Интервью с Мыскиной: злой полицейский дома, плюсы русской школы тенниса и тот самый «Ролан Гаррос»
Анастасия Мыскина – первая российская теннисистка, выигравшая турнир «Большого шлема». На «Ролан Гаррос»-2004 она обыграла в финале Елену Дементьеву – и с этого начался активный период доминирования наших теннисисток.
С тех пор прошло 20 лет, из которых 17 Мыскина уже не играет в туре. Но сейчас она по-прежнему активна – работает тренером в академии «Спартака», аналитиком в проекте «Больше!», вице-президентом в Федерации тенниса России.
Из этого интервью вы узнаете:
● Как Анна Дмитриева учила Мыскину сидеть в кадре и почему она до сих пор не чувствует себя своей в журналистике;
● Что Мыскина требует от своих детей и почему рада, что они не пойдут в профессиональный спорт;
● Почему перед финалом «Ролан Гаррос» было полезно поплакать, а во время любого матча – разговаривать с собой;
● Как отец мотивировал Мыскину возможной встречей с английской королевой;
● Что делать Мирре Андреевой и Диане Шнайдер, чтобы бороться за топ-10 и «Большие шлемы».
Будни: антидопинг в ФТР, талантливые дети на «Спартаке» и хейтеры в комментах
– Как сейчас выглядит ваш день?
– Подъем около 7. Отправляю детей в школу. Приезжаю на работу в теннисную академию «Спартака» – рабочий день с 8-9 и до 15. Это время я на корте. У нас сейчас тренируются спортсмены с 12 лет, несколько мальчиков и девочек из сборной России.
И у меня еще есть ряд работ – начиная от «Больше!» и Padel Channel до федерации тенниса, где я отвечаю за антидопинг.
И вот так почти 7 дней в неделю.
– Про антидопинг можно чуть конкретнее?
– Приходит очень много бумаг из Министерства спорта – например, запрещенный список, который периодически обновляется. Мы организуем вебинары с РУСАДА для сборников или просто спортсменов, потому что правила меняются. Многие спортсмены и родители, к сожалению, очень любят заниматься самолечением. А так нельзя – мы все слышали, какие скандалы возникают по глупости и незнанию.
Мы информируем детей и родителей, создаем для них лекции онлайн и офлайн, чтобы как можно больше людей узнали, что это важная составляющая любого спорта.
– Профессионалов консультируете, чтобы не было историй, как у Швентек и Синнера?
– Да.
Во-первых, мы запускаем рассылки. Делаем вебинары и для спортсменов уровня Карена Хачанова и девочек из WTA. Понятно, что у них график безумно сложный, поэтому стараемся донести до них выжимку.
Мы проводим тесты – спортсмены должны проходить тесты на знание антидопинговых правил.
У меня замечательная, потрясающая помощница, которая в этом деле очень давно.
– Какие у вас обязанности в «Спартаке»?
– Я старший тренер команды «Про». В нее входят больше 30 человек – в основном девочки. Но есть и небольшой пул классных мальчиков.
Мы с командой тренеров их готовим, делаем график турниров, ставим цели и задачи.
У нас несколько девочек были очень близки к попаданию на Australian Open. Но, к сожалению, концовка года не сложилась. Теперь делаем выводы, работаем над ошибками и ставим новые цели.
– Назовите самых перспективных игроков в этой группе.
– Татьяна Прозорова (21 год, 247-я ракетка мира – Спортс’’). Алевтина Ибрагимова (19 лет, 320-я ракетка мира – Спортс’’). Илья Мальцев (17 лет, 174-я ракетка мира по юниорам – Спортс’’).
Из маленьких у нас Филипп Смирнов – первый по своему возрасту, 2011 год. Павел Жиромский – тоже входит в топ до 15 лет.
Хорошие дети.
– Если говорить о «Больше!», как вы попали в мир теннисной журналистики?
– Я туда попала еще до работы тренером – когда заканчивала с теннисом. Хотя я тогда еще не знала, что закончу, а просто хотела сделать перерыв.
Анна Владимировна Дмитриева, царствие ей небесное, – мама многих спортивных журналистов. И она пригласила меня попробовать. Говорит: «Ты все равно сейчас отдыхаешь. Давай попробуем? На футболе, правда». Я говорю: «Давайте попробуем». И с этого момента я работала сначала на футболе, потом на хоккее, потом на теннисе, потом почти на всем вместе.
Потом я сделала большой перерыв, потому что надо было либо уходить в телевидение, либо продолжать работу в теннисе. Я выбрала теннис. А потом появилась Даша [Спивак], которая сначала пригласила на один проект. А потом пришло время «Больше!»
– Как вы учились работе в кадре?
– Мне очень повезло. Я сидела в Останкино, в комнате, где находились и дядя Юра Розанов, и Вася Уткин, и многие другие мэтры того времени. И вот я с ними общалась и как-то училась.
Да, я пыталась поступить в МГУ на журналистику, но совмещать у меня физически не получилось. У меня уже дети появились, поэтому просто невозможно было.
Спасибо, что я попала в компанию людей, которые многому научили. Я, сидя в этой комнате, даже монтировать стала.
– Можете назвать трех самых важных людей для вашей телевизионной карьеры?
– Анна Владимировна Дмитриева, 100%. Наши ежедневные разговоры – тут все даже не передашь. Начиная от того, как сидеть, до того, как одеваться. Она меня даже отправляла к учительнице, где ты учишься читать по суфлеру, чтобы глаза не бегали, чтобы головой не крутить, правильно расставлять паузы.
Безусловно, Дарья Спивак – но это уже не телевизионная история, а больше интернет. Но все равно камера.
Третьего человека трудно выделить, но я много общалась с Димой Федоровым. Мы с ним работали на футболе, и он мне подсказывал – как правильно говорить, выстраивать интервью, на какие вещи обращать внимание.
– Сейчас многие фигуристки переходят из спорта к работе в кадре и получают много хейта. Вы с ним сталкивались?
– Слава богу, мы начинали в то время, когда не было такого огромного количества интернета и соцсетей, где можно высказывать все, что ты думаешь. Наверное, хейт был, но людям некуда было писать.
Понятное дело, когда ты впервые оказываешься не по ту сторону камеры, тебе сложно, нервно. Нужно не забыть, как кого зовут – потому что я сначала всех путала, особенно футболистов. Шунина бедного называла не Антоном, а другим именем. А это же еще прямой эфир, господи…
Помню, Вася мне говорил: «Ну что ты, это же все так легко». А я ему: «Наверное, вам легко. А мне вообще-то тяжело».
– Сейчас комментарии читаете?
– Иногда. Иногда спрашиваю, что там пишут.
Если честно, я не очень умею подписываться на ютуб – все надо мной смеются до сих пор. А комментарии же в основном там. Я могу только в телеграме прочитать, но их мало и вроде не пишут ничего плохого.
Поэтому иногда беру у кого-нибудь телефончик, читаю. Тоже иногда возмущаюсь. Меня просто удивляет, что у людей столько свободного времени – такие тексты писать. Ладно, одно слово какое-нибудь.
– Когда вы почувствовали себя своей в этом мире работы на камеру?
– А я до сих пор себя своей не чувствую. Ну прямо своей-своей.
Я чувствую себя своей в нашей замечательной компании, которая работает в студии «Больше!». Там мне спокойно и легко.
Я далека от того, чтобы называть себя журналистом. Может быть, я не самый плохой интервьюер – хотя и делаю это редко. Но чтобы называться журналистом, надо этим жить. А я не живу.
Дети: почему Мыскина – злой полицейский?
– Какая вы мама?
– Я, наверное, больше злой полицейский. Проще детей спросить, но они вам такого порасскажут...
А так, конечно, они считают, что я к ним придираюсь, что я от них очень много хочу и требую. Но вроде говорят, что любят. Слава богу, для меня это главное.
– Вы считаете, что много требуете?
– Нет, я считаю, что требую ровно столько, сколько надо требовать. Я не требую от них нереальных вещей – хотя мне от них очень хочется чего-то нереального. По крайней мере, те вещи, которые они должны делать, они должны делать хорошо. Это школа, дополнительные занятия, хобби, которые они для себя выбрали. Вот тут я требую.
Еще хотя бы иногда собаку мыть. Но это пока нереально.
– А что они выбрали?
– Двое (16-летний Евгений и 14-летний Георгий – Спортс’’) занимаются футболом – но больше для себя. Младший (12-летний Павел – Спортс’’) ходит на бокс, но это тоже скорее просто физподготовка. Ни в каких поединках он не участвует.
– В профессиональный спорт никто не хочет?
– Может, и хотят. Но при всем уважении к футболу как к спорту, я в него не очень верю в нашей стране. Пусть меня опять закидают, но я опасаюсь профессионального футбола. Не вижу ни одного футболиста, которого хотела бы взять как пример. Я про нынешних, а не про советское время, когда были потрясающие люди.
Для моих детей на первом месте школа – точнее мы с их папой поставили ее на первое место.
– А по старшему, например, уже понятно, чем он хочет заниматься?
– По старшему как раз ничего не понятно. Наверное, по среднему и младшему направление понятно больше.
Понятно, что мы не пойдем в математики или биологи, во врачи. Скорее что-то связанное с экономическим направлением – это как-то ближе.
– Как вы с ними проводите время и как часто это получается?
– Если у меня есть свободный вечер, то очень стараюсь проводить его именно с детьми. Понятно, что они и сами иногда заканчивают дополнительные уроки в 7-8-9 часов.
У нас все очень просто: кухня, разговоры. Иногда даже игра в карты вечерами, когда все совсем устали и говорить не хочется. Кино по выходным.
«Ролан Гаррос»-2004: как Мыскина победила и чему научилась, чтобы теперь воспитывать учеников
– Давайте вспомним «Ролан Гаррос»-2004. Вы были готовы выигрывать «Большой шлем»?
– Нет, я тогда не собиралась его выигрывать – плохо начала сезон на грунте и, по ощущениям моего тренера, чуда не ожидалось.
Вообще «Ролан Гаррос» был для меня не самым любимым турниром. Цель была – хотя бы начать с победы, пройти круг-два. Плюс, когда я увидела сетку, мне досталась Алисия Молик, которая была на подъеме. Неприятный соперник. Вроде не самый сложный, но всегда неприятный – хорошо подавала, к сетке шла. Мне с ней было сложно.
И я ей проиграла первый сет. А после этого было уже повеселее.
– Во время подготовки к тому «Ролан Гаррос» вы что-нибудь меняли?
– Во-первых, мы не поехали в Москву, а тренер увез меня в Штутгарт. Там такой местный клуб, очень милый.
Вы когда-нибудь бывали в Штутгарте?
– Нет.
– Это такая деревня, в которой, кроме тенниса, делать больше нечего. И тренер мне сказал: «У нас не получилось сыграть ни один нормальный турнир, так что будешь сидеть тут, в Москву не поедем, там все отвлекает».
Наверное, это было единственное изменение.
– По воспоминаниям, какой матч на «Ролан Гаррос» был самым сложным?
– Скорее всего, со Светой Кузнецовой в четвертом раунде (1:6, 6:4, 8:6 – Спортс’’). А так я больше не помню. Конечно, первый круг всегда сложный – будь то «Ролан Гаррос» или первенство Москвы.
А если уже втянулась в турнир и понимаешь значение и стоимость каждого матча – не в деньгах, а как цели, – то, наверное, да, матч с Кузнецовой. Потому что у нее был матчбол.
Я не очень люблю это вспоминать, а вот она любит мне все время это припоминать (смеется).
– Когда у Кузнецовой был матчбол, у вас не было ощущения, что вы все равно проиграть не можете?
– Бывает такое состояние, когда ты выходишь и все попадаешь – но это точно не про тот матч со Светой. Наверное, после него, да, я уже выходила с ощущением, что хорошо играю. Хотя для теннисистов это редкость, у нас обычно всегда какой-то негатив.
А после Светы меня отпустило до финала.
– Вот это состояние, когда просто играешь и делаешь все, что хочешь, у вас часто бывало в карьере?
– Не знаю, у кого оно часто бывает – кроме Федерера и Джоковича. Даже у Соболенко такого нет.
Это такое обалденное состояние, которое ты запоминаешь на всю жизнь, потому что оно редкое. У меня оно возникало, наверное, в Кубке Федерации – потому что я очень любила играть за команду. И на Кубке Кремля – потому что я очень любила играть дома. И, наверное, в каких-то матчах «Ролан Гаррос» – и то не весь турнир.
К этому состоянию приходишь через матчи. Не только через победы, но и через поражения. И оно так быстро уходит, к сожалению.
– После теннисной карьеры что-нибудь приносило такое же ощущение кайфа, полета?
– Это ощущение приходило как-то неожиданно. Я его неосознанно принимала и неосознанно несла.
Что отличает спортсмена, который выиграл, допустим, четыре «Больших шлема», от тех, кто выиграл один – хотя это тоже классно, здорово? Наверное, это понимание, как это состояние держать долго.
Сейчас мне уже 43, и я пытаюсь передать это своим спортсменам – потому что понимаю, как его держать, какие функции головного мозга задействовать. Но это уже на опыте – именно в этом состоянии переходить с тренировки на матч и, даже если ошибаешься, понимать, что в следующем розыгрыше можно что-то исправить.
– Вы сказали, что это ощущение пропало в финале.
– Оно не пропало. Я больше про нервы говорила. Ощущение, что я хорошо играю, никуда не делось. Просто нервозности было больше.
До этого я обыграла Винус Уильямс (6:3, 6:4) и Дженнифер Каприати (6:2, 6:2), и там было нечего терять – они выше меня в рейтинге стояли, были фаворитами. И в такой ситуации я играла на свободе.
А тут финал против человека, которого знала с детства, с которым конкурировала уже давно. Тут немного другой нерв, другой стресс. По игре, когда я уже выдохнула, все было хорошо. И, опять же, когда соперник делает несколько ошибок, ты думаешь: «Ну, значит, она нервничает больше». И становится проще.
– Вспомните состояние перед финалом, в котором вы отдали всего три гейма. Была история, что вы чуть ли не целый день проплакали.
– Ну, не целый день. Видимо, за 20 лет это уже превратилось в целый день (усмехается).
Понятно, что перед матчем был большой стресс. Но я посидела в раздевалке, поплакала, позвонила одной подруге и с ней поговорила – это правда.
Но я не думаю, что это было долго – на это просто не было времени. Там же разминка, какая-то рутина. А вот прямо перед матчем да, захотелось поплакать (смеется).
– В финале что стало важным фактором?
– Наверное, кто быстрее успокоился – не меньше нервничал, а быстрее успокоился.
Потому что выходишь и дышишь через раз. Ажиотаж в том году был достаточно большой. Наверное, кто быстрее сделал три глубоких вдоха и прыгнул, закрыв глаза, тот и победил.
– Вы помните, в какой момент успокоились?
– Я на самом деле успокоилась быстро – наверное, прямо когда вышла на корт. Может быть, помогло то, что я поплакала и основной стресс вышел.
Может быть, потому что хорошо 5-минутную разминку провела перед матчем. Я сейчас тоже говорю своим спортсменам меньше ошибаться. Если ты на разминке меньше ошибаешься, приходит спокойствие. И ты понимаешь, что не все так плохо. И на этом тоже выстраиваешь уверенность, цепляешься за позитивный момент.
– Во время матча вы замечали нервы Дементьевой, как она кричала, что она не видит мяч?
– Не замечать было невозможно. Конечно, я все это видела. Конечно, всегда обращала внимание на то, как ведет себя ложа соперника – и тут мы берем даже не Лену, а в общем.
И я видела, как они переживают – и мне не хотелось этих эмоций. У меня даже была мысль, что кричать должен кто-то один, обе не могут быть истеричными. Кто-то должен быть спокойнее. Наверное, из-за этого у меня получилось себя стабилизировать.
\
– В большом матче вообще возможно не отвлекаться? Помню, когда Маррей и Джокович играли финал Australian Open, Маррей вел сет, а во втором у него перед второй подачей прилетело перышко – он на него отвлекся, и вся игра посыпалась. Как этого избежать?
– Летит перышко, а ты говоришь: «Так, отвернулись, пошли дальше». Но тут нужна такая сильная дисциплина внутреннего сознания, которая мало кому в этом мире дается, мало кто может ее натренировать.
Может, мне повезло, что не было ни одного момента, который бы меня очень сильно отвлек. Может быть, получилось погрузиться в матч. Нервные всплески соперницы тоже немного держат в фокусе – думаешь, раз она нервничает, ты должен быть более спокойным.
Может показаться, что ты ку-ку, но разговоры с самим собой очень сильно держат в матче. Я у своих учеников спрашиваю: «Вы разговариваете сами с собой в матчах?» Но они чаще рассказывают «я ничего не умею, не могу, я лох». Но можно же поменять форму разговора.
И если бы 20 лет назад я это умела, то, наверное, играла бы дольше.
– О чем вы разговаривали с собой во время матчей?
– Чаще всего это короткие фразы, говоришь себе: «Соберись. Сейчас должна сыграть туда». Есть суеверия: «Сейчас перед приемом ты вот что делала». Или ты выиграла розыгрыш, и надо тот же мяч взять, проконтролировать, чтобы болбой тебе его кинул.
Тема разговора постоянно меняется, в зависимости от ситуации. Иногда, конечно, тоже ноешь, что все заколебало и вообще отстаньте от меня, я домой хочу. Разные матчи, разные турниры, разная форма общения.
– И это прямо вслух?
– Нет, про себя. Вслух можно с тренером поговорить о том, как тебя все бесит (смеется).
А если мы говорим про концентрацию, про фокус, про внутреннюю дисциплину, то это разговор внутри себя.
– Как вы считаете, почему у вас не получилось выиграть больше?
– Первое и самое главное – плечо. Оно очень сильно болело, и мне было безумно тяжело. И операцию надо было либо делать раньше, либо… Это неправильно прозвучит, но у меня же дети, которые вот как раз сейчас пишут: «Мам, можешь скинуть на покушать?» (смеется). А вы говорите.
Но самое главное, что я хочу объяснить молодым спортсменам, что надо проживать момент здесь и сейчас, потому что из-за травм или других причин завтра может и не быть. На Олимпиаде-2004 в Афинах мне казалось, что у меня будет еще одна. Я так расстроилась из-за полуфинала (Мыскина сначала отыграла у Жюстин Энен подачу на матч во втором сете, но в третьем упустила счет 5:1 – Спортс’’), что за третье место уже даже не боролась.
А из-за плеча на следующую Олимпиаду не поехала. Если бы у меня было больше опыта, я бы такие мысли не допустила – играла бы здесь и сейчас и настраивалась бы на этот турнир. Потому что кажется, что будет еще много турниров, а их может и не быть.
– Кроме плеча, что еще? Вы говорили, что внутреннее умение держаться в фокусе, который помогает делать все, что хочешь, появилось намного позже, когда вы уже закончили.
– Это все равно бы пришло. Тут главное физическое состояние – что ты просто не можешь. Например, бегать я могу и сейчас, особенно если начну тренироваться. И даже с места я могу поиграть с девочками, которые сейчас в туре. Но без подачи сейчас играть невозможно. Да и тогда было невозможно.
Поэтому все равно главная причина – плечо. Эти боли было уже невозможно терпеть. Постоянно пить обезболивающие.
Наследие: встречи с политиками, коллекция с Winline и заработанные деньги
– В Париже чувствовался внутрироссийский ажиотаж по поводу этого матча – первый российский финал на «Большом шлеме»?
– Тогда не особо. Уже больше, когда мы домой возвращались – мы всегда возвращались в Москву, что я, что Лена. Здесь больше времени проводили и проводим.
Когда сюда прилетела, то уже поняла, что люди правда и смотрели, и болели, как-то теннис полюбили. Хотя теннис тогда уже все равно был популярным благодаря турнирам, которые проходили у нас в Москве, Кубку Кремля. Тогда еще ребята наши – Марат [Сафин] и Женя [Кафельников] – классно играли.
И все вместе мы создали классное мнение о теннисе, что в него играют классные люди.
– Еще такое мнение о теннисе в те времена создавал Борис Ельцин. Вы с ним часто пересекались и общались? Какое впечатление о нем осталось?
– Я не беру политические моменты, но для тенниса своей любовью он сделал очень много. У нас появились турниры, тусовка, люди в огромном количестве стали играть, интересоваться и помогать теннисистам. Это большой плюс.
Он всегда был очень открыт для общения, как и его жена Наина Иосифовна. У нас до сих пор существует фонд Бориса Николаевича Ельцина, который помогает лучшим молодым теннисистам. Тут, наверное, можно только спасибо сказать.
– Есть яркое личное воспоминание?
– Как мы на кухне ели пельмени из щуки – которую, как оказалось, он выловил в речке недалеко от дома. И ты приезжаешь на кухню бывшего президента России как к себе домой. А там Наина Иосифовна, которая до сих пор печет сумасшедшие пироги. У нее есть книга рецептов, которые я использую даже дома.
Все это происходило в такой домашней обстановке.
– Вы тогда это воспринимали как что-то важное? Или это просто был побочный эффект тенниса?
– Я вообще всегда рада, когда на наш вид спорта обращают внимание. Тем более, когда ты становишься одной из героинь.
Конечно, мы не рабочие на заводе, которые создают более весомые вещи для нашей страны. Но мы, скорее всего, правильно доносим, что в нашей стране есть классные вещи – спорт, культура, искусство. И, конечно, приятно, когда это отмечают.
– Вы сказали про стоимость матча – и что она, конечно, не денежная. Но про призовые во время больших финалов мысли возникают?
– У меня лично точно не возникало. Но теннис – это вид спорта, который дает независимость. Для меня это очень важно. Я очень хотела, чтобы все сложилось так, чтобы я стала независимой.
Родители очень много в меня вложили, и мне хотелось наоборот им как-то помочь, чтобы они жили спокойно. Это меня подстегивало.
– Если бы вы завершили карьеру и после этого вообще ничего не делали, вам бы хватило тех денег, которые вы заработали теннисом?
– Нет, конечно же. Деньги имеют свойство заканчиваться (смеется). В свое время родители рассказали мне это правило. Плюс у меня достаточно большая семья.
А если совсем ничего не делать и сидеть дома, то дело даже не в финансовой части. Я посидела, наверное, год дома. Что-то как-то не понравилось (смеется). Хотя сейчас хочется хоть день просто посидеть дома. Тоже не всегда получается.
– После победы на «Ролан Гаррос» когда вы поняли, что сделали что-то крутое, что это большое достижение?
– Честно, я до сих пор так не думаю. Круто будет, когда наши спортсмены заиграют. Вот тогда я скажу, что я лично сделала что-то крутое.
Турнир «Большого шлема» – да, классно. Это то, ради чего маленькие теннисисты приходят играть, они хотят там оказаться. Но что-то крутое – это воспитать кого-то. Вот это, наверное, самое крутое.
– Расскажите про коллекцию, которую вы совместно с Winline выпустили в честь 20-летия вашей победы на «Ролан Гаррос».
– Для меня это было приятным сюрпризом. Когда мой креативный продюсер сказал, что нужно приехать на фотосессию с мерчем от Winline, я заинтересовалась – проект показался интригующим.
Но уже на месте Даша объяснила детали: «Слушай, есть бренд «Ничего обычного» и потрясающий художник Иван Шкулипа. Он создал полотно, вдохновившись эмоциями и атмосферой той великой победы на Ролан Гаррос». И теперь это искусство перенесено на футболки и свитшоты, чтобы каждый мог почувствовать дух триумфа.
Много кто делает мерч, он тоже красивый. У Светы Кузнецовой хорошая коллекция, мне очень нравится. Но здесь получилось что-то прямо необычное. Маленькие человечки в теннисных позах. По-моему, прикольно.
У меня даже одна подруга хочет это полотно выкупить. Все спрашивала, где и как.
Российская теннисная школа: как она выглядит и что нужно, чтобы она снова стала великой?
– Если возвращаться на 20 лет назад, у нас было золотое поколение. Россия 90-х, тяжелое время, теннис – дорогой вид спорта. Как так получилось, что половина топ-10 была российская?
– Наше умение выживать передается из поколения в поколение. В сложных условиях мы становимся лучше. Это факт, неопровержимый годами, столетиями. Умение собраться в нужный момент, умение выбрать и поставить для себя главную цель и ее достичь – это то, что в нашем характере, присутствует у многих.
– Российская теннисная школа…
– Шикарная. Советская, я бы даже сказала.
– Какие у нее основные характеристики?
– Если меня спрашивают, нужно ли маленькому ребенку ехать в Европу, чтобы начинать играть в теннис, я всегда говорю: «Слушайте, не надо». Потому что техническая база очень важна. Без хорошего, правильного удара справа, слева, подачи и так далее ты не будешь хорошо играть в теннис. У нас на этом с советских времен делается огромный акцент. Сильно бить по мячу могут многие, а вот обработать этот мяч могут не все.
Самое главное – техника. Сейчас уже, с новейшими развитиями, добавляется физика. Но на нашем, постсоветском, пространстве, плюс можно взять Чехию, важнее правильность удара.
– Именно по характеру игры какие основные черты?
– Не знаю даже… Бороться до конца – но это у всех спортсменов есть.
– Нет, я имею в виду, например, акцент на игру на задней линии.
– Это да. Мы все же больше игроки задней линии. Кого ни возьми, мы все классно двигаемся по корту – даже нынешнее поколение: Настя Павлюченкова, Диана Шнайдер, Мирра Андреева. Все здорово играют с задней линии. У нас это много тренируют.
Как раз игра с лета – небольшое упущение, не все у нас любят идти к сетке. Итальянцы, немцы, австрийцы хорошо с лета играют, много внимания этому уделяют. А мы – это все-таки задняя линия.
Хотя сейчас это тоже пересматривают и добавляют игру с лета, резаные удары. Наш заслуженный тренер Александр Сергеевич Богомолов очень много работает с нашими спортсменами над резаным ударом – и с девочками, и с мальчиками. Я сама его не очень хорошо делаю, поэтому спасибо ему за помощь (смеется).
– Что должно случиться, чтобы в женском теннисе вернулось доминирование середины и конца нулевых?
– Не знаю, нет какого-то одного ответа. Разве что конкурентная среда будет сосредоточена в одном месте – за счет этого спортсмены будут расти.
С другой стороны, конкуренция в теннисе все равно высокая, и не обязательно брать Машу с соседнего корта, когда есть тысяча спортсменов из других стран. Но важно желание побеждать – у всех вместе, в один момент.
И сейчас больше выбора. Из тенниса очень многие уходят в падел – понимают, что не получается. А раньше… Пока не умрешь – делай.
– Многие говорили, что раньше сильно влияли родители. У них жизнь была непростая, они детей подталкивали к лучшей жизни – и это мотивировало. У вас такое было?
– За всех не буду говорить, но у меня точно такое было. Мне папа много раз говорил, что благодаря теннису можно, во-первых, посмотреть мир. Тогда поездки не так легко было устроить – даже как сейчас.
Говорил, что появится огромное количество знакомых. Он мне приводил пример, что на «Уимблдоне» можно поздороваться с английской королевой. Говорил: «Это же интересно, это же расширяет кругозор».
С английской королевой, конечно, не удалось пообщаться, но с нашими президентами получилось. И не только с ними, а со многими интересными людьми.
– Когда вы в детстве тренировались и что-то не получалось, разговоры про английскую королеву помогали?
– Нет, конечно. Я думала: «Бред какой-то. И вообще чего от меня хотят? Господи, когда я уже закончу с этим теннисом?»
Это нормально. В юношестве ты многого не понимаешь. Поэтому я детям говорю: «Даже если вы не понимаете – делайте. Я сама через это прошла».
Современный теннис: на кого стоит равняться Андреевой и Шнайдер, чтобы вырасти в супертопов?
– По вашим впечатлениям, как изменился женский теннис с тех пор, как вы играли?
– Он стал гораздо мощнее – именно по скорости мяча. Сейчас некоторые спортсменки, которые даже не так часто выигрывают, подают под 210 км/ч. Коко Гауфф в том числе. Раньше одна Серена Уильямс подавала под 200 – даже у Линдсей Дэвенпорт такой скорости не было.
Игра и раньше была мощная, но как сейчас бьет Арина Соболенко – это другой уровень. И многие к этому стремятся. Скорость мяча возросла очень сильно.
– Можно ли сейчас побеждать, играя не в силовой, а умный теннис – как было в вашем поколении?
– Мне бы хотелось, но, конечно, сейчас нужно это совмещать. У тебя обязательно должна быть скорость, мощь, и на этой скорости ты еще должна успевать думать. Плюс, мощь нужно разбавлять тактикой. Сейчас и Арина внедряет укороченные, выходы к сетке – понимая, что себя нужно развивать.
Нужно обладать сумасшедшей реакцией и быстротой принятия решений. Но мне бы хотелось добавить во всю эту игру больше тактической истории – как Швентек, например, делает, как Даша Касаткина. Но ей по скорости чуть не хватает.
– Когда вы работаете с детьми, есть игрок, которого вы ставите в пример?
– Я ото всех беру по чуть-чуть. Например, как смотреть на мяч – это Роджер Федерер и Маша Шарапова, Новак Джокович. У Шараповой еще безумно чистая техника, и я стараюсь детям ее показывать.
Если брать современных и передвижение по корту, то это Янник Синнер. У девочек – Ига Швентек и Коко Гауфф.
У всех по чуть-чуть беру. Нет кого-то одного.
– А как смотреть на мяч?
– Есть видео на ютубе. Прямо в замедленном действии показано, как глаза должны соприкасаться с мячом в точке удара, как должны оставаться даже после того, как ты ударил. Многие дети этого не понимают, говорят: «Ну как, надо же посмотреть, куда мяч летит». А я говорю: «Ты же не глазами его направляешь, он не за счет взгляда летит».
У многих детей это вызывает немножечко ступор. Но когда ты показываешь им великих спортсменов, они начинают задумываться.
– Если продолжить собирать по чуть-чуть, у кого лучший форхенд?
– Наверное, у Арины.
Удар слева – Джокович. Мне очень нравится.
Игра у сетки – Барбора Крейчикова. Можно немного пожестче, но в целом она шикарна.
Подача мне очень нравится у Вики Азаренко. И то, как она укорачивает.
А Коко Гауфф мне в целом нравится – как она себя ведет на корте. Нравится ее состояние.
– У вас есть любимая теннисистка, за которой вы стараетесь всегда следить?
– Нет, я только за нашими. Диана Шнайдер, Мирра Андреева, Настя Павлюченкова. Ни для кого это не будет сюрпризом.
– Про Мирру Андрееву. Что ей нужно улучшить, чтобы войти в топ-10 и бороться за «Большие шлемы»?
– Думаю, немножко опыта. Когда он придет, нужно будет еще что-то делать. А сейчас ей нужно 2-3 года, чтобы фундаментально осознать, что ты хорошо играешь и можешь бороться с любой.
Ну и, наверное, физически прибавлять, потому что все равно игра становится мощнее, быстрее. Физика, наверное, самое главное. Все остальное она умеет.
– Многие эксперты отмечают, что она очень хороша тактически, но ей не хватает умения просто пробить. У вас нет такого впечатления?
– Мне кажется, что рано требовать от 17-летнего ребенка какой-то мощи. Она еще подрастет – зона роста, я уверена, у нее еще есть. Она окрепнет. И тогда ей будет чем бить.
Сейчас можно очень сильно ударить и, не дай бог, получить травму. Зачем? Мы же смотрим долгосрочно. Мы хотим ее видеть ближайшие 10 лет. Просто всему свое время.
– Про Диану Шнайдер.
– Дианку я, во-первых, лично неплохо знаю. Ей как раз надо очень много работать над физикой. Мощная девчонка. Ну, есть такие, вот это им дано.
Так что ей нужны скорость и выносливость.
– Кого вам было бы интересно потренировать в современном теннисе?
– Мне своих хватает (смеется).
Ну, наверное, ту же Диану. Все-таки очень важно чувствовать человека. Можно быть классным тренером, но не чувствовать спортсмена. Или наоборот – классный спортсмен, но не чувствует тренера. Химия должна быть обязательно.
И поскольку я Диану уже немножечко знаю, с ней я могла бы попробовать.
– А вообще нет желания с кем-то из профи индивидуально поработать?
– Нет, я хочу, чтобы у нас на «Спартаке» выросли и выиграли. Вот тогда будет здорово.
– Если глобально рассуждать, какие у вас сейчас главные цели в жизни?
– Главная – чтобы выросли спортсмены. Чтобы все, что ты вкладываешь, не прошло зря. И даже если из них не получится великих спортсменов или победителей «Большого шлема», мы же их еще и воспитываем – и хочется, чтобы все в нужное русло пошло.
Не всем дано выиграть «Большой шлем». Но ты все равно с ними много времени проводишь – наверное, даже больше, чем их родители. И важно донести до них правильные жизненные ценности.
– Какие?
– Достаточно скучные. Честно относиться к работе, делать ее хорошо. Уважать тренеров, родителей, соперников. У нас не приветствуется кидание ракеток, за это даже есть наказания.
Это достаточно традиционные ценности, которые были у меня в жизни, и теперь они, надеюсь, будут у них.
Фото: из личного архива Анастасии Мыскиной, Gettyimages/Kelly Defina / Stringer, Al Bello / Staff, Chris Hyde / Stringer, Julian Finney / Staff, Chris McGrath / Staff, Clive Brunskill / Staff; instagram.com/spartak_tennis_academy
PS. Кстати программа антидопинга полная фигня - это очень простые онлайн тесты в 30-40 вопросов, которые проходят 1-2 раза в год.
Собственно для участия в соревнованиях надо предьявить сертификат онлайн тестирования. Занимается этим РУСАДА - сотрудники федерации пихают письма в подведомственные конторы, чтобы им присылали списки протестированных для отчета.
Что за это бред был.