее взял свой последний подбор. «Он реально твой», — сказал ему Доусон.
Затем Чарльз подошел к задней линии, чтобы дать интервью Сагеру, репортеру телеканала TNT, известному своим радушным поведением и необычными костюмами. Сагер спросил Чарльза, стоило ли возвращаться на один вечер.
«Оно того стоило. Оно определенно того стоило, — сказал он Сагеру. — Я потратил много времени и сил на реабилитацию. Эй, мое последнее воспоминание — это забитый мяч, а не то, что меня уносят с площадки. Это был бонус. Я действительно просто хотел забрать подбор, и мне потребовалось много времени, чтобы это сделать. Врач все время нервничал, потому что мое колено восстановлено только на 70%. И этот отскок пришел ко мне, так что мне повезло. Я не мог прыгнуть, чтобы достать его».
Сагер напомнил ему, что он собирается завершить карьеру в топ-15 по количеству очков и подборов за все время.
«Ну, большая шишка дал мне кое-что, чего у многих не было, — ответил Чарльз. — Я не могу поставить это себе в заслугу. Я хочу, но не могу. Бог просто дал мне огромные способности. Однако я не могу поставить это себе в заслугу, Крейг».
«Рокетс» проиграли, но это никого не волновало. Это был вечер Баркли. Он сказал несколько слов в адрес команды, отметив, что у нее большое будущее с Фрэнсисом и Мобли. «Жаль, что я не приехал в Хьюстон, когда еще не был на спаде, — сказал он болельщикам. — Я бы хотел провести здесь всю свою карьеру».
Дрожащим голосом он взял в руки микрофон и, отбросив сожаления, выразил свою благодарность.
«Баскетбол мне ничего не должен, я всем в своей жизни обязан баскетболу — всем, — сказал он. — Мне тридцать семь лет. Я богат до невозможности. У меня есть прекрасные материальные блага. Я побывал во всех уголках мира, и все это благодаря баскетболу».
Под бурные аплодисменты он удалился в раздевалку, где его ждали товарищи по команде с пивом и шампанским, улюлюканьем и криками. Он так и не выиграл титул чемпиона НБА, но это шампанское стало праздником всего, чего добился Чарльз.
Промокший от пота и алкоголя Баркли в последний раз пообщался с журналистами в раздевалке. Регулярно громкий Баркли стал тише, чем обычно, и перешел на задумчивый, скромный тон, который он демонстрировал Сагеру в начале вечера. По его словам, все, о чем он мечтал — это заработать $1 млн. и играть в лиге в течение десяти лет. Его единственной целью была забота о матери и бабушке.
По его словам, как бы самоуверен и невыносим он ни был, он вообще не ожидал, что будет говорить о своей карьере в Зале славы. Личные цифры говорят сами за себя. Средние показатели за карьеру: 22,1 очка, 11,7 подбора и 3,9 передачи в 1073 играх. Он является одним из самых результативных игроков по подборам в истории игры и самым низкорослым игроком, когда-либо возглавлявшим лигу по общему количеству подборов. За шестнадцать сезонов он попал в одиннадцать команд Всех-Звезд и двенадцать сборных НБА. Чарльз занимал места в десятке при голосовании за MVP в течение девяти лет, включая первое место в 1993 году. На момент публикации книги он является одним из семи игроков в истории лиги, набравших 20 000 очков, 10 000 подборов и 4 000 передач, и самым коротким из них.
Как же это произошло? Даже несмотря на ошибки (а их было слишком много, чтобы их пересчитать), его неистощимая харизма вела его к успеху и всемирному обожанию.
«Сложность заключается в том, что ничто из того, что я буду делать в своей жизни впредь, не сравнится с тем, чего я добился в баскетболе за последние шестнадцать лет», — отметил он.
Но он был чертовски уверен, что должен попытаться.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
