21 мин.

Вика_Мельбурн.doc

143

На недавно завершившимся  Australian Open впервые работал белорусский журналист - корреспондент самого авторитетного и популярного спортивного издания "Прессбол". Андрей Вашкевич с головой окунулся в атмосферу большого тенниса и порадовал читателей рядом интереснейших материалом из Мельбурна. Но главное задание редакции было взять эксклюзивное интервью у Виктории Азаренко. Что из этого получилось, читайте в очередном материале прессболовца.

Сообщение для журналистов: Виктория Азаренко не дает эксклюзивных интервью

На улице была жара. Контролер аккредитаций наверху, на ступенях, ведущих от арены имени Рода Лэйвера вниз, в пресс-центр, страдал под синим зонтиком. Внизу, у двери зала работы СМИ, под дулом кондиционеров индевел второй.

Перед Стивенс

Я включил компьютер и открыл почту. Письмо от Колина: “Хай, хау а ю? Как там интервью с Викой? Получается? Ты написал Элоиз?”

Колин Бэнкс работал у нас на Лиге чемпионов. У него много фрилансов на топ-турнирах, включая немалое количество теннисных. Он работал в медиа-команде “Australian Open” несколько раз и подсказал адрес Элоиз Тайсон — человека, отвечающего в ВТА за обработку запросов на интервью Азаренко. Элоиз ответила, что переправила запрос агентам Вики.

“В любом случае на всех турнирах “Большого шлема” Азаренко обязана прийти на пресс-конференцию независимо от результата. Не факт, что будет много народу. Даже когда Вика была в тройке, журналистов полный зал не собирался. Просто каждое утро перед ее матчами заполняй запрос на интервью. Может, что и получится”, — учил меня жизни Колин.

Я взял бланк заявки — распечатанный на цветном принтере листок А4 с эмблемой “Australian Open” — и заполнил. Заявка на: VIKTORIA AZARENKA. В случае: WIN OR LOSE (то есть независимо от результата). Имя: ANDREI VASHKEVICH. WRITTEN PRESS (пишущая пресса). Организация: PRESSBALL. Номер рабочего места — 83. У каждого журналиста — индивидуальный столик с ящиком на замке, экраном, мышкой к этому экрану, наушниками и разветвителем на четыре австралийские розетки.

Тип интервью: one-on-one или пресс-конференция. Тип one-on-one: выбор из послематчевого интервью и feature. Точно не пост-матч. Значит, пусть будет фича. “Детали”. Я подумал и написал “about life”. Длительность… Лучше ничего не писать. По крайней мере у нее не будет возможности сказать: договаривались же только на двадцать минут.

Я встал, дошел до “Communication Desk” и передал дежурившим там ребятам. “А вы прямо из Беларуси или где-то здесь живете?” — спросил меня человек в очках и клетчатой рубашке. “Из Беларуси”, — сказал я. “Супер! За десять лет, что я работаю на “грэнд слэмах”, вы первый белорусский журналист, которого я вижу! Отлично! Очень приятно! Так… Так… Заполнено все правильно. После матча мы вас известим о решении”.

С чувством выполненного долга я отправился есть.

После Стивенс

“Андрей, интервью one-on-one Вика решила не давать. Все что мы можем — отвести вам время в конце русскоязычной части пресс-конференции. Тогда и зададите свои вопросы”, — сказал мне человек в клетчатой рубашке, после того как я вернулся в зал работы прессы с игры Азаренко против Стивенс. Звали его Ник Аймисон. “Но мне нужен эксклюзив. А если там будут другие журналисты, его не получится. Чем все это будет отличаться от пресс-конференции?” — спросил я. “Мы все понимаем, но что поделать? Элоиз даст тебе несколько минут в конце. Это лучше, чем ничего”, — сказал Ник…

…“Media announcement: Viktoria Azarenka is on her way to the main interview room”. “Сообщение для журналистов: Виктория Азаренко на пути в главную комнату для пресс-конференций” — раздалось по залу.

На “Australian Open” время СМИ берегут изо всех сил. Здесь пресс-конференций ждать не нужно. Сначала точно объявляют, во сколько начало, а когда спортсмен направляется по коридору в зал, следует повторное объявление. Есть время встать, за двадцать секунд дойти до двери в зал, усесться там — и через минуту войдет теннисист. Причем все можно посмотреть и на экране прямо за рабочим столом.Вика вошла в кепке козырьком назад. Пресс-конференция получилась не ахти какая. Иностранцев было немного. На русскую часть остались двое — я и еще один, на русском говоривший с акцентом. Мы задали вопросы по игре.

После них я сказал: “Вика, я прилетел из Беларуси. Можно тебя попросить об интервью one-on-one для “Прессбола”? Все-таки 15 тысяч километров. И то если по прямой”. Вика скучающе посмотрела на меня: “А это разве не интервью?” “Но это же не эксклюзив. А хочется именно его”, — попытался объяснить я. Вика встала: “Давайте вернемся к этому разговору позже”. Она сошла с подиума, Элоиз, сопровождавшая ее, открыла дверь в подтрибунье.

“О, ты тоже Андрей? Как я!” — сказал мне второй русскоязычный товарищ. Он оказался иммигрантом из Словакии, теперь работающим на одной из местных радиостанций с вещанием на русском.

“Она никогда не даст тебе эксклюзива. У тебя один шанс: подходить после каждого матча на три минуты и потихоньку собирать большое интервью. Ты сколько раз был на турнирах “Большого шлема?” — “Это первый”. — “Мой тебе совет: после каждой пресс-конференции подходишь, выражаешь полное восхищение игрой и в конце русской части задаешь вопросы. Потом склеиваешь их в материал. Я тебе не конкурент. Нас интересует только теннис. И передача выходит только через три дня”.Его звали Андрей Бучко. Андрей Андреевич, как он иногда в шутку себя называл. Он учился в ЛГУ. В 1980-м Чехословакия играла с итальянцами финал Кубка Дэвиса. Советское телевидение игр не показывало. Но он узнал, что в Ужгороде можно поймать чехословацкие каналы. Выезд из Ленинградской области Бучко, как иностранцу, был запрещен. Но он на свой страх и риск купил билет на поезд по студенческому. Для этого пришлось дозаполнить графу “отчество”: он дописал туда “Андреевич”. Фамилия вполне украинская. Если что — еду домой, в Закарпатье. А по-русски плохо говорю, потому что все там больше на украинском.

“Сообщение для журналистов: Венус Уильямс на пути в главную комнату для пресс-конференций”. Я пошел ради интереса посмотреть на нее. Невзирая на победу, Венус показалась мне очень грустной. Но очень доброжелательной. Шутила в основном над собой.

“Ну что, дала?” — спросил меня в скайпе Кайко. “Не-а” — ответил я. “У-у-у, человек-амфибия”, — сказал Кайко.

“Человек” — это я добавил для политкорректности. На самом деле там была просто амфибия. Bufo bufo, говоря научным языком.

После Возняцки

“Максим, как взять интервью у Вики?” — спросил я в конце беседы с Мирным. “В смысле?” — не понял он. “Ну вот мы сейчас час проговорили. Вот и с Викой так же хотелось бы. Что с ней делать?” — “А ты так же пишешь запрос через ВТА, как и на меня?” — “Точно так же. Она приходит только на пресс-конференции”. “Трудно сказать… Надо пытаться... Лидеры мирового тенниса загружены обязательствами перед спонсорами. Может, это тот случай, когда Вика не в состоянии удовлетворить всех ввиду огромного количества запросов, — начал уходить в дипломатию Мирный. — А может, она просто не знает, что ты из Беларуси? Я, например, когда шел сюда, думал, будет кто-то из “Спорт-экспресса”. Обычно они мной интересуются. Вообще не ожидал кого-то увидеть с родины”. “Нет, Максим, все она знает”, — ответил я. “Ну, вода камень точит”, — развел руками он.

“Сообщение для журналистов: Виктория Азаренко на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

Это была та самая легендарная пресс-конференция, на которой она, как кошка с мышкой, поиграла с Беном Ротенбергом из “Нью-Йорк Таймс”. Та самая, на которой она выдала афоризм на века: “Ты можешь быть самым спелым и красивым персиком, но все равно найдется кто-то, кто ненавидит персики. И что ты будешь делать?” Покоренный Ротенберг процитировал это в своем “твиттере”, подписав: “Виктория Азаренко, философ”. Та самая, на которой мы выяснили, что она любит в Австралии все, кроме “Веджимайта”.

На этот раз русскоязычных было трое: Бучко, я и София Тартакова с радио. Обоих я пропустил вперед. Соня записала свои теннисные вопросы и ушла. Бучко остался послушать. Я чувствовал, как у меня учащается пульс. Я волновался. Ощущение сдачи зачета меня не покидало. Я начал.

— Ты как-то сказала, что твой любимый акцент — австралийский. Этому есть объяснение с точки зрения формальной логики?

— Даже не знаю. Мне кажется, у них очень оригинальный акцент, глубокий. Особенно это проявляется у мужчин.

— На каком языке ты думаешь?

— Смотря о чем.

— Ну вот на русском о чем?

— Когда разговариваю с друзьями, с родителями, конечно, переключаюсь на русский. Но когда дело касается тенниса, перехожу на английский — на нем говорит вся моя команда. На корте тоже думаю на английском.

— В чем причина успеха инстаграма как явления?

— Мне кажется, люди любят смотреть на запечатленные моменты других. Это какой-то кусочек мира другого человека, который ты можешь… experience. Ну, вы меня поняли.

— Где к тебе чаще подходят за автографами — в Минске или за границей?

— В Минске — смотря где. Больше всего обращаются во Дворце тенниса. А так в Беларуси дают пожить спокойно. А за границей вне корта я выгляжу по-другому. Поэтому узнают немногие.

— Ты довольно активно используешь соцсети. В какой степени это твое естество молодой девушки, а в какой — маркетинговая необходимость топ- игрока присутствовать в них?

— Во-первых, все свои аккаунты я веду сама. Просто люблю делиться с фанатами и друзьями разными моментами своей жизни. Это все-таки карьерный путь, который ты проходишь. Я стараюсь иллюстрировать его. Маркетинга здесь никакого нет.

— То есть ты не следишь за количеством подписчиков, охватом аудитории? Не ждешь от соцсетей коммерческой выгоды, product placements?

— Нет. В основном это так, для удовольствия.

— Ты умеешь контролировать свой гнев? Получается направлять злость на корте в конструктивное игровое русло?

— Иногда разозлиться точно полезно. Главное, чтобы при этом голова была холодной.

— А это не взаимоисключающие понятия? Вот ты играешь, не получается, тебя это бесит, хочется бросить ракетку…

— Ну, ракеток я особо не бросаю. Но надо чувствовать момент, чтобы выплеснуть эмоции и продолжать играть дальше.

— Бывало, что не ты контролировала злость, а наоборот?

— Конечно! Но это было только на ранней стадии карьеры.

— Против тебя часто болеет весь стадион. Это тебя мобилизует или обезоруживает.

— Честно говоря, особо не обращаю внимания. Когда я на корте, то почти не слышу криков. К тому же, например, бывает, что играю против Серены в Америке. Было бы странно, если бы трибуны там поддерживали меня, а не ее.

— Что тебе больше нравится в белорусах?

— Даже не знаю… Здесь надо думать, выбирать.

— А ты не выбирай. Перечисляй через запятую.

— Я очень люблю белорусскую кухню. Очень люблю белорусскую природу, особенно за городом. Думаю, у нас очень честные люди… Ну что еще? Даже не могу так быстро сообразить. А, вот! Мне нравится, что у нас очень любят спорт. Уважаю. Вот, уже четыре пункта!

“Закругляемся” — показала за спино Вики Элоиз.

— Отлично! Пойдет. А что тогда не нравится? 

— Ой, я не люблю обращать внимания на негатив. Пытаюсь искать в людях только хорошее. Возможно, единственное, что у нас могло улучшиться, — это каждодневное настроение у людей. Понимаю, что есть в жизни трудные моменты. Но мне кажется, было бы больше оптимизма — и все было бы проще.

“Ну давай, Вика! Болеем за тебя дальше!” “Спасибо большое!” — ответила она и ушла.

Я набрал эти четыре минуты и бросил нашим в скайп: “Давайте дальше думать над вопросами”. “Спроси про слова Барабанщиковой. Про знакомство с Лукашенко”, — наставлял меня главред на скандальность.

“Сообщение для журналистов: Гарбинье Мугуруза на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

Самый искренний человек, которого я видел в зале для пресс-конференций. А на испанском, которого мне не понять, было еще более дружественно. Ее уже тащили назад в подтрибунье, но она остановилась и что-то “перетерла” с журналистами без диктофонов. “Что с нее взять, первой ракеткой она никогда не была, — сказали мне потом. — Потусуется годик в топ-5, будет, как все”.

“Сообщение для журналистов: Роджер Федерер на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

Это было после проигрыша Сеппи. В зале для пресс-конференций было столько народу, что негде даже стать. Сбежалась уйма волонтеров. Такого не было даже после финала. Всем хотелось знать, что скажет Титан после такого.И он был блестящ. Он контролировал себя абсолютно. Все-таки это самый идеальный спортсмен, когда-либо дававший пресс-конференции.

Ночью я шел по Флиндерс-стрит. Кафе гудели от хмельной молодежи. Кто-то с грохотом проехал на скейте. За спиной тарахтел светофор для слепых. Супермаркет “Coles” на перекрестке Флиндерс-стрит и Элизабет-стрит работал до часу ночи. Оставалось еще пятнадцать минут до закрытия. Я зашел.На полке стояли банки с “Веджимайтом”. Это намазка на хлеб. Густая паста темно-коричневого цвета на основе дрожжевого экстракта, национальное блюдо Австралии. Я посмотрел на банки.

Вопрос с завтраком был решен. Раз Азаренко против “Веджимайта”, значит, я — за.

После Заглавовой-Стрыцовой

“Потусуется годик в топ-5, будет, как все”. Я думал над этим с утра по пути на корты и ночью по пути назад в Сити. Неужели это обязательная программа?

Как все — это вообще правда. Они действительно “как все”. Медиа-тренинги в юном возрасте делают свое дело. Особенно это касается английской части. Есть шаблоны, которые у всех одни. Для Бушар, у которой английский, как родной, и для Халеп, разговаривающей, как крепкая хорошистка общеобразовательной белорусской школы. Сколько ответов на любой первый вопрос начинается со слов “I mean definitely”. 60? 70?

У Бушар есть пара шуток, есть быстрая твит-реакция — но тоже не сами по себе, а как средство установления хорошего контакта с представителями СМИ. У Халеп и этого нет. Она думает только про теннис, она сама теннис. Такое ощущение, что, кроме игры, с ней в жизни ничего не происходит и вряд ли что-нибудь произойдет. Она ни с кем не фехтует и не флиртует — и даже за это хочется сказать ей спасибо. Она хотя бы не строит из себя того, чего нет. Ей не лестно казаться Джастином Бибером, как Эжени.

Интонация родного языка у топ-теннисисток в разговоре с прессой исчезает. Ее место занимает поющая по верхам попытка скопировать английскую. Их так учили, они так и отвечают. Это как форхэнд. Отработано и помогает в жизни. Ответ — примерно одинаков, если только ты не Серена, которой от скуки может захотеться сделать что-то из ряда вон.

И Азаренко. Пора честно признаться: я не могу ее раскусить, прочувствовать, определить раз и навсегда, как могу Симону Халеп. Азаренко может с той же впитанной с молоком медиа-тренера автоматикой откатать обязательную программу в духе “каждый матч — это возможность для шага вперед”. А может устроить бенефис девочки с персиками.

Она придумала это на ходу? Она готовилась? Ее готовили? Как она это делает?

По Ярре гребли “академики”. Их тренер ехал по берегу на велосипеде и кричал в мегафон. С Федерейшн-сквер гремела музыка. Я почти вбежал в пресс- центр, поздоровался с девочками на рецепции и сразу же вбил персики в “гугл”. Все-таки цитата. И из кого — из Диты фон Тиз!

Вика уважает классику. Похвально. Интересно, в курсе ли Бен?

За минуту до матча со Стрыцовой я почувствовал, что очень болею за Вичку. Мне показалось, что у меня может получиться разобраться в ней.

“Сообщение для журналистов: Виктория Азаренко на пути в главную комнату для пресс-конференций”. Не так феерично, как предыдущая, но настроение у Вики отличное. Это доказывают показанные всем леггинсы. Но она уже не искрит. Можно чуть повернуть ручку на внутренней панели настройки оригинальности влево.В русскоязычной части на этот раз пятеро. Те же плюс Худяков из “Спорт-экспресса” и Янчевский с “Евроспорта”. Сотканная из лепестков роз Соня берет свой радиоминимум и уходит. Я пропускаю вперед Бучко, а затем начинаю. С вопроса Тани Лукашевич.

— Как продвигаются твои занятия живописью?

— Сейчас рисую не так часто. Недавно закончила один проект. Познакомилась с художником, который сделал мне очень красивую картину. Мы с ним будем делать кое-что для моего нового дома.

— А какова судьба предыдущих работ?

— Лежат дома.

— Сейчас все пишут автобиографию. Когда ждать твою?

— В ближайшие три-четыре года — точно нет. Скорее всего, только по окончании карьеры.

— Вечер после поражений — какой он у тебя?

— Смотря какое поражение.

— Ну, среднестатистическое. Проиграла в полуфинале.

— Ой, даже не знаю. Зависит от поражения. Смотря где нахожусь. В основном, наверное, больше времени провожу в номере, разговариваю с друзьями, с родителями.

— А вечер после побед? Футболисты ходят в клубы, например…

— Да, я их там много раз видела. Наших футболистов, хоккеистов. Очень часто мне встречались. Но на самом деле по клубам я уже не хожу последние пару лет точно. Это все было в молодости.

— Сколько ракеток у тебя уходит на сезон?

— Стараюсь менять их каждые два-три месяца.

— Наташа Зверева была твоим кумиром?

— Конечно! Когда только начинала играть в теннис, она была для меня ориентиром. Болела за нее в Кубке федерации. Мячики подавала ей.

— Каким ты вообще вспоминаешь детство? Там было место дочкам-матерям, пряткам? Или только теннису?

— Всего хватало. Казаки-разбойники по Дворцу тенниса — это было, да! И еще “резиночки” в школе. Знаете, через которые прыгать надо? Ну вот они. Нет, детство, может, было и не совсем такое, как у других детей, но все-таки все, что нужно, у меня было. Был старший брат. С его друзьями всегда хотелось поиграть и в футбол, и в баскетбол. В казаки-разбойники мы, конечно, играли по девяти подъездам.

— И что любила больше всего?

— Наверное, те самые “резиночки”. Даже когда уже девочки держали выше головы, я все равно прыгала.

— Помнишь момент, когда ты поняла, что теннис будет главным занятием в твоей жизни?

— У меня никогда не было так, чтобы только теннис — и ничего больше. А любовь к нему была с очень раннего возраста. Практически с того момента, как начала играть. Мой первый тренер Валентина Егоровна привила эту любовь к теннису. И до сих пор она всегда со мной.

— Какие теннисные привычки у тебя с детства?

— Ну, мои крики во время игры — это точно из детства. Что еще?.. Особо нет привычек. Теннисных тем более. Не люблю, когда у меня дома люди насвистывают. Это мне очень не нравится.

— А крики придают тебе силы? Или это часть эпатажа?

— Это часть моей двигательной механики. С детства так играю. Я бы сказала, скорее это такая техника дыхания.

— Знакома с Дашей Домрачевой?

— Да, однако мы не очень много общались. Встречались перед Олимпиадой. Но я пристально слежу за ее результатами. И они радуют.

— Что такое БАТЭ (Борисов) знаешь?

— Конечно! Футбольный клуб. Вы меня проверяете?

— Ну, не обижайся. Разные бывают случаи.

Элоиз показала мне указательный палец. Это означало: еще один вопрос.

— Жизнь после тенниса как себе представляешь?

— На самом деле у меня много проектов. Пока не хочу их раскрывать. Я еще их строю в голове...

“Последний вопрос”. “Удачи против Цыбулковой!” — “Спасибо”. Теперь осталось уговорить россиян не печатать мои эксклюзивные вопросы. “Как ты мог про меня такое подумать?! Я и обидеться могу! Я на диктофон ничего не записывал”, — сказал Женя Худяков. Он производил впечатление человека честного и основательного.“Ну оставь мне хоть что-нибудь, — взмолился коллега Янчевский. — Ну хотя бы крики. Или резиночки”. “Ну, резиночки и крики точно нет”, — я решил торговаться до последнего. В итоге пришлось пожертвовать ночными клубами и Домрачевой. Компромисс, разумность которого можно обсуждать, был найден. Но сил на большее у меня уже не было. Файл Vika_Melbourne.doc давался все сложнее с каждым днем.

После Цыбулковой

“Как твое интервью с Азаренко? Продвигается?” — спросил Том Перротта, мой сосед из-за стола 82. “Еще как, — ответил я. — Я выдаиваю из нее по стакану после каждого матча”. “Сочувствую, дружище. Приехать на другой конец света, чтобы такое терпеть, — это жесть”. “Зато у меня есть часовой эксклюзив с Мирным”, — только и оставалось возразить. “Макс — это легенда. В нем я не сомневался, — сказал он. — А русских на пресс- конференциях не становится больше?” — “Становится. Но я заключил с ними сделку”. — “Я заключил сделку с русскими!” — звучит супер! Можно, я это где-нибудь напишу?”

“Андрей, ты уже получил то, что хотел от Виктории?” — спрашивала Эленор с комьюникейшн-деска. “Ну как сказать… — мялся я. — Где-то треть от желаемого, наверное. Если она пройдет Цыбулкову и Серену, то шансы, возможно, и были бы”. “Все может случиться, — заметила Эленор. — И Серена проигрывает”. “Серена, может, и проигрывает. Но есть одна вещь, которая не случится никогда: Азаренко не даст мне one-on-one, что бы ни произошло”.

Эленор многозначительно молчала.

Накануне матча с Цыбулковой из Сиднея приехал Колин. Вообще он шотландец, но четыре года прожил в Австралии. И теперь ездит сюда в отпуск. “Как ты здесь, мэн? Я послал всем письма, чтобы тебе содействовали. Сказал, что ты в первый раз и ничего не знаешь. Комьюникейшн-деск с тобой дружит?” — спросил он с присущим вегетарианцам весельем. “Со мной дружат все, Колин. И ladies, и gentlemen. Когда узнают, что я из Беларуси, чуть ли не обниматься лезут. Для 99 процентов встреченных мною людей, я первый белорус, ими увиденный. В общем, приехать в Австралию было правильным решением. Всем понравились мои храбрость и безрассудство. Всем, кроме одного человека. К сожалению, именно того, у которого я по нелепому стечению обстоятельств должен взять интервью”. “Да не расстраивайся, — сказал Колин. — Лучше расскажи, как там БАТЭ?”

“Сообщение для журналистов: Виктория Азаренко на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

Она вошла в зал, и стало понятно, что карнавала не будет. Поражение есть поражение. Ей досадно, ей неприятно, ей плохо. Всю пресс-конференцию я думал над первым вопросом, который не позволит ей просто встать и уйти. На который ей необходимо будет ответить, несмотря ни на что. Не начинать же с Барабанщиковой по совету Кайко — тогда она точно меня пошлет. Я видел себя как будто со стороны, и мне не нравилось то, что я видел.

Попытка для очистки совести — и все. И never again. И свобода. И прекрасный футбол в Брисбене 2-го числа.

— Ты больше похожа на маму или на папу?

Вика посмотрела на меня с усталостью и раздражением и сказала: “Знаете, я не совсем в настроении отвечать на эти вопросы”. Потом помолчала, посмотрела в сторону и все-таки не выдержала:

— Но вообще — на папу.

— В каких городах Беларуси, кроме Минска, ты бывала?

— Во многих.

— В Борисове?

— Да.

— Любишь грызть семечки?

— Нет.

— Когда у тебя последний раз был медиа-тренинг, и что ты на нем делала?

— В 17 лет.

— Как ты относишься к Ксении Собчак?

— Никак. Абсолютно. Никогда об этом не думала.

— Какая самая интересная история про Викторию Федоровну Азаренко и Александра Григорьевича Лукашенко?

— Без комментариев.

— Слова Барабанщиковой про то, что государство для тебя много делает, а ты не ценишь, задевают?

— Я думаю, пусть Оля лучше поет.

— Как обстоят дела с беларускай мовай? Не забываешь?

— Очень мало ее использую. Но думаю, если люди начнут говорить, я тоже буду немножко “размаўляць”.

— Сколько раз перечитывала любимую книгу?

— Наверное, один раз.

— А что за книга?

— Любимая книга? Даже не знаю… На самом деле не особо увлекаюсь чтением. Я больше смотрю. И художественные фильмы, и документальные. Хотя в последнее время начала читать. Хочу получше изучить классику.

— Какое семейное положение способствует максимальным успехам на корте?

— Не знаю.

— Ты веришь в бога?

— Да.

— Какой финальной песней закончила бы фильм о себе?

— О-о-о… Когда фильм выйдет, пусть это будет для вас сюрпризом.

...Вика встала, улыбнулась и ушла. Мы выключили диктофоны.Я остался в зале и досидел до пресс-конференции Цыбулковой. На словацкую часть остались двое — она и Бучко. Эксклюзив, который, по большому счету, “Андрей Андреичу” и не нужен. Мне было даже интересно, как они закончат. В результате у выхода они по-землячески обнялись. Счастливая Цыбулкова поцеловала его в обе щеки.

После финала

“Сообщение для журналистов: Кэти Суон на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

15-летняя Кэти, зареванная, только что проигравшая финалистка юниорского “Australian Open”. Вот так это все начинается. Первые финалы, первые слезы, первые “I mean definitely” на пресс- конференциях. Она щебечет, но щебечет уже не по-детски. Это не искренность. Это упражнение, которое задали сделать. И Кэти справилась…

Суон уже хотела вставать, но Эленор, которая ее привела, показала знаком, что нужно подождать. “Нужно еще одно интервью для радио”. Перед Кэти появился седой уже репортер. Второго стула не было, и он встал перед ней на колено. “Да, сейчас я живу в Америке...” — начала Кэти.

“Сообщение для журналистов: Мария Шарапова на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

Она в черной блузке. На ней блестит золотой крестик. Маша откатывает программу, задирая вверх интонационно начала предложений, как англичане. Как все, кого так научили. Совсем потешно выходит у Радваньской. Можно, конечно, стараться копировать акцент, но не до такой же степени.Маша оживляется только на вопросе о Кубке федерации. Да, еду. Сегодня, в 2.30 утра. А там еще и “минус восемь”. Что-то натянувшееся внутри у нее наконец ненадолго лопнуло.

Я подошел к ней с остальными русскоязычными, и смотрел на ее шею. “Э-м-м”, — начинала она так, как англичанка тянула бы “Well”.

“Сообщение для журналистов: Серена Уильямс на пути в главную комнату для пресс-конференций”.

Победившая Серена вновь спокойна и скучающа. За весь турнир на пресс-конференции она действительно оживилась лишь однажды. Когда у нее спросили, кто в теннисном мире на какой позиции играл бы в американский футбол. “Я была бы куотербеком. Или лайнбэкером”. — “Вы любите врезаться в людей?” — “Я лайнбэкер — это для меня”.

“Том, — спросил я на прощание Перротту, пока он складывал свои вещи со стола N 82, — а американки дают время от времени эксклюзивные интервью?” “Ну, Мэдисон Киз, пока молодая, поговорила бы. Это потом они потусуются в элите и бросают это дело. Серена во время турнира — никогда. В перерывах между ними можно договориться, но записываться надо ну очень заранее. Ладно, пока! Будешь в Америке — заходи!”

Я и сам уже собирался. Когда вышел, чайки, привлеченные светом “Мельбурн-парка”, носились в небе, как бешеные. На овальной площади рабочие снимали растяжки с надписью “Australian Open”. Веселые волонтеры бурно праздновали завершение турнира.

Небоскребы сити мерцали прямо по курсу. Дождь прошел, и не было больше жары.

Андрей ВАШКЕВИЧ из Мельбурна

(Источник: http://www.pressball.by/articles/summer/tennis/89565)

 

 

logoМаксим Мирный
logoВиктория Азаренко
logoAustralian Open