10 мин.

Как СССР решился на бойкот Олимпиады-84 в Лос-Анджелесе? Рассказывает Виталий Смирнов – участник тех событий

37

До Олимпиады в Париже – меньше 10 месяцев. Все идет к тому, что Россия не настроена отправлять команду во Францию (хотя не исключены заявки в индивидуальном порядке и нейтральном статусе).

40 лет назад государство все решило за спортсменов.

Тема бойкота СССР Игр-1984 в Лос-Анджелесе снова актуальна. Пожалуй, это единственное, на чем сходятся МОК и наше спортивное руководство: бойкот – это однозначное зло.

«Все, кто призывал к бойкоту, должны были понимать, что такой спортивный бойкот не имел никакого эффекта и был просто символическим, но он не оправдал их ожиданий», – пассаж от президента МОК Томаса Баха, который еще спортсменом застал бойкоты 80-х.

«Прекрасно отдаю себе отчет в том, что Олимпийские игры заменить невозможно», – а это уже глава ОКР Станислав Поздняков.

Но на этом согласие заканчивается. Большинство россиян уверены, что решение о бойкоте принималось в отместку за американский бойкот Олимпиады-1980. И было примерно так: вы не приехали к нам в 1980-м – тогда и мы к вам спустя 4 года не поедем.

В нашем распоряжении уникальный документ – отрывок из неопубликованной книги Виталия Смирнова, которая написана несколько лет назад. Смирнов в 80-е был среди первых лиц МОК и возглавлял Комитет по физической культуре и спорту при Совете министров РСФСР. То есть имел полный доступ к информации с обеих сторон – СССР и МОК.

• кто на самом деле принял решение о бойкоте-1984?

• почему за него голосовал сам Смирнов?

• как глава МОК Самаранч старался, но не смог предотвратить бойкот?

Вот текст от первого лица, который погрузит в атмосферу тех лет. Мы публикуем его с согласия Смирнова.

Власти СССР собирались на Игры-1984 – даже выбрали дом в олимпийской деревне Лос-Анджелеса

Президентом оргкомитета Олимпиады в Лос-Анджелесе был Питер Уберрот. Будущий член Совета директоров компании «Кока-Кола» и президент Олимпийского комитета США. Он был младше меня на пару лет, обладал приятной внешностью и сломанным носом.

«Мы со Смирновым играли в водное поло друг против друга, и он мне нос свернул», – шутил Питер. Мы действительно занимались в юности одним видом спорта, но никогда не пересекались. Общее спортивное прошлое нас и сблизило.

Даже когда в 1982 году, еще до бойкота, на сессии МОК я как вице-президент выступил с жесткой критикой оргкомитета Лос-Анджелеса, Уберрот воспринял это конструктивно.

– Мы будем учиться у Москвы, как нужно проводить Олимпийские игры! – заявил он.

И они действительно учились: несколько раз приезжали, задавали вопросы, все протоколировали. Работала команда Уберрота дружно, динамично и эффективно. Они были первыми, кто сделал Олимпиаду самоокупаемой.

Часто можно было слышать, что мол, наша страна изначально хотела отомстить американцам за бойкот московской Олимпиады, но, по-моему, это не соответствует истине. Правда в том, что руководители советского спорта, в том числе и я, неоднократно бывали в Лос-Анджелесе, находились в постоянном контакте с местным оргкомитетом и даже успели выбрать дом в олимпийской деревне, где должна была размещаться наша команда.

Уберрот знал о моей позиции и о том, что я у себя старался доказать, что надо посылать команду. Поэтому, когда после завершения Игр вышла его книга Made in America, в заключении, в главе Superstars, он упомянул и мою фамилию. После этого мне пришлось объясняться в ЦК КПСС.

Первая предпосылка к бойкоту – новый руководитель спорта, который... не понимал и не любил спорт

Я убежден, что корни бойкота стоит искать в 1983 году, когда на смену Сергею Павлову на должность руководителя спорткомитета пришел Марат Владимирович Грамов.

Человек, далекий от спорта, аппаратчик, заместитель заведующего идеологического отдела ЦК партии. Спорта он не знал, да и не стремился постичь. Его ошибки, например, «волетбол», вызывали насмешки.

Cпортивный мир Грамова не принял. Его воспринимали как чужака, не своего.

Само по себе это не страшно – например, одним из руководителей в 60-х был Юрий Дмитриевич Машин, тоже не эксперт в спортивной отрасли. Но в Машине всегда чувствовалось желание разобраться. Грамов же спорт не только не понимал, но и, кажется, не особенно любил.

Вторая предпосылка – поражение на зимней Олимпиаде-1984 в Сараево. Вторую неудачу подряд не простили бы

В начале 1984-го, спустя несколько месяцев после назначения Грамова, прошли зимние Олимпийские игры в Сараево. Это была очень сложная для нас Олимпиада. Во время нее умер Андропов, мемориальную церемонию удалось провести прямо в олимпийской деревне. Присутствовало ощущение какой-то шаткости и нестабильности.

Но самое главное, что в Сараево мы впервые уступили первенство по количеству золотых медалей сборной ГДР.

В самолете по дороге домой я отчетливо увидел на лице Грамова страх. Он боялся реакции руководства на неудачное выступление. Не хотел остаться крайним и не знал, как объяснять спортивные результаты, которых сам толком не понимал.

Чувствовалось, что грядущая Олимпиада в Лос-Анджелесе страшит его еще больше. Он явно боялся второй подряд неудачи, тем более на территории США. И если Сараево, возможно, ему сойдет с рук, то проигрыш в США будет приговором.

«С трибуны в поддержку бойкота выступал и я. За этот поступок мне стыдно»

Тут нужно сказать, что политические отношения между СССР и США в середине 1980-х напоминали кривую жизнеобеспечения тяжелобольного. Порой их можно было назвать хорошими, порой — откровенно враждебными, но стабильности не было.

Естественно, Олимпиада рассматривалась в этом контексте как мощнейший инструмент, который каждая сторона собиралась использовать в рамках собственного вектора. Когда Игры проводятся в значимых с геополитической точки зрения странах, избежать таких моментов практически невозможно.

Начало 1984-го совпало с очередным витком напряжения. Осенью 1983-го над Сахалином был сбит южнокорейский пассажирский «Боинг». Американцы поспешили воспользоваться ситуацией. Свежеизбранный президент Рональд Рейган обвинил в происшедшем Советский Союз, назвав его империей зла.

Последовала целая серия шагов, осложнявших нашу подготовку к Олимпийским играм. США отказались принимать чартерные рейсы с советскими спортсменами без предоставления письменных характеристик. Не разрешили прибыть в порт теплоходу «Грузия». Был объявлен персоной нон-грата в США наш олимпийский атташе, ну и так далее...

А потом в Лос-Анджелесе, в непосредственной близости от спортивных объектов, произошел инцидент: водитель врезался в толпу, погибли люди. Организаторы усилили службу безопасности. Но в этот момент одному из сотрудников спецслужб удалось в порядке эксперимента без документов пройти в здание оргкомитета, забрать там жетон сотрудника охраны.

Пресса всячески подогревала тему безопасности. Моя собственная мама говорила: «Куда ты едешь, там же так опасно!» Родителям несовершеннолетних спортсменов казалось, что их детей отправляют чуть ли не на верную смерть.

Правительство СССР потребовало от американской стороны особых письменных гарантий безопасности для участников из социалистических стран. К началу весны становилось понятно, к чему все идет. Но, несмотря на это, я продолжал делать все возможное, чтобы убедить руководство: советская команда должна ехать на Олимпиаду. Помню разговор с заместителем заведующего отделом ЦК Петром Лучинским, будущим президентом Молдовы.

– Нам обязательно нужно ехать на Игры, хотя бы из-за места их проведения, – говорил я. – Поймите, это запад США, то есть тот регион, где советских людей бывает очень мало. В основном, все деловые поездки сосредоточены в восточной части – Вашингтоне, Нью-Йорке. А тут мы пошлем около тысячи красивых, ярких ребят и девчонок. Многие прекрасно говорят на английском языке. Наверняка среди них появятся свои герои. Это будет мощнейший идеологический десант.

– А если мы проиграем? – поинтересовался Лучинский. Вот тут-то я и понял, чего боялся Грамов.

– Ну и что? Мы уступим не какой-то там стране, а лидерам. Проиграем на их территории, и на это всегда можно будет сослаться. В любом случае, пропагандистский эффект от нашего участия в Играх будет гораздо выше, чем если мы останемся дома.

– Все это очень интересно, но имей в виду, что решение Политбюро уже принято.  

5 мая Политбюро приняло постановление о нецелесообразности участия советских спортсменов в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе. Как мы потом узнаем, записку с обоснованием этой идеи направил лично Грамов.

После этого предстоял Пленум Олимпийского комитета СССР, который должен был поддержать это решение. Иных вариантов тогда не существовало. В числе тех, кто с трибуны выступал в поддержку бойкота, был и я. И это один из тех поступков в жизни, за который мне стыдно.

Я понимал, конечно, что таковы условия игры. У меня не было выбора, и все люди спорта это прекрасно знали. Как знали и то, что это решение обернется трагедией для нескольких десятков наших чемпионов, им упущенный шанс уже никто и никогда не вернул.

История показала, что ни один бойкот Олимпийских игр не был оправдан. Бойкот – это всегда тупик, он не помогает добиться никаких целей и ни к чему не ведет, кроме трагедии для конкретных спортсменов.

Высшему руководству СССР было не до Олимпиады – Черненко тяжело болел

Президент МОК Хуан Антонио Самаранч отчаянно пытался изменить решение СССР.

Ситуацию осложняло то, что его не сильно жаловали в руководстве: Черненко был тяжело болен, и никто не желал ввязываться в тяжелые переговоры. Самаранча принял лишь заместитель председателя Совета министров Николай Талызин, который не имел к спорту никакого отношения. Но Самаранч в таких моментах неизменно ставил интересы дела выше личных амбиций.

Талызин огласил ему решение Политбюро и воздержался от дальнейших обсуждений...

А Румынию и Китай американская публика приветствовала стоя

Хотя наша команда не участвовала, несколько десятков советских специалистов в Лос-Анджелес все-таки приехали. Это были члены МОК, а также руководители международных федераций и судьи. Всего нас было более 80 человек.

Запомнилась церемония открытия: красочная, в стиле голливудской постановки. Индейцы, перестрелки Дикого Запада, полет астронавта с ракетным ранцем прямо над стадионом... А в заключение прямо внутри овала стадиона выдвинулись помосты, на них – белоснежные рояли.

Пианисты во фраках играли Гершвина, а трибуны раскрасились в цвета стран-участниц Олимпиады...

Впервые, кстати, участвовали в Олимпийских играх спортсмены из Китая. Их, как и румын, которые приехали вопреки бойкоту соцстран, зрители приветствовали стоя. Рядом со мной сидел один из почетных гостей, пожилой и уважаемый в США человек. Он сказал:

– Смотри, какую вы совершили ошибку! Это же они, там (показал на ложу президента) не смогли договориться.... Но я уверен, что наши люди встретили бы здесь советских спортсменов очень хорошо. Ты даже не представляешь насколько!

Он, конечно, был прав. Соревнования без нашей команды оказались уже совершенно не те. Ну а мне, после всего случившегося в Москве, смотреть на них было откровенно тяжело. Вскоре после всех официальных мероприятий и церемонии открытия я улетел домой.

Делать в Лос-Анджелесе мне было больше нечего.

Фото: РИА Новости/Василий Малышев, Владимир Вяткин, Владимир Астапкович; /AP Photo/Rusty Kennedy, AP Photo/Dave Tenenbaum, AP Photo/Michel Lipchitz, AP Photo/Ira Schwarz; /Steve Powell

Лос-Анджелес-1984
сборная СССР
logoВиталий Смирнов
logoМОК