Артур Гачинский: разговор с тренером

За помощь в подготовке текстовой версии беседы большое спасибо Марии, Лиле, Даше, Светлане!

Ледокол (Марк): Всем добрый вечер! А у нас сегодня снова гости, а точнее, гость. Молодой тренер, но мы помним его как спортсмена, эти воспоминания достаточно свежи. Итак, мы рады приветствовать мастера спорта международного класса, двукратного серебряного медалиста чемпионатов России, серебряного призера чемпионата Европы, бронзового призера чемпионата мира Артура Гачинского! Артур Андреевич, здравствуйте!

Артур: Добрый вечер! Приветствую всех и хотел бы сразу же поблагодарить за приглашение!

Ледокол (Андрей): Добрый вечер! Мы здесь говорим только про фигурное катание, но невозможно происходящее нынче не замечать. Артур, фигурнокатательный сезон для тебя закончен?

Артур: Да, это очень печально и прискорбно – в связи с той обстановкой, которая возникла в мире, все дальнейшие запланированные соревнования были отменены. И получается, что мы вошли в межсезонье раньше, чем это было запланировано.

Ледокол: То есть у тебя межсезонье уже вполне официально?

Артур: Да, вполне, более чем официально. Это межсезонье, думаю, у всей страны сейчас идет. Мы уже не катаемся с ребятами, но пробуем работать онлайн. Вспомнили, что такое скайп, что такое видеочат, пытаемся проводить удаленные тренировки. Ребята находятся дома, в своих квартирах, и только в таком режиме мы пока и занимаемся. Этот график, видимо, продлится до 30 апреля.

Ледокол: Ты контролируешь учеников по видеосвязи?

Артур: Да. Вся система работает таким образом: в нашу эру технологий мы можем быть всегда на связи, у нас с ребятами собрана специальная группа ВКонтакте, где мы переписываемся, назначаем занятия, где мы все вместе, группой, выходим на связь, каждый из своего дома. И мы прыгаем, делаем какие-то упражнения, пытаемся выйти из тех рамок, в которых сейчас находимся мы и вся страна, стараемся не потерять форму, а, наверное, ее улучшить.

Ледокол: Большая группа?

Артур: Нет, не большая. Так называемая группа Спортивного Совершенствования (СС), в которую входит всего пятеро ребят.

Ледокол: Но надо понимать, что и пять человек не сразу там оказались? Ты постепенно набирал учеников? Как это вообще происходило?

Артур: Происходило это довольно просто. Когда я закончил свою спортивную карьеру, переехал в Санкт-Петербург. Жизнь снова меня связала с Алексеем Николаевичем (Мишиным) и его супругой Татьяной Николаевной. Мы поговорили, и я начал работу. В самом начале у меня стала заниматься Ева Кобзарь. Это моя первая ученица, которую я воспитывал со своих первых тренерских дней. В дальнейшем стали появляться и другие ученики, группа начала расти. В этом сезоне в ней было четыре человека, а недавно пришел еще один маленький спортсмен, которого я начал воспитывать, тренировать. Вот пять человек, за которыми я слежу, которых курирую, и с которыми вы, наверное, видели меня за бортиком на соревнованиях.

Ледокол: Мы тебя на соревнованиях видели неоднократно. Ты очень часто выводил фигуристов. Наверное, не только своих учеников, а и другим помогал? Если я правильно понимаю – не на все турниры может выехать Алексей Николаевич Мишин, поэтому тебя у бортика довольно часто можно было увидеть, или мне показалось?

Артур: Нет, тебе не показалось, потому что мы работаем командой, взаимозаменяемость всегда у нас присутствует. Если, например, Татьяна Николаевна, – она курирует Александру Махалову — не может быть на тренировке, то помогаю я или Татьяна Николаевна Прокофьева, наш хореограф. Когда в прошлом и позапрошлом сезоне Алексей Николаевич, Татьяна Николаевна не могли поехать – ведь кто-то должен находиться со старшими на этапах Гран-при, а они проходят очень часто, каждую неделю, Европа-Америка-Азия – то поэтому на все российские соревнования с ребятами выезжал я. И, соответственно, мы были постоянно на связи: как прошла тренировка, какие дальнейшие планы на тренировочный процесс, на выступление ребят, которых непосредственно курирует Алексей Николаевич или Татьяна Николаевна. Это все такой «кашей» идет, мы варимся в ней, взаимно заменяя друг друга.

Ледокол: Получается, группа у тебя своя, но вы работаете в команде?

Артур: Да, все верно. Даже не то чтобы это моя группа, слишком громко сказано. Мы называем это «курировать». Есть ребята, которых я курирую, других курируют Алексей Николаевич, Татьяна Николаевна Мишина, Татьяна Николаевна Прокофьева, и мы просто заменяем друг друга, если есть какие-то вопросы, нюансы, проблемы, или кто-то из тренерского штаба не присутствует на тренировке.

Ледокол: Получается, в рамках этой команды нельзя сказать, что ты еще с кем-то сотрудничаешь, что у тебя еще кто-то есть, кого ты привлекаешь к работе, потому что ты уже, условно говоря, как партнер для именитых наставников? Это таким образом работает?

Артур: Смотря что ты подразумеваешь под словом «партнер».

Ледокол: Ну, знаешь, как бывает – есть, допустим, адвокатская контора, они какого-то человека, который у них по найму работал, в партнеры продвигают. Это не значит, что он равный им становится, он теперь - младший компаньон, но партнер, член команды, все правильно.

Артур: Ну, если так, то в принципе да, наверное, можно это назвать таким словом.

Ледокол: А как тогда происходит, допустим, постановка техники или постановка программ, или выбор музыки для программы? Какое здесь разделение обязанностей, каким образом вообще процесс рабочий строится в рамках такой структуры?

Артур: Это все довольно-таки просто на самом деле. Потому что, допустим, у нас есть младшая группа СС, где в основном катаются мои спортсмены и спортсмены Татьяны Владимировны Клениной. И на эту группу СС есть два хореографа и один специалист по ОФП. Соответственно, у ребят в плане всегда есть общая физическая подготовка два-три раза в неделю и хореография три-четыре раза в неделю. Программы для тех спортсменов, которых лично я курирую, я стараюсь ставить сам, и выбор музыки – за мной и за хореографами.

Ледокол: Сам одновременно и технику ставишь, и программы тоже? Слово сегодняшнего и, можно сказать, завтрашнего дня, когда своего рода единоначалие наблюдается: не то, чтобы нет доверия каким-то пришлым хореографам, доверие есть, но настоящим экспертом тренер должен быть и в одном, и в другом, и в третьем — во всем.

Артур: Нет, не могу сказать, что тренер должен быть во всем ас. Я считаю, что нет. Моя политика и постановка этого вопроса: здесь каждый должен заниматься непосредственно своим делом. Хореограф – хореография, программа, руки, «колени натяни», специалист по ОФП – общая физическая подготовка, ОФП вне льда, это кросс, бег, прыжки, куда я не лезу, не говорю: «Это нужно делать так, то надо делать так», не кричу руками и не машу крыльями, не пытаюсь навязать свое мнение о том, как это нужно делать, хотя опыт ОФП достаточно большой. Все равно есть границы между специальностями. Я занимаюсь техникой и тем, чтобы поставить программу, отработать дорожки, то, что касается владения коньком непосредственно, а я работаю только на коньках. Стою всегда на коньках, что-то показываю, какие-то упражнения показываю, когда мы именно занимаемся только упражнениями. Отработка скольжения – тоже этим занимаюсь я. А в хореографию я не пытаюсь лезть: есть хореографы, которые это делают, это их работа.

Ледокол: Относительно хореографии тогда – как ты сам смотришь на то, что вообще касается группы Алексея Николаевича Мишина, что касается в целом ситуации в Санкт-Петербурге? У нас который год достаточно устойчивая такая критика доносится, и критика даже не столько в прессе или в экспертном сообществе, Бог бы с ней, но судьи критикуют, критикуют своими оценками.

Артур: На самом деле, если даже вернуться в старое время, к предыдущему поколению, то критика хореографии Санкт-Петербурга всегда была, потому что наше хорео идет с какой-то глубокой идеей, мыслью, и почему-то не все ее могут понять. Даже когда я катался, некоторые мои программы критиковали, говорили: «Ой, да что он там делает, что он там показывает?», не понимали. Может быть, у меня тогда не получалось донести смысл того, что было поставлено хореографом в этой программе. А то, что касается конкретно хореографии группы Алексея Николаевича и критики, которую достаточно часто я читал… Сколько людей, столько и мнений – давайте будем относиться к этому так. Не каждому бывает по душе даже, как человек просто идет по улице. Кому-то, вероятно, одно не нравится, другому – как спортсмен катается, или не нравится даже не это, а его манера скольжения по льду, манера движения рук, как он себя преподносит. Поэтому странно говорить, что мы не занимаемся в Санкт-Петербурге хореографией или что у нас плохие постановщики – да нет, у нас все хорошие, все работают, но от критики никуда не убежать. Она всегда будет, и даже лучше пусть критикуют, нежели чем восхваляют, потому что над критикой всегда можно задуматься, и это не повод останавливаться, а повод только идти дальше, если нас критикуют.

Ледокол: Критика функцию обратной связи выполняет, но что касалось, как ты сказал, еще даже тебя, – это же давным-давно началось. Как это было, мы помним, когда мировой центр, азимут, небоскреб фигурного катания находился в Санкт-Петербурге. Все помнят достижения Евгения Плющенко, и что происходило: изо всех сил пытались принижать эти успехи наши «партнеры» так называемые на Западе (партнеры не в том смысле, в котором я ранее употреблял). Помнишь эту историю, когда даже специальные брошюры довольно немаленьким тиражом печатали и рассылали их по судейским коллегиям – «почему это плохо, почему это должно низко, невыгодно оцениваться»? Понятно, что тогда твоя звезда восходила, и ты тоже попал под этот каток. То, что было тогда, – ты это помнишь?

Артур: Да, безусловно, я помню. Это даже не то чтобы нас накрыло какой-то волной. Мы попали под изменение правил фигурного катания, понимаете? Когда я был совсем молод, ценилось одно направление фигурного катания. И вот то, как менялись правила… Каждый год они менялись, постоянно что-то добавлялось, каждый год что-то убиралось. Мы на самом деле столько мучились с этим всем, что просто мы, наверное, не успевали адаптироваться к тому, как меняются правила. И, мне кажется, где-то года полтора назад они устаканились – те правила, которые сейчас существуют, стабилизировались. Я наблюдаю за тем, что они ежегодно не меняются кардинально: добавляются малейшие штрихи, которые, в принципе, идут на улучшение того свода правил, который сейчас у нас присутствует. А в то время они постоянно настолько сильно плавали, что было сложно к ним адаптироваться и понять, что на самом деле требуется: то ли четверные прыжки, то ли скольжение… да нет, надо чтобы вращались… нет, а теперь нам нужны дорожки, блоки дорожки должны быть такие… И это все настолько быстро и часто менялось, никто не был достаточно осведомлен о том, как это должно выглядеть на льду. Тогда был довольно-таки сложный период — четверные прыжки обесценились, а скольжение приподнялось, и мы все такие: «Ой, не поняли, как это так?». Такое было в момент ОИ в Ванкувере, вот эта четырехлетка до Ванкувера, когда правила изменились в сторону сильного обесценивания четверных: стала важна вторая оценка – скейтинг скиллз, транзишены и хорео. К чему это – мы не поняли.

Ледокол: Понятно же к чему: работа велась «партнерами» для того, чтобы Евгений Плющенко не стал чемпионом — они все для этого сделали и, собственно говоря, достигли своей цели.

Артур: Да, и это тоже, безусловно, такая история была, да. Но… адаптироваться надо. Тут спорить сложно. Если правила меняются, мы к ним привыкаем. Если меняется погода, мы одеваемся по погоде. Мы же не можем выйти в холодную погоду в шортах и в майке: нам будет холодно. То же самое и в фигурном катании — если правила от нас требуют этого, значит, мы должны адаптироваться к правилам, которые для нас сформированы.

Ледокол: Человек ко всему привыкает. Что касается правил – в июне планировался (разумеется, его не будет) очередной конгресс, и очередной пакет довольно серьезных изменений был намечен. Я так понял, ты не очень позитивно смотришь на такого рода изменения – возможно, все-таки поконсервативнее стоит стать фигурнокатательным боссам? Что это за метания туда-сюда-обратно? Может быть, все-таки посмотреть на другие виды спорта, которые, можно сказать, популярнее и финансово успешнее — хотя бы футбол, теннис… Да, и там какие-то изменения происходят, но любое из этих изменений десятилетиями, если не больше, приходилось вводить, продавливать. А в фигурном катании буквально два-четыре года — кардинальный разворот. Ты говоришь, сейчас все устаканилось. Вот у нас были другие люди — они противоположного мнения придерживаются, говорят о том, что сейчас происходит: «Ничего не понимаю, что, где, куда и как» — в общем, все то же самое, что ты сказал про времена своей соревновательной карьеры. Александр Майоров рассказывал об этом, Бетина Попова с Сергеем Мозговым то же говорили про танцы. Все то же самое, ничего не меняется, спортсмены сменяют один другого, а околоспортивные чиновники продолжают карусель со сменой правил. Может быть, где-то стоит остановиться?

Артур: Знаешь, я, наверное, тут в каких-то вопросах буду солидарен, а в каких-то буду против. Смотри: почему идут изменения в правилах кардинальные, или почему они в принципе происходят? Давай перемотаем время немного назад, посмотрим на фигурное катание где-нибудь три года назад. Выходили ребята с четверным тулупом, четверным сальховом, дай Бог, ну, с попытками каких-нибудь сложных четверных — тогда делал попытки четверного лутца Боян Цзинь. Через определенное количество времени появляется Нейтан Чен, который за эти три года выбил в произвольной программе все четверные, у него самый большой набор четверных прыжков, которые кто-либо исполнял на льду. Дальше смотрим на девочек, у которых мы видели каскады лутц-риттбергер и восхищались этим. Сейчас мы девочек наблюдаем и видим, что они прыгают четверной лутц, четверной флип, Саша Трусова делает два четверных тулупа и четверной лутц, то есть мы видим что-то невообразимое. Соответственно, куда это пойдет дальше, какое дальше пойдет развитие тому, если ребята буду прыгать просто все четверные? Вот выходит он и прыгает все четверные, и у него поднебесная сумма баллов. Тут же возникает желание у начальства изменить правила так, чтобы не допустить какого-то сумасшествия насчет прыжков, насчет того, что надо прыгать больше. И они начинают вводить какие-то правила, которые начинают урезать возможность прыгать два повтора четверных прыжка у мужчин.

Ледокол: А разве это против прыжкового сумасшествия? Здесь иные цели были. Вот смотри: сейчас муссируется изо всех сил — по крайней мере пожар в прессе раздувается, я уж не знаю, что там в кулуарах — то, как нужно наших девочек ограничить. Но если положить руку на сердце, то ограничение повторов четверных, которое ввели, это ведь было не против того же самого Нейтана Чена, это было за него. Потому что люди, у которых было всего два четверных и которые могли эти четыре четверных прыгать, допустим, в произвольной, уже не могут этого делать, а Нейтан Чен может. Ты говоришь, что три года назад его еще не было, — я не соглашусь с этим. Три года назад – 2017 год, сейчас 2020 – Нейтан Чен на чемпионате США прыгал в двух программах семь квадов и выиграл золото. То есть три года назад – это немножко поздновато. Впрочем, и четыре года назад он прыгал шесть квадов в двух программах на чемпионате США и стал третьим тогда. Очень молодой, юный, его много критиковали именно за то, что он прыгун, а с хореографией неважно. Эти ограничения, которые вводились... – по видимости, можно рассуждать или попытаться повернуть таким образом, что они против прыжков, а на самом деле прыжковых лидеров они защищают, они делают их недосягаемыми. Тот, кто умеет уже много прыжков, – ну и отлично, попробуй догони. А против наших девочек, наоборот, рассказывают или рассуждают про то, что нас надо ограничить, их надо ограничить. Как же так? Почему такие двойные стандарты? С Евгением Плющенко та же самая история была: вводили ограничения, вводили правила, чтобы Евгения ограничить — лидер был наш тогда. А сейчас вот эти запреты повтора четверных, наоборот, лидеров-мультиквадистов защищают. Но они не наши, а иностранцы.

Артур: Если же мы пойдем таким путем… Ну, хорошо, ну, ограничили меня квадами, не могу я выполнить два тулупа, два сальхова, но у меня есть возможность изучать риттбергер, флип, лутц. Почему бы на этом не заострить свое внимание и попробовать их исполнить? Почему нет? Даже если бы Нейтан Чен тогда не владел бы этими всеми прыжками, его это тоже задело бы, и он тоже был бы, так сказать, в минусе.

Ледокол: Я думаю, если бы он не владел, то тогда, возможно, изменения были бы другие. История не знает сослагательного наклонения. Он владеет – изменения такие. Ты говоришь: «Ну, хорошо, если я умею только два, то я должен учить другие». Так в том и суть: раньше я умел только два и мог с этими двумя бороться — два с половиной, условно говоря: умел два и еще один в хорошем состоянии по большим праздникам мог прыгать. Сейчас, получается, нет, я бороться уже снова не могу, и я должен, как ты говоришь, подучиться. То есть я был в хороший день на равных, а теперь я снова стал отстающим — это как раз, мне кажется, плохой аргумент, это как раз о противоположном говорит.

Артур: Ну, почему плохой аргумент? Зачем же смотреть на эту точку зрения с негативной стороны, когда на нее можно посмотреть с более позитивной стороны? Начать изучать что-то новое, начать изучать другие четверные и не останавливаться на том, чего ты достиг. Почему нет? Сейчас как раз в том и суть – в изучении всех четверных, потому что нам показали, что их можно прыгать.

Ледокол: Правильно, совершенно верно. Это ты с точки зрения спортсмена рассуждаешь. Спортсмен не должен становиться в позицию «Кто виноват?», он должен находиться в позиции «Что делать?». Что бы ни случилось, он должен конструктивно смотреть на вещи. Но мы-то занимаемся анализом, мы-то на льду не соревнуемся, соответственно, мы видим, что происходит, видим вот эти двойные стандарты, видим разное отношение. Ну, хорошо, пусть поучат. Но слушай, когда речь про девочек сейчас заходит, почему-то не говорят: «Вот, отлично, эти девочки лидируют, задали планку всему миру, показывают, как это можно делать — пусть другие подучатся». Разве мы слышим такие слова? Вот, пожалуйста, слово в слово повторяю – конструктивный подход?

Артур: Конечно, конструктивный подход. Да, эти девочки молодые, у них не было пубертата, они еще совсем дети, которые могут показывать то, что они сейчас нам продемонстрировали в течение всего этого сезона: безумный уровень, безумные четверные прыжки, большое их количество, классное исполнение. Да, здорово! Но они молодые, я не спорю, они еще дети, девочки 14, 15, 16 лет. Да, нужно посмотреть на то, когда они вырастут, что с ними станет, будут ли они нам дальше демонстрировать тот высочайший уровень, который они продемонстрировали в этом сезоне. Но я понимаю, со стороны тех спортсменок, которые говорят в адрес наших девочек о том, что «да они же дети, да они же маленькие, нужно показывать женское фигурное катание». И их понимаю – обидно: они уже взрослые, пубертат прошел, и уже будет тяжело, конечно же, выучить вот эти безумные четверные прыжки, и они вынуждены соревноваться в тех рамках, в которых они находятся.

Ледокол: Так, стоп – надо учить четверные или не надо? Ты только что сказал, что для мужчин это здорово, это стимул. А здесь, получается, не стимул? Здесь все иначе?

Артур: Я сейчас говорю про старших, взрослых девочек. Я не имею в виду маленьких.

Ледокол: Ты знаешь, взрослые, не взрослые, маленькие… Эти доводы меня всегда очень задевают – про 14, 15 лет. Вообще-то девочкам по 16 уже. Я напомню, у нас в фигурном катании во взрослые можно выходить в случае, когда тебе в сезон исполняется 16 лет. То есть 15 всем уже есть в обязательном порядке, и в сезон исполняется 16 — кому-то раньше, кому-то позже. Но сезон у нас длится до июля, а чемпионат мира обычно в конце марта. Соответственно, всем к моменту чемпионата мира или по 16, или почти по 16. Но с легкой руки журналистов эта истерика раздувается в прессе, передергивание – украсть год здесь, украсть год там. Кто-то говорит 15 лет, кто-то говорит 14 лет, кто-то уже говорит про 13-летних. И получается такая неожиданная реальность. Речь идет о 16-летних, но почему-то все говорят 13-14. Товарищи, ну, если три года ничего не значат, давайте эти три года не отнимем, а прибавим — давайте скажем, что им 19, какая разница? Вы называете 16-летних 13-летними — давайте будем их 19-летними называть. Это во-первых. А во-вторых, касательно того, что ты говоришь: ну, вот дети, маленькие… Рика Кихира выиграла в прошлом году Финал Гран-при, была фавориткой домашнего чемпионата мира. В ее случае совершенно точно так же это был первый сезон, когда она могла выйти во взрослые. Точно так же ей в этот сезон исполнялось 16 лет. И что? Кто-то говорил про то, что она маленькая, что она «дети»? Почему такие двойные стандарты опять же, даже здесь, причем неосознанно?

Артур: Я же не сказал, что им конкретно по 13 или 14 или 15 лет. Я сказал, что им 14, 15, 16. Потому что в этом году девочки вышли на взрослый уровень, а в том году они еще выступали на юниорских этапах и тогда уже прыгали четверные прыжки. Саша Трусова прыгала два четверных тулупа на чемпионате России среди юниоров два года назад. Ей было тогда 13 лет. Это была Пермь, где я, собственно, лично наблюдал за этими четверными прыжками, она уже тогда их исполняла. Если же говорить о 13-летних, то у нас есть Софья Акатьева, которая тоже исполняет четверной тулуп, и я видел у нее на тренировке тройной аксель — сколько ей лет, 12?

Ледокол: Мы же не про тех фигуристок говорим, которые тренируются, соревнуются и прыгают внутри России – это одно. Те, которые на международной арене, – это другое. Как-то странно опять же переход произошел. Только что речь шла, ты говорил о том, что девочки провели прекрасный международный сезон, всех поразили, удастся ли им сохранить… и вдруг неожиданно выясняется, что мы и про прошлый год, про позапрошлый… Саша Трусова, между прочим, в 13 лет два четверных тулупа не прыгала — она прыгала весь тот сезон сальхов, впервые она попробовала (кроме сальхова) четверной тулуп прыгать на финале Кубка и сильно упала. А вот на юниорском чемпионате мира два четверных было – тулуп и сальхов. Никто не ожидал, некоторые смеялись сквозь зубы, поплевывали: «А, падает она с четверного сальхова, ну и пусть падает, пусть продолжает биться, ха-ха-ха». Тем более, что действительно не получалось его докрутить, справедливо. А тут и сальхов докрученный, и тулуп, и даже завзятым скептикам должно было стать понятно, что это не блажь.

Артур: Может быть, для кого-то это было неожиданностью, для простых обозревателей. А мы все видели прекрасно, что это были достойные попытки, из которых придут хорошие четверные прыжки.

Ледокол: Да, правильно. Мы видели. Но тот же самый Брайан Орсер… Для некоторых ничего не поменялось. Они просто сдвинули свою позицию на полмиллиметра. Теперь они стали говорить: «Нет, это все равно невозможно, просто Саша Трусова — уникум». Те, которые были не слишком этичны, и вовсе рассказывали иное, или, скажем так, пошли дальше. Помнишь эти слова — «краткосрочный феномен»?

Артур: Нет, я не могу сказать, что я помню эти слова, потому что я не всегда слежу за тем, что пишут или говорят про других спортсменов, что это феномен. Да, это феномен! Да, это здорово, это действительно невероятно круто. То, что выполняют они, – просто сумасшедший уровень. Почему их надо критиковать, этого я не понимаю.

Ледокол: Действительно Брайан Орсер об этом говорил – это был как раз тот самый скандал, связанный с переходом Медведевой – и в том числе про Трусову сказал Орсер, что «это краткосрочный феномен»: вот сегодня он есть, а завтра не будет. И, собственно, наша пишущая братия подхватила именно это, и очень долго рассказывали, что «хорошо, Саша доказала, да, доказала на юниорском чемпионате мира, но она феномен, и то, что она есть, как раз доказывает то, что такого быть не может». Парадоксально, но, знаешь, из диалектики: «такого нет и быть не может, а вот Трусова может, потому что она — феномен». И продолжали, как страусы, держать голову в песке. А когда оказалось что есть методика, когда оказалось что есть школа, то выяснилось, что это надо запретить, ограничить, как-то вот все вспомнили про возраст, еще про что-то. Если говорить про 14 лет, Лиза Туктамышева в 14 лет вышла во взрослые — тогда можно было раньше выходить во взрослые — выиграла оба свои взрослых этапа и вышла в Финал Гран-при. И ведь выиграла эти этапы техникой: тогда, в тот сезон, трикселя у Лизы не было, лутц-тулуп 3-3 прыгала, а соперницы этим похвастаться не могли. В Финале Гран-при удача ей не улыбнулась, как и дальше на главных стартах, но тем не менее. Вот это было так. Или Рика Кихира, допустим, сейчас выступает, множество других фигуристок. В этом сезоне вышла во взрослые такая девочка из Кореи, Юнг Ю, прыгает триксели, причем ни разу она свой триксель не докрутила — все триксели недокрученные — но если заглянуть в протокол, то такое ощущение, что она вообще мастер трикселей. И она одного возраста с нашими девчонками, 2004 года рождения. Кто-то говорит про юность Юнг Ю, кто-то критикует ее? Нет! Обрати внимание: все делают, делали это всегда, но виноваты наши, когда они выигрывают. Лиза Туктамышева тогда на этапах пофеерила, а в Финале Гран-при опыта не хватило, и это всех устроило — очень хорошо, очень здорово… А здесь наши выигрывают – значит, надо запретить, надо ограничить. Так это выглядит.

Артур: Ну, выглядит, может быть, и так. Мы можем только эту историю обсуждать, с ног до головы ее промусолить и разговаривать, разговаривать, разговаривать. Но это все равно не приведет ни к какому решению, потому что мы не решаем, мы можем только наблюдать. Мы не сможем оказать какое-то влияние на то, что происходит, или то, что решит конгресс ISU. У нас все равно не получится, поэтому здесь как бы обсуждения будут только лишь интересными, можно поругаться, поспорить друг с другом — да, это будет здорово… А что сделать? Писать в ISU? Да нет. «Не отменяйте, пожалуйста, запрет (действующее ограничение) на возраст» или еще что... Нужно подождать, ну, ребята, правда, подождать. Если же сохранят все… да, отлично будет.

Ледокол: Правильно, нужно подождать — к чему сразу ломать, зачем сразу изменения какие-то? Мы с этого начали. Представляешь, подобного рода попытки лечить болезнь, не посмотрев, как она протекает, началась ли она. Мы не знаем, что это за болезнь, но мы будем ее лечить. Может, это и не болезнь вообще, но мы все равно будем лечить. В общем, верный подход – подождать. Но дальше я опять не соглашусь с тобой. Ты говоришь: «Мы ничего не изменим, можем тут пообсуждать», перефразируя — посотрясать воздух, и ничего не изменится. А как эта система работает? Сначала вбрасываются какие-то непорядочные или некомпетентные, какие-то безграмотные мнения. Эти мнения проходят строгий отбор: если мнение другую точку зрения представляет, то оно в печать, в прессу не пропускается; если мнение представляет «нужную» точку зрения, необходимую нам, то оно нам интересно, и мы, соответственно, его печатаем. Благодаря такому бесстыжему отбору что происходит? Наблюдается такая лжелегитимность, что если мы возьмем подборку в прессе, то выяснится, что все высказывания якобы в одном русле — одно, второе, третье. Понимаешь, для чего? Ты говоришь, это все равно ни на что не влияет. Ну как же? Это манипуляция: такое однобокое заполнение информационного пространства направлено на то, чтобы сформировать общественное мнение. Общественное мнение далеко от этих проблем, и людям, в общем-то, все равно. Да, есть эксперты, есть специалисты, вовлеченные в фигурное катание, как ты, а есть люди, которые мимо проходили, мельком прочитали. Вот это общественное мнение и формируется. А потом, когда нужно будет какие-то непопулярные меры принимать, кого-то ограничивать — например, те же самые изменения против нас — мы скажем: «А люди, общество – они хотят». Мы сначала сформировали это мнение, навязали его искусственно — не общество сформировало, не у общества есть запрос, а мы сделали его таким — а потом на общество же будем кивать и рассказывать: «Ну, как же так, вот смотрите — это люди так думают, это люди так хотят, мы просто повинуемся, мы только исполнители». Поэтому я не могу согласиться по поводу того, что не надо об этом говорить, только воздух болтовней наполним. Мне кажется, тут не факт какого-то спора, не факт какого-то обмена мнениями важен. А важно то, насколько это грамотно, насколько объективно, насколько хороши доводы, со стороны как это выглядит. Ведь это же идеальный вариант: допустим, два культурных, интеллигентных человека вступили в дискуссию, а окружающие вольны решить, кто им больше нравится, чьи доводы состоятельнее – вот это будет адекватно, обе стороны имеют возможность высказаться, а не когда у нас все мнения в прессе и все, вообще говоря, высказывания, такое ощущение, что строгую цензуру на соответствие одной точке зрения, генеральной линии партии проходят.

Артур: Здесь могу в какой-то степени с тобой согласиться. Да, то что вбрасывается, создает с помощью интернета общее мнение. Кто прав, кто виноват – мы сможем только через какое-то время понять, какое мнение на самом деле, действительно ли всем нам нужно его услышать. Однако у каждого на плечах своя голова есть, с мозгами – мнение нужно иметь свое. Как бы и что бы ни писали в интернете, что бы ни говорили – хорошо/плохо, нужно сделать возраст/не сделать возраст, нужно запретить/не запретить — но развитие фигурного катания все равно не остановить. Если мы запретим, будет развиваться что-то другое: если мы запретим для девочек четверные, они начнут развивать другие аспекты фигурного катания — их уйма. Остановиться на одних прыжковых элементах — это глупо, понимаете? И всегда найдется решение вопроса, который, допустим, нас будет касаться. Но остановить развитие невозможно: даже если будут какие-то узкие рамки, все равно фигурное катание и те спортсмены, которые хотят результата, будут развиваться, и их тренеры будут находить лазейки для того, чтобы они развивались. Потому что без развития спорт станет не интересным.

Ледокол: Ты говоришь, что надо, или можно, или если гипотетически запретят. А давай тогда для мужчин тоже запретим четверные? Почему только для девочек?

Артур: Давай посмотрим на американца Джейсона Брауна. У него потрясающая заполняемость программ: прыжки, шпагаты, невероятно красивые ласточки, нереально красивые всегда заходы, программа полностью напичкана шагами и всей этой канвой. Да, он не может прыгать четверной тулуп, но он наполняет программы так и исполняет. Поймите, есть +5, есть –5. Плюс 5 – это стоимость прыжка дорожает на 50%, это очень много. Если же соблюдать правила, прописанные фигурным катанием и всем ISU, и подходить к исполнению каждого элемента с умом и реально делать прыжки на эти баллы и эти плюсы, которые у нас есть, то получится очень большая сумма, реально она получается огромная. Если делать программу в тех условиях – шаги, транзишены, скейтинг скиллз, все это поднимать на высокий уровень — то получается обалденная сумма баллов за короткую и произвольную программы, при этом без четверных прыжков. И все равно Джейсон всегда в лидерах.

Ледокол: Что ты хочешь сказать? Ты хочешь, чтобы все брали пример с Джейсона, выбросили четверные и так катались?

Артур: Сейчас в моих, допустим, глазах, он — пример тому, как надо наполнять программу: шаги, прыжки-шпагаты, ласточки — он делает то, чего не делают другие спортсмены. Да, могу сказать, правда – без четверых мужское фигурное катание будет неинтересным, поэтому никто никогда не отменит четверные прыжки. Я говорю о том, что все равно каждый будет в чем-то себя улучшать, в чем-то становиться лучше, если он не имеет четверного прыжка.

Ледокол: Ты пойми простую вещь, ты ставишь Джейсона Брауна в пример, а это определенно лукавство все-таки, на мой взгляд. Дело в том, что он хорош, но он хорош, когда он один. Будет, допустим, два Джейсона Брауна – будет тоже неплохо, пусть даже три, но больше – перебор. Я люблю этот пример приводить из футбола — знаменитое золотое поколение Манчестер Юнайтед, воспитанное в клубе, и их тренер Алекс Фергюсон. Он говорил так: «В команде должен быть рыжий (в прямом смысле слова, рыжеволосый), но не больше одного. Один рыжий должен быть, чтобы «перец» был в команде, чтобы мысль была игровая, чтобы интрига была. Но если будет их хотя бы двое, то тогда начинается полный карнавал, и игры не будет, перебор». Так и с Джейсоном Брауном: он хорош, потому что он один. Если у нас будет 10-15 Джейсонов Браунов... Давай взглянем на танцы, насколько они сейчас интересны — ведь там еще лучше все с шагами, ведь там еще лучше с отточенностью, а люди почему-то смотреть на это не хотят, в чем же тут причина?

Артур: Потому что танцы — это танцы. Ты спрашиваешь одиночника про танцы — я ничего здесь не могу сказать.

Ледокол: Ясно. Но возвращаясь к девочкам и четверным — у тебя в группе тоже есть девочки. Ты сам думаешь об этом, об изучении ультра-си с ними, о том, чтобы хотя бы попробовать, прикинуть, есть такие мысли?

Артур: Безусловно, есть. Есть девочка, которой сейчас 11 лет, в дальнейших планах — попробовать с ней тройной аксель, какой-нибудь четверной. Но для этого нужно ее обучить, пока что она в процессе обучения для того, чтобы это попробовать.

Ледокол: Обучить и подготовить. А как вообще попадают к тебе? Вот ты рассказал, что Ева Кобзарь сразу, с самого старта твоей тренерской карьеры у тебя тренировалась. А вообще каким образом происходит набор в твою группу? Это ты смотришь, ты желание выражаешь, или Алексей Николаевич отправляет тебе ребят? Или, допустим, я живу где-нибудь в провинции, у меня есть перспективный малыш, я хочу, чтобы он тренировался у Артура Гачинского, как мне попасть к Артуру?

Артур: Ко мне попасть очень просто: приехать на просмотр и все — этого уже достаточно будет. У меня нет каких-то там строгих правил, у меня есть предписание: детей я беру только с первого спортивного разряда или кандидатов в мастера спорта. Просто приехать на просмотр, откуда бы вы ни были. Если же ребенок действительно талантливый, и я в нем увижу то, что мне хочется видеть в спортсменах, мне с ним понравится заниматься, и, безусловно, если ребенку самому понравится со мной заниматься, то не вопрос. Я только за.

Ледокол: Хорошо прозвучало: если ребенок талантливый. Значит, два пункта: пункт первый – приехать, пункт второй – понравиться. Так?

Артур: Пункт первый – приехать, пункт второй – чтобы ребенку понравилось со мной заниматься.

Ледокол: Нет, ну ребенок наверняка влюбленными глазами будет смотреть: это же сам Артур Гачинский.

Артур: Ну, может быть, так и будет смотреть, но действительно ребенку должно нравиться. Если ему не нравится, ничего не получится, сразу же. Если же ему нравится и он действительно будет хотеть заниматься в группе с ребятами, которые сейчас в ней находятся, то вперед, работаем.

Ледокол: Вот в этом сезоне все мы наблюдали — и довольно неожиданно, для меня лично – Софья Мороз к тебе перешла. И, на мой взгляд, она очень здорово изменилась, и эти изменения мне очень нравятся. Как этот переход проходил? Именно по такому рецепту?

Артур: Просто она в середине сезона взяла и появилась – «Хочу кататься». Хочешь – давай пробовать, будем что-то делать. Полтора года, нет, меньше она катается у нас. Со мной вместе, я ее курирую. Если вы видите изменения в лучшую сторону и вам это нравится, то могу сказать, что тогда наша команда работает в правильном направлении.

Ледокол: Да, не все получилось у нее на турнирах в этом сезоне. Но с другой стороны, то, что она показывала, разительно отличалось, я не могу сказать хорошо или плохо: она здорово каталась и в прежней группе у прежнего тренера, она прекрасно катает и сейчас. Просто изменения есть, и они настолько серьезные, что сразу взгляд за них цепляется. Но что касается ее выступлений, мне лично показалось – не знаю, тема немного скользкая, поэтому, если я лезу не в свое дело, то можно сразу мне дать по рукам, по губам — что касается оценивания, в том числе на внутрипитерских турнирах, насколько сложно неопытным, молодым тренерам? Не в смысле опытности и молодости, а в смысле, если хочешь, отсутствия административного ресурса. Наблюдаю, бывает, выходят какие-то девочки, мальчики, и выводят их не слишком известные специалисты: катаются они хорошо, выглядят лучше остальных, а баллы получают совсем другие. Что с этим можно сделать? Хочешь ли ты вообще на подобный вопрос отвечать?

Артур: Знаете, да, скользкая тема, безусловно, но могу ответить как-то коротко. Да, такие моменты, наверное, иногда наблюдаются, когда кто-то выходит, получает такие баллы. Для нас, тренеров, всегда чаще все понятно: не достоял, не сделал, просчитал обороты, там рано раскрылся, недокрутил, в дорожке не сделал блок — мелочь, но накапливается, а сумма баллов меняется. Поэтому тут дело все в распечатках.

Ледокол: Возможно, что не только в распечатках все дело, но Бог с ним. Получается, не все удалось Софье Мороз, наверное? Больше хотелось от нее увидеть. Сам ты как считаешь, справилась она со своей задачей на сезон?

Артур: На самом деле, она даже справилась больше, чем, наверное, от нее ожидалось, потому что она совсем недавно пришла — всего лишь год и два месяца мы работаем. Даже, может быть, и меньше. Реальной работы, проделанной, не было столько, сколько на самом деле хотелось бы. Поэтому в этом сезоне я ей говорил неоднократно, что тот план, который был у нас с тренерском составом в голове, она даже, можно сказать, перевыполнила: с первого захода она попала на первенство России среди юниоров, с первого захода она попала в Финал Кубка России. А поработали мы всего лишь одно межсезонье так плотно, потому что в сезоне невозможно работать так, как хотелось бы: идет подготовка к соревнованиям, какие-то проблемы, нужно немного программу переделывать. А Соня пришла к нам в январе месяце — понимаете, не было такого времени, чтобы реально фигуристкой заняться вплотную: посмотреть какие у нее ребра на лутце, какие ребра на флипе, какие у нее докруты. Была такая суматоха, лишь бы подготовить на старт, чтобы она выглядела достойно.

Ледокол: Это же все известно обычно сразу, заранее – про докруты, про ребра. Может, я много на себя беру, но, например, что касается тех фигуристов, фигуристок, которые на виду — даже болельщики в курсе. Софья Мороз в сборную входила и на юниорские прокаты в позапрошлом сезоне приглашалась, в Новогорске она была, соответственно, это все более или менее известно.

Артур: Понимаете, это может быть известно на соревнованиях, безусловно, смотрим соревнования и видим: там не докрутила, здесь такое ребро. Но над этим же нужно работать и да, можно увидеть в прыжке недокрут, но нужно же понять, почему у нее недокрут. Смена ребра идет – можно делать смену ребра грубую, а можно делать зубец. Поэтому здесь это все понимается в момент тренировочного процесса, когда ты непосредственно находишься рядом и смотришь технику прыжков, характер ошибок: какие она делает ошибки, почему она их делает, из-за чего она их делает, и ты уже находишь решение всех тех вопросов, чтобы подготовить, сделать лучше, искоренить те ошибки, которые у нее присутствует. Это так только в тренировочном процессе, а увидев раз, это очень сложно сделать. Поэтому на тот момент было больше подготовки к соревнованиям и непосредственно знакомство с самой спортсменкой, с ее характером, состоянием; с тем, как она относится к критике, похвале; в какой обстановке ей удобнее работать; чего делать, допустим, не стоит для того, чтобы она не зажималась, не закрепощалась – это все только со временем становится ясно. А дальше, когда ты довольно хорошо знаешь спортсмена, уже понимаешь, что нужно с ним делать, как к нему нужно подойти, как подъехать, что сказать — это все ты только через какое-то время будешь понимать, что именно и как делать, как себя вести. Ведь можно сделать так, что он внутренне закроется, и все, и уже дверка закрыта, ты не достучишься. Тем более у нее период такой: ей 15 лет исполнилось, у нее немножечко гормоны играют, и в этот период еще сложнее становится — можно сказать что-то, и она обидится, реально обидится, и все. Ключик к дверке уже будет сложно подобрать, поэтому лучше этого не делать, а знать, познакомиться и тренировать.

Ледокол: Мне кажется, ты наоборот хвалишь — на что тут обижаться? Хвалишь, хвалишь, хвалишь… Я тоже могу похвалить – очень приятно было наблюдать за ней на льду. Да, не все ей удалось, впрочем, оценивали неоднозначно, на мой взгляд. Да, для тебя тема скользкая, а я, наверное, могу на эту тему высказаться.

Артур: Не то чтобы тема скользкая, тема нормальная, критику всегда слушаю адекватно. То, что у нее какие-то моменты не получилось сделать — это был конец этого сезона. Все равно выглядела она довольно хорошо, в каких-то программах она вообще себя очень успешно показала. Здесь только время надо, поработать надо в дальнейшем.

Ледокол: Ты как считаешь, это первый такой настоящий тренерский успех, или были успехи и до этого?

Артур: На самом деле, какие-то тренерские успехи уже были, потому что с первой ученицей Евой Кобзарь мы за полтора года работы, как только она появилась, отобрались на Первенство России. Туда, в Пермь, съездили, она там для себя и для меня как для начала моей тренерской карьеры тоже довольно успешно выступила в короткой и произвольной программе, заняла неплохое место. Потом тренерский успех – Семен Соловьев, с которым мы были на Первенстве России и в Финале Кубка России. С ним работаю 2 года, и мы тоже влетели довольно-таки активно в эту всю историю, поэтому какие-то маленькие тренерские успехи есть. Выезжали на соревнования, ребята неплохо катались. Николай Логинов есть, маленький мальчик из Владимира, который тоже успешно выступал на соревнованиях в конце сезона, и у нас получилось выполнить кандидата в мастера спорта, он выполнил все предписанные требования, выучил все тройные, три-три, на подходе тройной аксель. Успехи есть, безусловно, маленькие, но очень приятные.

Ледокол: А что произошло с Евой в этом сезоне? Ее не слышно, не видно было — какое-то повреждение мешало ей выступить? Мы стали видеть ее только в конце сезона.

Артур: Да. У неё, к сожалению, случилась травма летом, и восстановление шло непросто. Плюс у нее пубертат немного пошел, Ева набрала чуть больше веса, но девочка — молодец. Она, во-первых, справилась с этим (и справляется) и уже во второй части сезона выходила на соревнования — с тем перерывом, который у нее был — и каталась очень хорошо. На последнем турнире выкатала короткую чисто, на предпоследнем – произвольную чисто. Она молодец.

Ледокол: А Семен Соловьев? Он так здорово выступил еще в прошлом сезоне на Первенстве России по младшему возрасту, запомнился, прыгал там тройной аксель, а в этом году он сильно вырос. Да, он мальчик, но возмужал, если хочешь, и как-то все разладилось: все уже не выглядит так уж прекрасно, бьется об этот аксель, и не очень получается… Пока не в форме он?

Артур: Нет, не то чтобы не в форме, нет. Он был в своей форме, в кондициях. Но после выступления на том самом Первенстве — Мемориале С.А. Жука в Твери, когда он занял 3 место — все изменилось. Прошел летний подготовительный период, и он по-настоящему очень сильно вырос, конкретно возмужал. У него появились довольно-таки большие мышцы на руках, ногах, он стал массивнее, а вырос порядка 10-12 см за эти 3 месяца. И просто было ему тяжело координационно выполнять все элементы. Это было действительно сложно, поэтому начало сезона у него было так себе. Мы «потеряли» тройной аксель, долго над ним работали, возвращали, возвращали, возвращали. Да, в конце сезона, выступая на Первенстве страны и на Финале Кубка России, он пробовал в программах тройной аксель и падал, но на этом этапе мы туда приезжали не для побед, а для опыта. Для него это первые соревнования такого уровня, и он очень сильно переживал, ему очень сильно хотелось хорошо кататься. Это было видно. Но не получилось. Тем не менее, допустим, на тренировках он показывал тройной аксель и тогда же он прыгнул свой первый четверной тулуп. И было очень много положительных моментов: после этих соревнований он сам по-другому стал смотреть на тренировки, по-другому тренироваться, по-другому работать, потому что он увидел, как это делают другие. Это очень важно, что парень вырос и физически, и немного «подрос головой». И в конце, вот до того, как мы вышли на карантин, все-таки зацепил тройной аксель и довольно-таки стабильно стал его исполнять. И на оставшиеся соревнования у нас были виды, можно сказать, грандиозные планы, которые мирно ушли на самоизоляцию.

Ледокол: Да, очень жаль. Такое внезапное окончание сезона ставит крест на планах тех, у кого сезон вроде бы не очень складывался. Как раз здесь должно было пойти, и вот этот шанс, этот поезд ушел.

Но что касается твоих учеников, что касается и Семена, и других, ты, когда их тренируешь, как это происходит: сам все делаешь или с Алексеем Николаевичем советуешься? Или, вот ты говоришь, что ты курируешь, или на самом деле речь идет о том, что работает команда — грубо говоря, все по очереди, но при этом это твои спортсмены и, в общем, ты для них в процессе главный?

Артур: Правильно ты сказал последнее — да, мы тренируем командой. Если кто-то кого-то где-то в чем-то заменит — это случается. Но, допустим, вот эта «пятерка» — их курирую как тренер именно я. По хореографии их курируют два хореографа. И специалист по ОФП. А со взрослой группой непосредственно занимаются А.Н. Мишин, Т.Н. Мишина, Т.Н. Прокофьева, и у них свой тренер по ОФП. То есть немножечко все разделено, но довольно-таки совместно — такая история, она плавающая… Это очень сложно объяснить, это нужно видеть.

Ледокол: По поводу удачного тройного акселя, который Семен восстановил сейчас, но, к сожалению, не успел показать на турнирах, Ира в чате спрашивает: «Вы не выкладываете в Инстаграм удачные попытки, не занимаетесь этим?»

Артур: Да, я этим не занимаюсь. Я не люблю так делать, потому что хочу, чтобы люди видели результат на соревнованиях. На тренировках может каждый, а вот попробуй сделать на соревнованиях – это уже другой результат. И, безусловно, люблю, чтобы люди видели не половину дела, а видели результат всей работы, а его можно увидеть только на соревнованиях. Поэтому я стараюсь избегать Инстаграма.  Можно выкладывать прыжки: «Да вот какой я там ошеломительный! Посмотрите!», «Ха-ха…он у меня прыгает в YouTube», а приехать на соревнования и так карты лягут, что ученик сделает какую-нибудь ерунду и насрывает. И тогда мы с ним и окажемся в дураках. Зачем же это надо? Поэтому я люблю готовый продукт показывать, то, что мы сделали и именно на соревнованиях.

Ледокол: У тебя очень зрелый подход.

Смотри: вот к нам сам Артур Гачинский пришел — это же можно и про карьеру поговорить, и про то, как он выступал, и про славу былых времен, а мы все о тренировках, мы все про детишек, которых ты ведешь. Как-то вот так внезапно ты уже действительно от и до, целиком тренер, и мы тебя именно так воспринимаем — на своем месте, в то время как некоторые другие, товарищи по оружию, товарищи по коньковому искусству, которые и постарше даже, до сих пор себя ищут. Ты сам как себя чувствуешь: нашел себя в этом деле?

Артур: Легко отвечу на этот вопрос. Идея быть тренером у меня с детства, то есть лет, наверное, с 12-ти, 13-ти, ну, может, с 14-ти. Идея была в том, что я хочу быть тренером, хочу тренировать. У меня есть, конечно, свои приоритеты в жизни, другое, что меня интересует, но я болен фигурным катанием. Поэтому здесь мне нравится, мне интересно действительно учить, мне интересно воспитывать, мне интересно готовить к соревнованиям и весь кипящий котёл с этой «кашей». Поэтому мысли о тренерстве были изначально и, наверное, очень давно. И очень давно этим хотелось заниматься действительно.

Ледокол: То есть ты ставишь цели и добиваешься их — давно хотел и добился, сделал. А какие еще есть давние желания, чтобы мы были готовы, поделишься чем-то сокровенным?

Артур: Сокровенным делиться не буду, потому что желания, которые амбициозны, будут желаниями, я к ним буду идти. А когда приду – скажу, что достиг.

Ледокол: Это очень верно. Правильно, что касается амбиций. Амбиции – это хорошо. Амбиции должны быть, иначе, если нет амбиций, то нет мотивации. Любой спортсмен амбициозен, спортивная злость должна быть. В жизни злость – это плохо, а в спорте (спортивная злость) – это, в общем, позитивная, конструктивная категория. Нет, я про другое. У тебя была идея — не то чтобы прямо вот цель была стать тренером, я, наверное, неправильно сказал — и вот эту идею ты воплотил. Может быть, еще какие-то идеи есть интересные, которыми ты хочешь поделиться. Если, конечно, хочешь, если они есть.

Артур: Да на самом деле идей-то много, которые хотелось бы воплотить, но эти все идеи связаны непосредственно с тренерской деятельностью, с этой работой, потому что я живу этим. Не могу сказать, что я живу чем-то другим, я живу этим. Я просыпаюсь в 7 утра ради того, чтобы приехать на каток, провести разминку с ребятами и начать с ними тренировки. И этим я живу уже, получается, 5 лет, и это стало моей жизнью, моей болезнью, воспалением головного мозга, потому что в другом себя я пока что не видел. А конкретно какие-то цели и желания – это воспитать хорошего спортсмена, вырастить, попробовать постараться сделать из него чемпиона. Но самое главное – поделиться с ним своим жизненным опытом и чтобы он как спортсмен, может быть, и наступил на те же грабли, на которые наступал и я, но не так сильно от них страдал и не такие шишки набивал; а если ему будет плохо и он упадет, то чтобы рядом с ним был я и дал ему руку помощи и, подняв его, дав пинок под зад даже, если потребуется, – мы шли дальше.

Ледокол: Это мудро – избежать тех граблей, на которые наступал. А какие ошибки были у тебя? Главные «грабли», которые щелкнули в нос?

Артур: Ну, главные, наверное, «грабли» – отлынивание иногда от тренировок, проявление какой-нибудь слабости, да просто по мелочи. Понимаете, по мелочи идешь-идешь, а оно накапливается, поэтому стараюсь делиться опытом с ребятами, пытаюсь. Вот они мне что-нибудь говорят: «Ай, да я не могу», я им на это отвечаю: «Не можешь, правда? Не надо обманывать. Сейчас прокатись пару кружочков, пойдешь и сделаешь. И не надо мне говорить, что ты не можешь. Можешь. Вы все можете».

Ледокол: Льда хватает?

Артур: Да, льда-то хватает. Мы занимаемся 1 час 15 минут утром, 1 час 15 минут днем. У нас получается по 2,5 часа льда в день, еще хореография, заминка, разминка, плюс ребята еще занимаются мелкими вещами, помимо этого. Поэтому всего хватает, да, они тренируются, мы тренируемся с 8:30 до 14:30 – 15:00 ч.

Ледокол: Но тебе хватает льда? Или ты чувствуешь, что больше лучше было бы?

Артур: Не всегда больше – лучше. Можно проводить тренировки с большей интенсивностью. Будет больше льда, то будет сложнее выдержать интенсивность каждой тренировки на должном уровне. Поэтому, когда тренировки по 1 часу 15 минут, мы успеваем немного поскользить, успеваем в хорошем темпе попрыгать, прокатать программу и еще остается время на вращения. Поэтому да, если было бы больше часов ледовых тренировок, мы бы нашли, безусловно, чем заняться и что поделать, но нужно было бы тогда все перепланировать немного в другую сторону.

Ледокол: Это само собой.  Все-таки количество льда как оценишь по 5-ти балльной шкале? На 3-ку? Удовлетворительно?

Артур: Я могу сказать, да, удовлетворительно. Если было бы больше – было бы хорошо. Почему нет? Меньше – уже были бы какие-то проблемы.

Ледокол: Понятно. Ты сказал, что у тебя в группе 5 человек. Я услышал: Софья Мороз, Ева Кобзарь, Семен Соловьев и…?

Артур: Николай Логинов и Александра Чаткина.

Ледокол: А, Чаткина тоже у тебя теперь, да? Она вместе с Софьей перешла, получается?

Артур: Она чуть-чуть попозже.

Ледокол: У тебя такая довольно серьезная группа, получается. Все ребята медалисты уже и местных соревнований, питерских, и, собственно, чемпионатов России даже. И Софья Мороз была там, Александра Чаткина почти-почти стала… Семен Соловьев был…

Артур: Да, группа хорошая, сильная, но с ней нужно всегда работать.

Ледокол: Еще про Семена Соловьева. Ты сказал, что ему нужно было увидеть, как тренируются другие, но я не очень хорошо это понял. То есть у тебя лед различный: вместе с группой Алексея Николаевича не получается, он (Семен Соловьев) не видит, как старшие ребята там катаются? То есть на одном льду он не занимается с ними?

Артур: Да, они не занимаются (в одно время с группой Мишина), потому что старшим нужно пространство, все-таки они старшая группа, зачем им бегать среди малышни?

Почему нужно было увидеть других? Нужно увидеть, как тренируются ребята в Москве, с какой интенсивностью они тренируются, нужно увидеть все равно, как они выходят на соревнования, потому что в своем котле вариться скучно, а посмотреть, чем живут другие, всегда интересно.

Ледокол: Но если «другой котел» — вот буквально, не то что на другом льду, на этом же льду, в другое время, разве здесь же нельзя посмотреть?

Артур: Можно. Можно посмотреть. Даже нужно, и они смотрят на эти тренировки, но…

Ледокол: Но это все не то — эти люди, наверное, уже как свои.

Артур: Это «котел» Санкт-Петербурга. А вот посмотреть на тренировки Москвы – это любопытно. Это другое. Там иначе люди живут, у них своя жизнь, увидеть ее тоже интересно.

Ледокол: Другой вызов. Другие подходы. Другая мотивация. Так, да?

Артур: Безусловно.

Ледокол: По поводу программ. Скоро новый сезон — я надеюсь, что он будет, конечно, ситуация нынешняя в мире немного напрягает, но будем считать, что все закончится хорошо, будет новый сезон, будут новые программы… У тебя самого есть какие-то пожелания, есть какие-то мысли? Где-то, может быть, самому хотелось какую-то программу сделать, самому какая-то музыка очень нравилась или ты, что касается программной части, отдаешь на откуп хореографам? Все целиком от и до?

Артур: Одному парню мы уже в принципе программу с хореографами вместе на пару поставили, другие идеи уже в принципе есть. Одному мальчику короткая программа будет поставлена, и мы ее уже как бы начали делать, под Чарли Чаплина. Еве Кобзарь хочется мне что-то восточное и немножечко быстрое поставить, динамичное, а для Сони Мороз мы ищем и в принципе уже нашли с хореографом музыку для танго. Поэтому тут по музыкальной подборке уже все сделано — нам оставалось только ее склеить и сделать доводку. Но мы в самоизоляцию ушли…

Ледокол: Давай перенесемся в будущее. Мы сейчас поговорим, потом этот разговор опубликуем… И, допустим, люди прочитают, им очень понравится, и приходишь ты завтра — ну, не завтра, а через месяц, через два, когда уже нормализуется ситуация — приходишь ты к себе на лед, а у тебя на просмотр стоит очередь. Что ты будешь делать? Озадачен?

Артур: Что буду делать?? Смотреть буду детей (смеется). Что буду делать? Просматривать. Что еще тут остается? Приветствовать и просматривать.

Ледокол: То есть это приятная ситуация?

Артур: Да, конечно, безусловно приятная. Почему она должна быть неприятной? Другой вопрос – почему она должна быть неприятная?

Ледокол: А какие есть ограничения на количество учеников? Понятно, что если очередь стоит, может быть, захочется, всех не всех, а многих взять, многие достойны, многие понравятся. А места-то бюджетные, группа не резиновая. Как из положения выходить придется?

Артур: Понимаете… меня учил Алексей Николаевич: тортик надо есть ложечкой, целый кусок в рот закладывать нельзя. Смысл тренировки идет в том же направлении. Да, есть возможность уделять внимание, допустим, пятерым спортсменам в равноправии — я чувствую, что я с этим справляюсь. Если будет больше (учеников) – тут уже тяжелее. И тут уже зависит от того, хватит ли глаз по льду смотреть, чтобы видеть всех: если набрать большую толпу, человек 10, во-первых, тогда понадобится еще один лед, скорее всего, и тогда будет внимание распределено некачественно, соответственно, качество выполненной мною работы будет хромать, и дальше идет цепочка, которая будет рушиться, и результативность будет падать. Это же плохо? Поэтому все идет от того, чтобы был результат, чтобы мы работали на результат, а не для того, чтобы ездить по соревнованиям и выступать с большим количеством спортсменов. Нет, поэтому всего 5. Пока. И для этих 5 людей, для этих 5 спортсменов – все внимание им для того, чтобы добиться результата, чтобы научить, чтобы воспитать, чтобы время каждому уделить, не растаскиваться и бегать от спортсмена к спортсмену, а именно целенаправленно работать со всеми.

Ледокол: Ты молод и полон сил и, вообще говоря, откуда ты можешь знать, на что ты способен? Может быть, ты и с большим количеством можешь справиться? Если я правильно тебя услышал, ты хочешь двигаться постепенно, то есть если придут еще, то возьмешь, ну, еще одного — посмотришь, можешь ли с шестью. Если с шестью можешь, то сможешь и еще кого-то взять, не обязательно, но если очень хочется… Альтернатива же какая? Или отказать какому-то юному талантливому спортсмену или все-таки дать ему шанс.

Артур: Дать шанс. Безусловно, дать шанс. И назначить испытательный срок. То есть за какой-то период: не один, два, три или пять дней, а месяц для того, чтобы действительно увидеть, как с ним можно контактировать, понять, узнать, изучить для дальнейшей работы, а дальше – разрываться на 6 частей.

Ледокол: Мы в анонсе назвали тебя молодым тренером, может быть, это несколько двусмысленно прозвучало, но, мне кажется, такое почетное звание: пока кто-то пробует, пока кто-то ищет, кто-то — уже по-настоящему тренер. Это очень здорово, но вот эта молодость, как она? Не мешает ли она взаимодействию с родителями? Ведь многие родители, получается, старше тебя, а некоторые, может быть, и сильно старше. Как ты справляешься с подобными проблемами?

Артур: Легко и непринужденно (смеется). Конечно же, бывали некоторые сложности в силу возраста, когда родители пытались чему-то научить, но родители есть родители, а у меня объяснение простое: с 6-ти лет я в фигурном катании, мне 26 лет — 20 лет в фигурном катании. И мне очень-очень сильно повезло, что у меня наставниками были А.Н. Мишин, Т.Н. Мишина, у меня был хореограф Т.Н. Прокофьева. Под конец моей карьеры у меня в наставниках была Т.А. Тарасова, у меня были очень крутые, очень классные хореографы, с которыми я работал. И…вопрос к вам тогда: если у меня были такие наставники, как Алексей Николаевич, Татьяна Николаевна и Татьяна Анатольевна, чему меня можно научить? Я могу учиться только дальше у них и становиться мудрее и умнее. Дальше интересно, что мне можно рассказать? Я могу только поучиться у таких людей, которые действительно в фигурном катании много времени, которые будут делиться своим опытом, которые будут мне говорить про ошибки, которые я совершаю в своей работе. Допустим, даже если мы едем на соревнования, и мои ребята какой-нибудь уровень не получили или дорожка шагов пошла не по уровню, или еще что-нибудь — я без стеснений подхожу к судьям и спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, почему так?», чтобы мне объяснили, рассказали. Предела совершенству нет. И в техническом плане, наверное, тут очень сложно меня научить чему-то, если только Алексей Николаевич мне не расскажет какие-то секреты вместе с Татьяной Николаевной, все равно подходы у всех всегда разные. Но родители есть родители. Классный родитель для меня тот, который приведет  ребенка вовремя, ребенок будет выспавшийся, сытый, и он будет работать, он будет тренироваться, он будет гореть. Все. Для меня такие родители – это круто.

Ледокол: Пользователь Денис пишет: «Возможно, многие родители даже с радостью отдают своих детей именно молодому талантливому тренеру?» Вот, кстати, вопрос довольно резонный: с радостью ли или, наоборот, с опасением? Знаешь, это бич не бич, но мы много этого видим и слышим – и у нас, и на том самом Западе. Вспомним ту же самую Алису Лю: активно там муссируется вопрос, что надо ее отобрать, неопытный у нее тренер, надо вот опытному передать, а то здесь все плохо, не справятся. Так вот, с радостью ли родители отдают или, наоборот, с опаской? Где здесь эта грань?

Артур: На самом деле, да, такой вопрос лучше задавать родителям, как они к этому относятся. Может быть, с несколькими внутренними ощущениями, вместе с ощущениями опасения, потому что все равно тренерский опыт должен быть: как, что, чего, куда, какие соревнования, какую тактику подбирать перед соревнованиями. Да, багаж в этом направлении должен быть, а молодой талантливый, амбициозный, с желанием проявить себя как тренер – это, наверное, «плюсики» и довольно-таки большие. Поэтому здесь очень такие двоякие будут ощущения, когда родители приведут своих детей к молодому талантливому тренеру: когда ты отдаешь ребенка, он становится уже не то чтобы не твоим ребенком, но он становится в некотором смысле ребенком того тренера, к которому вы его привели. Здесь уже ситуация сложная, потому что дурному учить не хочется — ты должен учить правильным вещам, то есть не подавать плохого примера, вести себя подобающе. Ведь все равно они на тебя смотрят не только как на тренера, но и как на человека – как ты себя ведешь, как себя преподносишь, что ты делаешь. Поэтому тут тоже сложно (тренеру), и нужно резко становиться взрослым вместо того, чтобы быть молодым, и вести себя уже без дури в голове. Был вопрос из чата: «Опыт «Хрустального», опыт Этери Георгиевны Тутберидзе, интересен?» Отвечаю: да, безусловно, хочется увидеть этот опыт, хочется увидеть, как они тренируются, что они делают, какой подход. Это интересно.

Ледокол: Пользователь Света спрашивает: «Уровень судейства вырос?»

У  нас же постоянно нарекания на судейство идут. Ты когда сам выступал, тоже были вопросы. Что сейчас с уровнем судейства, как, по-твоему? Или в принципе все то же самое, потому что подходы новые, а люди-то все те же?

Артур: В принципе уровень по сравнению с тем, что было, да, вырос, потому что люди адаптировались к той системе, которая сейчас есть. А как-то клеветать на них или нагонять какую-то суету в их адрес – я не вижу никакого в этом смысла. Человеческий фактор всегда присутствует. Кому-то нравится, кому-то не нравится, кто-то считает «+4», а кто-то «+2». С этим ничего нельзя сделать, поэтому конкретно уровень, безусловно, вырос, и по-другому сейчас все оценивается.

Ледокол: Почему сразу клеветать? Критика есть критика. Кто-то ставит «+4», а кто-то  «-3»… У нас тут к дискуссии подключаются зрители. Мария пишет: «Да.Тут                              по-разному, наверное. Кто-то предпочтет многолетний опыт, а кто-то молодого талантливого тренера с горящими глазами». Да, если бы молодость знала, если бы старость могла… Света делает свое замечание, вставляет ремарку: «О таланте тренера судят по результатам». Ну, тут, наверное, спорно в некотором смысле: с одной стороны, результаты очень важны — это действительно основополагающая часть. Но, с другой стороны, тренер же — и педагог, он воспитывает. Причем необязательно ребенка — даже уже и взрослого воспитывает не меньше, чем все остальные вместе взятые. Сколько времени он проводит с ним за день! И получается, что, может, и результаты будут, а вот воспитание будет не то. Поэтому хотелось бы, наверное, сочетать одно с другим. Или как? Что важнее?

Артур: Оба аспекта важны все равно. Если это спортсмен, то это не отменяет того, что он должен быть хорошим человеком.

Ледокол: Есть уже планы по поводу выхода из этого вынужденного отпуска? То есть, допустим — понятно, что это все вилами по воде — но, допустим, что это последнее продление этого карантина. И действительно все закончится в начале мая. Получается, что межсезонье, таким образом, сдвинулось. Раньше оно где-то в мае-июне проходило, а тут прошло в марте-апреле. Таким образом будете работать?

Артур: На самом деле, пока то, что мы будем делать дальше, находится на стадии обсуждения. Времени подумать над планом, что мы будем делать после выхода из карантина, у нас достаточно много. И спешка здесь абсолютно не нужна. Нужно составить все правильно и грамотно, действительно понять, что делать дальше. И понятно это станет, наверное, уже ближе к выходу из карантина, потому что действительно нужно видеть своими глазами, в какой кондиции, в каком состоянии находится спортсмен, в каком он тонусе. Так что уже ближе к этому моменту будем решать, выстраивать тонкую цепочку действий, которых мы будем придерживаться. И, соответственно, эта цепочка действий будет меняться и корректироваться в зависимости от того, как ребята будут восстанавливаться.

Ледокол: Алексей Николаевич Мишин обычно каждое межсезонье очень много находится в разъездах. Насколько я помню, за океан он обычно возит только старших, самых лучших. Но что касается обычных сборов, то как ты в межсезонье обычно проводишь время? Как работу строишь? Вместе с группой Мишина на сборах — в Тарту, в Кисловодске и так далее?

Артур: Нет. Совместно у нас ребята едут только на сухие летние сборы. В Кисловодске занимаются исключительно общефизической подготовкой. Дальше – все ребята возвращаются. Алексей Николаевич со старшими уезжает на свои сборы, где находятся только взрослые ребята. А с младшими мы остаемся в Санкт-Петербурге. В прошлом году мы ездили в Беларусь, в Березу — там была 18-дневная подготовка. Потом мы возвращались в Санкт-Петербург, продолжали уже здесь тренироваться.

Ледокол: То есть у вас максимально рабочая атмосфера в межсезонье. Без того, чтобы менять побережье одного океана на побережье другого — только коньки, лед и серый асфальт родного города.

Артур: Да. Именно так.

Ледокол: Неудивительно. Обычно большие успехи – через рутинную, нудную, планомерную, ежедневную работу. Так это происходит. Пользователь Александр спрашивает: «Какие у Артура любимые и нелюбимые прыжки?»

Артур: Самый любимый – аксель. А нелюбимых нет. Я просто любил прыгать и все. Мне были не важны какие-то отдельные прыжковые элементы. Просто нравилось прыгать. А самый любимый — аксель.

Ледокол: А как тренера? Что касается – поставить прыжок, исправить или сделать, может быть? Как-то все иначе? Или точно так же: самый любимый — аксель?

Артур: Здесь все иначе. Тут просто уже идет процесс обучения. Акселю, честно признаюсь, обучать сложно. В техническом плане это довольно сложный прыжок, чтобы его действительно правильно объяснить, правильно поставить. Это сложно. Исправить ребро на лутце, на флипе – это сложно. Сложно и долго.

Ледокол: Пользователь Денис пишет: «По ответам Артура мне, например, уже очень многое понятно. Если буду отдавать детей в фигурное катание, то я уже знаю, к кому поведу».

Артур: Очень приятно. Могу сказать, что это действительно приятно, что вы так говорите.    

Ледокол: Я со своей стороны могу сказать, что мне, например, хватило того, что я увидел на льду: те изменения, которые у Софьи Мороз в этом сезоне (обратил на них внимание) бросились в глаза — насколько все изменилось, насколько интереснее все стало выглядеть. Опять же, не желая принизить работу предыдущего тренера, – и раньше все было хорошо, но сейчас стало все иначе. Многие проблемы, которые ее мучили на протяжении множества сезонов, не то чтобы были решены, но значительно уменьшились.

Артур: Спасибо. Могу только сказать спасибо. Если действительно была видна проделанная работа нашей команды, если вы это заметили, это о многом говорит.

Ледокол: Пользователь Александр снова спрашивает: «Если бы Артуру дали карт-бланш – менять правила фигурного катания на свой вкус — каким бы образом Артур совершенствовал бы их, что бы он в них изменил?» Или все оставил бы как есть?

Артур: Знаете, если бы да кабы... Но на самом деле, если подумать головой… Для начала я бы изучил их полностью и до конца. Не в том смысле, что я их сейчас не знаю. Но для того, чтобы что-то менять, нужно знать все полностью, от основания фундамента до самой верхушки тех правил, по которым мы живем сейчас. Мы их постоянно читаем, я читаю... А они каждый раз обновляются. Я их знаю, да, я в курсе, что нужно для того, чтобы выполнить уровень. Но правила всегда изменяются, исходя из того, что происходит в спорте здесь и сейчас. Нужно целиком увидеть всю картину спортивного фигурного катания, что именно сейчас происходит. Это нужно изучать, знать. А потом правила нужно либо совершенствовать, либо оставлять все как есть.

Ледокол: Очень здравый подход. Тут у нас в чате очередная провокация. Вот Денис сказал, что знает, куда бы детей отвел. Но тут же закавыка: ты же берешь, начиная с первого спортивного. Получается, он бы привел, но ты бы ему сказал: «Денис, ты мне друг, но истина дороже. Пойди-ка сначала до первого спортивного потренируйся» И, внимание, вопрос: к какому тренеру ты бы его отправил?

Артур: Да. Почему такие правила? Потому что я веду группу «Спортивного совершенствования». В группе СС по правилам может числиться только ребенок с первым спортивным разрядом. То есть не потому, что я беру только с первым спортивным  разрядом. Я придерживаюсь тех правил, которые у меня есть.

Ледокол: Артур, мы понимаем это. Вопрос в другом. В том, кого бы посоветовал? Понятно, что каждый должен заниматься своим делом: кто-то преподает в институте, кто-то — учитель старших классов, кто-то в начальной школе, а кто-то вообще в детском саду. С этим никаких проблем нет. У тебя спортсмены, начиная с первого разряда. И ты с ними хорошо справляешься.

Артур: А, к кому повести? Наверное, к Татьяне Владимировне Клениной. Она работает с нами, в «Юбилейном». В принципе она очень хороший, результативный тренер. Если же ребенок еще поменьше, то у нас есть Мария Игоревна Николаева. Она тоже очень хорошо работает. Это первый тренер Софьи Самодуровой. Пожалуйста, есть альтернатива, куда идти.

Ледокол: Родители! Если слушаете эфир, то записывайте фамилии! Пользователь Ирина спрашивает: «С кем тяжелее работать: с мальчиками или с девочками?» Или с родителями (добавляют в чате)?

Артур: Да. На самом деле отвечу так: не тяжелее. Если от работы получаешь удовольствие и свою работу любишь, то ее не тяжело выполнять. Мне не тяжело работать ни с мальчиками, ни с девочками. Тем более что я стараюсь их воспитывать, не исходя из того, что он мальчик, а она девочка. Они спортсмены, в первую очередь. Они – спортсмены. Они уже немного по-другому должны себя ставить в тренировках. Тем более что прогресс фигурного катания идет к тому, что некоторые девочки выполняют четверные, которые выполняют мальчики. Некоторые девочки выполняют те четверные, которые не все мальчики выполняют. Поэтому они все спортсмены. Работать в удовольствие всегда интересно — что с мальчиками, что с девочками. У девочек свои фишки, свои приколы, у мальчиков свои фишки, свои приколы. Это не тяжело — это интересно.

Ледокол:  Спасибо. Но что касается тренерского подхода, то, наверное, уже многие ответы были даны. Хочется напоследок приятную или, скажем так, многообещающую тему затронуть – по поводу мужского одиночного катания. В свое время иностранцы – ты помнишь, как это было – как же они тебя боялись! У русских была целая плеяда: один, другой, третий... Сменяли парни один другого: там и Илья Кулик, и Алексей Урманов, и Евгений Плющенко, и Алексей Ягудин. Вот у этого кудесника из Санкт-Петербурга новый фигурист растет, Артур Гачинский. Он будет поднимать российское мужское одиночное фигурное катание. Да, не вышло, судьба-злодейка. Но что у нас сейчас с мужским одиночным? Наконец-то у нас дела идут на лад? Несмотря на такой неоднозначный сезон, все-таки очень серьезный прогресс наши юниоры показывают, все без исключения, общий уровень. Не кого-то конкретно выделяя, а в целом. У тебя, может быть, есть свое мнение, какая-то своя концепция?

Артур: На самом деле на Первенстве России в Саранске все юниоры показали довольно-таки хороший результат. Наверное, из восемнадцати шестнадцать были с тройным акселем. Если я что-то напутал, поправьте.

Ледокол: Правильно.

Артур: Довольно-таки много ребят было с попытками четверного.

Ледокол: Главное, еще и прокаты смотрелись, вспоминая Джейсон Брауна, ладно бы только прыжки.

Артур: Да, они и катали интересно. Были по-настоящему любопытные программы. На самом деле было интересно смотреть этот юниорский чемпионат, потому что все пацаны были пацанами — с тройными акселями, с попытками четверного. Они боролись, бились, падали. Но это было уже кое-что.

Ледокол: И мы его транслировали на весь мир.

Артур: Да. И это была прямая трансляция. Все видели. У нас есть ребята на будущее, а будущее есть у них. Петр Гуменник, Андрей Мозалев – это те самые мальчики, которые заставляют других тянуться за собой.

Ледокол: Артур Даниелян.

Артур: И Даниил Самсонов — тоже очень хороший парнишка. С тройным акселем, с попытками четверного. Я видел четверной сальхов на юниорских тренировках Первенства России. По-моему, четверной лутц тоже на тренировке делал. Ребята есть. Просто надо подождать. Они должны созреть, дозреть. Все будет.

Ледокол: Но, наверное, что касается этой троицы (Мозалев, Гуменник, Даниелян), то они во взрослые должны выходить в следующем сезоне. Опять же, если все нормально будет с этим сезоном. Будем надеяться, что все будет хорошо.

Артур: Да, конечно. Тут все должно быть с этим сезоном нормально и чтобы они форму не потеряли. А если что-то потеряют, то чтобы быстрее восстановили. Тут нужно подождать, посмотреть, а дальше делать выводы.

Ледокол: Ты сам как, скучаешь по одиночному катанию? Есть ощущение того, что не все сказал? Пару лет назад были сообщения о том, что ты возобновил карьеру. Но все очень быстро закончилось. Или все-таки решил, что нужно продолжить заниматься тренерской деятельностью? Снится?..

Артур: Нет. Не снится. Да, были попытки вернуться. Но, во-первых, были травмы. Во-вторых, в одну реку дважды не входят. Я уже на тот момент начал тренировать. Прошел год с небольшим, и просто решил продолжить. Захотелось быть в этой речке, не выходить из нее, не заходить в другую дважды, а уже здесь быть, барахтаться, плескаться, в ней существовать. И не уходить оттуда. 

Ледокол: То есть ты эту ситуацию с завершением карьеры пережил и уже к ней не возвращаешься? На самом деле вопрос очень тяжелый. Я заранее должен попросить прощения, что его задаю. Но все-таки…

Артур: Да нет, никакого прощения просить не надо, вопрос обыкновенный. Просто пережил этот момент, метания туда-сюда: тренер – спортсмен – тренер – спортсмен... Нет. Тренер. Точка. Надо вовремя остановиться, надо вовремя перешагнуть и надо вовремя заняться своим делом. Не пытаться, не метаться, потому что все эти попытки или метания будут лишь тратой времени.

Ледокол: У нас выше был вопрос: «Мы не так часто видим Артура Гачинского в шоу». Но, по-моему, ты ведь принимаешь участие в некоторых проектах? Шоу Навки?

Артур: Да, я принимаю участие в некоторых проектах. Почему я не участвую много в шоу? Потому что тренерская работа отнимает все время в твоей жизни, ты всегда здесь. Ты всегда думаешь, ты все время соображаешь: куда, что, как надо сделать, чтобы завтра было лучше или чтобы мы немного сдвинулись с места. Далее – поучаствовать где-либо в каких-то проектах… Да, участвую. По большей части работаю с Татьяной Навкой, Петром Чернышовым. Участвую только зимой, потому что у нас есть соревновательный период, когда соревнования заканчиваются в первую неделю декабря, и потом до конца января идет период, когда соревнований нет, когда я даю детишкам время отдохнуть, прийти немного в себя, восстановить силы, нервы, запастись этим на вторую половину сезона. Я еду в Москву, к Петру Чернышову, и с ним уже делаем проект и работаем.

Ледокол: То есть это вопрос приоритетов. Тренерство на первом месте.

Артур: Да. Тренерство на первом месте.

Ледокол: Еще один вопрос из чата, от Светланы: индивидуальные занятия стали неотъемлемой частью процесса в фигурного катании? Можно ли добиться успеха без них?

Артур: Конкретно – смотря, какой возраст. Индивидуальные занятия нужны на старте обучения спортсмена, то есть чтобы он умел делать самые-самые банальные, самые простые вещи. Дальше, уже после 11-12 лет, идет обучение тройным прыжкам, каскадам три-три. Если у ребенка уже есть достаточно хорошая база, то эти прыжки пойдут довольно-таки легко. В дальнейшем будет требоваться уже не изучение, а их грамотная корректировка. Поэтому индивидуальные занятия нужны только где-то в начале. Ну и, соответственно, если есть время и возможность сделать индивидуальную тренировку с танцором по скольжению или поработать над дорожкой — не во вред основным тренировкам и основному тренировочному процессу – тогда две руки вверх, только за! 

Ледокол: Но если, скажем, требуются дополнительные занятия, то как выходишь из этой ситуации?

Артур: Массовое катание, и идем работать. Как по-другому еще?

Ледокол: Понятно. Надо работать. На самом деле ситуация с вопросами может продолжаться, продолжаться и продолжаться. Два часа мы разговариваем уже, срок довольно солидный. Наверное, на этом остановимся. Давайте поблагодарим Артура за то, что он был с нами, за то, что он приоткрыл корзину со своими секретами, все рассказал и объяснил. И будем ждать его в следующий раз.

Артур: А я буду ждать от вас приглашение и с удовольствием приму участие в беседе. На те вопросы, которые у вас еще остались, я отвечу с удовольствием.

Ледокол: На самом деле приходи и сам. Тут приглашение необязательно. Здесь не закрытый клуб, ничего элитного. Приходи в любое время. Мы здесь вообще каждое воскресенье в обязательном порядке собираемся и обсуждаем фигурное катание. Именно фигурное катание. Только о фигурном катании, а не о том, кто на кого посмотрел, кто какое платье надел и кто что написал в Инстаграм.

Сегодня с нами был Артур Гачинский – восходящая звезда (не побоюсь этого слова) на тренерском небосклоне российского фигурного катания. Молодой тренер. И это звучит гордо. Хочу пожелать здоровья, не болеть и чтобы вся эта короновирусная истерия тебя и твоих близких миновала.

Артур: На самом деле было очень интересно и приятно с вами провести эту беседу. И, конечно же, всех хочу попросить оставаться дома, соблюдать режим самоизоляции. Здоровья, удачи! Дома не ругайтесь со своими близкими, находите общий язык. И поскорее бы все это закончилось.

Ледокол: Спасибо Артуру! Спасибо всем вам.

Артур: Спасибо вам большое!

Ледокол (Марк): И на этом мы завершаем нашу трансляцию. Спасибо тем, кто активно участвовал и в чате Дискорда, и в чате Ютуба. До новых встреч! Берегите себя! Не болейте! Берегите своих близких и всем всего доброго. До свидания!

 Сообщество "Ледокол" признательно всем людям, которые помогли предоставить вашему вниманию этот текст.