Две игры Керуака

1

Еще до того, как Керуак умер от алкоголизма в 47, до того, как он бегал от своей славы, заканчивал свою бесконечную “Легенду о Дулуозе”. До того, как вышла в свет его лучшая трилогия: “В дороге” — “Бродяги дхармы” — “Ангелы опустошения”. Даже до того, как она была написана, подростком Керуак играл в футбол за команду школы.  

…Его перехватили на полпути к хоум-рану. Кто-то из соперников вывернул ему плечо и влепил лицом прямо в размокший газон. Керуак потерял сознание. Едва очнувшись, он получил от тренеров инструкции возвращаться в игру. Стоя в гигантской луже, Джек спрашивал себя: “Что мы делаем здесь, посреди мокрого поля, пока дождь колошматит по всей земле, землю заливает, но где я? Кто я? О чем все это?”. 

В старших классах его заметили скауты пары колледжей и предложили футбольную стипендию на обучение.

В свой первый и последний сезон Керуак почти не появлялся на поле. В 1940-м он вышел со скамейки за команду первокурсников Коламбии, запомнившись корреспонденту местной газеты “лучшим нападающим в игре”, которую его команда, тем не менее, проиграла — 7:18. Во втором же матче, против парней из Сант-Бенедикта, он выбил колено и никогда больше не играл серьезно даже на уровне колледжа. Год спустя, он уже работал на бензоколонке, писал романы по ночам, а друзьям сказал, что решил бросить футбол “будет изучать Бетховена” и “изрекать благородные истины”. 

2

Керуаку 33 года, он сидит в сторожевой хижине на Пике Опустошения, одной из Каскадных гор, неподалеку от границы с Канадой. Он скучает, даже тоскует, пишет печальные записки в припасенные записные книжки. Его работа — глядеть на мир сверху вниз, замечать дым от пожаров (если они разгорятся), перекликаться по радио с другими наблюдателями. В записках, которые затем станут первой частью книги “Ангелы опустошения”, Керуак описывает свой опыт как детский и буддистский — как скучно, как одиноко сидеть дома, когда не с кем поговорить. Но есть ли вообще те, с кем говорить? И есть ли тот, кто говорит? Почему бы не поговорить с соседней горой?

В один из шестидесяти трех своих дней на горе Керуак садится играть в свою придуманную игру, “воображаемый бейсбол”. 

“…Подает, у Шеввис, Джо МакКанн,  ветеран с двадцатилетним стажем в лиге, начинавший еще в те  времена когда я в тринадцать лет впервые врезал штырем по железному подшипнику среди яблонь, цветущих на заднем дворе у Сары, как грустно - Джо МакКанн, его показатели 1-2 (это четырнадцатая игра сезона для обеих клубов) и заслуженный средний балл 4.86, так что у Шеввис большое преимущество, тем более что при  всех  классных показателях МакКанна, Гэйвин по моему официальному рейтингу довольно посредственный подающий -  поэтому Шеввис явный  фаворит, они поднимаются и уже сделали первую игру со счетом 11-5...

Шеввис  сразу выходят вперед в своей половине первой подачи, когда капитан команды Фрэнк Келли проводит затяжной удар в  центр, чтобы выманить Стэна Орсовски к "дому" от второй базы, и  тот короткой пробежкой перебирается поближе к Даффи - шу-шу-шу, слышно  (в моем воображении), как Шеввис обсуждают текущий момент игры, а потом свистом и хлопками сообщают о продолжении  -  Бедные зелено-фуфаечные Плимутс выходят на свою половину первой подачи, все как в реальной жизни, настоящий бейсбол, я уже теряю ту грань, где он заканчивается и начинаются воющий ветер и сотни миль Арктических Скал.” 

Одна из самых странных реализаций, пришедших ко мне из этой книги — любая игра играется только в нашей голове. Так ли она отличается от любой “настоящей игры”? Эта, как и любая другая, происходит из нас самих. 

Эпизоды ранней футбольной карьеры я перевел из статьи о Керуаке в “Нью-Йоркере”, посвященной тому, как часто ему доставалось по голове. А что если во время недолгой футбольной карьеры ему надавали так сильно, что это повлияло на его более поздние затяжные депрессии и алкоголизм? Что если ему настучали так, что затем из головы вылезли не только “ангелы и опустошения” и “метафизический бейсбол”, но и тоска, и смерть? Ну да, наверняка так оно и было. 

Скоро 50 лет, как Керуак умер, но когда я вспоминаю его живым, я вижу его в игре — в шлеме и грязи на студенческом поле, за столом на вершине горы в собственном воображении. 

 

Воображаемый футбол и игра без победы и поражения -- в телеге "Бей вперед -- игра придет".