19 мин.

Послушали глубокий разговор с Ниной Мозер: почему из парного катания исчезают ультра-си и что ей не нравится у дуэтов Москвиной

724

Несколько недель назад Нина Мозер объявила о возвращении к тренерской работе, а теперь дала больше интервью Василию Конову.

В нашей ленте новостей читайте высказывания Мозер о знакомстве с Григорием Родченковым, контрактной системе в фигурном катании, создании пары Волосожар-Траньков.

А ниже – воспоминания и рассуждения заслуженного тренера РФ об устройстве парного катания: из-за чего они с Тарасовой и Морозовым проиграли Олимпиаду, чем запомнилось сотрудничество с американцами, почему исчезают четвертые элементы и как должно развиваться парное катание.

Трагедия в Пхенчхане с Тарасовой и Морозовым, в чем они прибавили у Транькова и что не так у пар Москвиной

– Я помню, с каким лицом вы выходили со льда в Пхенчхане. Встреть вне соревновательной части – ощущение, что трагедия произошла.

– Для меня – да, потому что я максималист во всех стремлениях, всегда стараюсь все делать по максимуму качественно, так, чтобы была возможность победить. И когда после короткой мы вторые с минимальным отрывом от первого места, я верю в то, что у нас все получится, потому что мы готовы, у нас прекрасные прокаты – сезон давал мне понимание того, что мы можем сделать.

По крайней мере, я не ставила для себя целью золото Олимпийских игр, я понимала, что Женя дебютируют с Володей, это всегда очень сложно. Я понимала, что все корифеи собрались, они хотят встать на этот пьедестал, но была вера в то, что у нас получится. К сожалению, Женя после короткой начиталась наших прекрасных интервью, журналисты кричали, писали и говорили, что все, фактически золото у нас в кармане, и она настолько перевозбудилась, что когда она шла на старт, я увидела…

Знаете, у нас есть традиция: перед произвольной – нашатырь. Просто такое маленькое действие. Я смотрю – она нюхает эту ваточку с нашатырем как духи. Раз вдохнула, два – и никакого эффекта. И я поняла, что она перевозбуждена настолько… Только с третьего раза – а, есть, есть. И вот она вышла в таком состоянии, и разминка была кувырком. Последний стартовый, все катают, и я сама уже понимала, что что-то не так. Ну вот, к сожалению, не получилось.

А мое лицо – это еще было счастливое лицо, потому что следующие три дня я каждые два часа начинала плакать. Для меня плакать – это вообще небывалая история! Правда, там еще был один сложный разговор с человеком – как-то все это в комбинации, и для меня мир остановился, наверное, на длительный промежуток времени.

– Легко отпустили Тарасову с Морозовым?

– Дело в том, что не я их отпускала, а я ушла.

– Фактически отпустили. Могли же остаться.

– Могла остаться, но я ведь человек, который пытается вразумительно оценить не только свою ситуацию, но и ситуацию с ними. После того, как мы закончили в Японии с серебряной медалью, сели в ресторане втроем, и я сказала: «Ребята, надо меняться. Вам нужна свежая кровь, вам нужно себя немножечко в другом направлении развивать. Нельзя пользоваться тем, что мы сделали до этого, поэтому нужны перемены. Я заканчиваю». Они меня спросили тогда: «Вы вернетесь?» Я говорю: «Я пока не могу вам сказать». То есть мое возвращение не связано с ними. У них хорошо получается, пусть работают.

Было сложно, когда в первый год их совместной работы с Максимом Траньковым не все получалось и они ужасно были расстроены. Я помню чемпионат Европы в Беларуси – так получилось, что в декабре Максиму надо было уехать, у него был до этого сделан контракт, ему надо было уехать перед чемпионатом России. Он приехал, со мной разговаривал, и они вернулись к нам на каток, к чемпионату страны мы здесь готовились как раньше – Максим приезжал на чемпионат страны уже в день короткой, он был на месте. Поэтому я говорю: «Ребят, конечно, помогу, это вообще не вопрос». И к чемпионату страны они готовились.

Потом был у них чемпионат Европы, они проиграли французам – были безумно расстроены. И как-то так получилось и со стороны Максима, и они сами, и Федя Климов… Тогда с ним сидела – до сих пор помню этот стаканчик чая в белорусском дворце спорта – и говорю: «Боже, что же делать?» То есть я понимала, что ситуация сложная, и Федя говорит: «Нина Михайловна, ну еще разочек, ну давайте, ну пожалуйста, помогите». Я говорю: «Хорошо. Последний раз».

– Кто главный – Марина Зуева или Максим Траньков?

– Вообще, главная была Марина всегда, и до сегодняшнего дня, да. Но потом Максим в Японии со мной разговаривал и сказал: «Нет, я больше не хочу, не могу, не буду, я готов быть хореографом». Наверное, обстоятельства какие-то изменились в его психологии, через несколько месяцев он опять начал с ними работать. А в тот момент главной была Марина Зуева.

– Приглашение Сергей Воронова – удачный ход?

– Я думаю, что да.

– Что это дало ребятам?

– Жене – стабильность. Когда ты берешь спортсмена и начинаешь с ним работать, ты же его не знаешь. Вот я немножко прохожу эту ситуацию с молодыми ребятами, которые сейчас со мной, и вот на первом турнире я просто пыталась понять, что надо для того, чтобы они смогли сделать это.

Я, например, очень довольна, что я справилась с девочкой. У нас девочка была проблема весь сезон, и девочка у меня в порядке: я просто поняла, что надо с ней сделать. Она мне очень Женю Тарасову в этом плане напомнила – механизмы общения, контакты перед стартом очень похожи.

Если с Таней и Максимом (Волосожар и Траньков – Sports.ru) я только с Максимом была, а Стас (Морозов – Sports.ru) был с Татьяной – это одна история. Тарасова/Морозов – я с Женей была, Володя сам себя стимулировал, настраивал, то в этой паре я просто изучала, но оказалось, что мальчику тоже надо будет уделить внимание, всему научить. Поэтому приход Воронова – я слышала из уст Максима, что Воронов чувствует Женю очень хорошо. Он говорит, что она очень похожа на него. Она очень талантлива по телу, она очень талантливая спортсменка, просто иногда состояние мышечное разное. Абсолютно разные люди.

Задача тренера в парном катании – соединить абсолютно высокого, крупного парня с абсолютно хрупкой, изящной, легкой, миниатюрной девушкой, которая должна себя во всем обрекать на отказы. Вот это самое важное. Чтобы вот эти две личности в нужное время вышли и на старте все сделали.

– Они сейчас, кстати, с вами тренируются, здесь?

– Они под эгидой нашей школы, но у нас есть еще один каток – они к чемпионату мира на том катке готовятся.

– Специально сделали, чтобы не пересекаться?

– Перед чемпионатом России соединились, я так поняла, что не все так просто, поэтому решила, чтобы не было никаких… Ну а потом, Максим работает в казанской школе, Сережа Воронов тоже у нас не работает, а правила сейчас, после пандемии, достаточно жесткие. Поэтому так, наверное, спокойнее, чтобы не было возможности ни у меня, ни у них, сказать: «Вот, мешали друг другу!» То есть психологическая совместимость, они же уже в другой системе работают, и я всегда, когда смотрю, думаю, видя какие-то нюансы: «Наверное, я бы немножко по-другому сделала».

Они тоже. Я просто слышала, я как-то вышла на тренировку, и Женя что-то сорвала, и Максим говорит: «Что ты стараешься? Нина Михайловна вышла и ты решила постараться?» Я думаю: «О Боже! Нет, нельзя». Поэтому я долго думала и приняла решение: забрали одну группу сюда, она катается у нас, а они в таком спокойном режиме, как я считаю, правильном, перед чемпионатом мира готовятся на другом поле.

Да-да, я отпустила Тарасову и Морозва, они самостоятельны, но я знаю все нюансы. Год я их не видела – они очень прибавили в коньке. Это мастера высочайшего уровня. Это другой уровень катания для меня, владения коньком. Это вкусно, это интересно. Мне их короткая безумно нравится! И мне безумно эта короткая нравится. Мне кажется, каждый шаг, каждое движение соответствует самому большому притязанию на золотую медаль. Произвольную я не совсем понимаю у них, но все равно надо делать элементы… В общем, она тоже очень качественная.

То, что делают ребята Тамары Николаевны Москвиной, по амплитуде элементов шикарно, но я новизны в программах не вижу. Мне такое фигурное катание не интересно.

– Оно пресное, оно не цепляет, оно без души?

– Оно не цепляет меня абсолютно, хоть и 20 раз открывается рот в эмоциональном плане. То есть они наработаны, вычищены, все прекрасно, но души в нем я не чувствую. Есть фигурист, который выходит – он может плохо выступать, но он цепляет. И ты помнишь о нем.

– И вы про обе пары так? Или про Мишину с Галлямовым?

– Там парень неплохой, Галлямов. То есть по эмоциям да, он хорош, он такой «вкусненький». Но штучки акробатические, они такие древние, то есть они делались в 90-х парами. А вот конек… Знаете, я очень часто, когда разговариваю с федерацией, с судьями, на семинарах когда читаю – возьмите экран, уберите верх.

– Так фигурное катание – как балет. Ты смотришь на ноги.

– Вот!

– Конечно. Руки-то – это все антураж.

– А вот посмотрите на ноги. И все! Вот мне кажется, что если кто-то это сделает, то поймет, о чем я говорю: умение владеть коньком, сложнейшие переходы, повороты, взаимодействие коньковое – вот тут этого совсем нет.

Работа с американцами по скайпу: как там все устроено, почему выстрелили Шимека – Фрэйзер

– Не было страха, что после Пхенчхана вас никуда не позовут?

– Два месяца после Олимпийских игр я думала, что все, жизнь закончилась, я проиграла, есть специалисты, которые были лучше, не будет приглашений. Но через два месяца приглашения пришли практически из всех уголков земного шара, где есть серьезное парное катание.

– Почему тогда США?

– Не надо было переезжать – это было мое условие. Я не хотела.

– То есть достаточно удаленной работы по скайпу?

– Да. И буквально несколько приездов перед какими-то знаменательными стартами, чемпионатом страны. И потом, это же не контрактная история. Это такое согласование, что я помогаю, консультирую. Это меня больше всего устраивало.

– Вы работали в двух штатах?

– Нет. После того, как меня пригласили после сочинской Олимпиады, и я регулярно в мае-месяце проводила кэмпы ISU, а это все страны мира, наверное, года через два или три меня попросила американская федерация приехать в июне и на неделю у них провести такой кэмп.

Когда я туда приехала, там оказалось 56 американских имен, которые я учила три дня – мне было сложно: если мы делим, 28 или 29 американских пар. Я просто обалдела от количества! Но уровень спортсменов был от первых номеров сборной до совсем детишек. Я просто не поняла, что такое может быть. Я безумно устала на том первом сборе, потому что американцы умеют из себя вытряхивать.

На следующий год я условие поставила, что делаю расписание я. В конечном итоге это пришло в какую-то норму, и это уже комфортный сбор был.

Я помню первый момент на сборе: в одной из групп катался фигурист, необычный в плане поведения. Независимый. Ему все позволено, сам себе он разрешает все. Он европеец. Там вообще так интересно – азиаты, европейцы, американцы разной национальности. И в какой-то момент – первая тренировка, я провожу ОФП, стою жду группу, чтобы познакомиться, и вдруг мимо меня пролетает тело человека, исполняющего сальто! Плюхается: «Здравствуй!» И представляется. Я говорю: «Ну, здравствуй».

Они могли опоздать, потому что привыкли так делать, как они хотят; они могли жевать что-то, когда уже начинается тренировка. Сейчас никто не жует, никто не опаздывает. Есть система. И когда на следующий год федерация приехала на сбор (они контролируют), они не поверили, что это происходит, то есть все работали как часы. Это дало некий эффект, потому что появилась система.

Когда я первый раз приехала на национальный чемпионат, поразилась организации – на уровне чемпионата мира, а может быть, даже где-то более качественно.

– Результат у вас, насколько я понимаю, есть, потому что три пары, которые вы консультировали, заняли три первых места сейчас.

– Да.

– Расскажите о чемпионах (Алекса Шимека и Брендом Фрэйзер – Sports.ru). Как взяться за руки за 10 месяцев до старта и первым номером поехать на чемпионат мира теперь?

– Я не хочу ничего сравнивать, но когда я увидела первую тренировку (они мне сразу же ее прислали), у меня было такое дежа вю. То есть соединились два опытных спортсмена. Они взялись за руки и начали кататься, и я увидела в них свою же историю многолетней давности, и мне стало интересно.

Для меня есть некий ориентир – мое состояние, когда мне интересно. В театре, в спорте, в музее, или когда я смотрю интересную для меня картину в галерее – я чувствую, что у меня кожа начинает шевелиться, возникает ощущение одухотворенности. И вот когда они соединились, я почувствовала это.

Это вызов. То есть мне стало интересно, как быстро это можно сделать. Это же все на удаленке, я не каждый день с ними работаю. Повторюсь – я не постоянно действующий тренер, у них есть потрясающие специалисты. Я консультант два раза в неделю. Наверное, этого достаточно.

– Ну как можно за 10 месяцев дойти до первого места?

– Желание. Безумное, неудержное желание! Соединение двух людей, которые изменили свои жизненные, бытовые условия: парень расстался с девушкой, супруг Алексы стал тренером. Я же говорю, дежа вю (тут, очевидно, отсылка к истории Волосожар и Транькова – Sports.ru).

Волосожар и Траньков: история любви, которую они наконец рассказали

Они трудятся, они анализируют. Были моменты: подкрут, выбросы – вот в эти вещи мы корректировки вносили, в первое время это действительно было активно. Поддержки они и сами прекрасно делали. У них фантастические тренеры Дженни и Тод, знаменитая американская пара. Потрясающие люди! С ними настолько приятно и комфортно работать, общаться, и они прислушиваются. Очень много специалистов, которые качают головой и потом делают по-своему. А они прислушиваются.

Когда я проводила у них семинары, это не было только практической тренерской работой, это еще была теоретическая. У них этого нет. В нашей стране нас учат профессионально, то есть люди, которые хотят научиться, могут получить знания и теоретические, и практические. Опыт, который у меня был… Я вдруг услышала и увидела, как люди меня расспрашивают о профессиональных вещах. Это так здорово!

Я потом у нас тренерские семинары тоже проводила, – ну, это не уровень сборной. У нас в сборной все великие специалисты, а я просто с молодежью, с тренерским штабом разных городов – и там люди тоже задавали мне вопросы. И я делюсь с ними, потому что те вещи, которые мне в свое время передавал Петр Петрович Орлов, тренер Жуков и Протопопова/Белоусовой; моя мама, воспитанница СЮПа – тоже то, что я слышала от нее, это было очень важно; Михаил Михайлович Дрей, Валерий Иванович Рогов, очень много специалистов – они аккумулировались.

Я помню, в молодости, когда я начинала работать, Петр Петрович Орлов мне говорил какие-то вещи, я стояла и думала: «Боже мой, совсем уже в возрасте человек что-то говорит, это вообще неприемлемо». Парадокс в том, что через 10 лет я приходила к этому сама. Ну как сама – он мне дал эту информацию, она глубоко в сознании осталась, и вдруг я поняла, что это очень важно. А он учился еще до революции у австрийских основателей фигурного катания, у австрийских фигуристов, ездил туда. Это важно передавать.

Я слышала историю на одном из семинаров в Америке, когда училась. Я услышала, как человек рассказывает, как делать какой-то элемент. Потом подошла и говорю: «А почему?» И слышу в ответ: «Это же мой бизнес. Если я буду рассказывать, все начнут это делать». Я думаю: «О, как интересно!» А я с удовольствием делюсь, потому что мне нравится, когда все хорошо катаются, когда соревнование становится соревнованием, а не соревнованием ошибок и некачественного катания.

В чем опасность парного катания и куда ему нужно развиваться

– У меня вообще ощущение, что фигурное катание до Пхенчхана, включая постолимпийский чемпионат мира, и все, что после – это вообще два разных фигурных катания в нашей стране.

– Да, к сожалению. И не только фигурное катание, это всех видов спорта коснулось.

У нас перестали думать о молодежи, как ни странно это звучит. Пока мы живем еще на остатках и на энтузиазме специалистов, профессионалов, потому что хороший тренер не позволяет себе работать плохо. Он или не работает и идет на подкатки, просто зарабатывает деньги, или же, если встает у борта, то будет пахать – и не за деньги, а чтобы сделать результат. Вот в этом везение нашего спортивного руководства, потому что профессионал работает хорошо.

– Вы сейчас возвращаетесь в парное фигурное катание. Что изменилось по сравнению с 2018 годом? Вы видите прогресс вашего вида?

– Вы имеете в виду технический?

– Вообще. Технический, артистизм – все вместе.

– Нет. В кардинальном масштабе, наверное, ничего не изменилось.

– Как тогда виду двигаться вперед? Чем привлечь аудиторию?

– Индивидуальные спортсмены, профессионализм специалистов, интересная постановка, качество элементов.

– Четверные прыжки, четверные выбросы.

– У нас никто уже не делает четверные выбросы и четверные подкруты, потому что правила, по которым мы работаем, очень большие требования предъявляют к выездам, к элементам, к докрутам. И риск становится неоправданным.

Когда все полезли за сложностью, Наташа Забияко – отчаянная девчонка – на этом катке пошла. Мы учили кауфман три с половиной оборота – скорость была большой, она чуть-чуть недокрутила и очень сильно упала, в отхлесте на скорости головой ударилась о каток. Я до сих пор помню каждую секунду того падения. И не только падения, а что происходило дальше. Как долго ехала «скорая». Как когда она ударилась, мы подъехали к ней, у нее из уха текла кровь, и мы не понимали, откуда эта кровь и что происходит. И как ее унесли в медпункт, как она лежала, и видно было, что ей становится чуть хуже.

Когда ее уже в «скорую помощь» грузили, мы кричим ей: «Наташка, мы с тобой!». А она выбросила пальцы и сказала: «Я вернусь». И мне было страшно.

А на следующий день пришли на лед, и Ксения Столбова ехала на четверной выброс сальховский, и я поняла, что со мной творится что-то невероятное. Из глаз у меня текли слезы, у меня онемели ноги, тряслись руки, и я стояла и говорила: «Не надо, не надо туда ехать, не надо заходить на этот элемент». То есть мне было страшно, потому что, накануне видя то, ты понимаешь, с чем мы сталкиваемся.

Не в тот момент, но через день она упала и сильно травмировала ногу, мы тоже не катались. На семинаре ISU того года, который в Сочи был, я говорю: «Нельзя превращать это в трагедию». Когда одиночник прыгает четверной, он управляет своим телом, а когда два человека идут на элемент, там уже даже страх партнера появляется, потому что он должен выбросить правильно. А докрутит она, не докрутит? Попадет конек на докруте – и тогда человек выкатывается; а если не докручивается, то падение.

Просто когда ты это видишь, ты становишься человеком, которому плохо от одной мысли, что ты должен делать. И тогда стали обсуждать опасность, нужность этих элементов. А когда стоимость этих элементов превратилась в ничто, когда хорошо, качественно сделанный трехоборотный элемент и с ошибками сделанный четверной сравнялись, то все ушли от четверных. Сейчас никто не делает ничего четверного в парном катании. Одиночники – да, но тут один человек отвечает сам за себя.

«Она лежала без сознания, я был очень напуган». Падение Татьяны Тотьмяниной на Гран-при, которое чуть не сломало ей карьеру

– Превращение фигурного катания в шоу-бизнес. Как вам все происходящее в последнее время?

– Мне не нравится. Шоу-бизнес – это отдельная история, и она должна быть, должна существовать.

– Но это же популяризация.

– Может быть, но есть спортивный результат, правильно? А спортивный результат – это сугубо спорт, а не шоу-бизнес. Невозможно, не работая профессионально со спортсменом, сделать результат. Шоу не поможет. Для меня это несостыковка полнейшая. Сначала результат, потом шоу-бизнес, не может быть наоборот.

Давайте подождем, что будет после Олимпийских игр – изменятся правила и, может быть, у нас уже законно будет одна программа – шоу, а вторая – техническая. Фигурное катание куда-то пойдет, оно не может оставаться вот таким. Об этом я часто разговариваю и с техкомом ISU, со специалистами, потому что надо развиваться. Но не за счет шоу-бизнеса.

– Но усложнять же уже некуда! Ну куда, они там по три четверных прыгают.

– Да. Так вот, мне кажется, дело не в усложнении, а дело в изменении правил.

– Все-таки нужно вводить возрастной ценз?

– Это вообще не связано с тем, что я говорю. Понимаете, форматы соревнований могут быть другие. То есть можно по-другому оценивать, можно расставлять разные критерии, можно одни соревнования по одной системе проводить, вторые – по другой, чтобы развивать людей. Просто надо думать, надо хотеть поменять, а когда люди возрастные, как говорится, управляют ситуацией, то особо-то можно и не дождаться изменений.

Я, вернувшись тренером, буду соответствовать требованиям, которые предъявляет ISU к спортсменам, которые должны выполнять программы с таким-то количеством элементов, в таком-то режиме, в такое время должны уложиться. Я буду жить по этим правилам. Другое дело, что я попытаюсь интересными постановками, связками, переходами, новыми вещами разнообразить то фигурное катание, которым я хочу заниматься.

Фото: РИА Новости/Александр Вильф, Владимир Песня, Александр Гальперин, Артур Лебедев; Gettyimages.ru/Jamie Squire, David Ramos; globallookpress.com/SCS/Soenar Chamid

logoНина Мозер
logoБрендон Фрэйзер
logoТатьяна Волосожар
logoМаксим Траньков
logoТатьяна Тарасова
logoсборная России
logoпары
logoНаталья Забияко
logoМарина Зуева
logoВладимир Морозов
logoАлекса Книрим (Шимека)