Игорь Бобрин. Знаменитый нечемпион
В конце 70-х выдающийся спортивный журналист Станислав Токарев написал: «Бывают знаменитые чемпионы. Бывают незнаменитые. Знаменитые нечемпионы тоже бывают. Одни – имена в справочниках и только там. Другие – ни результата, ни даты не вспомнить, хоть убей, а лица, а движения, а радость, которую они нам дарили, – все при нас». Вряд ли эта фраза кому-то более впору, чем Игорю Бобрину. Искусство в спорте для него было важнее собственно спорта, а цельность образа на льду важнее правильности и сложности исполняемых элементов. Может быть, именно поэтому он и не завоевал множества наград, но – невероятный случай – был удостоен звания заслуженного мастера спорта и вписал свое имя в анналы мирового фигурного катания.
В апреле 1983 года на льду Лужников во время показательных выступлений сборной СССР Игорь Бобрин прощался с большим спортом. И пусть вершина мирового пьедестала так и осталась непокорённой – единственный раз он стоял на третьей ступени, – его известность была прочна, а показательные номера всегда вызывали бурю восторга. И вот он вышел прощаться… Трибуны молили: ещё, ещё движения, этой удивительной пластики, ещё! Его всегда любили, но как в этот вечер – никогда; еще, ведь это в последний раз...
Все подаренные в этот вечер цветы Бобрин отдавал двум людям, вместе с которыми прошёл весь свой нелёгкий путь в большом спорте: Игорю Борисовичу Москвину – Учителю, воспитавшему из способного мальчишки Мастера, и Юрию Овчинникову – другу, который помог продлить спортивный век.
А начиналось всё с детской группы фигурного катания в Измайловском парке Ленинграда, куда семилетнего Игоря привела мама и где его увидела прекрасный педагог Татьяна Ивановна Ловейко. Она искала ему лёд для тренировок, никогда не щадила, бегала для него в магазин за едой и выставляла на все детские соревнования.
Тренируясь у Ловейко, Игорь получил первый взрослый разряд, а в 11 лет состоялся его дебют перед широкой публикой. Он, как сейчас бы сказали, выступил на разогреве у знаменитой австрийской труппы «Айс ревю» с номером «Шалун» под песню Робертино Лоретти «Ямайка».
А вскоре Бобрина пригласил в свою группу Игорь Борисович Москвин – тренер, похожий на доктора наук, умевший облечь искусство скольжения по льду в строгие формулы. Собственно с этого момента для Игоря и начался большой спорт. Он был самым младшим в группе, в которой, кроме одиночников, тренировалась спортивная пара Тамара Братусь – Алексей Мишин. И первый год внимания Бобрину доставалось не так уж много, но шло время, ежедневные тренировки приносили свои плоды, начались серьёзные соревнования, и Игорь наконец вошёл в высшее общество советских фигуристов.
Пятнадцать лет совместной невероятно творческой работы стали мощнейшим фундаментом для всей последующей жизни Бобрина. Он впитывал все как губка: элементы, необычную, придуманную Москвиным технику, часами просиживал за просмотром уникальной коллекции кинопленок – и работал до остервенения.
Первый серьёзный успех пришёл к Бобрину в 18 лет, когда на чемпионате СССР 1972 года он завоевал бронзовую медаль. Игорь исполнял произвольную композицию на мелодии из кинофильмов Чарли Чаплина «Новые времена» и «Огни большого города». Сколько было юмора, иронии, веселья в его программе! Ему отлично удались тройные прыжки. И оценки были великолепные – 5.7-5.9.
Москвин был идеальным наставником для Бобрина: он никогда не подавлял своим авторитетом, наоборот, направлял и оберегал учеников и только приветствовал желание импровизировать. Специально для работы с Игорем пригласил танцора Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова Юрия Потемкина и, несмотря на то, что очень ценил тренировочное время, позволял Потёмкину и Бобрину подолгу разговаривать по поводу какого-нибудь фрагмента из программы.
К олимпийскому сезону Бобрин, Москвин и Потёмкин подготовили новаторскую по тем временам программу на музыку Мусоргского «Картинки с выставки» в современной аранжировке, продолжая следовать выбранному направлению – созданию художественного образа на льду. Вот только на ЧЕ и Олимпиаду Игорь так и не попал, зато на чемпионате мира 1976 года с ходу занял восьмое место, опередив юного англичанина Робина Казинса. В этом же году Бобрин придумал показательный номер, который объехал все ледовые площадки планеты и на долгие годы стал его визитной карточкой. А родился знаменитый «Ковбой» абсолютно случайно:
Казалось, до сборной рукой подать, но только в 1978 году, став третьим на турнире «Московские новости», он наконец получил законное право стартовать на главных международных соревнованиях. Все эти годы Бобрин не останавливался в своём развитии и продолжал оставаться любимцем публики. «В те времена далёкие, теперь почти былинные», ТВ всесоюзные соревнования не игнорировало, поэтому зритель знал фигуристов не только сборной. Кроме того, весной и прославленные чемпионы, и новички ездили в Сибирское турне, что тоже способствовало популярности. Именно в таком турне родился показательный номер «Парное катание». Это была чистой воды импровизация с элементами пантомимы и пародии.
Как и сейчас, в те годы существовало противоборство московской и ленинградской школ. Первая – образцово-показательная, с уклоном в технику, вторая же основана на театральных, точнее, балетных традициях. И не москвичу вдвойне труднее было попасть в сборную. Тем более что Москвин никогда не просил за своих спортсменов. Может, ещё и поэтому Бобрин так поздно закрепился в основном составе. Сначала была сильна старая гвардия, а потом подросли молодые. А Игорь всё подавал надежды, вот только оправдать их в полной мере никак не получалось.
Бобрин владел всем техническим арсеналом того времени, он постоянно что-то придумывал, его программы напоминали маленькие спектакли, но одинаково ровно пройти три вида ему удавалось редко. Он так стремился донести до зрителя созданный образ, был настолько вдохновенен, так жаждал выразить душу, что не всегда удавалось сладить с прыжками. Несмотря на потрясающее чувство юмора, Игорь был очень ранимым, обидеть его могло одно неосторожное слово. В нём не было пресловутой спортивной злости, он болезненно переживал поражения, но правильно настроиться на выступление получалось далеко не всегда. Он ставил перед собой задачу – не просто откатать программу, составленную из сложных элементов, но и вложить в неё смысл.
Пятнадцать лет учитель и ученик шли рука об руку. А расставание произошло вдруг и было очень болезненным для Бобрина.
Возможно, тренер действительно в какой-то момент разуверился в ученике, вот только ученик чувствовал в себе силы бороться дальше и сдаваться не собирался. Его веру в себя поддержал Юрий Овчинников. Они оба – художники в спорте, родственные души, да и просто родственники (в то время Игорь был женат на сестре Юрия, и у них уже родился сын Максим). Всю свою неудовлетворённость, недосказанность Овчинников перенёс на Бобрина. Поначалу им было трудно, Юрий хотел от Игоря сразу многого, в ошибках ученика видел свои прежние ошибки и критиковал без устали, а Игорь всегда был уязвим. Однако постепенно Овчинников понял: надо видеть в ученике лучшее, лелеять это лучшее, помогая Игорю поверить в себя. Бобрин же взял у Юрия способность перед стартом полностью уходить в себя, не реагируя на внешние раздражители. Возможно, именно этого, при всей его выразительности, умении делать на льду невероятные вещи, и не хватало Игорю.
Вот только в Инсбруке, на чемпионате Европы, тренера и друга, считавшегося «невыездным», рядом не было. Выводил на старт, опекал и настраивал Бобрина Сергей Волков, наш первый чемпион мира, в то время работавший в Спорткомитете.
После «школы» и короткой программы ленинградский фигурист был вторым, и всё решалось в произвольной, которую он откатал с блеском. Прыжки для Игоря никогда не были самоцелью, но в тот вечер все пять тройных ему покорились. Австрийская публика стоя приветствовала Бобрина.
Игорь представил свою программу под музыку Рика Вейкмана к мюзиклу «Король Артур и рыцари Круглого стола» как настоящее произведение искусства, гибко менял ритм скольжения и в своей пластике словно размышлял вместе со зрителем. Он получил шесть оценок 5.8 и четыре - 5.9. Но впереди были выступления основных конкурентнов, и Бобрин ушёл на улицу. Бродил вокруг Дворца, рядом с телевизионными автобусам, через которые шла трансляция, и пел, чтобы не слышать голос диктора, объявляющего баллы соперников. Наконец вернулся в раздевалку, и тут Волков вбегает: «Ты чемпион!».
До Бобрина лишь однажды, в 1975 году, советский одиночник Владимир Ковалёв становился чемпионом континента. Игорь опередил хоть и молодых, но достойных соперников: француза Жана-Кристофа Симона и Норберта Шрамма из ФРГ.
Однако впереди был чемпионат мира, и Бобрин должен был доказать, что в Инсбруке успех был не случайным. Но после двух видов программы он был только пятым, что, конечно, не особо вдохновляло, но шанс на медаль ещё не был потерян. И Игорь справился с собой, с нервами и с прыжками. В произвольной он был вторым, на пьедестале стоял третьим, в компании американцев Скотта Хамильтона и Дэвида Санти.
Почему этот удачный сезон случился, когда Бобрину было уже 27 лет?
Возможно, прав был журналист Станислав Токарев, предположив, что Игорь наконец-то овладел талантом, который долго владел им. А Бобрин талантлив не только на льду. Он долгое время играл в музыкальном ансамбле, состоящем из фигуристов. А ещё он пишет стихи.
И всё-таки он стал первым! Хотя, как сам признавался, главным для него всегда было работать для людей и быть понятным людям.
К сожалению, уже на следующем чемпионате Европы Бобрин не сумел защитить свой титул, став бронзовым призёром. После исполнения короткой программы шёл вторым. В его композиции на музыку Бетховина был настоящий полёт.
А дальше случилось нечто странное. Сразу после разминки, когда Игорь ожидал приглашения на старт, на лёд выскочила группа людей, поддерживающая польскую «Солидарность». Разумеется, что после подобного стресса об идеальном прокате можно было забыть. Чемпионат мира тоже не принёс ожидаемого результата: Бобрин только седьмой. Несмотря на это, он получил персональное приглашение в турне по Европе, ведь его показательные номера пользовались бешеной популярностью у публики.
К следующему сезону Бобрин с Овчинниковым подготовили новые программы: короткую «Мушкетёр» и произвольную «Человек с тысячью масок». Вот только мир их не увидел. Игорь, как и герой его композиции, готов был биться до последнего, но спортивное руководство уже вынесло свой приговор: время фигуриста Бобрина прошло. Ему прямым текстом заявили, что больше на международные соревнования он не поедет. Возможно, не последнюю роль в этом решении сыграло намерение Игоря развестись с женой, а его отношения с Натальей Бестемьяновой восторга у чиновников Спорткомитета уж точно не вызывали.
Сейчас, когда давние обиды улеглись, Игорь говорит, что отчасти даже хорошо, что он вовремя ушёл из спорта. Конечно, имея персональное приглашение на ЧЕ, жалеет о несостоявшемся выступлении в Дортмунде, но все эти события послужили толчком для создания собственного театра.
В то же время спорт покинула большая группа известных фигуристов и, объединившись, они создали ледовый ансамбль «Все звёзды».
Сначала выступали со своими старыми номерами, но даже вновь созданные программы строились по принципу дивертисмента, что категорически не устраивало Бобрина, мечтавшего поставить на льду полноценный спектакль. По этой причине в какой-то момент труппа разделилась пополам. Ушедших вслед за Бобриным через некоторое время приютила Челябинская филармония, и Игорь получил возможность осуществить свою мечту. Вместе с Ильёй Резником они написали сценарий «Немое кино, или Размышление на тему Чарли Чаплина».
Но, став худруком, Бобрин быстро понял, что знаний, полученных в институте физкультуры, катастрофически не хватает, поэтому решил поступить в ГИТИС на режиссёрское отделение. К вступительным экзаменам Игорь подошёл весьма нестандартно, прочитав сатирические стихи собственного сочинения, адресованные приёмной комиссии. Почтенные люди практически лежали от смеха и сразу зачислили Бобрина на второй курс, руководителем которого был известный актер театра Вахтангова Вячеслав Шалевич. Своего педагога ученики просто боготворили. Все студенты-эстрадники хотели учиться именно на его курсе. Говорили, что эстрадному артисту и режиссеру он дает хорошую драматическую школу. Четыре года бывший спортсмен изучал всё, что преподаётся будущим актёрам. А ведь у него уже был опыт работы в кино.
В 1985 году режиссер Ленинградского телевидения Игорь Абрамович Шадхан пригласил Бобрина исполнить сразу три роли – Принца, Нищего и Рассказчика – в фильме-балете «Принц и нищий». Интересно, что в детстве Игорь поступил в Вагановское училище, но учиться там не захотел, предпочтя фигурное катание. И вот теперь ему предстояло танцевать вместе с артистами балета. И он блестяще справился с поставленной задачей!
Когда Бобрин учился на третьем курсе, умерла Людмила Пахомова и в память о ней ему предложили возглавить отделение балетмейстеров ледовых постановок. Он согласился и десять лет совмещал работу в театре с преподаванием в ГИТИСе.
Сегодня многие трудности позади, и нынешний театр Бобрина – явление уникальное. С несколькими труппами, одновременно гастролирующими в разных странах, огромным репертуаром. И очень хочется, чтобы в Москве у театра появился свой дом. Пожелаем же Игорю Анатольевичу как можно быстрее получить этот долгожданный подарок.
Я тут свою маму пытал, чем же таким выделялся в свое время Бобрин? И она сказала: тем, что его очень любили люди.
Очень вдохновенно . СПАСИБО.
Да, любили его безумно, и было за что.
Спасибо, что заглянули.
И не говорите, расстарались мы к юбилею Игоря Анатольевича. А как иначе? Фигурист-то потрясающий!
Нет-нет, Теоретика я не беспокоила, всё сама, всё сама)))
Мне пост очень понравился.) Спасибо!
Замечательный пост, спасибо!
Много интересного о таком прекрасном фигуристе.
А про Бобрина сколько ни пиши - всё мало)
Ну, периодически посты об интересных фигуристах появляются. Но, конечно, хотелось бы много и сразу)
Юля, коль ты зашла, помучаю тебя, уж извини.
Может, подскажешь, по какой причине пост не появляется на странице ФК? Причём не в первый раз(
Это, наверное, и есть самое главное, к чему Бобрин всегда стремился: быть понятым зрителями и дарить им радость. Поэтому и помнят до сих пор его ледовые миниатюры. Я, когда задумала писать о Бобрине, рассказала знакомому, так он тут же продемонстрировал финальный жест из "Паганини". А ведь сколько лет прошло...