21 мин.

Неизвестные детали той самой победы Легкова в Сочи: работал с экстрасенсом и случайно остался без телефона на месяц

Карьера лыжника Александра Легкова – сюжет для спортивной драмы с хэппи-эндом.

Годы невезения, потом волевое решение уйти из сборной России и тренироваться отдельно, скепсис и противодействие чиновников, и наконец – большая победа. Что может быть прекраснее золота в марафоне в заключительный день домашней Олимпиады-2014, а потом награждения на стадионе во время церемонии закрытия?

Эту гонку и эти кадры помнит вся страна. Вслед за Легковым финишировали еще двое наших – Максим Вылегжанин и Илья Черноусов, но согласитесь: болелось в тот день именно за Александра.

Легков прошел через множество испытаний, в том числе и через обвинения в допинге. Но сохранил не только олимпийскую победу, но и лицо главного лыжника поколения. Он никогда не считался доминатором в мире (хотя выиграл Олимпиаду и многодневку «Тур де Ски»), но стал лицом своего спорта. Открытый, душевный, не стесняющийся эмоций.

Легков закончил по-серьезному бегать уже 5 лет назад, но и в послеспортивной жизни максимально востребован. Общественная деятельность, мотивационные выступления и работа в эфире с очевидным прогрессом – так выглядит его жизнь сейчас.  

Мы встретились с Александром для сериала «100 лучших спортсменов в истории России» (выбирают редакция и пользователи, конец голосования – 31 марта в 23:59 по московскому времени).

Легков – самый невезучий лыжник. Падал и ломал палки, бежал со сломанным носом, а запал в душу народу благодаря интервью после поражения

Вплоть до успеха в Сочи Легков был знаменит невезучестью.

В карьере полный набор обидных случайностей: сломанные палки, падения на финишных километрах, разные бытовые неприятности. Он брал медали со сломанным носом и даже на многодневке «Тур де Ски», уверенно лидируя, умудрился перепутать трассу. Правда, его быстро направили болельщики.

В 2007-м в Саппоро, на первом чемпионате мира, во время коронной для Легкова коньковой разделки пошел сильный снег. Те, кто успели пробежать до, оказались в заведомо выигрышных условиях. Победил биатлонист Ларс Бергер, серебро взял белорус Леонид Корниенко. Никто из них ни до, ни после не добивался в лыжах заметных результатов.

Легков, пробиваясь через снегопад, остался 6-м. А потом в микст-зоне откровенно сказал: «Медали сегодня взяли не те».

– Что ты имел тогда в виду? – спросили мы Легкова.

– Я не говорил, что Бергер или Корниенко недостаточно сильные спортсмены, это не так. И например, немец Тобиас Ангерер, который стартовал после меня, несмотря на снегопад, заехал в призы. Так о каком невезении мы говорим?

Если бы не снег, я тоже, скорее всего, был бы с медалью – это объективно. Но счастье привалило белорусу.

– На будущий сезон вы с Евгением Дементьевым попали в аварию по дороге в «Домодедово», откуда должны были улетать на очередной этап Кубка мира. У всех все нормально, у тебя – сломан нос.

– И я с этим сломанным носом на этапе Кубка мира в Ля Клуза, куда мы летели, занял 3-е место. Правда, потом, когда адреналин прошел, мне стало очень сложно. Но на эмоциях вышел и выступил.

– Ты наверняка сто раз задумывался о невезении и пытался как-то себе объяснить, что происходит.

– Ну а что тут скажешь? Повторял себе, что после поражений всегда бывают победы. Но конечно, было непросто.

Я сейчас на мотивационных встречах часто говорю, что самое сложное – сделать первый шаг. Проходит день-два после поражения, и ты забываешь, погружаешься в тренировки, настраиваешься на следующую гонку...

– Разве всякое поражение можно вот так за пару дней забыть?

– Когда ты продолжаешь заниматься любимым делом, оно уводит от плохих мыслей. Не так, что ты совсем о плохом не помнишь, но ты не зависаешь на этих моментах. Скорее начинаешь переживать о будущем: как сделать так, чтобы плохое не повторилось.

***

Важное уточнение от редакции, если вдруг кто не в курсе контекста: 4-е место Легкова в дуатлоне на Олимпиаде-2010 в Ванкувере – одна из главных наших спортивных трагедий. Александр возглавил погоню за оторвавшимся Юханом Ольссоном. Шведа догнали, однако Легкову не хватило сил на финише, и отсидевшиеся за спиной соперники разыграли медали. После финиша Легков плакал и просил прощения у болельщиков.

То самое интервью из 2010-го (увы, качество только такое):

Возвращаемся к разговору с Александром.

***

– 4-е место на скиатлоне в Ванкувере, твои слезы в прямом эфире после финиша... Самый ужасный момент карьеры?

– Нет, сейчас абсолютно спокойно об этом вспоминаю. Там получилось так: на «Красногорской лыжне» в декабре я немного простудился, но продолжал бегать, так как не хотел потерять форму. В итоге загнал себя в тупик: постоянно сопли, как ни сморкайся – все заложено, плохо слышал.

Объективно, в таком состоянии сложно было рассчитывать на медаль. После Ванкувера мне поставили диагноз – хронический трахеит. В скиатлоне я даже не из-за тактики проиграл, просто сил не хватило на финише.

– Ты всегда выходил к журналистам даже после самых неудачных гонок, не стеснялся эмоций, просил прощения у болельщиков в прямом эфире. Неужели не было желания в такой момент скрыться от камер и сказать «без комментариев»?

– Мне кажется, это элементарное уважение: к журналистам, к болельщикам, которым интересно, что со мной произошло... Люди, которые за меня переживали, имеют право знать, что не получилось.

Я до сих пор иногда думаю, что, может, не стоит так открыто обо всем рассказывать. Все же разные: кто-то потом пишет гадости или обижается на меня. Прекрасно понимаю спортсменов, которые не хотят давать интервью: ты душу вывернешь, а потом получишь кучу хейта.

Но я все-таки думаю, что если ты сам уважаешь людей, то и в ответ получишь уважение.

«Нам вставляли палки в колеса». Легков ушел из сборной к иностранцам, а Вяльбе это не понравилось

Легков первым из наших покинул сборную ради автономной подготовки – еще тогда, когда это не было в тренде. Сразу после Ванкувера он ушел от Юрия Бородавко и создал группу с иностранными тренерами.

У Бородавко тогда начались непростые времена: вскоре получил дисквалификацию его лучший (на тот момент) ученик, олимпийский чемпион-2006 Евгений Дементьев, а тренера отстранили от работы со сборной. При этом новый президент федерации Елена Вяльбе выступила резко против демарша Легкова. Вплоть до того, что Александр просил помощь у министра спорта Виталия Мутко – лишь бы стихийно собранную группу не прикрыли.

Результат в Сочи пришел, время всех рассудило и помирило. Бородавко вернулся в сборную с новыми учениками (Большунов, Спицов, Червоткин, Непряева), Дементьев руководит лыжами в родном ХМАО, Легков доказал правильность выбранного пути и восстановил отношения с Вяльбе.

Но на это ушло почти десятилетие.

– В начале карьеры ты называл себя младшим братом Евгения Дементьева. Откуда пошла ваша дружба?

– На всероссийских соревнованиях по юношам я занимал в коньке 20-е места, в классике – еще ниже. А Дементьев всегда выигрывал и был лидером в своем возрасте.

Потом, когда мы встретились уже в сборной, Джон стал для меня примером. Он больше всех тренировался, буквально как умалишенный. Я старался не отставать, мечтал когда-нибудь его обыграть. Постепенно стали вместе жить в номере, больше общаться.

На Олимпиаде в Турине, ночью после его победы, когда Джон уже заснул, я долго сидел и смотрел на него. А потом сказал вслух: «Я тебе обещаю, я буду таким же, как ты».

– После допинговой истории с Дементьевым ты ушел из группы Юрия Бородавко и начал поиск иностранного тренера.

– Это никак не связано с дисквалификацией. После 4-го места в Ванкувере я летел домой с очень грустными мыслями. В самолете поговорил с Виталием Леонтьевичем Мутко, он сказал: «Смотри, есть пример Ивана Скобрева: стал тренироваться с иностранцами, и все получилось. Ищи тренера, я тебе разрешаю работать с кем угодно».

Я очень ухватился за эту мысль. Мы уже были знакомы с Изабель (немка Кнауте, будущий физиотерапевт группы – Sports.ru), предложил Илюхе Черноусову – он тоже согласился.

– Но Елена Вяльбе была резко против.

– Мне кажется, ее убедили только наши результаты. Были разногласия, многим не нравилось, что мы вышли из команды. Нас за глаза называли райской группой – вроде как потому, что у нас лучшие условия. Потом, видимо, Мутко уже сказал нас не трогать. Сам слышал его слова: оставьте их в покое, будем разбираться после Сочи.

Это было наполовину в шутку. Вот интересно, если бы что-то не получилось, как они стали бы с нами разбираться? Но эти слова все равно очень меня мотивировали.

– Ты не обижаешься на Вяльбе за то, что она тебя тогда не поняла и активно мешала вашей работе?

– Они с Юрием Анатольевичем Чарковским (менеджер команды – Sports.ru) говорят, что ругали меня специально, чтобы взбодрить. Тогда, конечно, я очень это переживал. Зачем говорить в прессе какие-то абсолютно неприемлемые для меня вещи, каждый раз дергать? Я злился, бесился, но в конечном счете, они, может, и были правы. Все пошло на пользу.

Сейчас понимаю, что Елена Валерьевна на самом деле к спортсменам относится как к собственным детям. Может где-то быть жесткой, не понимать каких-то решений – но она всегда искренна. Ты можешь ей позвонить в любой момент и по любому вопросу, даже не связанному со спортом, и она поможет.

Сейчас мы прекрасно общаемся, никаких проблем.

– Ты сразу поверил в методику иностранцев? Не страшно было вот так идти против федерации, опираясь только на Мутко – а вдруг бы действительно не получилось?

– Я поверил, потому что увидел план, и там тренировки логично вытекали одна из другой. Условно, если утром тренировка с акцентом на ноги, то вечером будет – на руки, либо спокойная восстановительная. Нет такого, что утром скакали с жилетами, вечером – снова силовая на ноги...

Бородавко дал мне сумасшедшую базу, после которой перетренировать меня уже было в принципе невозможно. Он тоже часто говорил: «Сань, поспокойней!» – но я его не слышал. А вот европейцев – услышал.

Все системы хороши по-своему, у ребят Юрия Викторовича шикарные результаты. Но мне после 9 лет с ним нужен был глоток свежего воздуха. И его дали мне новые тренеры. Они говорили о мелочах, о нюансах, о которых я раньше и не задумывался.

– При этом Маркус Крамер же целый сезон тренировал тебя тайно, ты его имени даже в прессе не называл.

– Главным коммуникатором в нашей мини-команде была Изабель. Маркус в тот момент тренировал юниорскую сборную Германии. Мы были немного знакомы, ему было интересно со мной поработать. Он согласился писать план – с условием, что мы нигде не будем упоминать его имени.

Потом мы поняли, что какое-то имя тренера все равно придется озвучивать. Изабель – физиотерапевт, и хотя она все понимала в тренировках, нужен был еще человек, чтоб бежал рядом со мной, следил, что-то корректировал. Так нашли Рето Бургермайстера. В таком составе и пошли дальше.

– Какой была роль Черноусова в команде? Твой спарринг-партнер?

– Спарринг нужен всем, но с Ильей мы договаривались вместе тренироваться как с отдельным, самостоятельным спортсменом. Он посмотрел план, ему понравилось, и так мы решили вместе работать. Тем более мы дружили, даже отдыхать порой ездили вместе.

Но потом Илюха стал постепенно отходить в сторону. Я был лидером – по крайней мере, внутри себя так считал – а ему с этим, наверное, было не очень комфортно. Ближе к Сочи он стал все больше тренироваться отдельно. Но мне тогда уже было неважно, я четко шел к своей цели и ни о ком не думал. Только о себе.

– Сейчас вы общаетесь?

– Мы на связи. Переписываемся, иногда голосом созваниваемся, поздравляли друг друга с 23 февраля. С его родным братом Алексеем мы вместе катались во время «Чемпионских высот» в Малиновке. Никаких проблем между нами нет, мы хорошие товарищи.

«Гуру предсказал, что мой день в Сочи – 23 февраля. И именно в этот день я выиграл гонку»

Игры в Сочи – пик карьеры Легкова, словно вся его лыжная жизнь в миниатюре.

Сначала – неудача и 11-е место в скиатлоне, потом – серебро в эстафете, и наконец, когда оставался последний шанс – победа в заключительной гонке, марафоне.

– И вот домашняя Олимпиада в Сочи, первая гонка – и ты занимаешь в ней 11-е место. Словно насмешка судьбы? 

– Самым сложным было после гонки выйти в микст-зону и сказать, что все нормально, все по плану. Про себя я думал: как же плохо, что главный турнир снова начинается с неудачи. А еще вспоминал один момент, о котором еще никому не рассказывал.

Летом перед Олимпиадой Изабель меня познакомила в Оберстдорфе с человеком, она называла его гуру. По профессии он дантист, но занимался восточными практиками. У меня тогда болели колени, она сказала: «Сходи к нему, все пройдет». Я думаю: что за ерунда, никто за пять минут колени не вылечит. Но в какой-то из дней вместо послеобеденного сна она меня убедила съездить вместе.

С коленями он, конечно, не помог, но все равно меня поразил. Например, как бы крепко я ни сжимал пальцы, он легко раздвигал их, если я говорил неправду.

Мы стали немного общаться, и за месяц до Олимпиады я приехал еще раз. Он распечатал фотографии всех лидеров лыжных гонок, разложил на столе: «Своди пальцы и говори, кто для тебя соперник в Сочи». Я прошелся по каждому, и каждый раз он легко раздвигал руку. «Получается, у меня вообще соперников нет?» – «Ну, ты сам видишь».

Про скиатлон он сказал, что за километр до финиша нужно быть очень внимательным. Там так и получилось: перед последним подъемом я немного потерял концентрацию, ушел в сторону – и мне сломали палку. А еще он сказал, что мой день, когда все должно сложиться – это 23 февраля. И именно 23 февраля я выиграл гонку.

– Фантастика.

– Понимаю, звучит как сказка, но Изабель свидетель.

Еще на той самой встрече перед Олимпиадой он попросил, чтобы я выключил телефон и больше его не включал до конца Олимпиады. Я отказался наотрез, это же целый месяц без телефона. Изабель начала ругаться, настаивать, а он сказал: «Тогда пообещай мне, что если будет какой-то знак насчет телефона – ты ему последуешь». Ну, пообещал.

И вот мы с Изабель едем на машине обратно в Давос, и вдруг мой телефон перестает ловить сеть. Хороший, новый айфон «пятерка», который я только недавно купил! Пытаюсь его подключить через компьютер, перезагружаю, и в какой-то момент он больше не включается. Уже после Олимпиады Рето отвезет его в AppStore и ему поменяют аппарат, так как мой не подлежал ремонту!

Изабель тогда сказала: «Ну что, Саш, разве это не знак?» Так я и остался без телефона до самой Олимпиады. Ни с кем не общался, только уже в Сочи получил, как и все остальные спортсмены, аппарат от спонсора Игр и использовал его для связи с Изабель и Рето.

– Ты говорил, что после неудачной стартовой гонки в Сочи не хотел бежать олимпийскую эстафету. Звучит неправдоподобно: как можно не хотеть стартовать в эстафете, где почти гарантирована медаль?

– А если я подведу команду? Всю ночь перед стартом я не мог заснуть. Накануне было собрание, пообщался с руководством команды, очень сильно себя накрутил в голове...

В 6:30, так и не уснув ни на минуту, я принял холодный душ и позвонил Изабель с Рето: «Я не могу бежать, потому что всю ночь не спал». Они буквально покрутили пальцем у виска, велели собраться и не придумывать ничего. В глубине души я и сам понимал, что уже поздно.

Наверное, поэтому я в гонке и вел себя чересчур осторожно. Не был уверен в себе, не включился на круг раньше, чтобы догнать шведа. Хотя сейчас уже понимаю, что мог бы это сделать.

Но даже так, медаль стала для меня огромным счастьем. Положил ее в тумбочку и стал кайфовать от жизни. Перед полтинником уже спал как младенец, вышел на старт с улыбкой.

– Самое яркое воспоминание от торжеств после твоей победы?

– Что было на олимпийском стадионе, когда меня награждали – толком не помню, все как в тумане. Помню, как просыпаюсь в Давосе, куда мы отправились сразу из Сочи, заходит Изабель и говорит: «Вставай, олимпийский чемпион!»

А потом мы вместе катались с Дарио Колоньей, оба такие счастливые: у него – три олимпийских победы, у меня – одна.

– Что у тебя творилось в душе, когда эту победу попытались отобрать? Помню, ты пришел на пресс-конференцию с огромной папкой допинг-тестов чуть не за всю твою карьеру.

– Поначалу мне казалось, что это первоапрельский розыгрыш. Какие-то «дюшесы», «чивасы», я вообще не понимал, о чем речь. Постепенно это переросло в очень тяжелую для меня историю.

Переживал сильно, был постоянно на связи с адвокатом, старался вникать во все документы. Телефон разряжался от звонков за полтора часа, даже если я не брал трубки. Постепенно на незнакомые номера отвечать перестал, но при этом не стал менять номер. Наверное, это была какая-то форма мазохизма.

Чтобы хоть как-то отвлекаться, я выходил бегать. В час-два ночи, раньше не получалось. Это было как в игре: город засыпает, просыпается мафия... С тех пор я полюбил ночные пробежки. Сейчас тоже запросто могу ночью после работы выйти потренироваться. Сразу голова свежая, и спишь потом как младенец.

– Если бы не эта история, ты бы взял медаль на Играх-2018 в Пхенчхане?

– Готов я был хорошо. Весной, после слушаний в Спортивном арбитражном суде взял себя в руки и стал тренироваться по полной. По всем тестам мои показатели были даже выше, чем перед Сочи.

Но когда в ноябре нас уже конкретно закрыли, у меня руки опустились. Смысл себя заставлять и на что-то надеяться, если раз за разом тебя обламывают?

Легков до сих пор тренируется каждый день. «Не могу жить без ощущения мышечной усталости»

Легков никогда не жил иллюзией, что его должны любить за прошлые заслуги. В послеспортивной жизни он – депутат Мособлдумы и телекомментатор. Причем за трансляции с его участием традиционно бьются «Матч ТВ» и Первый – скажем, в прошлом сезоне Легков успел поработать на обе платформы.

Самое яркое впечатление от его приезда в олимпийский Пекин – стремление тренироваться. На улице 20-градусный мороз и пронизывающий ветер, ежедневные эфиры, при этом Александра интересовало: «А где тут можно покататься на лыжах?»

В прошлом году Легков выиграл любительский забег в гору на многодневке «Тур де Ски».

– Ты всегда в идеальной форме, словно только что с лыжни. У тебя были во взрослой жизни периоды, когда бы ты не тренировался?

– Я всегда тренируюсь. После работы, после комментирования, как бы ни складывался день – я прихожу домой, переодеваюсь и иду тренироваться. Могу побегать или сделать силовую, лыжи, плавание, хоккей – что угодно. Но даже день прожить без ощущения мышечной усталости мне сложно.

Пусть пафосно, но лыжи – это действительно любовь всей моей жизни. Никакие поражения или суды этого не изменят. Треть своей жизни я отдал этому спорту, и он останется со мной навсегда. Пока я смогу двигаться – я буду тренироваться.

– В Пересвете есть спортивный отель твоего имени. Я помню Пересвет до его появления – довольно депрессивный промышленный город. Теперь там местные дети катаются, у жителей появились рабочие места, приезжают спортсмены со всей Москвы и области. Как все было и каково в этом твое личное участие?

– Это начиналось еще до Олимпиады в Сочи, в тот год, когда я выиграл «Тур де Ски». Мой друг Женя Угольников попросил приехать в Пересвет наградить детей. До того я там даже ни разу не был.

Весной после сезона я уже был очень уставший, но Женя уговорил. Я был в шоке: вокруг буквально ничего нет, но при этом – идеальная трасса. Познакомился там с Андреем Волынцом, который подарил им ратрак, посмотрели вместе мои гонки, обменялись телефонами. Потихоньку стали общаться, и в какой-то момент он предложил неофициально назвать центр моим именем. Я этого сначала стеснялся, говорил: «Я же еще ничего в этой жизни не выиграл» – «Выиграешь!»

Ну, в общем так и случилось. Комплекс стал быстро развиваться, я помогал чем мог – приезжал на планерки, подсказывал по поводу трассы, смотрел, как строятся объекты. Все появилось на моих глазах. И постепенно Пересвет стал для меня местом силы. Я очень часто там бываю, в том числе и с семьей, там хранятся мои олимпийские медали.

– В последние годы ты очень интересно комментируешь лыжные гонки. Для тебя это хобби или, возможно, будущая профессия?

 – Пока я больше эксперт, чем комментатор. Комментировать гонки – отдельная непростая работа, ей нужно учиться, и лучше бы до того, как сесть за микрофон. Сейчас мне приходится все постигать в экстренном порядке. Я максималист и сам вижу, что пока много недочетов: и по качеству речи, и по содержанию.

Тут важно соблюдать баланс: не погружаться слишком в детали, но и подмечать нюансы, которые обычные зрители не увидят.

К каждой гонке я готовлюсь, особенно если это соревнования в Малиновке, а не чемпионат мира или Олимпиада. Понятно, что я могу сходу рассказать про Сашу Большунова или Сергея Устюгова, но есть и молодые спортсмены, или которые бегают только в России – про них я знаю не так много.

Или про того же Большунова – невозможно каждый день говорить одно и то же, все равно нужно добавлять новые детали. Так что я общаюсь с людьми, изучаю статистику, порой перед гонкой по 5-6 листов исписываю.

Но все равно для меня комментаторство – это хобби. Работа у меня другая – депутатом в Московской областной думе.

– Ты не сомневался перед тем, как пойти в депутаты? В народе депутатов-спортсменов не сильно любят.

– На самом деле, это прям мое – общаться с людьми и помогать им. Я не кабинетный чиновник. Понятно, что есть пленарные заседания, но в остальном – езжу по своему району и стараюсь решать вопросы. Каждый раз это стресс, привыкнуть невозможно. Когда вижу, например, детей с ограниченными возможностями – сердце замирает.

Это, по сути, такой же спорт: постоянные переезды, ты борешься, в чем-то побеждаешь, в чем-то проигрываешь...

– Олимпийское золото, семья, востребованность в послеспортивной жизни. Ты можешь назвать себя абсолютно счастливым человеком?

– У меня точно такого чувства нет. Наоборот, постоянно переживаю, что где-то недоработал, можно было лучше. Столько дел, что порой забываешь лишний раз порадоваться или улыбнуться. Больно, что не получается больше времени уделять семье. Хотя, наверное, это у всех так.

Я не жалуюсь, конечно, объективно все хорошо. Я бы очень хотел назвать себя абсолютно счастливым человеком – но пока не могу.

«Медаль – не повод считать, что государство тебе чем-то обязано». Манифест Легкова против ранней пенсии в спорте

На Sports.ru – выборы 100 лучших спортсменов в истории России. Вы за кого?

Фото: Gettyimages.ru/Ryan Pierse, Clive Mason, Agence Zoom, Ezra Shaw; РИА Новости/Илья Питалев, Александр Вильф; instagram.com/alexanderlegkov; peresvethotel.ru; instagram.com/neroli_tati; East News/TORU YAMANAKA / AFP