9 мин.

«Никому не нравится играть с поездом». Чем невыносим современный теннис

348

Александр Харламов

Бесконечные обтирания полотенцами

В последние годы это стало носить настолько массовый характер, что на некоторых турнирах уже начинаешь запоминать лица болбоев. Пожалуй, большее раздражение вызывает лишь сморкания в бадминтоне. Особенно бесит, когда, к примеру, Рафаэль Надаль просит полотенце уже после первого розыгрыша.

А вот у Томаша Бердыха существует цикличность – он как правило «протирается» после неудачных розыгрышей. Хорошо в этом плане, что уже завершил карьеру Грег Руседки – этот парень навещал болбоев после каждого без исключения розыгрыша. Конечно, теннис стал интенсивнее и динамичнее, игроки теряют много влаги, но почему это явление, сильно напоминающее ритуал, практически не встречается в других видах спорта? Трудно представить, чтобы условный Кобе Брайант вытирал руки перед каждым штрафным броском. Почему бы не ввести для обтирания правило, подобное 25 секундам?

Удары ракеткой между ног

Речь, бесспорно, не о такой красоте или этой, а об игре на публику, в которой неуважения к сопернику, позерства, больше, чем мастерства. Особенно перебарщивает Энди Маррей. Зачем нужны эти удары, что он ими хочет показать, в чем здесь тонкость и красота? В настольном теннисе, например, за такое можно вообще получить по шапке – приходилось видеть, как один из соперников в конце игры даже отказался жать руку и дело чуть не дошло до мордобоя. Радек Штепанек за такое точно бы огрел по затылку.

Крики, особенно у женщин

Вечная тема, у которой есть сторонники, но противников все же больше. В правилах тенниса предусмотрено наказание за «помехи»: если игроку по ту сторону сетки громкие стоны соперника мешают бить по мячу, он вправе пожаловаться судье, и тот может наказать шумного теннисиста лишением очка. А если страшные звуки не прекратятся, то это может стоить нарушителю всего матча. Но такого, правда, никогда не случалось. В 1988 году Иван Лендл пожаловался судье на стоны Андре Агасси. Что ответил ему судья? «Это часть игры». Странно, не правда ли, если один соперник получает преимущество не за счет техники исполнения ударов, а потому что громче кричит.

Над Густаво Куэртеном потешались, что он страдает легким запором, крики Елены Докич сравнивали с очень громким чиханием, а шум, который издавала Моника Селеш, согласно исследованиям, был громче, чем у дизельного поезда. Наверное, никому неприятно играть с поездом? В этом отношении требование судей к зрителям соблюдать тишину выглядит как насмешка в отношении игрока, который не кричит, а слушает.

Валерия Ли

Бессмысленные и неизобретательные споры с судьями

Игроки спорят с судьями. Это в порядке вещей. Иногда они бывают правы. Иногда они дарят миру легенды вроде макинроевского «You cannot be serious» или сафинского «Ты сидишь там наверху с сигарой и двумя телками и ни черта не думаешь об игре». Когда Эрнест Гулбис вступает с Седриком Мурье в дискуссию о слишком холодной воде, это забавно и придает процессу обаяния и индивидуальности. Когда Ежи Янович устраивает посреди матча огненный перфоманс с языческими молитвами, это на века. Иногда спор игрока с судьей может и вовсе предвосхитить революцию в теннисе – как это было в деле «Серена Уильямс против Марианы Алвеш» на US Open-2004. Но как правило, происходит не это.

Обычно теннисисты препираются с арбитрами так, что смотреть на это в лучшем случае неловко. Когда судья читает по губам Веры Звонаревой нецензурные слова и делает ей предупреждение, а она начинает качать права, что чтение по губам – это не доказательство, чтобы после матча признать, что действительно выругалась, – это фейспалм.

Когда Каролин Возняцки в статусе первой ракетки мира, уступая на тай-брейке, цепляется к безобидному коллу и в течение добрых пяти минут, топая ногами и разводя руками, требует супервайзера, чтобы тот показал ей отметку, это некрасиво и неспортивно.

А бесчисленные случаи, когда игроки оспаривают судейские решения, прекрасно зная, что отменить их они не вправе? Что это, если не каприз, дурное воспитание и неуважение к сопернику? На этом фоне взрослые теннисисты, способные ограничить свое несогласие снисходительной усмешкой, выглядят просто воплощением класса. Понятно, что в пылу борьбы многое может случиться, но, как Энди Роддик однажды сказал про дурацкий журналисткий вопрос, слушайте, ребята, мы же с вами лучше этого.

Павел Копачев

Традиции в ущерб зрелищности

Тенденция последних лет: спорт меняется а) ради новой аудитории и б) в интересах телевидения.

Так, в хоккее отменили красную линию и уменьшили щитки вратарей: игра стала динамичнее, ушли лишние паузы, а голов заметно прибавилось. Лыжи и биатлон перешли на легкие и непредсказуемые преследования и масс-старты. Фехтовальщики открыли маски – и теперь зрителям доступны эмоции игроков. Волейболисты ввели формат 25 очков, и прежний, 15-очковый с переходами подачи, уже мало кто помнит.

Наконец, некоторые виды и вовсе пережили революцию – фигуристы поменяли запутанную систему оценок, а двоеборцы оба своих вида, прыжки с трамплина и лыжную гонку, теперь проводят в один день, не растягивая сомнительное удовольствие.

И только теннис живет своей жизнью, намекая на историю и аристократические корни. Матчи могут продолжаться по 3-5 часов – это нормально, даже в дикую жару. Игроки бесконечно тянут время – это нормально, они же устают. Даже решающий (третий – у женщин или пятый – у мужчин) сет, который так и напрашивается укоротить, проходит до изнеможения.

У тенниса, кто бы спорил, огромная аудитория и богатые спонсоры. Но сегодня не так много людей, готовых потратить 5 часов даже на хороший матч. А телевидение (не кабельное и не чисто спортивное) старается избегать трансляций с непредсказуемым временем.

Это не значит, что теннису нужно завтра разрушить свой идеальный мирок. Вовсе нет. Но сделать шаг навстречу другой аудитории в перспективе однозначно придется.

Артем Атанов

Денежная гонка между турнирами

Последние несколько лет стали финансовым раем для крупнейших теннисных турниров – каждый год они рапортуют о рекордном увеличении своих призовых. Так, победитель US Open-2013 Рафаэль Надаль получил чек на 2 600 000 долларов (не считая бонуса в миллион). Для сравнения, Марат Сафин, выигравший тот же US Open в 2000-м, заработал почти в три раза меньше – 800 000. Казалось бы, остается только порадоваться за чемпионов и их банковский счет. Но руководство турниров, а вместе с ними ATP, WTA и ITF, которые, как сумасшедшие игроманы, все поднимают и поднимают ставки, упорно отказываются видеть дальше своего носа – точнее, дальше интересов топ-игроков.

На сегодня в теннисе существует чудовищная диспропорция между тем, сколько зарабатывают за каждый свой чих те, кто находится высоко в рейтинге, и тем, сколько зарабатывают игроки из «низших» эшелонов – те, кто играет на турнирах серии Futures и Challenger. Призовые на этих турнирах (особенно на первых) практически не менялись.

Например, чемпион «фьючерса» не заработает за победу и 2 000 долларов (а ведь ему еще нужно доехать до соревнований, где-то жить и чем-то питаться). Ясно, что звезды приносят прибыль и обеспечивают интерес к игре. Но именно на маленьких турнирах делают свои первые шаги юные игроки, далеко не у каждого из которых хватит средств даже на то, чтобы купить билет на самолет. В результате сотни талантливых ребят уходят в небытие, так и не реализовав свои возможности. И если смотреть на теннис с другой стороны забора, отделяющего «богов» от «челяди», то все эти гонки с увеличением призовых выглядят как пир во время чумы и ничего кроме раздражения не вызывают.

Павел Ниткин

Не хватает бунтарей вроде Агасси

Теннис как вид спорта отражает извращенное стремление современного мира к всеобщей универсализации. Вместо разнообразия характеров, подходов и культур мы видим смешение и усреднение. Игроки, тренеры, журналисты – все стремятся к единому стандарту, который убивает ценное разнообразие.

Поясню на примере Энди Маррея. При всей моей к нему любви, наблюдать за его игрой в течение четырех, например, часов достаточно тяжело. Да, его теннис – это квинтэссенция общепринятого стандарта, доведенная почти до совершенства. Да, его возможности поражают. Да, иногда у него бывают моменты абсолютной феерии. Но есть одно «но».

Большую часть его матчей можно сравнить с восьмым альбомом любимой группы – его слушаешь по старой привычке, несмотря на то, что, по сути, там одна действительно классная песня. И это можно сказать не только про его матчи – это можно сказать про подавляющее большинство матчей вообще.

Игра в теннис становится похожей на перетягивание каната – в абсолютном большинстве матчей побеждает тот, у кого больше терпения и сил. Схема, которая принесет победу, прекрасно известна (держать заднюю линию, в нужный момент атаковать, не делать глупостей), и побеждает не тот, кто придумает что-то новое, а тот, кто лучше всего ее исполнит (не отрицаю, что ее исполнение – это дело безумно сложное, но на то они и профессиональные теннисисты). И чем дальше, тем плотнее будет доминировать эта тенденция.

Усреднение личностей и характеров можно отследить так же на примере Маррея. Мало кто помнит, но когда он начинал, он был застенчивым, но довольно веселым парнем, который регулярно проявлял свое мрачное шотландское чувство юмора. Но журналисты за все попытки быть настоящим давили его со страшной силой, выдергивали все, что можно, из контекста и выставляли его дураком. В итоге он стал человеком, который нудно вещает одно и то же.

Журналисты виноваты и в том, что практически на все пресс-конференциях теннисисты могут ничего не говорить, а просто включать на телефоне заранее записанные ответы на повторяющиеся вопросы. «Что скажете по игре?» «Какие цели на турнир?» И так далее.

Любая попытка разорвать шаблон вызывает сопротивление системы, любое слово, не вписывающееся в концепцию корректности, воспринимается как акт гражданского неповиновения (недаром одной из главных звезд сезона стал бунтарь Эрнест Гулбис).

Так и получается, что даже если игрок хочет вырваться из этого болота, он уже настолько к нему привык, что чаще всего делает какую-нибудь глупость, как, например, мастер несмешных шуток и дурацких выходок Каролин Возняцки.

Фото: Fotobank/Getty Images/Ronald Martinez, Julian Finney, Mark Dadswell