15 мин.

«Поначалу не осознавал ни важность Далглиша для «Ливерпуля», ни значимость футболки с 7-м номером»

624

Новая глава автобиографии Луиса Суареса – о том, почему был рад трансферу Энди Кэрролла, как грамотно уходить от вопросов журналистов и о том, как сложно понять Кенни Далглиша.

«Ливерпуль» тогда переживал серьезные изменения – Фернандо Торрес покидал клуб, велись переговоры с Энди Кэрроллом, которого покупали вместе со мной. Велась активная работа по уходящим и приходящим. Я не ожидал, что Фернандо будет продан. Хорошая новость была в том, что я мог заселиться в его дом, но меня привлекала перспектива поиграть вместе с ним, поэтому мне было очень обидно, что мы даже не потренировались вместе. Было бы здорово потом рассказывать детям: «Я играл вместе с Фернандо Торресом». Многие болельщики позже признавались мне, как было бы классно, если бы мы поиграли с ним в одной команде. Торрес был выдающимся игроком, он и сейчас им остается, и многое сделал для «Ливерпуля».

Я пообщался с Фернандо, он сказал мне, что я перебираюсь в великий клуб и замечательный город. Он заверил, что мне здесь все понравится, но свое решение уйти он уже принял. Помню, я просмотрел его статистику результативности на «Энфилде» и поймал себя на мысли, что будет очень сложно пойти по его стопам. Болельщики любили его, и сделать так, чтобы они перестали сравнивать меня с ним, причем в худшую сторону, было очень непростой задачей.

Мне повезло. Как только Фернандо был продан, в клуб сразу пришел еще один дорогостоящий новичок. Впервые я встретился с Энди Кэрроллом в отеле в ожидании завершения своего трансфера, и, несмотря на то, что я не сказал ему об этом, про себя я подумал: «Как же я рад, что ты тоже здесь». Если бы «Ливерпуль» подписал только меня, все бы только говорили, что Суарес пришел заменить Торреса. Энди стал для меня живым щитом. Он стоил дороже, чем я, поэтому речь теперь шла о том, что именно он рассматривается в качестве замены Фернандо. Меня уже не обсуждали так много.

Погода в Ливерпуле была достаточно прохладной и серой, но я к этому привык в Голландии, и теплое отношение здешних людей скрашивало все. Жители уважительно относились ко мне и к моей семье – именно об этом говорил мне Торрес.

Фернандо также познакомил меня с соседями, и его друзья стали моими друзьями. В том же районе, куда я заехал, жил Пепе Рейна. Аргентинец Макси Родригес также проживал неподалеку. У него росла маленькая дочка, так что в этом у нас было что-то общее. Рядом были и Фабио Аурелио с Лукасом Лейвой.

Пепе мне очень помогал в первое время. Он постоянно повторял, что у меня есть все качества для того, чтобы преуспеть в «Ливерпуле». Также мы поладили с Дирком Кюйтом. На поле мы сразу же нашли взаимопонимание, ведь он, как и я, прошел голландскую школу. Мы были с ним на одной волне в плане «отдал – открылся», сыграл в стеночку и так далее. Мы хорошо понимали друг друга и за пределами поля благодаря тому, что я учил язык в Голландии.

Еще один игрок, с кем я нашел общий язык, и который поразил меня очень сильно, был Глен Джонсон. Я знал, что это хороший футболист, он играл за сборную, и «Ливерпуль» заплатил за него серьезные деньги. Но все равно для меня стало большим сюрпризом, насколько он был хорош. Он сочетал в себе физическую силу, мощь и ум, которые, на мой взгляд, в Англии оценили недостаточно. Очень сложно отыскать настолько атлетичного и в то же время умного футболиста. Я старался наладить с ним связь на футбольном поле. Знаю, что крайним защитникам приходится непросто, ведь не всегда форвард, работающий на фланге, страхует тебя и старается прикрыть, когда команда теряет мяч. Его недооценивали, потому что он не был типичным английским защитником. Он очень одарен технически, и, несмотря на то, что является правшой, с левой бьет еще лучше.

Глен также немного говорит по-испански, это мне помогало. Он отличается от других. Это не типичный англичанин. Он понимал испанцев и латиноамериканцев, знал, как мы жили, понимал наши шутки, чувство юмора, характер. Со временем, все партнеры по «Ливерпулю» начали понимать меня, но ему это удалось буквально сразу. С ним я чувствовал себя комфортно, он всегда помогал мне и тепло относился. Глен регулярно общался со мной наедине, всегда говорил честно и прямо.

Я никогда не спрашивал у него, зачем ему испанский, но он всегда стремился улучшать знание языка. Если кто-то говорил по-испански, он внимательно слушал, и если вдруг что-то не понимал, просил перевести. На следующий день он уже пользовался той фразой, о которой переспрашивал накануне. Я еще тогда думал: «Вот это память, он все схватывает». Он уходил, смотрел в словаре, а затем доводил свое знание до совершенства.

Он проявлял искренний интерес к этому, поэтому мне и другим испаноговорящим игрокам это было очень приятно.

У Глена трое детей, двое из которых уже говорят по-испански, несмотря на то, что они совсем еще маленькие. Скажешь им что-нибудь на испанском – они тебе ответят. Это все Глен. Он утверждает, что он англичанин, но я в этом не уверен.

Было даже время, когда уровень испанского у Джонсона был выше, чем у моего английского, но не более того. Клуб назначил мне учителя английского языка, и я медленно учился. Давалось непросто, ведь у меня были друзья, семьи которых общались на испанском. Мы часто встречались, что, естественно, не помогало мне в изучении английского.

Поначалу тяжелее всего у меня получалось именно говорить на английском. Откровенно говоря, проблема оставалась и тогда, когда моя карьера в «Ливерпуле» подходила к концу. В Голландии все было по-другому: меня обязали учить язык, и за пределами поля хотя бы Бруно всегда старался говорить со мной на голландском, переводя и объясняя вещи, которые я не понимал. В связи с тем, что я стал капитаном «Аякса», я всерьез взялся за изучение языка, а в «Ливерпуле» можно было запросто справляться и без особых знаний английского. В Голландии все говорили по-английски, возможно, если бы я начал учить язык тогда, у меня было бы преимущество при переходе в «Ливерпуль».

Сейчас я, наверное, по-английски говорю чуть лучше, чем по-голландски, потому что уже забыл многое, но суть в том, что мой уровень голландского в свое время был выше, чем английского, хотя я все время совершенствовался.

Когда я только переехал, я общался с Дирком, мешая слова. Я смотрел на людей и думал: «Они ни слова не поняли из того, что я сказал». Все потому, что половину слов, которые, как я думал, были на английском, на самом деле бы на голландском.

Я занимался английским на дому. Поначалу все было замечательно, но затем настал момент, когда я решил, что лучше меньше заниматься, но больше общаться с партнерами. Знание голландского все усложняло для меня, я путал слова в уме и делал множество ошибок. Слова в этих языках не одни и те же, но они похожи, причем достаточно, чтобы запутать тебя. Также в голландском языке есть слова, которые пишутся так же, но произносятся совсем по-другому. В голландском языке есть гортанный звук «ghhhh», словно ты отхаркивааешь мокроту. В английском этого нет.

Иногда бывает достаточно жестов, а язык футбола особо не меняется, когда ты перебираешься с места на место. Это ты схватываешь сразу, хоть и не настолько быстро, как ругательства. Всегда начинаешь с них. Всегда, в голландском, английском, испанском... разницы нет. Первые слова, которые я выучил на английском, были ругательства. Они всегда оскорбительны, но ты не сразу осознаешь, насколько грубым может быть то, что ты говоришь. Ведь люди, которые тебя этому научили, считают, что это забавно.

В Голландии со мной тоже случилось подобное. У меня был сербский партнер по команде, Горан Ловре, который весь день повторял одну и ту же фразу, которую я хоть не понимал, но знал, что это оскорбление, причем достаточно грубое. У норвежца Эрика Невланда тоже были свои любимые словечки на родном норвежском. А когда футболисты начинали учить испанский, первым же делом, конечно же, они узнавали ругательства.

Самым главным в наших уроках английского языка было научиться отвечать на вопросы, которые журналисты могут задать мне после игры. Я смотрел на партнеров и думал: «Как они так быстро выучили английский?» Ответ прост: они знали, какие именно будут вопросы, и были к ним готовы. Поэтому я начал поступать так же. К интервью можно подготовиться так, чтобы спрятать свои изъяны в знании языка. Я понял, что в интервью всегда спрашивают то же самое, поэтому отвечать можно одно и то же. И это было здорово, можно было запомнить одну фразу и все время повторять ее.

По-моему, первое интервью на английском я дал после игры с «Эвертоном» на «Гудисон Парк». Журналист задал мне несколько вопросов, один из которых был мне весьма знаком. После этого учитель сказал мне: «Видишь?» Это был именно тот вопрос, о котором я уже был предупрежден. Ответ на него у меня уже был готов. «Ты ответил идеально», – хвалил меня учитель. Конечно, идеально, ведь мы так долго над этим работали. «Самое главное – это три очка»... «Знали, что матч будет сложным, и усердно работали всю неделю»... «Мы очень рады, но сейчас нужно уже думать о следующей игре»... Все те же фразы.

В Голландии, в принципе, все было похоже, но иногда журналисты задавали более сложные вопросы: не собираешься ли ты куда-нибудь уходить, спрашивали какие-то конкретные вопросы по игре. В конце концов, я начал со временем отвечать на них нормально.

***

Я рассматривал фотографии на стенах базы «Ливерпуля» в Мелвуде и задался вопросом, будет ли когда-нибудь здесь и мое фото. Очень много снимков было с Кенни Далглишем, но на тот момент я не осознавал ни важность этого человека в истории клуба, ни значимость футболки, которую он надевал. В «Аяксе» я всегда играл под 16 номером – дата нашей свадьбы, – но в «Ливерпуле» он уже был занят. Пере сказал мне, что я могу взять 7-й, 11-й или 15-й номер. Я сказал: «Ну тут либо 7-й, либо 11-й. Давай 7-й». Вот так все и случилось, ничего особенного.

Я понятия не имел, какое значение у футболки с седьмым номером, но вскоре все понял. Люди тоже говорили Пере об этом, и он набрал мне: «Ты понимаешь, насколько это серьезно?» Он рассказал мне о Кевине Кигане и Кевине Далглише, об их достижениях. Рассказал мне о победах клуба в Кубке чемпионов и чемпионате Англии, о временах, когда «Ливерпуль» был лучшим клубом мира. Я, конечно, помнил Стива Макманамана, но не их. Я не думал, что все будет настолько серьезно, но люди постоянно рассказывали мне о Кенни. Я уже начинал ощущать давление и осознавать, как чтят этого человека.

В конце концов, решение взять седьмой номер себя оправдало. Когда Сусо ушел в аренду, мне предложили 16-й номер, но я уже выбрал 7-й. Тот факт, что я взял семерку, вдохновил меня получше изучить фото и посмотреть несколько видео с Кенни Далглишем. Теперь это был мой тренер.

Как ни странно, несмотря на давление, благодаря этому я чувствовал себя гораздо лучше. Я повторял себе: «Если человек, которого так боготворят болельщики, пригласил меня сюда и поверил в мой успех, это хороший знак, так ведь?»

Когда я перешел, ситуация была такая, что Кенни вернулся клуб, чтобы помочь ему. Ситуация была непростая, и ему удалось ее выправить в своем первом сезоне после Роя Ходжсона. Мы были далеки от попадания в еврокубки на момент моего прибытия, но выдали беспроигрышную серию, и к последнему матчу с «Астон Виллой» подошли зная, что если победим, а «Тоттенхэм» свой матч проиграет, то пробьемся в Лигу Европы. К сожалению, мы уступили 0:1, но это было уже неважно, так как «Тоттенхэм» обыграл «Бирмингем» 2:1 и в любом случае обеспечил себе путевку в Лигу Европы.

Идея Далглиша, как мы должны играть, основывалась на том, как он сам играл в свое время. Мы демонстрировали хороший футбол, но добиться какого-то успеха мы так и не смогли. Слышал мнения, что Кенни не понимал современный футбол, но я не думаю, что это действительно так. Но что на самом деле правда, так это то, что он уже не был так вовлечен в работу, как, возможно, в первый свой период в клубе. Или может, именно так традиционно работали в «Ливерпуле» менеджеры, в отличие от тренеров. Кенни не общался с футболистами на постоянной основе, для меня это было диковинно и необычно. Я играл в Голландии и Уругвае, где тренеры регулярно беседуют с тобой. Если Далглиш приходил поговорить с тобой, значит он был чем-то недоволен или хотел, чтобы ты что-то изменил в своей игре. Он всегда долго думал, прежде чем сказать что-либо. К тому же мешал языковой барьер. Если он что-то хотел сказать мне на тренировках, он просил Пепе или Лукаса перевести. За тренировками он, как правило, наблюдал издали, предоставив все своим помощникам.

С нами работал Стив Кларк, который до этого долго был в «Челси» в штабе Жозе Моуринью. Это было странно, потому что мы тренировались в одной манере, действуя в одно-два касания, или же мы работали с составом, который, как планировалось, должен выйти на поле на выходных, но в день игры в составе происходили 2-3 изменения. Угадать, какой состав поставит Далглиш, было очень сложно.

Стив был хорош в плане тактики. Он работал над нашей игрой на стандартных положениях и проводил тренировочные занятия. У него были современные методики, я привык именно к такой тренерской работе. Я был поражен, что Кенни не общается, так часто, как я думал, но, видимо, он был на том этапе карьеры, когда уже не считал нужным рвать на себе волосы на тренировках, ведь у него был тренер, который мог заниматься этим за него.

Думаю, он также хотел, чтобы его ассистенты чувствовали свою причастность к делу. Многие тренеры работают так, что их помощники вообще ни на что не влияют, но только не Кенни. У него нет большого эго. Он выбирал команду, и мы играли так, как он от нас хотел. Он решал, что мы будем делать на тренировках, но не руководил ими – повседневной рутинной работой занимался его штаб. Хотя именно Далглиш говорил нам предматчевую речь.

Начать нужно с того, что одно дело для него поговорить со мной, и совсем другое – мне понять, что именно он говорит. Помню, мы играли на выезде с «Арсеналом». Я провел несколько матчей подряд в стартовом составе, и перед установкой Далглиш мне заявил: «Ты сегодня не играешь (left out – прим.)».

Я ответил: «Ладно, понял». Я подумал: «Хорошо, я уже играл слева (on the left – прим.)». После этого я отправился на предматчевую установку.

Я сказал Хосе Энрике, левому защитнику: «Кое-кто сегодня будет помогать тебе, Хосе».

Дирк Кюйт услышал наш разговор и спросил:

– В смысле? Ты о чем?

– Я сегодня играю слева, значит ты, видимо, справа.

После этого Кенни оглашает состав, оказывается, я в запасе, и Энрике с Кюйтом смотрят на меня с недоумением.

После установки они спрашивают меня:

– Что до этого он тебе сказал?

– Не знаю, «слева» (left out – прим.). Я думал, что буду играть слева, нет?

Они были в истерике.

Дирк тогда переспрашивал: «Он сказал «left out» (уберет) или «out on the left» (на левом краю) или «outside left» (левый нападающий)?

– Нет, нет, точно «left out». Он сказал очень быстро, но это было «left out».

Тогда Дирк разжевал все для меня: «Left. Out». Ты остался вне состава. Одним словом, ты не играешь».

Тогда все обрело смысл. Я понял, зачем Кенни поймал меня перед предигровой речью. Наверное, он удивился, что я так спокойно принял эту новость.

Когда до меня все дошло, я немного разозлился, но уже было поздно как-то реагировать.

Со временем я привык к акценту босса, но поначалу было сложно, и предматчевые речи могли серьезно ввести в меня в заблуждение. Далглиш не был тем современным тренером, который оглашение состава сопровождал графикой. Не требующие большого ума технологии были хорошим помощником для игрока, который пока не выучил язык: можно увидеть весь состав на большом экране, где запасные располагались под стартовыми одиннадцатью, а еще ниже отображались те, кто не попал в заявку. Но Кенни просто доставал листок и зачитывал состав.

Спустя два дня после моего трансфера он огласил основной состав и запасных на матч против «Сток Сити», и я тогда поймал себя на мысли: «Я не услышал свое имя, обидно, я не в заявке».

Я рассчитывал попасть в запас, выйти на замену и дебютировать, но не был включен в состав. Возможно, в связи с тем, что сделка состоялась прямо накануне, было принято решение не рисковать. Но когда мы направлялись в автобусе на «Энфилд», Рэй Хоутон, офицер по связям, поздравил меня, и я спросил Пепе Рейну: «Тренер действительно сказал «Суарес»?»

Пепе ответил: «Да, он сказал «Суарес». Не так, как мы обычно говорим, он произнес твою фамилию так, как ее никто раньше никогда не произносил, но да, он ее назвал. Ты в запасе».

Я был очень рад. Всего два дня назад я официально перешел в «Ливерпуль», а теперь смогу дебютировать на «Энфилде».

Я вышел на замену и забил прямо перед Копом. Момент, когда я обводил голкипера, забрал у меня больше нервов, чем что-либо еще, и, пересматривая видео, я всегда думаю, что защитник на линии сейчас остановит мяч, но в итоге ему это никак не удается. На этот раз стадион был полон болельщиков, и все они аплодировали.

«Мне не за что извиняться перед Эвра». Продолжение автобиографии Суареса

«Играя за «Ливерпуль» на PlayStation, не мог подумать, что буду в реальности играть с Джеррардом»

«Отец решил, что больше не должен работать. Я сказал: «Кто из нас играет в футбол – ты или я?»

Фото: Gettyimages.ru/Clive Brunskill, Shaun Botterill, Allsport UK, Richard Heathcote

logoЛуис Суарес
logoпремьер-лига Англия
logoКенни Далглиш
logoСтив Кларк
logoГлен Джонсон
logoБарселона
logoЛиверпуль
logoкниги
logoДирк Кюйт