Коготь в животе Марит Бьорген. Почему лучшую лыжницу мира не наказали за проваленный допинг-тест?
Лучшая лыжница в истории Марит Бьорген на чемпионате мира-2017 сдала положительную допинг-пробу. На том турнире она завоевала 4 золота, а через год – после двух побед на Олимпиаде-2018 – завершила карьеру.
Как Марит узнала о проблемах с тестированием, что чувствовала и почему ее не наказали – этому посвящена глава в биографической книге о Бьорген «Сердце победителя».
В 2011-м у Марит уже возникли проблемы с тестированием – перед домашним ЧМ подскочил гемоглобин
…Со сбора в Сейзер Альм дорога лежала в Драммен, на Кубок мира в Коннеруде: классическая десятка в субботу и коньковый спринт в воскресенье.
Но то, что планировалось как генеральная репетиция перед чемпионатом мира, стало также неприятным напоминанием о тонком балансировании, которым может быть элитный спорт.
Что самое ужасное может случиться с норвежским лыжником? Вариантов немного, сказал бы циник. Они живут привилегированной, защищенной жизнью, путешествуют по всему свету, для них все устроено, а их хобби и страсть – также их работа. Самое страшное, что может случиться, – придется делать что-то другое. Типа найти себе нормальную работу.
Но можно взглянуть на это по-другому. Быть кумирами всей Норвегии в национальном виде спорта с прилагающимися к этому ожиданиями, быть спортсменами и образцами для подражания, желательно того доброжелательного, с подобающей скромностью типа, который мы, норвежцы, любим, – это сложная роль. В таком ракурсе естественно предположить, что самое ужасное, что может случиться с норвежским лыжником, – подозрения в допинге. Особенно если это происходит перед домашним ЧМ.
Короче, они приехали из Доломитов в Драммен, чтобы пробежать кубковые гонки.
Кубок мира предполагает анализ крови – постоянный порядок для контроля гемоглобина и обнаружения неестественных изменений. Внезапное повышение гемоглобина может быть индикатором манипуляций с кровью – той или иной формы кровяного допинга. Одновременно существует риск для здоровья, связанный со слишком высоким уровнем гемоглобина. Чтобы уберечь здоровье спортсменов, установлена верхняя граница значений, при которых можно выходить на старт. Для женщин это 16 граммов на децилитр крови, для мужчин – 17.
В Драммене Марит испытала беспокойство. У нее от природы высокие показатели гемоглобина – стабильно между 14 и 15 (норма для женщин – 12,5-16), а сразу после высотного сбора, как в этом случае, значения несколько раз на десятые превышали 15.
Но она никогда не достигала границы в 16 дл/л, чему была очень рада. Однако, как ни крути, запрет на старт из-за высоких показателей крови создает почву для допинговых спекуляций.
Это последнее, что ей было нужно в тот момент. А потом случилось следующее: после осмотра трасс в Коннеруде и тестирования лыж к ней снова заявились допинг-офицеры. Что-то не так было с анализом крови. Им нужно было взять дополнительно и анализ мочи.
Она помнит, как ее охватила тревога – сначала судорожно сжался желудок, и скоро это ощущение распространилось по всему телу.
Как это возможно?
Именно здесь?
Именно сейчас?
Анализ мочи в порядке. Она уже не помнит, сколько это длилось – тот период, когда возникли сомнения, сможет ли она стартовать. Но эти часы в Драммене были невыносимы. Высота падения была огромной.
Она представила заголовки всего за несколько дней до ЧМ в Осло: «Бьорген запретили стартовать», «Обвиняется в допинге». Подозрения и спекуляции от других стран. Все, что могло бы разом рухнуть – доверие, популярность лыжных гонок и ЧМ в Осло – это кошмар. Что она сумела бы сказать в свою защиту? Вероятно, ничего.
Это первый раз, когда она всерьез почувствовала страх быть обвиненной в использовании допинга. Ей понадобились дни до начала чемпионата, чтобы избавиться от него.
Легенду лыж Марит Бьорген тайно оправдали за допинг (попалась на финише карьеры). Как так?
После ЧМ-2017 Марит сообщили о положительной пробе – две недели ожидания превратились в ад
В апреле 2017-го она думала, что потеряет все.
В середине апреля, через несколько недель после чемпионата мира, раздался телефонный звонок. Это был врач сборной Петтер Ульберг, занявший должность Фредрика Бендиксена. Он спросил, где она находится и одна ли она сейчас.
Марит охватила тревога только от этих вопросов. Она была на кухне дома и смотрела на сидящего на диване Фреда и играющего на ковре Мариуса.
Ульберг рассказал, что получил запрос из FIS. Антидопинговая лаборатория в Лахти обнаружила отклонения в пробе, взятой после марафона на чемпионате мира. Было чувство, будто ей в живот всадили коготь и повернули его. Ее охватила паника.
Что же это такое? Сначала Мартин (Сундбю – Sports.ru), потом Тереза (Йохауг – Sports.ru), а теперь она? Как это возможно? Все мыслимые сценарии пронеслись в ее голове: заголовки в газетах, фотовспышки на пресс-конференциях, спекуляции, злорадство, осуждение.
Что же это такое?
В памяти всплыл случай в Драммене в 2011-м, перед чемпионатом мира в Осло. Это было жестоко. Но тут все намного хуже. После Драммена были 15 золотых медалей ЧМ и три золота ОИ. Высота падения сейчас неизмеримо больше.
Слезы текли, слова застревали в горле. Фред поднялся и подошел к ней, пока Ульберг изо всех сил старался успокоить ее по телефону. «Все будет хорошо, – говорил он. – Успокойся, все будет хорошо». Он был врачом, он сказал, что полностью уверен. Она пыталась убедить себя, что должна в это верить. Верить врачу.
Постепенно она сумела немного выровнять дыхание. Ульберг пробежался по деталям от FIS, и они вместе начали восстанавливать события ЧМ, чтобы выяснить, что это могло быть.
У него было одно подозрение. Анализ мочи выявил следы 19-норандростерона, входящего в список запрещенных веществ WADA. Его присутствие могло быть индикатором применения улучшающих результаты препаратов.
Коготь впился в живот еще сильнее, стало тяжело дышать. Ее начало подташнивать. И снова – что же это такое?
Но Ульберг попросил ее дышать животом. Существует совершенно иное объяснение, хорошо известное в антидопинговой работе – оно связано с коррекцией менструального цикла. И сейчас лаборатория в Лахти просто не хотела рисковать.
Марит принимала препарат под названием Primolut-N перед началом и во время ЧМ – он нужен для сдвига месячных. Прием часто используется спортсменками, чтобы избежать дополнительной нагрузки. Во время главных стартов хватает важных вещей, на которых нужно сконцентрировать внимание, и менструальные боли, кровотечения, прокладки и тампоны не входят в их число.
Так что она пила эти таблетки, в которых действующим веществом является норэтистерон – гормон, входящий во многие противозачаточные средства. Он преобразуется в организме и выводится с мочой в виде малых количеств стероида 19-норандростерона.
Ее трясло, но она сосредоточилась на дыхании животом. Объяснение есть. Слава Богу. Объяснение есть.
В разгар шока начал капризничать Мариус, ему пора было спать. Они с Ульбергом договорились созвониться следующим утром, чтобы писать ответ FIS. Бьорген подхватила Мариуса на руки и крепко прижала к себе. Из глаз снова хлынули слезы. Они текли, пока она купала и укладывала его в постель.
Затем наступило опустошение.
На следующий день они прошли все пункт за пунктом.
Primolut-N был совершенно обычным разрешенным препаратом, и она вносила его в список используемых медикаментов. У нее было фото упаковки. Она знала, когда начала его пить, когда закончила и в какое время на протяжении суток принимала три ежедневные таблетки. Вся возможная документация была кропотливо собрана и записана.
Но ее же проверяли на протяжении всего чемпионата мира, в дни остальных гонок. Почему же внезапно это вылезло после марафона?
Ульберг сказал, что это не так уж странно: это самая длинная дистанция, обезвоживание было особенно сильным. Это объясняет, почему содержание в моче повысилось именно тогда.
Они потратили пару дней, чтобы удостовериться, что не упустили ни одной детали, после чего объяснение ушло в FIS. Теперь оставалось только ждать.
Эти две недели стали адом. Другого слова Марит не нашла. В памяти сидели случаи с Мартином и Терезой, и ей не удавалось успокоиться.
Она что-то упустила? Могла ли она ошибиться?
Насчет этого она сомневалась. Она педант, скрупулезно точна. Помимо этого ее постоянно тестировали. Она и остальные члены сборной жили в режиме жесткого контроля, но именно так все и должно быть. Каждый квартал ей приходилось сообщать Антидопинговому агентству Норвегии, где она будет каждый день в последующие три месяца. Для элитного спортсмена пространство для импровизации и спонтанности минимально, допинг-офицеры являлись без предупреждения.
Все должно быть в отчете:
• Адрес мест, где она ночует – каждый день.
• Время и адрес мест всех постоянных тренировок.
• Время и адрес мест всех запланированных соревнований.
• Каждый день один час в сутки, между 5 утра и 11 вечера, являлся так называемым «гарантированным временем». Для него она указывала адрес своего нахождения с детальной информацией, как до нее добраться, чтобы они могли прийти и проверить ее. Как правило, Марит всегда была дома между 6 и 7 часами утра.
Такой режим должен был соблюдаться неукоснительно. Если к тебе пришли, а тебя нет там, где ты указал, выносится предупреждение. Три предупреждения в течение 12 месяцев – то же самое, что допинг. Наказание – отстранение на два года.
У Марит было одно предупреждение. Они пришли к ней домой около половины седьмого и позвонили в дверь. Она спала так крепко, что не услышала звонок. Достаточно такой малости.
Система очень строгая, но Марит она нравилась. И ей не оставалось ничего иного, как верить в нее.
Дни шли. Она пыталась думать о других вещах, не обращая внимания на коготь в животе, но плохо спала и почти что не могла тренироваться.
Она начала размышлять о других случаях допинга на протяжении многих лет. Она помнила дело Кристины Шмигун с 2002-го – Шмигун винила месячные, когда сдала положительную пробу А, но отрицательную Б прямо перед Олимпиадой в Солт-Лейк-Сити. Марит помнила, насколько маловероятным звучало то объяснение.
Что подумали бы о ней люди, если бы это было допинговое дело, и «таблетки для сдвига месячных» были бы ее единственным объяснением?
Случай Терезы заставил ее осмыслить то, как мы в Норвегии относимся к иностранцам, пойманным на допинге. Одно дело – нации, у которых есть многолетние допинговые традиции. Но как насчет отдельных случаев? Если все свелось к халатности и неосмотрительности, недопониманию или несчастному случаю, как можно при этом защитить себя? Какова на самом деле правовая защищенность спортсменов, когда дело доходит до такого?
Пример – Юстина Ковальчик из Польши, у которой никогда не было большого аппарата поддержки. Ее случай в 2005-м фактически не сильно отличался от дела Терезы. Тем не менее, мы норвежцы моментально вытаскивали вперед это дело всякий раз, когда Юстина высказывалась о допинге: «И это говорит та, которая…»
Разве наша реакция зачастую не была именно такой?
Впредь она не станет никого осуждать заранее.
После двух самых длинных недель в ее карьере пришел ответ из FIS: «Признано, что объяснение, представленное спортсменкой, согласуется с данными лаборатории. Поэтому расследование закрыто».
У нее не было слов, чтобы описать испытанное облегчение.
Перевод с норвежского, «Сердце победителя. История Марит Бьорген»
Фото: Gettyimages.ru/Alexander Hassenstein/Bongarts, Dennis Grombkowski/Bongarts, Giovanni Auletta/Agence Zoom, Stanko Gruden/Agence Zoom, Quinn Rooney
Например, Норвегия.
Как обычно работает правило: как только видишь, что давят на жалость, на чувства и пытаются вызвать эмоции - гарантированно тебя хотят обмануть.
Рискну предположить что лишь единицы спортсменов имели подобную масштабную фарм. поддержку которой обладала Бьорген.