26 мин.

Они пишут гимн «Акрону» и панчат про Сафина. Интервью про деньги независимых музыкантов и смысл творчества

Тольяттинский «Акрон» ворвался в РПЛ еще и видео «Это все «Акрон», которое они выложили с подписью: «Спорим, ты будешь напевать эту фразу весь сезон? 😏»

Не знаю, как все остальные, а я напеваю уже почти неделю и планирую делать это и дальше. И особенно классно осознавать, что таким образом на широкую аудиторию вышла группа «Золотые зубы» – именно они сочинили эту песню.

«Золотые зубы» появились в Тольятти в середине 2010-х, а пару лет назад стали любимчиками лидеров общественного мнения о русском музыкальном андерграунде – началось все с поста Коли Редькина из «Вписки» в телеграм-канале, а теперь интервью у парней берет The Flow.  

Кого-то в «Золотых зубах» привлекают смешные названия песен в духе «Я ##### кофеек» или «Просто смойте меня в унитаз», или «Я слушаю Зе Викенда и ем торт». Кого-то – многочисленные отсылки: в их песнях в одной строчке спокойно уживаются Анна Винтур и Владимир Винокур, Тина Кунаки и Тина Канделаки. Кого-то – классическая русская экзистенциальная тоска, завернутая в новую обертку.

Очень многих «Золотые зубы» привлекли строчкой «А я в Тбилиси не уеду, потому что будет грустно» из песни Goth Star, вышедшей в 2022 году.

Я прожил с музыкой «Золотых зубов» период с осени 2022-го по осень 2023-го, потом от нее отвлекся, а весной 2024-го у группы вышел новый альбом – Post-Hardcore. И я очень удивился, когда сначала услышал в нем строчку «Как Серена Уильямс на последнем матче, я смиренно пожелаю всем удачи». А потом песню «Спасибо моей семье и простите, что проиграл» с припевом:

Год 2002, Australian Open, финал

Что за женщин привел Сафин с собою, никто не знал

Теннисист повернулся к подругам и им сказал

Спасибо моей семье и простите, что проиграл.

Я настолько удивился, что сразу же захотел связаться с автором текстов Евгением Воротниковым (30-летним работником сферы дополнительного образования) и все это обсудить. А потом, естественно, позвонил ему снова и поговорил про «Акрон».

Получились рассуждения о привлекательности образов Сафина и Серены Уильямс, эстетике футбола и спорта, статусе гениального поэта, игре в ООО и экономике независимой музыки.

Сотрудничество с «Акроном»: как писать футбольный гимн и каково выступать на стадионе?

– Как начались отношения с «Акроном»?

– Там есть девушка Марина (маркетолог ФК «Акрон» Марина Вершинина – Спортс).  Как я понимаю, ей наш коллектив нравится, и она в «Акроне» отвечает за всякие такие медийные штуки.

У нас должно было быть выступление перед матчем – оно отложилось. А потом через несколько месяцев она [Марина] вернулась, и мы сразу договорились, что и песню попробуем сделать, и перед матчем выступить.

Так и получилось.

– Выступали в прошлом сезоне перед матчем с «Динамо» Махачкала?

– Да.

– И как впечатления?

– От обычного концерта отличается очень сильно. Там в основном люди, которые нашу музыку не знают, люди с детьми. Поэтому опыт необычный, но интересный.

Новой песни на тот момент еще не было, поэтому мы исполняли некоторые старые. Например, «Водитель детского поезда» (полное название песни – «Слезы водителя детского поезда, едущего по торговому центру» – Спортс). Ее исполнять – все равно что ехать в этом детском поезде. Необычное впечатление.

Зато теперь у нас есть программа из где-то песен восьми, подготовленная без нецензурной лексики.

– Ты сам за «Акроном» следишь? Болеешь, поддерживаешь?

– Я слежу – насколько это возможно. Не могу сказать, что последние годы очень плотно следил за российским футболом. Хотя какие-то локальные вещи меня привлекают. Есть такой канал – Pitch Invasion. И там больше как раз про  локальные проявления футбола.

За «Акроном», я думаю, в том или ином виде любой следил – в том году они в кубке играли достаточно мощно. И если говорить про вчерашний матч (первый тур РПЛ против «Локомотива» – Спортс), то следил только в текстовом режиме, потому что на даче находился. Так что все интересное пропустил.

А так, разумеется, планирую: команду из Тольятти в премьер-лиге – ничего себе.

– Как вообще работать над таким треком? От «Акрона» был какой-то запрос – или они просто сказали «делайте что хотите, а мы потом оценим»?

– Там было примерное техническое задание.

Что касается стиля и жанра – ничего такого не было. Это касалось вещей в духе «этот цвет в треке лучше не упоминать, потому что он относится к другой команде». Что-то такое условно. В целом, когда есть какие-то рамки, трек делать как будто бы проще.

Правок особо не было. По-моему, первую же версию сразу утвердили.

– На какие-нибудь другие фанатские песни или песни про футбол ориентировались? Есть вообще хорошие образцы жанра?

– Знаешь, мне затруднительно на это ответить.

– Сотрудничество с «Акроном» – коммерческое?

– История коммерческая, да. Но в целом это сочетание коммерческой истории и возможности выйти на какую-то другую аудиторию – перед матчем поиграть.

Поэтому мы и не особо ориентировались на какие-то песни, связанные с футболом, или фанатские песни – хотелось, чтобы эта песня была и футбольная, с одной стороны, но с другой, чтобы в ней был наш почерк. Чтобы это была не джинса, а оставалось в рамках нашего творчества.

А так, да, денег заплатили, но просто было очень круто сделать что-то для местной команды.

– Права на трек теперь «Акрону» принадлежат?

– Слушай, я честно не знаю. Договоры читаю достаточно плохо. Я знаю, что нам без проблем разрешили его залить через нашего дистрибьютора – и если пойдет какое-то невероятное количество стримов, то это будут наши деньги.

Они просто могут его включать на матчах – без того, чтобы мы, как Леонардо ди Каприо в «Однажды в Голливуде», каждый раз щелкали пальцами, слыша наш трек.

– Уже заметили прилив новых слушателей?

– Мне девушка из «Акрона» скидывала фотки, что на «Матч ТВ» что-то говорили про «Акрон» и там был кадр из клипа. Товарищ рассказывал, что на матче «Акрона» на «Матч ТВ» прозвучало словосочетание «Золотые зубы».

В соцсетях я особо не следил. Когда у нас что-то новое выходит, стараюсь не читать.

– Клип, который вышел вместе с песней, «Акрон» делал без вашего участия?

– Да. Мы там были как актеры. Например, нашего гитариста можно увидеть в одной сцене – он стоит на заднем плане.

Как Марат Сафин и Серена Уильямс попали в тексты? И как вообще пишутся андерграунд-хиты?

– За теннисом я никогда особо не следил, поэтому когда ты предложил поговорить, первый импульс был отказаться. Потому что нас легко разоблачить как шарлатанов.

Мне теннис просто эстетически очень нравится. Если брать индивидуальные виды спорта, то я могу представить, как его смотрю. Но история с Сафиным и Сереной Уильямс – это скорее просто история. Необязательно в теннисе разбираться, чтобы она тебя тронула.

– Откуда ты вообще узнал историю про Сафина?

– Я подписан на разные спортивные телеграм-каналы. Сейчас уже не вспомню, какой именно канал про это написал. Но там была серия фотографий этих девушек, которые на трибунах за него болели.

И в процессе работы над альбомом я отправляю себе в специально созданный канал что-то, что мне кажется интересным, что может пригодиться – истории, фотографии. Собираю такой мудборд.

Я как-то листал, наткнулся на эту историю, она меня в очередной раз тронула и посмешила. И я подумал, что вот эта его фраза – буквально название песни эмо-группы. И дальше уже написал.

– Чем именно зацепила эта история?

– Насколько я понимаю, медийно Марат Сафин всегда воспринимался как человек, который мог добиться нереальных высот и на этих высотах достаточно долго находиться – но не получилось. По крайней мере, у меня такой образ сложился.

А мне всегда такие персонажи нравились. Если взять футбол, то мне тоже нравятся люди, которые могли добиться большего, но по каким-то причинам этого не случилось. Антонио Кассано мне очень нравится – похожий персонаж. Человек очень талантливый, который мало чего достиг. Или Гарет Бэйл – человек огромного таланта, который в какой-то момент стал больше любить гольф.

Мне кажется, это ставит под сомнение идею достижения успеха в спорте. Показывает, что можно не выигрывать каждую игру, но оставаться интересным.

– Что цепляет в образе недореализовавшегося человека?

– Наверное, вот это несоответствие. Если ты смотришь на спорт, то в основном это истории преодоления и побед. Взять, например, Майкла Джордана – человек невероятного таланта, невероятного упорства, идеальный спортсмен, идеальная машина для побед. Криштиану Роналду тот же самый.

И такие сюжеты понятны и достаточно растиражированы. А истории людей, у которых была возможность, но по каким-то причинам они не смогли чего-то добиться, мне кажутся даже более интересными. Истории поражений интереснее историй побед. Они отличаются от более стандартного спортивного нарратива: он мог, он преодолел, и вот он пожинает плоды успеха.

– «Как Серена Уильямс на последнем матче, я смиренно пожелаю всем удачи». Откуда взялся этот образ?

– Здесь достаточно стандартный спортивный образ – человек, у которого огромное наследие, проводит прощальный матч, уходит. Мне кажется, в этом тоже есть что-то, с одной стороны, величественное, а с другой – уязвимое.

Человек прекращает быть… Отчасти собой, что ли. Была карьера длиной 15-20-25 лет, а теперь человеку нужно себя переизобретать. Это меня привлекает.

Я опять буду обращаться к футболу, который мне более понятен и более знаком. Условно – Зидан, проходящий мимо кубка после удаления на чемпионате мира. Это тоже очень красиво.

На Серену Уильямс я тоже наткнулся в каком-то телеграм-канале, посвященном спорту. Там было небольшое видео, где она выходит на корт. И что-то в этом тоже мне показалось красивым: последний матч и как будто отвоеванное право никому ничего не доказывать.

– Ты так построил текст, как будто примеряешь на себя ее ситуацию. Когда ты думаешь о Сафине или о Серене Уильямс, ты реально переживаешь все это с их точки зрения?

– Наверное, нет. Скорее просто находишь рифму – и подставляешь ее под свои обстоятельства. Если смотреть «Спасибо моей семье и простите, что проиграл», то первый припев там посвящен Сафину – я рассказываю эту историю. А второй уже больше меня касается.

(Второй припев звучит так:

Сингл моей эмо-группы будет называться так

Я зачем-то продал душу, но не приобрел фуд-трак

Все вернется по-любому, так что ты не верь слезам

Спасибо моей семье и простите, что проиграл)

И получается, что фраза, которую он говорит – «Спасибо моей семье и простите, что проиграл», – она универсальная. Ее можно и иронично воспринять, и совсем без иронии – в зависимости от того, в какой контекст ее поместить.

В целом про эту историю можно было какую угодно песню написать – и суперюмористическую, и примерно то, что мы сделали. Такую эмо-балладу.

– Как у тебя вообще выстроен творческий процесс? Ты упоминал мудборды…

– Если говорить про более-менее большие релизы, альбомы, то сначала ты хаотично делаешь демо разных песен и постепенно в процессе находишь между ними что-то общее.

Я уже как-то говорил, что от обложки часто отталкиваюсь. Сначала это была шутка, а потом я понял, что и не шутка никакая – последние несколько альбомов действительно так были сделаны. Сначала появлялась обложка, ты смотришь на нее и уже понимаешь, какие песни могут войти, а какие – нет. Какие демо даже на уровне музыки подходят, а какие вообще не бьются.

И это на тебя влияет с точки зрения сбора историй и каких-то фраз. Какой-то жесткой привязки нет, но все равно обложка влияет на то, что на альбом попадает.

– На обложке первого релиза была фотография твоего дедушки. На обложке второго – бабушка и мама. Здесь что-то менее личное, не семейное. Можешь объяснить, что значит эта обложка и как истории про тех же Сафина и Серену концептуально вписываются в эту историю?

– Тут на обложке тоже фотографии, которые мы сами делали. Сначала была фотография в розовом цвете с футболками – наша подруга делала нам мерч и скинула это фото. Оно, с одной стороны, показалось мне несколько пугающим, а с другой – указывало на корпоративное направление. Мы в какой-то степени играемся в ООО, и когда такие фотографии появляются, ты думаешь: «Ну вот, дела делаются».

При этом мне хотелось эту фотографию чем-то уравновесить. И я вспомнил фотографию, которую прошлым летом в отпуске сделала моя девушка – с деревьями, которые образуют какой-то узор. Я подумал, что здорово их сбалансировать.

Я еще вспомнил Канье Уэста. У него на альбоме Life Of Pablo была обложка с двумя фотографиями – одна отображала его селебрити-сторону, а вторая была семейной, показывала другую сторону его жизни. Я подумал, что будет забавно это срифмовать.

В альбоме я имел в виду две линии. Такая суета, суматоха, необходимость быть в инфополе, что-то впитывать и что-то генерировать, быть потребителем контента и его создателем – это линия с фотографией футболок.

А другая линия – более личная. Это вещи, которые тебя волнуют, когда ты находишься вне этого потока.

– А как в эту концепцию вписываются теннисные образы? Особенно с учетом твоей уверенности, что если мы будем говорить про теннис, то тебя быстро разоблачат? Эти образы к корпоративной стороне относятся или к личной?

– Я об этом даже не задумывался. В целом это бессистемно происходит. Ты просто берешь все, до чего можешь дотянуться, и используешь.

История с Сафиным и образ Серены Уильямс – некое преодоление спортивной культуры, которая завязана на достижениях. Как будто некий слом. У Сафина, возможно, потому что он сам был такой личностью, у которой на первом месте стояло веселье, а не победы. Тем он и хорош. А у Серены Уильямс все это в силу обстоятельств – ей уже пора было уходить, происходит прощание с этой культурой.

– У Сафина ты только за эту историю цеплялся? Не исследовал его карьеру более детально? Потому что на самом деле он был лучшим теннисистом мира, выиграл два крупнейших турнира, которые существуют. Поэтому нельзя сказать, что он неудачник.

– Я скорее про нахождение на пике. Можно взять Роналдиньо, который был лучшим футболистом мира, с «Барселоной» выигрывал Лигу чемпионов, чемпионат Испании. Но как будто бы его талант мог ему позволить быть наравне с Месси и Роналду. Но пик получился короткий, и в этом тоже элемент драмы присутствует.

Специально я про Сафина ничего не мониторил – увидел эту историю, она меня впечатлила. Я примерно представлял, кто это такой. Точно читал в свое время какие-то его интервью, но специально в памяти ничего не освежал.

– У тебя в текстах вообще много упоминаний групп, актеров, журналистов, политиков, тех же спортсменов – где-то еще Жозе Моуринью был. Зачем все это делается?

– А я не знаю (смеется).

Я просто не думаю про это. Там имена как правило все очевидные. Мало тех, кого никто не знает. И в этом нет потребности перечислить имена и какую-то эрудицию показать.

Просто я так пишу – ты берешь имена, истории, которые перед тобой, и помещаешь в текст. Я бы не сказал, что неймдропинг – это главное, что есть в текстах.

– Было интервью, в котором то ли ты, то ли кто-то из группы сказал, что у вас жанр – СММ-рэп. И это делается, чтобы кто-то услышал знакомую фамилию, писал об этом в соцсетях и так продвигал.

– Это шутка, конечно. Хотя действительно пару раз были истории, когда упомянутые люди как-то на это реагировали. Это всегда забавно – как будто четвертую стену ломаешь.

Неймдропинг – это зачастую некое уточнение. Не помню, кто это разгонял из музыкантов, но он говорил про писателя Романа Сенчина, что у него если человек пьет водку, то он пьет конкретную водку, там есть название марки. Если курит сигареты – то дано название сигарет. Если ест салат, то это не просто салат, у него будет название – «Барский» или еще какой-то.

Мне кажется, что эти уточнения лучше работают. Потому что если ты будешь говорить: «Я как крутой футболист по жизни забиваю хет-трики», – будет странно. Есть же конкретный футболист, на которого ты можешь сослаться. И так же это работает с другими вещами.

В чем эстетика спорта для творческого человека? И чем спорт похож на музыку?

– Про футбол. Наткнулся на твою цитату, что пару лет назад ты «смотрел все матчи АПЛ, до которых мог дотянуться. Знать счет заранее – отлично. А уж если умудрились сыграть 0:0, то это отдельное удовольствие. Просто следишь, как мяч катается поперек поля, и не отвлекаешься на глупости вроде забитых голов». В чем тогда для тебя эстетика футбола? И эстетика спорта – если шире смотреть?

– В какой-то момент для меня это стало медитативным занятием. До этого мы смотрели футбол разными пиратскими способами, а тут сложились и купили подписку на Оkko – успели сезон, по-моему, посмотреть. Не знаю, почему мы раньше так не сделали.

Матч в записи. При этом ты подписан на каналы, где легко увидеть счет – особенно, если речь про какие-то крупные матчи. И ты лишен возможности смотреть футбол, исходя из интриги, кто выиграет. Но матч интересный должен быть, и ты его смотришь, обращая внимание на какие-то другие вещи.

То же самое сейчас с НБА. Мы стараемся в записи смотреть и не знать, кто как сыграл. С НБА в этом плане попроще – там другое инфополе. Но в целом это медитативное занятие.

Снукер мы с ребятами часто смотрели – вместе соберешься что-нибудь делать по музыке и в какой-то момент прерываемся: «Все, давайте теперь настоящим делом займемся». Тоже очень нравилось.

– Если размышлять с точки зрения творческого человека, что в спорте тебя больше всего привлекает?

– Истории. Это же бесконечный сериал, и ты в него всегда пытаешься врубиться на ходу – ты не можешь с первой серии посмотреть. Это всегда середина, и ты можешь начать смотреть, потом бросить, потом снова вернуться – и цеплять только какие-то интересные тебе сюжеты.

Привлекает то, что любое спортивное событие можно посмотреть разными способами. Вы вроде вместе сидите, смотрите одно и то же, но по факту каждого привлекает что-то свое: кто-то хочет узнать, кто выиграет; кто-то наблюдает за каким-то скандальным спортсменом; кому-то интересна бизнес-составляющая и так далее.

Это бесконечный океан, в котором можно вылавливать истории.

– Какой спорт ты вообще смотришь? Ты говорил про футбол, НБА, снукер иногда. Что еще?

– В целом все.

Но сейчас с НБА мне понравилось ощущение, когда ты чувствуешь себя не в своей тарелке, чуть-чуть растерянным. Когда ты смотришь футбол и делаешь это долго, то все равно рискуешь оказаться в плену своих предрассудков. «Этот матч буду смотреть, потому что команда так играет». «Этот я не смотрю, потому что тренер такой-то».

А когда ты мало чего знаешь и на ходу познаешь, получается гораздо интереснее. В свое время меня футбол этим и захватил. Ты просто не понимаешь, это хороший игрок или нет. В свое время я был уверен, что не существует футболистов лучше Павла Недведа. И мне кажется здорово, когда у тебя есть мысли, которые могут быть необъективными, ты свою картину выстраиваешь.

Я бы хотел каждый сезон по какому-то новому виду спорта цеплять. Я бы с удовольствием смотрел теннис – из индивидуальных видов спорта он мне больше всего эстетически нравится. И «Формулу-1» я бы хотел посмотреть. Но я не знаю, какой там порог вхождения. Если с теннисом примерно понятно, я уже какие-то матчи видел и понимаю, как игра построена, то «Формулу-1» я вообще не понимаю, как смотреть. Но тем и интереснее.

– Когда ты смотришь, тебе больше хочется въехать в человеческие истории или детали тактики-техники?

– По-разному. Наверное, все-таки первое.

Кстати, это похоже на музыку. Вот ты слушаешь что-нибудь, и там неймдропинг присутствует, какие-то приколы локальные, которые ты даже загуглить не можешь. Но чем это талантливее сделано, тем интереснее тебе это узнать. И даже если ты это не узнаешь, тебя все равно что-то привлекает.

То же самое со спортом, который тебе не очень знаком. Ты начинаешь его смотреть, и если там есть какой-нибудь проводник, талантливый комментатор или знающий знакомый, ты из состояния полной растерянности начинаешь вычленять то, что тебе интересно и знакомо.

Почему Женя не согласен, что он гениальный поэт (хотя его так часто называют)? И почему музыка такая грустная?

– Твоя группа – воплощение фразы «широко известная в узких кругах». И в этих узких кругах твои тексты называют гениальными, тебя называют гениальным поэтом. Как ты к этому относишься?

– Да никак не отношусь. Я адекватно себя оцениваю – знаю, что я не гениальный поэт и тексты у меня не гениальные. Человек, который умеет писать, при желании тоже может написать такой же текст, как я.

– Ты вообще себя считаешь поэтом?

– Нет, конечно. Поэт пишет стихотворения, и у него все немножко по-другому настроено. Он в полной растерянности садится за стол или куда он там садится и ловит некий ритм, некую рифму. А я тексты пишу, исходя уже из музыки.

И если их просто перенести на бумагу, то, думаю, получится скучновато.

– Для тех, кто не в теме, как бы ты описал вашу музыку?

– Попытка сделать поп-музыку подручными средствами.

– Многие говорят, что твой лирический герой – депрессивный, уставший от жизни, утомленный. Даже сейчас мы обсуждали немного печальные образы. Ты согласен, что музыка у вас грустная?

– Может быть. Но мне кажется, что она точно не депрессивная. У меня есть ощущение и есть стремление кроме грусти демонстрировать и надежду. И мне кажется, что надежда в нашей музыке есть.

– Если брать образ уставшего от жизни человека – ты сам такой?

– Я не могу сказать, что я уставший человек. Нет, не устал пока. Пока все хорошо (усмехается).

Просто ты не можешь полностью себя поместить в текст. Все равно будешь не совсем ты. Потому что ты проходишь дистанцию. Я сам так никогда не делаю, но даже если ты сядешь, подумаешь, что тебя волнует то-то и то-то, ты о себе представляешь то-то и то-то, и сейчас это перенесешь на бумагу – в процессе ты уже что-то потеряешь. Или добавишь.

Поэтому подход, когда ты слушаешь музыку и думаешь, что автор равен тому, о чем он поет, мне кажется заведомо обреченным на неудачу. Потому что определенная погрешность есть.

– А проецирование этого образа, который, может быть, неточно или ошибочно складывается, – это осознанный выбор? Или ты просто пишешь и у тебя так получается?

– Скорее второе. Я себя не психоанализирую, когда пишу. Особо не думаю про это.

– Когда ты пишешь музыку, ты ходишь и ищешь вдохновения или просто садишься, работаешь, а потом забираешь то, что хорошо получилось?

– Конечно, второе.

Ты можешь садиться, каждый день что-то делать – и может вообще ничего не получаться. Можно провести много времени в бесплодных попытках. А можешь в перерыве между какими-то делами сесть на полчаса и собрать чуть ли не готовую песню.

Но к ней тебя ведут те часы, которые ты якобы бесплодно провел.

Как зарабатывают независимые музыканты? И зачем вообще писать песни?

– Сейчас музыка – твой основной заработок?

– Нет.

– Где еще работаешь?

– В сфере дополнительного образования.

– Как вообще независимые и нишевые музыканты зарабатывают? Сколько приносят стриминги?

– Раз в квартал мы можем получить какие-то небольшие деньги за стриминг и вложиться в производство ограниченной партии мерча или часть расходов покрыть. Или вложиться в продвижение, чтобы тебе таргет настроили.

На данном этапе жить на деньги со стримингов точно невозможно. Концерты в этом смысле приносят больше. Они еще и чаще происходят.

– Самый успешный концерт сколько принес?

– Доход, сопоставимый с месячной зарплатой в Тольятти. На человека.

– У Дэнни Брауна недавно в треке была фраза, что рэперы сейчас не читают рэп, а продают одежду. Продажи мерча – насколько мощный стрим доходов?

– Дэнни Браун фигни не скажет. Это хорошая статья доходов. Очень удобная вещь – если он постоянно в доступе, люди его готовы покупать, чтобы тебя поддержать.

– Если оценивать в среднемесячном доходе в Тольятти, сколько примерно приносит мерч?

– Тут сложно сказать. Нет такого, чтобы мы в конце месяца подводили итоги.

Я могу сказать, какие барыши нам светят, если мы продадим весь мерч, который у нас сейчас есть. Что-то около трех-четырех ежемесячных доходов по Тольятти.

– Сейчас есть смысл делать физические релизы? Пластинки, диски, кассеты?

– Смотря какие цели ты перед собой ставишь. Так-то и музыку делать особого смысла нет. Мне физические носители нравятся.

Если смотреть с коммерческой точки зрения, то у нас были кассеты – и они очень хорошо продались, все ушли еще на моменте предзаказа. Я понимаю в этом плане людей, потому что сам кассеты уважаю.

Это все же такой артефакт – ты можешь его потрогать, можешь его послушать. И это большая ценность той музыки, которую ты слушаешь или производишь. У нас первый альбом был году в 2016-м. И ты его в VK выгрузил, 20 лайков собрал и такой думаешь: «Хорошо». А тут у тебя есть кассеты, ты можешь их показать родителям, на полку поставить. Так что в этом есть смысл.

Точнее, наоборот – смысла нет. Но в этом вся прелесть.

–  Как вы организовываете туры?

– Точечно выезжаем. Для туров мы слишком маленькая группа – и непонятно, как будет в других городах. Не хотелось бы две недели ездить, уйти в лютый минус – зато время хорошо провели.

Возникает один город – Москва или Санкт-Петербург, и потом мы уже думаем, что можно сделать, что-то добавить. В основном это два-три концерта за выезд.

– Ты говорил, что вы играете в ООО. Что это значит? Вы пытаетесь искать взрослый подход для максимальной монетизации?

– Для максимальной монетизации – мне нравится (смеется).

Это игра, в которой ты не знаешь правил, пытаешься их угадать, иногда по ним играешь, иногда – нет. Мы с ребятами отвечаем за музыку. У нас есть менеджер, который отвечает за переговоры с организаторами.

Есть такое серьезное понятие – ментальная нагрузка. Когда девушка, например, тебя просит: «Приготовь что-нибудь». И ты говоришь «окей», вроде готовишь, но в процессе ее бесконечно задалбываешь вопросами: что заказать? где лучше это взять? а сколько это стоит? И она вроде не готовит, но на ней ментальная нагрузка лежит, она все равно вынуждена процесс контролировать и не может от него отключиться.

И здесь то же самое. Ты делаешь музыку, а параллельно должен придумать письмо организатору концерта. Лично для меня это достаточно мучительно. И здорово, что есть человек, который этим занимается.

У нас есть Света, которая с нами ездит, когда может, фотографирует и делает какие-то небольшие отчеты. Это тоже работа.

Есть человек, который смотрит сторис во время наших концертов, где нас отмечают, и выбирает лучшие фрагменты. Я бы этим не занимался никогда и слабо представляю, как это работает.

И ты так смотришь – нас слушает три с половиной человека, но при этом есть такой штат раздутый.

Это скорее шуточки, но в идеале хотелось бы не какие-то огромные деньги с этого зарабатывать, а просто иметь возможность больше времени уделять музыке, чтобы она была основным видом деятельности.

– Если смотреть с точки зрения того, чтобы музыка стала основным источником дохода, у группы есть какие-то обозначенные цели? Типа – в ближайшие пять лет?

– Нет (смеется). В том, что касается финансов, у нас есть маячащая цель. И то лично я для себя ее долго не формулировал, потому что долгое время просто баловался, делал что-то для себя и знакомых. Собрал какую-то песню и все.

Потом я поймал себя на мысли, что уже было много поводов все это закончить, но как-то до сих пор интересно и хочется продолжать. И потом я подумал: «Блин. Пусть не миллион человек и не сто тысяч, пусть это три человека, но они следят за нашей музыкой». Раз они следят, то им тоже интересно. И почему бы мне тогда не попробовать сделать это своим основным видом деятельности – со всеми вытекающими?

И я это сначала сформулировал для себя. Но страшно же. Ты сформулировал – а у тебя не получилось. А тут ты еще во всеуслышание это говоришь: «А я не хочу работать, хочу музыку делать». Страшновато.

– Ты считаешь свою музыкальную карьеру успешной? И что для тебя успех?

– Само понятие «музыкальная карьера» для меня странное. Недавно актрисы Сидни Суини и Дакота Джонсон снялись в каком-то фильме и потом с такой виноватой интонацией говорили: «Конечно, получилось плохо очень». А Сидни Суини говорит потом: «Но зато благодаря этой роли я получила другую – и это пушка. Вы думайте тоже своей головой – я карьеру выстраиваю, это шахматная партия».

Я так не делаю никогда. Я не знаю, как складывается моя музыкальная карьера, потому что я ее не строю. У меня есть какие-то локальные и скромные задачи: сделать хороший альбом, чуть-чуть заработать денег, в отпуск съездить.

– Когда ты вообще впервые начал задумываться, что будешь музыкантом?

– Я до сих пор не музыкант. Я и сейчас не знаю, буду ли я им. Долгое время все это было баловством – и ты точно не можешь назвать себя музыкантом, потому что один альбом записал на бабушкин Sony Ericsson. Там был секвенсор, и можно было из готовых звуков и партий собрать песни.

А я в 14 лет мыслил большими формами – и целый альбом сделал. Потом подружился с одним товарищем в классе, и он сказал, что по-любому есть программа на компьютере. И вот ты ее осваиваешь – но музыкант ли ты? Наверное, музыкант. В целом ничего против не имею, необязательно ноты знать. Но я бы себя поостерегся музыкантом называть.

Поэтому такого четкого водораздела, что я буду музыкантом, у меня не было и нет. Да и не будет, наверное.

– Ты в разговоре впроброс сказал, что, наверное, и музыкой смысла заниматься нет. А какой ты видишь в этом смысл?

– Интересно просто.

Развлекаешь себя в первую очередь. Ничего нет – и вдруг ты раз, можешь собрать что-то. И это можно даже кому-то показать и, может, даже кому-то понравится. Ничего не было, а ты из подручных средств собрал песню – и ее кто-то слушает на стримингах. Или даже на кассете или виниле.

Задача – себя порадовать. Может, еще близких.

Ну и раз у нас корпорация, корпоративная культура, то это еще и объединяет. Когда делаешь что-то вместе с кем-то, это сближает.

Фото: Gettyimages/The AGE / Fairfax Media, Clive Rose, Naomi Baker; Panoramic, Annie Lesser/Global Look Press; пресс-фото группы «Золотые зубы»