«Движение вверх» с Светланой Абросимовой – как пройти путь до главных трофеев баскетбольного мира
От редакции: вы читаете пользовательский блог «Движение вверх», где разговаривают с интересными представителями российского баскетбола. Подписывайтесь.
Одна из самых титулованных баскетболисток России и мира Светлана Абросимова в большом интервью с Сергеем Крюковым ищут ответ на вопрос, как становятся чемпионами. Светлана рассказывает о своем долгом баскетбольном пути, препятствиях на нем и чемпионствах за океаном.
— Дорогие друзья! Мы на очередном выпуске передачи «Движение вверх». На нашей передаче мы говорим о секретах, о рецептах, каким образом побеждать в спорте и в жизни. У нас сегодня в гостях уникальный гость, мой личный большой друг (извини, что так сказал, «личный друг», персональный) это Светлана Абросимова. Света — обладательница такого количества регалий, что тяжело запомнить, выговорить, я бы так сказал.
— Спасибо, спасибо.
— Чемпион женской NBA, чемпион NCAA, бронзовая призерка олимпийских игр, неоднократная чемпионка Европы.
— Уже достаточно, не запаривайся.
— Этого уже хватит на много жизней. Света, привет!
— Привет! Спасибо большое, что пригласили в такое красивое место, вообще шикарное.
— Очень рады видеть всегда. Если будет возможность, то как можно чаще приезжай к нам, делись своим опытом, своими мыслями, потому что у тебя их, действительно, очень много. Света, у меня первый такой вопрос, потому что смотрят нас как юные баскетболисты, студенты, родители. Можно ли рассмотреть талант в самом юном возрасте — в шесть, в десять, в одиннадцать, в двенадцать лет? Можно ли рассмотреть баскетболиста в этом возрасте?
— Меня точно не рассмотрели в семь лет. Если у меня есть талант, то его не было заметно. Я, наверное, пример, когда проглядели. Мне кажется, что ставить детей в категорию «талантливый, не талантливый» – это очень опасно. Потому что не всегда талантливые будут лучше, и больше пользы принесут и достигнут больших успехов. По жизни видно — бывают супрталантливые, но ленивые. Есть суперталантливые, но травмируются постоянно. Суперталантлвые, но просто глупенькие, недалекие. Вроде бог все дал, а сконцентрироваться или играть в команде — на научили тебя. Ты талантливый, но никому не нужен в итоге. Поэтому концентрироваться на то, что «давайте выведем, он талантливых или нет, в 7-8-9» – это вообще не про это. В таком возрасте главное — зарядить этой любовь к спорту, к движению. Просто азарт чтобы был от игры. Потому что во время игры какие-то навыки дать — ты учишь, приспосабливаешься, ты этим как-то заряжаешься. Потому что без этого тебя не хватит. До 17 лет ты просто выдохнешься. И сейчас у меня маленькие дети. Скоро будет 4 года, две девочки. И я вижу, как родители сходят с ума. Секция 3-4 года — это уже прямо серьезно все. Они приходят, они детишек настраивают в течение недели, у тебя шесть дней занято спортом из семи... Особенно это касается хоккея — это просто какой-то бум сумасшедший.
— Максим Шарафан, наш руководитель тренерского направления, он своего сына привел в шесть лет, а ему сказали: «Вы где уже были? Это уже поздно».
— У знакомой пятилетней — две тренировки в день! Я говорю: «Вы что творите? Нельзя этого делать. Какой бы он талантливый ни был, какой бы он крепкий ни был, он тебе через три года скажет — все, ему вот здесь будет». Либо вы его сломаете, либо он психологически просто умрет от этого от всего. Выжить в таком режиме, мне кажется, вообще невозможно.
— Света, ты сказала о том, что тебя не рассмотрели в этом возрасте? А в каком возрасте рассмотрели и увидели твой талант?
— Слава богу, меня моя мама, собственно, рассмотрела, видимо, с рождения. Баскетболом я начала заниматься в 7 лет. Мы ходили раз в неделю по субботам, у нас было занятие. Потом уже, на следующий год — два раза в неделю. А на третий-четвертый год уже приглашали из 40 человек только человек 15, их уже хотели довести до спорткласса. Я была последняя в приглашенных. То есть называли людей, а у меня фамилия, все-таки, Абросимова, я первая всегда стою во всех строях и во всех списках фамильных. Поэтому мне в школе всегда было плохо опаздывать, потому что тебя всегда первой спрашивают – «Абросимова! Не успела добежать» и галочка, пропуск. А тут тренер всех назвал, а меня нет. Я еще удивилась — почему, как. А мне там лет 8-10, я не помню уже. Потом в конце говорит: «Ну и Абросимова, сделайте шаг вперед». Это те люди, которые пошли next step, следующий шаг, ты идешь в спорткласс.
—Ты помнишь свои эмоции, когда назвали твою фамилию? Ты ждала этого?
— Да. У меня было недоумение, я не поняла, почему меня среди первых нет. Потому что моя мама, она мне все время давала такое дополнительно – «ты лучше всех, ты сильнее всех, давай, молодец, старайся». И я это делала. Оказывается, со стороны все было не так, как мне казалось. И во мне тренер все равно что-то увидел. Как мне сейчас сказали, что тогда увидели стержень, желание побеждать — «маленькая, толстенькая такая, но дерешься со всеми. Ничего не получается, но дерешься». И они решили, что это достаточно для того, чтобы дать возможность второго шанса. То есть талант? Это не талант, это что-то другое. Это внутренний стержень, который тебе потом в жизни помогает. Тогда — да, благодаря маме, которая мне говорила все время: «Ты лучше всех! Давай-давай!» у меня не было в себе сомнений. Потому что, если бы у меня появились бы сомнения, то кто узнает, смогла бы я там дальше или нет.
— Света, мне кажется, что ты говоришь сейчас просто замечательный кейс, который забыли многие люди сейчас, когда, наоборот, очень много критики, очень много негатива сваливается на детей. И они, вместе того, чтобы становиться лучше, как думают их родители, они наоборот проваливаются. Скажи пожалуйста — мама поддерживала сразу. А тренерскую поддержку ты всегда чувствовала или приходилось все-таки преодолевать?
— Тренер была женщина, все-таки, основная, это пара, муж с женой, Владимир Иосифович Тржескал и Кира Александровна Тржескал, великие тренеры-легенды. Но она больше с нами занималась. Она была очень жесткая, мы ее все безумно боялись. Но это никогда не переходило грань. Нас никогда не унижали, нас никогда не обзывали какими-то словами, чтобы тебе было стыдно, чтобы ты никуда не хотел вообще выходить из дома. Это всегда было только баскетбольное, только спортивное. А Владимир Иосифович, он, наоборот, был такой «хороший полицейский». Он нам — шутки ,песни, истории про патриотизм, как мы должны за родину умирать. И мы его все обожали. Это все время было такое лед-пламя. И ты, как ребенок, тянулся, конечно, к Владимиру Иосифовичу, но ты понимал, что Кира Александровна тебе дает основу баскетбола, и без нее ты ни в команду не попадешь, ничего не выиграешь. И, так как у нас команда была уже с третьего класса суперкомандой, суперклубом, то ты себя и ставил уже как человек, который не хочет ее подвести. Понимаешь? С одной стороны — мама, которая верит в тебя, подбадривает, а с другой стороны, у тебя уже есть шкала ожиданий и линия, за которую ты не имеешь права опуститься, потому что у тебя тренерская чета, которая воспитала олимпийскую чемпионку, ты в городе номер один, ты в России — номер один. И тебе уже 12 лет, а ты уже ходишь, ты за собой ощущаешь такой шлейф, гордость.
— Света, то есть, получается, с момента рождения мама в тебя вселяла уверенность...
— Я надеюсь, что с момента рождения, да...
— После этого ты попадаешь к тренеру, которая вселяет в тебя веру номер один. Как ты считаешь, этот фундамент, он способствовал тому, чтобы в последующем ты стала, действительно номер один?
— Тренер не в меня вселял, а в команду – «ты лично ничего не можешь, не умеешь, не получается, тебе надо стремиться, тебе нужно лучше. А команда — да, команда сильная». Да что же сейчас знает? Сейчас, конечно, можно быть таким умным, философствовать, написать книгу, вот «как это мне помогло», как ты говоришь — кейс. Но вот так было, так сложилось.
— Хорошо. А если подумать над чертами характера, которые прививали и мама, и тренер, которые в последующем тебе помогли? Что бы ты выделила? Какие ключевые моменты?
— Не знаю, кто привил. Всегда была готова работать, трудиться. Всегда было понимание, что без труда ничего не получится. То есть это такое старание, оставаться после тренировок, приходить в выходной день. Я брала ключи от зала — слава богу, была возможность взять у тренера дополнительные ключи, прийти в выходные.
— Ты ходила одна?
— Я ходила одна. Мне вообще никто не нужен был, мне все мешали. Попозже — мама стала приходить иногда, подбирать мячи. Но это тоже редко. Кто это мне дал? Я не знаю. Но, все равно, это было заложено в генетическом каком-то состоянии. Ты видишь, как родители пашут, как сложно, как Россия рушится, рушится страна, зарплаты нет. Что делать? А у тебя есть баскетбол, у тебя есть такая лунная дорожка, которая вот туда, и тебе кажется, что если ты все это будешь делать, вот это море кругом всего разного, но вот эта дорога, как ты ее выбрал. В принципе, слава богу, что она была. Потому что я не знаю, куда бы меня повело. А когда это есть, то ты думаешь — нет, ты просто своим трудом должен это делать. Ты другого не знаешь. У тебя нет денег, за тебя никто не проплатит ничего. Раньше такого как бы не было... Наверное, кто-то где-то все равно что-то делал. У меня — не было. У меня — труд и уверенность в себе. Потому что ты больше всех тренируешься — ты сможешь. И, так как это срабатывало изначально, то есть это мне давало понять, что эта система работает. Потрудилась, потренировалась, дополнительно сделала по 100 попаданий, опа — турнирчик, ты — лучший. Значит надо больше делать! Уже подольше — не 100 попаданий, а 150 после тренировки, остался, сделал. А ты же делаешь — у тебя нет тренера, ассистента, который мячик себе подает. То есть, это тянет все. Ты стоишь, бросаешь. Ты уже на своем броске понимаешь... Ну, это детали, я просто говорю, к чему это приводит — ты остался один, ты стал бросать, ты понимаешь, куда мячик отскакивает, чтобы лишний раз не бегать, движения не делать. То есть ты не только бросок улучшаешь, ты улучшаешь понимание отскока мяча, ты лучше на подборе становишься, у тебя физические кондиции добавляются, потому что все тренировались полтора часа и ушли, а ты еще остался на 45 минут.
— Света, а ты вот эту работоспособность и желание тренироваться extra time, это было связано с тем, что ты сама хотела стать лучше или ты с кем-то конкурировала? Что было движущей силой?
— До сих пор не знаю ответа на вопрос — что больше любила, выигрывать или не любила проигрывать. Не могу ответить. Меня кто-то как-то раз спросил и я в полный ступор до сих пор. Что для меня важнее? Не проиграть или выиграть? На тот момент конкуренция в команде была жесточайшая. Там Маша Степанова, известная российская наша просто легенда-легенда, Илона Корстин, Елена Карпова — все игроки потом играли в сборной, заслуженные мастера спорта, еще девочки, которые стали мастерами спорта. Мы все там — стартовая пятерка школы одной. Конкуренция была, конечно, потрясающая. Даже когда тренер выделяла кого-то... Она выделяла кого-то редко, но если она выделяла, то это был, конечно, такой дополнительный стимул. Это, конечно, подстегивало.
— Это был симбиоз того, что ты хотела сама развиваться, плюс конкуренция. Это подстегнуло к такой большой, колоссальной работе.
— Да, это все в балансе, это все в здоровом таком... Не то, что конкуренция — это я их ненавижу, я сделаю что-то, чтобы они провалились. Нет. Ты понимаешь, что они тебе тоже нужны. Если Маша не забьет 20 и не сделает 10 подборов и 5 блокшотов, то вы не выиграете. Это не то, что я ей не дам мяч, потому что я тоже хочу 20 забить — нет. Это была нормальная здоровая конкуренция. Просто внутренне хотелось становиться лучше.
— Света, расскажи, пожалуйста, как принималось решение переехать в Америку. Ведь в то время это, действительно, был большой нонсенс. Все равно люди шли по понятной проторенной дороге — ты лучшая в детско-юношеском, ты попадаешь в клуб, начинаешь движение. Как ты оказалась в Америке?
— Все началось тогда, когда мне было лет 14, когда у моих любимых тренеров их единственная дочь уезжает в Америку учиться, играть. Она была хорошим игроком, она даже попадала в юниорскую сборную в России, но дальше было понятно, что она не пройдет в основную сборную. Но они нашли путь ее как-то отправить в Америку. Тогда моя мама загорелась этой мечтой и сказала, что «это прекрасное будущее для моей Светы». Я не знала ни английского, не было выхода никуда, у меня была задача — попасть в сборную, стать олимпийской чемпионкой и потом играть профессионально — вот у меня была цель. Но именно мама этим примером... И говорит: «Вот она, Светлана (ее тоже Светлана зовут, эту девушку) же уехала». И как-то она мне это, что «давай-ка подучим язык». Я начала больше заниматься английским. Денег на репетиторов не хватало, что-то там делала сама, что-то выписывала, зубрила все время, ходила, по 20 слов в день я должна была выучить, я помню, с бумажками везде.
Когда я стала уже играть за юниорские сборные, стала чуть постарше, 15-16 лет, то тогда уже пошли предложения — скауты американские стали ездить на международные соревнования и смотреть девочек талантливых. К России они относились так относились настороженно, потому что не так много россиянок туда ездило. И на чемпионате мира поступила приглашение, и я как-то, «почему бы и нет?»
— Чемпионат мира — по юниоркам?
— Да, по юниоркам. Было приглашение, потом несколько телефонных звонков, что делать и как. Мы не глядя согласились, оказалось — один из лучших университетов в итоге.
— Получила предложение только ты из той команды?
— Только и только один университет, да. Спустя 10 лет я думаю — как это вообще произошло? Вообще непонятно. Я не знаю, где там что сошлось, просто непонятно. Там 390 университетов в первой лиге, в дивизионе. Почему я? Как это? Что это? Как обычно — кто-то кого-то знал, кто-то сказал, показал. Мы за год до этого ездили в Америку и играли в школах, в Южной Каролине. Как раз-таки мой нынешний агент, сейчас у него уже нет со мной никаких отношений, но агент, который был со мной всю карьеру, он тогда был тренером в этой школе. Мы приехали играть с их девушками, и их девушки были настолько плохими, что он сказал: «На следующий день мы играли с пацанами». И мы играли с ребятами, и мы играли с ними, с нашей школьной командой практически на уровне. Со школьной командой мальчиков.
— Света, правильно ли я понял, что тренер женской команды школы, с которым ты познакомилась на турнире, в последующем стал твоим агентом, с которым ты работала долгое время?
— Да. Он, оказывается, жил в России, в СССР, потом уехал туда. Он здесь работал тренером, Борис Лещинский. Потом он эмигрировал туда, там стал работать тренером. Как раз на тот момент наши страны тогда дружили, и тогда все было дружно, мирно, мы ездили — команда американских школьников, школьниц приезжала в Санкт-Петербург, в Москву, обмен такой. Жили неделю там, неделю там. Мы попали в эту программу, он ее организовывал, это такие международные школьные...
В итоге мы туда приехали жить неделю, поиграли с этими пацанами, с этими девчонками, всех, практически вынесли своей школьной командой, и там меня, в принципе, заметили тренеры. Там была возможность записать на видео, посмотрели статистику. Я думаю, что тогда они меня где-то на карандаше записали. И потом уже увидели меня на чемпионате.
— Кстати, какие были впечатления после игры с американскими мальчиками?
— Ну, там, слава богу, они были толстые, я помню. В основном — черные, толстые. Белые были медленные. Хорошо бросали, но пацаны были почему-то... Я думаю — неужели черные все такие толстые? Это у меня было первое ощущение, первый раз увидела там афроамериканцев там. И слава богу, поэтому мы их оббегали, мы чисто на физике их обыгрывали.
Конечно, тогда первая поездка моя в Америку, мне там 15 лет... Магазины, в которые нас отвозили, Walmart, которые нам казались просто божественными бутиками, а сейчас ясно, что это Ашан такой. Нас привезли, а мы «Ашан, вау!» Это другая история.
Но оттуда уже пошло, что было бы здорово туда поехать. И, когда поступило предложение в университет, то меня все отговаривали, кто более-менее знал америку, говорили, что «тебе рано в университет, у тебя плохой английски, тебе будет тяжело учиться — надо сначала пойти в школу, high school, там подтянуть язык, поиграть в баскетбольчик, привыкнуть к среде обитания, адаптироваться и уже оттуда поступать в университет.
— Но Света, как лидер, принимает совсем другое решение...
— Я думаю — слушайте, вы здесь никакие в школе, баскетбол... Зачем мне терять год-два уровня в баскетболе, если здесь я уже играю за сборную? Я чисто из-за баскетбола. Я думаю — английский я подтяну, как смогу, так и смогу. Я решила напрямую.
Знаешь, в жизни (мне недавно исполнилось... лет, не буду говорить сколько), когда тебе 20 лет, у тебя может быть таких решений в жизни до этого, может, два всего, таких поворотных, когда жизнь, раз, и по-другому пошла. А когда тебе чуть постарше, то ты думаешь — да, наверное, эти 3-4 решения, которая тебя как-то сформировали. Это, действительно, было одни из тех решений — ехать или нет. Ты понимаешь, что окно возможностей, оно не такое большое. Ну как часто ты можешь научиться кататься на горных лыжах? У тебя есть период с 20 до 30. Не научился? Потому ты поедешь, порвешь себе коленку. Если ты купил лыжи в этот момент, настроился и поехал — у тебя получится. А нет — они у тебя до 60 пролежат. Так же у меня.
— Ты долго принимала решение?
— Очень быстро.
— Быстро?
— Быстро. То есть, изначально, мне сказали, что есть такая возможность и я как-то стала тянуть английский.
— Правильно я понимаю, что это сразу был Коннектикут?
— Он только и был, Коннектикут. Мне прислали их Media guide, я подумала: «Мамочки, куда я еду? Какой там университет?» Я название-то в тетрадке в этой не могла нормально прочитать — что там за факультеты, как они, как это все произносится, читается, как там учиться? То есть страх, конечно, был. Когда страх от незнания — это тоже хорошо.
— Света, мне кажется, что здесь момент был очень показательный. Вижу здесь два момента. Это оценка потенциала, что ты получала от Америки, и другой момент — это внутренняя смелость. И вот сплав этих двух вещей, он вылился в такое быстрое решение, которое, наверное, в дальнейшем и обусловило во много жизнь.
— Может быть, с первым не соглашусь — оно присутствовало, но не так весомо было. А вот внутренняя смелость была. Сильно подталкивала мама, то момента прямо «прямо езжай».
— Был этот потенциал Америки как большого рынка, как значительно большего рынка?
— Не все знала тогда про Америку. Но когда очутилась там... Очень многие туда приезжали, уезжали через полгода, через месяц, выходили замуж, уходили с университета, потому это сложно очень — играть там, учиться. Там я поняла, что такое Америка, и там м я решила, что я ни за что не уеду отсюда, я до конца. Вот это упорство, и понимание, как ты говоришь, что это такое, это другой мир просто — это да.
— Расскажи пожалуйста, первое впечатление от Америки — вот ты приезжаешь. Здесь ты лидер по натуре, с большим потенциалом, сборная. Ты приезжаешь в Америку. Какие впечатления?
— Я помню первую ночь — меня привезли в общагу, маленькая комнатка, я на втором ярусе как новичок команды, там все первокурсники. Я утром просыпаюсь и слышу речь и я не понимаю. За окном стоит кто-то и что-то там говорит. Я глаза открываю и думаю: «Как я вообще буду здесь жить, существовать? Я не знаю, что это люди говорят». Там просто черные встали ребята, что-то там восторженно говорили, проглатывая слова. Я лежу-лежу вот так... А денег обратно улететь нет.
Вначале ты прилетаешь в такой момент, у тебя еще нет официальных тренировок. Это не то, что ты приехал, тебя познакомили с командой сразу, все. Это такой момент, сборы, там целая неделя была, там люди подъезжают, там тебе нужно куда-то идти, классы свои находить, там какой-то разброд и шатание, ты должен был сам это все понимать. Кого-то родители брали, у кого-то друзья кучковались, а у меня вообще никого не было. Хорошо, что я выдержала. Я нервничала, переживала, но это было тако спокойствие, наоборот. Не нашла? Ну не нашла встречу. Не дошла, не поняла, где находится в кампусе это здание — ну окей, дальше пошла. Несколько дней такого брожения меня вводило...
Ну, я понимала, что надо быть в тонусе постоянно — узнавать, не стесняться спрашивать. То есть то, что я не понимала, вместо того, чтобы сказать ‘I’m sorry, idon’t know. Help me’, как бы сейчас, если бы я поехала в Испанию, сказала бы что-нибудь, не зная языка. А тут я стеснялась. Мне не хотелось показаться глупой, как-то такое было. Мне было еще 17 лет... А потом я поняла, что вообще не надо стесняться. Ошибаться — не важно. Нужно действовать. Тебе нужно найти, где у тебя лекция находится. Ты должен найти, где находится лекция. Это не наш МГУ, где вот твой университет. Там миллион зданий на кампусе, которые названы тремя буквами, и там подотчетность какая-то, и ты должен в каталоге все это найти, сам составить себе собственное расписание. Это другая жизнь, для меня башка разрывалась. И никто тебе не помогает. И потом уже, когда ты уже вошел в команду официально, открытие сезона, и ты сразу опа — звезда штата. А до этого было это транзитное время, это было не очень просто. Но мы стойкие.
— Света, а что касается баскетбола — какие были ощущения?
— Ощущения, что я здесь смогу, я справлюсь. Была большая сложность с моей защитой. Потому что, оказывается, нужно было защищаться. Моя детская спортивная команда, у нас было настолько сильно превосходство в нападении, что мы очень редко были в играх, что надо было именно остановить атаку, иначе ты проиграешь. Мы всегда выигрывали +60, +70 очков, в одну калитку. Поэтому все, что касается нападения — для меня давалось легко. А вот эти защитные действия, друг другу надо было что-то подсказывать, говорить. Я имена-то команды не могла сразу запомнить. А тут тренер требует, что ты что-то должен, еще и подбадривает всех — вот это было тяжело. Вот эта активность вокальная, что ты должен говорить-говорить, они же американцы, они хлопают, они говорят. Это не мое, не наше, не русское. Мы молча выходим, работаем на тренировке. И защита. Над защитой они, конечно, стебались надо мной, всегда смеялись, наказывали меня, всю команду из-за моей защиты ужасной. Это длилось года два, наверное, пока я это в себе не смогла перестроить.
— Какая была твоя роль в команде, когда ты туда только пришла?
— Вообще, в студенческом спорте — если ты новичок, то ты никто. Ты все равно понимаешь, что ты не будешь ни в старте играть первый сезон, не будешь много времени на площадке проводить, ты freshman, то есть «все хорошо, мы команда, мы дружны, но имей в виду...» Такие дружеские советы от teem mates. Я думаю: «Ну ладно, так, что ж, я здесь...»
А когда мы начали играть, тренироваться, пошли дружественные первые товарищеские игры, то я такая — фрешмен-фрешмен, но я 20 забиваю, а ты — 10. Тренер был совершенно адекватный, он все прекрасно про меня понял. Я не начала сезон, я подвернула ногу, к сожалению, до начала сезона, там была маленькая легкая травма, но я пропустила пару игр. Но через месяц я уже выхожу в старте, я играю наравне со всеми. В этом плане было довольно-таки просто.
— Прошла легендарную, на мой взгляд, лучшую баскетбольную программу женскую в соединенных штатах. Ты работала с легендарным тренером. Расскажи — какая специфика, что отличало вас в целом от NCAA? Что было там уникального?
— Ну, традиция сумасшедшая. Сейчас он работает около 30 лет, если я не ошибаюсь, может даже больше. Он где-то 35 сезонов работает в одной единственной команде. Начиная с того, как ты пришел на площадку, как ты смотришь на тренера, как ты одет. Если у тебя майка не заправлена, то тебе сразу сделают замечание, как ты разминаешься. Вот все это детально было собрано до уровня, что мы лучше. Мне было сложно с кем-то сравнить, потому что я же не знала другие клубы, я не смотрела телевидение. Но я понимала, что здесь очень все серьезно, очень все серьезно. Когда мы один единственный раз проиграли, я подумала «ну что? Середина сезона, проиграли». А люди чуть ли не рыдали в раздевалке. Я еще думала: «А что они так расстраиваются? Мы свою позицию в конференции не потеряли. То есть это игра, которая ничего не значит. На следующий день, когда я пришла на тренировку, я поняла, почему они плакали. Они настолько боялись прийти на эту тренировку после поражения... Потому что там творился ад. То есть тебя наказывают так, начиная с первого упражнения, что, я извиняюсь за подробности, людей тошнило после ускорений, после всего. То есть ты делаешь какие-то определенные базовые упражнения, ты делаешь повторения 100 раз. Тебя специально мучают, насилуют, чтобы ты понимал, что ты сейчас это не сделал, потому что ты вчера это не сделал и ты проиграл. И тебе пытаются в голову через эту мышечную суперинтенсивность вдолбить, что так делать нельзя. Потому что из-за этого ты проигрываешь. А проигрывать мы не хотим, потому что мы команда чемпионов, и у нас по годам — в первом 3-4 поражения, а в последнем одно поражение за весь сезон. То есть я всего проиграла меньше 10 игр за всю студенческую жизнь. Практически все тренировки после проигрыша я помню.
Тренер, он был вообще сам итальянец. У него был, с одной стороны, немножко европейский взгляд, что мне нравилось, он был не такой зашоренный, как американцы бывают.
— Напомни, как его звали?
—Джино Ауриемма...
— Я просто не смог сразу произнести...
— ‘Coach A’... Он, все-таки, обладал таким немножко гибким умом, он играл в игры психологические немного. Я часто рассказывала случай девчонкам, когда в сборной работала, что например тебе дают задание — сделать пять передач, три заслона, и после этого ты можешь придумывать атаку. Я на втором заслоне, на третей передаче, получаю мяч, совершенно открыта, трешечку забиваю. Он меня выгоняет с тренировки. «Чувак, что за проблемы? Зачем? Почему?» А потому что ты не выполнил указания тренера. Тебе сказали — пять передачь, три заслона, а я в своей голове думаю: «А зачем тебе это все делать, если ты уже на втором заслоне открыт?» Вот он добивался такими методами, в чем-то жесткими... Я привыкла как — если на тебя накричал тренер... Обычно это все переходило на ситуацию вне площадки — с тобой могли две недели не разговаривать. А этот совершенно нормально — свисток, тренировка закончилась, и он такой “Oh, how are you, Sveta?”... Я думаю: «Чего ты улыбаешься? Ты меня здесь просто уничтожил, выгнал с площадки. Меня, человека, которая капитан сборной, я самая ответственная, и ты сейчас тут ходишь что-то заигрываешь». Ну, в таком дружеском смысле. Он: «Как твои уроки?» Я думаю: «Какая тебе разница, как мои уроки, я здесь 4 часа тренировалась». В этом плане мне пришлось тоже этому учиться, что есть время работы, тренировки, а есть нормальная жизнь — просто расслабься. А это было непросто.
— Света, ты говорила, что была сложная адаптация в быту, связанная с языком. Баскетбольный язык — насколько ты быстро втянулась в тренировочный процесс, насколько ты сразу начала понимать? Потому что я знаю тоже многих ребят, которые тоже хотели бы поехать в америку, но их язык и баскетбольный язык смущает — каким образом там тренироваться.
— Слушай, американцы настолько все упрощают, что даже если я не понимала, что это означает значение, то вообще все было неважно. Мне Кира Александровна, мой тренер, она давала такие сложные упражнений, которые надо было схватить за 15 секунд — тебе нарисовали в воздухе, и сказали делать по свистку. А тут, когда тебе на бумажке, на планшете, в видео двадцать раз ткнули. Потому что девочки разные были. У меня был профессиональный опыт европейский, мы играли международные турниры, я приехала — человек подготовленный. А здесь некоторые были с деревень, с американских деревень, которые играли просто в своей спортшколе, даже не в спортшколе, а в классе своем. Они были талантливые, но они вообще были не але, они ничего не понимали. Поэтому там объяснялось от звезды до всех, что делать — постановка рук, ног. Меня, наоборот, это больше раздражало, что очень упрощали. Я говорила: «Давайте поиграем, давайте 5 на 5, сколько можно ходить 5-0»? Вот это любимое американское упражнение — пять нападающих, ноль защитников, и мы тренируем комбинации. И вот пока ты ногами не пробежишь 10 часов каждую комбинацию, кто-то им где-то сказал, что человек не запоминает. Может быть, 80% реально не запоминают. Но тот, кто играл уже, с опытом баскетбола... Ну, я два раза прошла комбинацию, я могу ее против защиты играть — мне уже интереснее. И тут, когда ты становишься постарше, я думаю: «Господи, у меня колено болит, у меня спина болит», а мы полчаса посвящаем тому, что мы должны так просто бегать 5-0, делать тупо эти упражнения. Вот это меня очень раздражало, бесило просто в Америке.
— Света, а что касается командной химии... Ты ее коснулась немножко. Она отличается от того, что было в России, есть в России? Вот эти все — «давай пять»... Насколько тебе это было особенно в начале и насколько ты считаешь это оправдано?
— Ну, это была школа, которая мне была просто необходима. Хотя, это было очень некомфортно. Со стороны мне казалось, что это просто звучит глупо. Но сейчас, когда я захожу в зал...
— … и видишь, когда этого нет, ты понимаешь...
— … и я слышу, как просто стучит мячик и один сумасшедший тренер что-то кричит, то я понимаю, что эта команда, у них проблемы будут. Даже сборная, а сборная — это верхушка айсберга, и когда ты слышишь это и говоришь: «Девочки, а чего так тихо?» И тут они встряхиваются и на пять минут начинают друг друга подбадривать. Потому что этот энергетический уровень, если его нет, то ты можешь его искусственно создать. У моего тренера был такой слоган, он говорил это не с начала, но потом в какой-то момент стал говорить: ‘Fake it, until you make it’ — это не цитата, но все равно по жизни можно применять.
— Света, это точно работает. Я каждое утро, выходя даже очень рано на работу, я смотрю в зеркало, и иногда я понимаю: «У меня сегодня такой день...» Иногда ты мало спал, да. Но каждый раз я улыбаюсь в зеркало, и я понимаю, что это — мой позитив. Знаешь, года где-то с 2014-2015 я начал это делать. Но это так заражает! И ты потом уже вышел, у тебя уже раз, улыбка появляется.
— Да, также там. Они искусственно себя взбадривают-взбадривают. Для кого-то это нормально, этот энергетический уровень. Я чуть-чуть поспокойнее, мне нужно было все время... Но этого не хватает! На скамейке запасных не хватает, в раздевалке не хватает. Это то, что нам надо перенимать из Америки 100%, и у нас уже пытаются, какие-то хлопки свои придумывают. Но над этим точно работать.
— Я думаю, что создание очень правильного положительного эмоционального фона. У нас многие люди, исторически, действительно закрыты. Мы можем расслабиться только после того, как мы выпили литр водки, тогда мы готовы пятиню отдавать. А до этого мы такие, очень ‘close mind’, я бы так это назвал. В этом отношении американцы, они, конечно, на порядок другие, и это дает свой профит и в игре, и в создании химии.
— Очень интересно было, когда мы смотрели видеопросмотры игры, и обращали внимание на body language. Когда я это впервые услышала, я подумала: «Мама родная! I’m in trouble, у меня проблемы». То есть, если ты сделал ошибку, и такой весь «все понятно, тебя сейчас заменят, потому что ты сдался». И вот это, когда тебя ткнули носом раз, показали тебя со стороны на видео. Не потому, что ты плохой человек, а именно что ты языком тела показываешь, что ты не хочешь, ты устал, тебе все равно. Или все дают друг другу пять, а один человек отвернулся в сторону, потому что он только что два раза промазал, тренер его заменил, и он не хочет пять давать.
У меня был случай, мы играли в WNBA, в профессиональной команде в Миннесоте, и у нас было целое собрание, посвящено тому, что наш лидер команды Бетти Леннокс (я не думаю, что она будет смотреть передачу на русском языке), тренер собрал командное собрание до тренировки. Мы еще думали: «Странно, что происходит? Не разбор игры, ничего». Он просто нарисовал ее номер и показал, как она возвращалась на скамейку запасных, ее путь. А у нас правило такое было, что где бы ты не был, ты должен подбежать со стороны тренера, дать тренеру пять и пошел-пошел-пошел, до врача, и уже садишься потом на свое место. А она так, он пунктирными линиями нарисовал, как она дошла до тренера, обошла тренера и пошла в конец скамейки села. И он ее оштрафовал за это тысячи на две долларов. Ну, у нас там была куча правил, я думаю: «Чего так дорого?» Ну, без предупреждения... Ну, видимо предупреждали ее — просто показать, что не важно, что ты — суперзвезда, что ты первая в команде, но если ты не выполняешь такие командные устои, стандарты, то к тебя вот такое отношение. Это было прямо для нее ударом. Она на следующий год даже уехала из команды. Она сделала какой-то трансфер, я не помню уже... Это было показательно.
— Света, ты настолько интересные вещи говоришь. Я просто понимаю сейчас, даже как это применить в менеджменте, формирование корпоративной культуры.
— Тебе понравились штрафы?
— Я не сторонник штрафов сейчас. Но это для меня как индикатор вовлеченности, сплоченности команды. И, действительно, по жестам, по поведению, мы не замечаем...
— Надо учить. У нас не все знают, не все понимают.
— Ты меня опередила. Как научить этому наших игроков?
— Просто говорить. Начинать с того, что когда тренер с тобой разговаривает, то нужно смотреть в глаза. У нас очень часто ты приезжаешь в молодежную команду или что-то. Там тренер объясняет, а они сидят вот так вот, слушают, или как-то так смотрят. Вроде, внимательно слушают, скорее всего внимательно слушают, наверное переживают, что-то в голове у них крутится. Но вот этого контакта, его нет. А этому прямо надо учить. Просто объяснять — ровно встань, выпрямись.
— И, наверное, учить изначально нужно не детей, а тренеров — чтобы они начали доносить эту информацию. Потому что в нашей тренерской культуре, в традициях нашего баскетбола это не принято, но при этом это дает серьезный результат.
— Знаешь, там даже тренеры, они... Я сначала на это с юмором смотрела, но они всегда в этих своих поло-футболках, они всегда заправленные, они очень опрятные всегда. У нас тренера — по-разному бывает. Для них это работа, которая очень престижная. Не важно, ты может не так-то много зарабатываешь. Но когда тренер заходит в зал — это все, на него приятно смотреть. У нас тренер заходит в зал — не всегда понятно, что тренер зашел в зал. То есть, они где-то в уголочке постоял, что-то там поделал, в телефоне поковырялся, какие-то вещи. А тут ты знаешь — вау, все, он в зале, все такие: «Все, надо быть готовым».
— Света, иногда нужно говорить, как необходимо себя вести, а иногда можно идти от обратного, иногда это даже больше работает — как нельзя себя вести. Я два примера просто вспомню, что приходит в голову — первенство России, девочки, 2021 год, идет завершение игры. Все отдают пятюню тренеру. Тренер убирает руку...
— Я видела этот инцидент... Тренер — бывший игрок. Ужасно!
— Да... Касаемо того, как должен выглядеть тренер. У нас многие тренеры могут в сланцах прийти на тренировку. Это абсолютно нормально.
— Это вопрос к ним, к людям.
— Я даже больше хочу сказать. Не буду лукавить, когда я начинал работать тренером третий или четвертый год, я проводил тренировку, тренировочный сбор был, в сланцах.
— Ну жарко, чего уж там...
— Ко мне тогда приехали ребята из ЦСКА, они говорят: «Ты чего вообще? Как?» Я понимаю, что мне просто не привили эту культуру. Я смотрел на других. Но я сразу же понял, для меня это стало...
— Видишь, ты был открыт к этому, ты понимал, что ты не супер тренер, тебе надо все отовсюду почерпывать чуть-чуть. Это всегда на виду, ты всегда можешь почерпнуть. Это какая-то внутренняя культура. В каждой команде всегда есть внутренние традиции, внутренняя культура. У нас, я помню, мне сделали замечание, потому что я слушала музыку в наушниках, выходя из автобуса в самолет. Мне сказали: «Нет. Вот ты сидишь в автобусе, слушай музыку. А когда ты идешь из автобуса, поднимаешься на частный борт (на секундочку!) с командой — нет. А вдруг тебе тренер что-то захочет сказать или игрок по команде. Что ты в них?» У нас было правило — нельзя было слушать. Все как миленькие снимали, проходили 200 метров и садились, дальше слушали музыку.
— Света, очень интересно! Я считаю, что эта информация обязательна для просмотра молодым игрокам, и даже немолодым игрокам, потому что это — правильное отношение к себе, к команде, это — определенная культура, которая позволяет добиться высокого результата. Расскажи пожалуйста... У меня, конечно, реестр вопросов очень большой, но почему-то я нащупал фокус именно студенческий... Для нас это тем более больная тема...
— Это было двадцать лет назад.
— Расскажи, пожалуйста, училась ли ты? Как проходило обучение? Как удавалось реально совмещать спорт и учебу?
— Училась, хорошо училась. Все продуманно. Ты не пропускаешь тренировок. Тебе до начала учебного года говорят, что у тебя тренировки будут в определенные дни вечером, в другие дни они у тебя дневные, поэтому ты сам свое расписание делаешь, лекции. Миллион лекций проходит, поэтому ты подбираешь в зависимости от того, какой распорядок тебе дал тренер. Поэтому, в принципе, физически ты не пропускаешь занятий. Мне очень нравилось учиться. Все было современное, не было какого-то такого, как в СССР, в России, когда у меня было учебник 60-го года. Тут извинялся преподаватель, что у тебя учебник двухлетней давности. Все компьютерное, все эти распечатки большие. Я реально получила кайф, но тяжело было, приходилось много переводить. Я сидела, не было же гугл-переводчиков, не было айфонов. То есть ты каждое слово в словаре шерстил. В этом сложность была. А в баскетбол — ну, чуть-чуть уставала, да, конечно, нагрузка тяжелая. Тренировки три часа плюс психологическая нагрузка.
— А можешь коротко рассказать о графике? Во сколько был подъем, когда были классы, когда тренировка?
- Первые два месяца у тебя были утренне тренировки ранние, индивидуальные или общефизические. Они начинались в шесть утра. Потом у тебя с восьми до часа лекция, и вечерняя тренировка три часа, с пяти до восьми. Таких было три дня в неделю. А другие дни были — когда у тебя утренних не было, у тебя была только вечерняя, одна длинная. По закону у них не больше 4 часов ты обязан тренироваться. Больше 4 часов — не можешь. Ты можешь как учиться? Ты можешь за три, за два года окончить четырехлетнее образование. Некоторые люди так делали — нагружали себя страшно, по 8 часов в день занимались в течение двух лет и выпускались. Спортсменом ты не можешь так делать — у тебя есть определенный график. Поэтому я знала, что все мои лекции, все мои курсы, они должны быть растянуты на 4 года, поэтому у меня занятий было по 4-5 часов в день, что было нормально. Единственное что, я, конечно, первый год не понимала ничего, что мне говорилось. Язык тяжело давался в плане таких наук... Ну, в принципе, гуманитарные давались сложно. Я брала математику, физику, и тут я как орешки, вообще — синусы, косинусы, вообще без проблем. Я думаю: «Слава богу, господи, ничего не надо переводить, ты просто считай и все». Мне надо на физмат идти было. А вот эта история, английская литература, когда надо прочитать 100 страниц... Это для студента ерунда — сейчас скажи российскому студенту, что «завтра прочитай 100 страниц этого текста, будем его обсуждать». Для меня 100 страниц — это была смерть. Потому что час первую страницу я переводила. Я понимала, что я здесь погибну. Ну, как-то потихонечку-потихонечку. Списывать ты не можешь, но ты можешь приходить к преподавателям на дополнительные занятия. Они тоже люди, они понимают все...
— А почему списывать нельзя?
— Как? Такого вообще нет. Закрываются друг от друга все. На парте сидишь индивидуально, ты физически не можешь списать.
— Физически или все-таки ментально люди не хотят?
— И то, и то. Я один раз, помню, списала, думала «Господи, как же это все просто, оказывается», ужасно... Я прямо гордилась собой, думаю, что все-таки русское во мне никогда не исчезнет, списала прекрасно.
— Света, я не знаю, как бы я учился в университете, если бы там невозможно было списать, подсмотреть, что-то придумать. Мне очень сложно было бы.
— Знаешь, у нас, мне кажется, тяжелее учиться. Там — если ты не пропускаешь лекции, то тебе в глаза говорят, какой у тебя вопрос на экзамене. И там с профессором, после первого месяца обучения, ты сидишь в учебнике, отмечаешь галочкой вопрос, который будет на экзамене. Потому что он говорит: «Обратите внимание на эту тему. Именно на эту, не забудьте обратить внимание». И все, два раза человек сфокусировал внимание, ты так обвел... Это тоже было смешно, я помню, я карандишиком вот так точечку поставила в учебнике... Ну, как? В Советском Союзе нельзя писать в учебниках. И тут сидит моя по команде подружка, она этим маркером желтым, который я в жизни не видела, она вот так вот — раз, левой рукой. Я думаю: «Мамочки! В учебнике! Она! Как это вообще возможно? Неуважение к книге», вот все мое воздушное российское образование. Вот тогда ты понимаешь — если ты приходишь на лекции, то ты не провалишь никак. То есть, может лучше, может хуже, но ты не провалишь. Просто язык не знала достаточно хорошо — в этом сложность была.
— Ты рассказала путь, как из Санкт-Петербурга, из спортивной школы ты попала в университет. А как из университета попасть в женскую NBA? Как работает там все это?
— Четвертый год, выпускной год, за тобой следят, тебя уже знает вся страна. Если ты в топовом университете, то тебя уже 100% видели много раз и уже последний сезон, в принципе, отслеживают всю твою статистику, смотрят. И тренеры WNBA... То есть, уже в конце мая у тебя драфт и ты понимаешь, ты попадаешь в драфт, в первом раунде или нет. У меня была проблема какая? Я на начало последнего года понимала, что я 100% попадаю в лигу, я 100% попадаю в первый раунд драфта, вопрос шел о номере — первая пятерка у меня была.
Все складывалось прекрасным образом, я играла, очень хороший был сезон. В феврале месяце, за два месяца до окончания чемпионата я себе рву связку — травма, которая все, трындец. Вопрос стоял о том, что я закончу свою карьеру, потому что с такими травмами не было ни одного спортсмена, который бы восстанавливался. Операций на это не делали, а те операции, которые делали, после них люде бегать не могли. Мне повезло, потому что профессор вывел экспериментальную операцию, говорит: «Хочешь? Сделай. Всего 4 человека до тебя ее делали, ни одного спортсмена, но мне кажется, что она сработает». И тут я, особо не делая research, никаких исследований, говорю: «Делайте. Какие у меня выходы?» Мне ее делают, и все, меня не волновала нога никогда в жизни, все прошло отлично, но никто не знал, что я могу восстановиться. Поэтому я такая супер игрок, февраль месяц, через два месяца драфт и никто не знает, заиграю я или нет, я еще ходить особо не могу.
Когда начался драфт, то меня все равно пригласили в Нью-Йорк, это происходит в огромном здании. Это не как сейчас, бедные, всех по интернету, по Zoom’у выбирают. Раньше это было нормально — вот так сидели люди нарядные, были фотосессии, все. И я тоже сижу и думаю — наверное, меня в первом раунде должны взять. Хотя, в принципе, я бегать даже не начала. Внутренне я думаю: «Я восстановлюсь. Ну не может быть, чтобы так история жизни оборвалась».
— У меня почему-то сразу ассоциации... Ты говоришь, что в первом раунде должны выбрать, и как тогда набирали людей в спортивный класс.
— Да, опять на те же грабли.
— И та же самая уверенность.
— Да, должны, должны. В итоге меня взяли под седьмым номером. В первом раунде, седьмой номер, в команду, в которую я не хотела ехать. Я мечтала о Майами, как любой русский человек. Майами взяли девушку, которая высокая центровая была, они не знали, что она так низко опустится, до пятого раунда. Предварительно они мне сказали, что возьмут в Майами, это была моя мечта. Майами выбирает другого игрока, потом Миннесота... Я вообще — где эта Миннесота, что это за Миннеаполис? Скучное место. И я попадаю туда, там начинается карьера, семь лет я отыграла там.
— Как проходил процесс адаптации после студенческого баскетбола? Был ли он? Или все было вообще идентично?
— Было не так сложно, как я думала. Потому что, все-таки, университет меня подготовил на высшем уровне. Я тогда не знала, что ожидать, но, действительно, это был переход не самый сложный. Сложно было, что травма была. Я пропустила немножечко тренировочный лагерь, но я влилась сразу в коллектив. Мне сразу дали возможность играть, и тренер в меня поверил, такая была свобода действий. Лига была не на таком уровне, как сейчас, она только набирала обороты. Поэтому я сразу стала лидером, и, в принципе, все было отлично кроме того, что мы мало выигрывали.. Тут, конечно...
— Света, я бы шаг назад сделал, немножко я это упустил... А можешь немного рассказать о чемпионстве, о впечатлениях, как это было в NCAA?
— Значит, в финал четырех мы попали.
— А где был финал четырех?
— В Филадельфии.
— А до этого на конференции тоже выиграли?
— Да. Мы выиграли Big East, попадаем в финал четырех, все у нас отлично, мы суперкоманда, в финале мы выходим на Тенесси, это сумасшедшая команда, наши самые большие соперники, всю жизнь эти два тренера воевали между собой. Тяжелейшая игра, и мы единственную игру в сезоне проиграли именно им. Мы попадаем на финал, там 27 000 зрителей, это просто сумасшествие. Половина зала синяя, наш цвет, половина зала orange, это Тенесси. И мы с первых секунда начинаем вести – +2, +5, +10... Ну я думаю — сейчас начнется, на стенку наткнемся и начнется борьба. А как-то раз, и сразу переломили их пыл, и все, не получилось игры. Мы выиграли что-то больше 20 очков, это была редкость.
Конечно, после этого все как обычно — празднование. Но первое впечатление было, когда все сказали: «Тихо-тихо!». Наверное, что-то хотят нам подарить, думаю. Выносят какую-то штуку непонятную, выглядит как ксерокс, не ксерокс, я до сих пор не понимаю, что это такое, какой-то коммутатор. И позвонил... Я сейчас не помню, это был не Билл Клинтон, это был его первый помощник. Он сказал: «Я вам передаю поздравления от президента, он смотрел». Мы: «Нифига себе! Хелло!»
И вот после этого пошло. Мы прилетели из Филадельфии в Хартфорд, там нас облили полицейские машины пеной, нас самолет приветствовал. Мы ехали из аэропорта в университет, сверху шел вертолет, нас снимало камерой местное телевидение. Ну, мы сразу звезды, вот это все.
— А расскажи о приеме в Белом доме.
— Я на свой прием не попала, потому что американцы начали кого-то бомбить. Я уже не помню кого, но пошел конфликт сумасшедший, кажется. Я как та блондинка — Иран, Ирак, не помню честно. И сказали, что нас сдвигают на год, этот прием, визит в Белый дом. А через год я уже играла в WNBA, и уже сменился президент. И итоге, вместе того, чтобы знакомиться с Клинтоном, которого я обожала, мне пришлось знакомиться с Бушем, что тоже не так плохо. Это знакомство состоялось. Потом, к сожалению, когда мы выиграли чемпионат с WNBA, там такая же традиция существует, тебя тоже приглашают в Белый дом. Нас пригласили в день, когда сборная России играла свою первую игру на чемпионате Европы. И я не смогла полететь, не познакомилась с Баракой Обамой, тоже расстроилась.
— Да, конечно, потрясающая традиция. Американцы в этом настолько сближают, формируют такую корпоративную общность. И профессиональный спорт — это все равно, это не только большие деньги, там все равно...
— А денег никаких. В университете ты ничего не зарабатываешь. В WNBA, там может быть стереотипное мышление, что это лучшая лига, ты там не зарабатываешь деньги. Ты больше на налог отдаешь и все, у тебя такая малюсечка остается с собой забрать. Ты в Европе зарабатываешь деньги, потому что ты хороший игрок, ты подтверждаешь свой уровень, играя там. Но в университетском спорте вообще никаких денег. Для тебя это — престиж на всю жизнь. Ты — чемпион, больше тебе вопросов вообще никто не может никогда задать.
— Света, расскажи — в университете была полная стипендия, полностью оплачивали. Там, соответственно, экипировка, проживание, питание, pocket money...
— Ну, никаких pocket money отсутствовали, налички не давали ни какой. У тебя есть плюс к тому, что ты сказал — деньги на приобретение учебников, там учебники безумно дорогие, там учебники по 100$, это для меня космические деньги на тот момент были. И у тебя была карточка студента, по которой ты питался в кафетериях. Вот там несколько кафетериев, и ты там пять раз в день можешь питаться. Все остальное, что ты хочешь — это за деньги.
— А одежда?
— Одежда — только тренировочная. То есть никаких тебе длинных костюмов, как у нас экипировка дается в команде, зимняя одежда — ничего не было.
— То есть тебе помогали родители?
— Какие родители? Да нет. Денег практически не было. Единственное что, когда были зимние каникулы на рождество, когда все студенты разъезжались, кампус был пустой, нас заселяли в отель, потому что мы продолжали тренироваться, у нас шла активная фаза сезона баскетбольного, и нам давали суточные. Вот они были нормальные. И за счет этих трех неделю суточных, я могла жить, в принципе, год, не тратя деньги. Но с одеждой были проблема. Они же меняют одежды постоянно, каждый день. Вот ты джинсы поносил, тебе надо их сегодня стирать, потому что они грязные. Это мы в России носили по месяцам джинсы, нормально. А там – «нет, ты что, ты два дня их носишь! Нужно постирать». А у меня всего две пары джинс с собой. Это 1997 год, какие там шмотки? У меня одна сумка была с собой спортивная взята и все. Поэтому брала у своих подружек, что носить. Ты же живешь в общаге, ходишь просто «ой, девчонки, есть вот это? Вот это? Вот футболка, вот кофточка», и нормально. Слава богу, это было в свободном доступе. Денег не было вообще.
— Очень круто! Конечно, когда видишь все регалии, то первое складывается впечатление, что ковровая дорожа была расстелена, и всегда по ней можно было идти. Конечно, тот путь, крайне непростой путь, который ты прошла, он заслуживает большого уважения.
— Закалил, да.
— Миннесота, ты семь лет там прожила, получается. Ты ведь не ездила в Европу играть? Ты играла только в WNBA в то время?
— Каждый год ездила. Женская лига, она летняя. Играла нон-стоп.
— Всегда?
— Нон-стоп. Единственное что, я Европейский сезон начинала чуть позже. Я себе давала сентябрь-октябрь на отдых, и я начинала европейский сезон все время на игре. Я играла ноябрь-май, в Европе или в России, неважно. В мае я летела в Америку, играла там до августа-сентября, или до августа и возвращалась и играла за сборную месяц. Потом я себе два месяца давала отдых.
— Это просто вообще, это просто жара.
— Это было тяжело. Но на тот момент я этого не понимала. Тело, оно адаптируется к нагрузкам, и иногда это было лучше, чем просто взять и полгода ничего не делать. Сейчас я смотрю, там другие методики и все... Но сейчас я удивляюсь, что сорокалетние мой девчонки, с которыми я училась, они до сих пор играют. Они не просто играют в ветеранской лиге, а они играют топовую лигу, они едут в Токио на олимпиаду. Это удивительно. Это потому что они смогли это сбалансировать и не делали большие перерывы. Это все время тренировка, тренировка, но умная тренировка, не просто бей-беги. Мне кажется, что это тоже чем-то мне помогло. Ты меняешь команды, меняешь страны. Психологически ты отдыхаешь. Ты выиграл здесь, порадовался два дня, а потом уже прилетел, там новый вызов, там другая команда, другой тренер. То есть ты сможешь переключиться. Иначе можно с ума сойти.
— Очень понимаю. Переключение, отсутствие монотонности. Это даже в обычной работе очень бодрит.
— Да, 100%.
— А в чем, на твой взгляд, главное отличие европейского и американского женского баскетбола?
— Не мучай меня этим вопросом. Это как спросить — а чем мужское от женского отличается. Это такие вопросы... Сейчас настолько все смешалось — куча европеек в Америку ездят.
— Ну а в целом?
— Физически они сильнее. Мы — умнее.
— То есть все как и в мужском баскетболе, никакой специфики. Где тебе больше нравилось играть?
— Наверное там. Потому что там все игры были на телевидении, все игры были при большом количестве людей, не было проходных матчей. Если здесь европейский чемпионат, он так растянут, он 7 месяцев, и ты ездишь, там непонятные поездки в каких-то маленьких городочках, ты там играешь. Иногда есть люди, иногда нет. Ты понимаешь, что эти 20 игр, они не нужны. Тебе нужны три в конце сезона. Вот на них приходят, их обсуждают. А для как игрок ты все равно какой-то шоумен, ты для кого-то должен играть, эту эмоцию получать. По эмоциональному обогащению какому-то, это 100% была Америка и игра за сборную. В Европе это было так...
— Хорошо. А вот с такой точки зрения — в Америке все равно роль индивидуальной игры выше, атлетизм выше. Тебе комфортнее было в тех условиях играть? Или тебе, все-таки, больше нравилось играть в умный, комбинационный баскетбол?
— В европейском баскетболе уже давно не играют одни европейцы. На моем веку это произошло очень быстро. Я всегда играла в команде, где всегда больше половины были иностранками. Треть была американок. Поэтому ты все время в этом сгустке игроков. Я обожала играть с умными игроками. Если он индивидуальный игрок, но умный, то ты все равно понимаешь, что он сделает тебя лучше, он тебе поможет. Да, пускай он на себя тянет одеяло, потому что умный игрок это всегда будет делать, если все висит на волоске. Да пожалуйста! Если Кендис Паркер, MVP мира — играй, сделай, забейте два очка, потому что мне они нужны как и всей команде. Но когда это глупые игроки — это ужасно. Это раздражало, как-то даже руки опускались, потому что думаешь «ну что же ты творишь?» Человек либо эгоистичный, либо просто глупый. И ты присматриваешься и думаешь — ты пас не отдаешь туда почему?
— Из-за чего? Потому что ты не понимаешь?
— Да. Когда я была помоложе, то мне казалось, что они просто жадные. А когда я стала постарше, поумнее, то я думаю, что она просто не видит. Потому что как я вижу площадку, вот я сейчас вижу, все, что вокруг происходит, 100%. Она может просто этого не видеть. Тогда мне стало немножко легче с собой, с этим.
— Расскажи о чемпионстве в WNBA.
— У меня сегодня прямо марафон здесь... Чемпионство... Чемпионат я выиграла с Сиэтлом, это был 2012 год. Это был мой десятый сезон, и из десяти лет восемь мы с трудом попадали в плей-офф. Были года, когда мы не попадали в плей-офф. Здесь мы попадаем в плей-офф, и у нас все получается. МЫ не проигрываем ни одной домашней игры.
— Света, расскажи, как ты решила завершить карьеру. Насколько это сложно тебе давалось?
— Я всегда всем говорила, что я, скорее всего, доиграю до 32 лет. Я не знаю, что это за цифра, откуда она взялась, но, видимо, как-то слышала, мозг собирал информацию, что в 30-32 люди начинают заканчивать. Хотя, сейчас уже это все сдвинулось. Я подходила к этому возрасту и понимала, что еще годик, еще два — максимум. У меня не было подписанного контракта на следующий год, и я хотела остаться в большом клубе. На тот момент, когда я уходила из Динамо Москвы, у меня не было продления контракта. Тут началась такая пауза, когда надо принимать решение — куда ехать, в какую страну, где играть, может взять паузу, отдохнуть. Тут начали происходить непонятные события с федерацией баскетбола, смена президентов, один ушел, выдвигается непонятная женщина, которая взялась вообще незнамо откуда, она не баскетболистка, не из нашего сообщества. И так все наслоилось, что я принимаю решение, что я буду баллотироваться на пост президента. А совмещать это с баскетбольной карьерой — мне казалось, что это вообще...
На сегодняшний момент я думаю — выиграла или проиграла? Все равно бы поиграла. Наоборот, это было бы круто — играющий президент или генменеджер. Но на тот момент мне казалось — нет, это время, это знак, чтобы это все остановить. Плюс мозг начинал перестраиваться в плане того, что начало игры, разминка, и я, вместо того, чтобы концентрироваться на соперниках, хотя их всех знаю как облупленных, я думаю — почему люди в зале не сидят, почему музыка так тихо играет, почему это не протерто. То есть уже расфокус пошел на другие вещи. И я уже тогда понимала — наверное, это время куда-то чуть-чуть двигаться. Плюс я уже не играла за сборную, для меня это тоже такой был мотиватор — ну сколько можно? Все равно ты всех денег на всю жизнь не заработаешь. В мужском баскетболе ты можешь отыграть еще три года и курить трубку до конца жизни на пляже где-то на собственном острове. А в женском баскетболе — ну три года ты без работы протянешь, ну 10 лет, но ты все равно не заработаешь всех этих денег. Поэтому я думаю — нет, я уйду, когда я буду на хорошем уровне еще, я была в отличной физической форме. Плюс предоставилась возможность поучаствовать в предвыборной кампании.
— Мне это, кстати, напомнило определенные паттерны поведения, когда принималось решение, как ты говоришь, быстро переезжать в Америку. Там тоже видение потенциала, смелость.
— Да. Ты можешь работать психологом или психиатром. Ты видишь со стороны, да.
— Да, я вижу, что схоже. Скажи пожалуйста, получала ли ты удовольствие, когда работала в международной студенческий баскетбольной лиге? Насколько близок тебе спортивный менеджмент? Что ты смогла перенести из карьеры игрока конкретно в проект МСБЛ?
— МСБЛ был шикарный проект. Я его не сразу оценила. Для начала, когда я просто познакомилась, я думаю — ну организация, интересно, студенческий баскетбол. Студенческого баскетбола в России не было, как мне казалось на тот момент. Но когда я окунулась, я узнала про АСБ, узнала про другие международные лиги, я поняла, что это такой пласт спорта, моего любимого баскетбола, это как другая страна, она существует, у нее свои люди, свои фанаты, и конечно я во все это вовлеклась. Когда мне предложили это все возглавить, то тут я уже загорелась, тут мне хотелось как можно больше от себя взять. Нужно было быть более проактивнее, более агрессивнее действовать. А я первые год-два, я всего проработала там три года, и первую половина я только вникала в процесс, когда нужно было просто действовать — не бояться, действовать. Зная сейчас, что я знаю, надо просто было идти туда, окунаться, и больше выталкивать это наверх. Но произошли изменения в странах, потому что там, как я понимаю, пошел и Крым, и Украина, какой-то негатив к России и выходить на международный уровень стало сложнее. Менее охотно стали с нами сотрудничать. Раньше мы спокойно ездили в Литву, в Латвию, в Эстонию, в Грузию. А тут пошли какие-то трения нехорошие, неспортивные. И мы понимали, что спонсоры внутри страны не так активно хотят нам помогать. И как-то так все вместе, в совокупности произошло, что проект пришлось видоизменить.
— Света, я абсолютно согласен, что ключевой момент — это изменение внешнеполитической ситуации. Потому что потому что потом мы Международный студенческий баскетбольный кубок проводили дважды, это было достаточно сложно. Еще мое мнение, что ты и команда принимала достаточно правильные правильные и с точки зрения маркетинга, и с точки зрения лиги шаги, но мне кажется, что мы чуть-чуть опережали эпоху. Вот есть некоторые вещи, которые идеальные, и они могут всплыть через 5-10-15 лет, само устройство, система студенческого спорта мирового. Вот есть американская модель, канадская модель, мы пытаемся что-то построить в АСБ. А всё остальное — оно какое-то очень тяжелое на подъем. И то, что было тогда, за те годы сделано, тот результат, который был достигнут, это, конечно же, было круто.
— Согласна, согласна. Большая работа была сделана. И память осталась, и осталось это как кейс, как пример, как это может быть, как это должно быть, как это было. И, в принципе, по этому пути можно куда-то пойти. Я с тобой соглашусь, действительно. Плюс сейчас коронавирус, это уже априори невозможно сделать.
— У нас в планах было в прошлом — в июне проводить фестиваль «Движение вверх», и на этом фестивале провести международный студенческий баскетбольный кубок, собрать команды. Но здесь и этот, и прошлый год, и этот год — это все достаточно сложно. Света, как тебе сейчас живется без баскетбола?
— Да прекрасно! Ну, как без баскетбола? Смотрю игры. Я вхожу в состав женской комиссии FIBA, мы постоянно на Zoom, мы постоянно придумываем какие-то вещи. Я в исполкоме Российской Федерации Баскетбола, раз в месяц мы встречаемся. Я в тренерском совете. Я не привязана к клубу, к команде, у меня нет тренировок, мне не надо какие-то ежедневные дела решать. Но в плане глобального развития — это все через меня все равно проходит. Это совершенно без денег, это все бесплатно, это просто я, мои знания, мой опыт, он интересен этим людям, и мне самой тоже это нравится. Потому что я могу дать сторону игрока, сторону профессионала, который все прошел. Иногда, конечно, я удивляюсь вещам, которые обсуждаются и я думаю, что слава богу, что я этого не знала, когда я была игроком. Потому что это вообще могло голову свернуть. Потому что, когда тебе говорят, что нужно объявить состав, игрок думает, что состав объявят через 10 дней, а тебе подходят и говорят, что нужно через два дня билеты заказывать, потому что они дешевле и потому что их нужно выкупать, поэтому ты за два дня должен определить состав. Тренер говорит: «Как это возможно? У меня могут быть травмы, люди только собрались». А они 10 дней фигачат, а ты знаешь, что у тебя вот это количество билетов уже продано. Вот эта часть бизнеса, когда есть министерство спорта, у тебя есть законы, ты не можешь их нарушить, как бы ты не хотел, ты не можешь их нарушить. И я говорю: «Это же невозможно, надо что-то делать. Ну как?» Иногда это мелочи вот такие, иногда это переходы игроков, иногда это конфликты тренеров между собой. Иногда ты слышишь о том, что в первой лиге ставки происходят на спорт, ты должен смотреть нарезку и понимать, типа «как это? 15 минут люди не забивал — что происходит?» Это все равно тебя держит в игре, спорте.
Я меньше хожу на игры. Потому что я не люблю — ты когда приходишь на игру, ты просто общаешься с людьми, ты не смотришь игру. Я вчера получила колоссальное удовольствие, я просто смотрела матч Зенит-ЦСКА, я просто балдела. Это была потрясающая игра. Я просто кайфовала в маленьком своем айфончике, сидя перед огромным телевизором, я не хотела даже тратить времени на телевизор, я смотрела и я просто получала кайф от любимой игры.
— Света, когда я говорил «без баскетбола», учитывая, что у тебя был баскетбол фултайм, без отдыха... Просто я считаю, что твоя экспертиза, твой опыт, который накладывается на твою лидерскую позицию по жизни, определенную способность придумывать, создавать, мне кажется, что ты не только тем людям, о которых ты говорила, ты в принципе нашему баскетболу очень нужна.
— Спасибо. Знаешь, не было предложений конкретно о работе, не было. Удивительно.
— Надо подумать.
—В зеркало посмотреть.
— Это точно. Света, скажи пожалуйста — какая твоя самая большая победа в баскетболе?
— Ой, я не знаю. Не могу тебе сказать. Наверное, вот это обобщенное чувство, что «ты это сделал», ты был там, там, ты выиграл это, это. Конкретный матч я не могу вспомнить. Я знаю ошибки, которые я совершала, из-за которых мы проигрывали, например, кубок России, потому что я промахнулась на трехочковом. Или у меня партнерша по команде совершила ошибку в защите и мы проиграли чемпионат Европы просто за секунду — вот это перед глазами стоит. А какие-то моменты, там когда тебе медаль вешают на шею. Ну окей, здорово, классно, банкет был потом классный. Но это неважно. У родителей сейчас весит выставка этих медалей, я говорю: «Мама, как будто я умерла. Ты выставила этот мемориал здесь, убери». А вот они гордятся, это классно для них. У меня дома нет ни одной медали, у меня одна в сейфе лежит, олимпийская. Иногда хвастаюсь, люди просят. А все остальное — у родителей, вообще неинтересно. Я сейчас храню медали, дети играют с моими медалями по бегу — это пожалуйста. Забеги по 10 километров, полумарафон. Играете? Вообще неважно. А те — висят у родителей, для них это важно. Для меня это — ну... В совокупности — я это сделала, достигла. Но там пускай это висит на полочке.
— Понял. А какая твоя самая большая жизненная победа?
— Ну, надеюсь, что жизнь-то у меня впереди лучшая. Наверное, детишки мои. Потому что все равно, когда ты женщина в профессиональном спорте, у тебя нет такой … лакшери... возможности иметь семью полноценную, иметь детей, как игроки NBA, игроки европейские топовые. У них жены дома им готовят, у них детишки бегают, их на играх поддерживают. У нас ты, все-таки, должен карьеру прервать на рождение ребенка. Это все равно тяжело. Ты — мать, ты женщина, у тебя инстинкты есть. И ты себе этот спорт, постоянные передвижения, психологическая нагрузка — это все равно тяжело. Тебе хочется какого-то домашнего уюта иногда, тебе хочется семьи нормальной. А у тебя этого нет — ты оторван. Ты с 16 лет практически живешь без семьи, с непонятными женщинами, постоянно в коллективе. И ты не можешь нормальные отношения иметь. Вот чуть-чуть эта сфера жизни твоей хромает. Все остальное отлично, а вот это — хромает.
— Это большая победа, две дочки.
— И вот, когда все завершается, и жизнь личная нормализовалась, и дети — чудо, двойня родилась сразу, мне бог дал двойняшек. Я их обожаю, я смотрю на них и думаю — как я без них жила? Я считаю, что это я смогла, все-таки. Потому что самое грустное, что мне приходится встречать — это те игроки, с кем я играла, кому-то там до 40, кому-то после 40. Карьера завершена, вроде неплохая карьера, а нет семьи. И люди как-то... Смотришь и думаешь — почему так? Должна быть семья, у каждого человека она должна быть, если он хочет, конечно.
— Последний вопрос — есть ли у тебя сейчас баскетбольная мечта?
— Баскетбольная мечта... Расскажу историю. Я сейчас занимаюсь триатлоном и бегом, таскаю своих девочек, чтобы они смотрели на мои забеги. Мне кажется, что для них это хороший пример — мама тренируется, мама такая спортсменка до сих пор. И как-то после очередного забега я спрашиваю: «Ну как я сегодня?» И у них на лице такое замешательство, и я понимаю, что они минут 40 ждали меня на финише, а я телепалась предпоследняя. Но они видели девушку, которая разорвала ленточку, второе место, третье место, они все стояли, смотрели. А это же марафон, забеги, там идут сотни людей, они бегут. И они понимают, что мама-то не чемпионка, мама-то бежит где-то в конце. И вот я понимаю — а как им рассказать? Показать игру баскетбольную — я их взяла на один матч благотворительный, он, зараза, закончился вничью, специально. И опять для моих детей я не чемпионка. И думаю: «Так, мне нужно какой-то матч организовать, чтобы я 100% выиграла. Теперь я думаю, что, наверное, надо в какой-то команде 3х3 поиграть, чтобы дети увидели, что мама у них — крутая баскетболистка. Если это произойдет, то я уже буду рада. Потому что одно дело — когда ты видишь на экране телевидения, а другое дело — ты видишь живьем. Поэтому хочу, мечтаю о своей площадке баскетбольной, чтобы собрать друзей и подоминировать чуть-чуть. Такая мечта.
Фото: РИА Новости/Владимир Песня, Илья Питалев; globallookpress.com/Dmitry Argunov; Instagram/s_abrosimova
