Автобиография Джереми Реника. Глава I
С этой недели я хочу приступить к осуществлению свой давней задумки. То есть задумка уже воплощена в жизнь, но теперь мне хотелось бы поделиться с вами итогом своих трудов. Так что с сегодняшнего дня я начну выкладывать отрывки из автобиографической книги ныне весьма претенциозного хоккейного аналитика, а еще совсем недавно звезды НХЛ Джереми Реника.
Сразу хочу попросить извинения за присутствующие в тексте ошибки. Надеюсь, это не испортит вашего впечатления от самой книги. Также хочу сказать, что ниже будут приводиться только отрывки из глав, которые я посчитал наиболее интересными. Ну и напоследок необходимо заранее предупредить, что в тексте будет присуствовать ненармотивная лексика. После долгих раздумий я решил не отказываться от нее полностью, так как, как бы это не покоробило людей с тонкой душевной организацией, матерные и жаргонные слова являются неотъемлимой частью стиля общения Джереми Реника и без них невозможно было бы передать его характер и образ мыслей без искажений.
Когда мне было 11 лет, я играл в матче детской лиги, который проходил в Вашингтоне, и, уйдя от столкновения с соперником, услышал: «Проваливай со льда, слабак». Посмотрев на трибуны, я понял – это был голос матери.
В 80-х семья Реников не могла служить примером для подражания и не была похожа на те, которые вы могли увидеть в популярных тогда телевизионных сериалах. В нас не было ничего от типичной американской семьи. Мы гораздо лучше бы вписались в одно из современных реалити-шоу. Здесь было все: постоянные крики, злость, гнев, драма и неожиданные истории – что могло бы каждую неделю привлекать зрителя.
Можно было бы посвятить целую серию только тому, как мой отец, Уолли, высаживал меня зимой из машины и заставлял идти три мили пешком до дома, так как его не устраивало мое выступление в последнем матче. Фанатичное желание моей семьи сделать из старшего сына хоккеиста, возможно, заставило бы многих покачать головой, оценивая безумный уклад нашей жизни.
В 13 лет я жил в Ферфаксе, Вирджиния и каждую неделю проделывал путь в 250 миль только в одну сторону, чтобы сыграть за команду из города Тотова, Нью-Джерси. Каждую пятницу в течение всего сезона у меня был зарезервирован билет на самолет, следующий из аэропорта Даллеса до Ньюарка. Даже с учетом всех специальных предложений вроде 79 или 99 долларов за билет в один конец, мой отец подсчитал, что тот сезон в составе «Нью-Джерси Рокетс» обошелся ему в 25 тысяч долларов. Потом он всегда шутил, что расписание игр в НХЛ – это легкая прогулка, по сравнению с теми милями, что я намотал в детстве.
«Тяжелая поездка, это когда тебе 14, а ты должен выехать из дома в пять утра», - говорил отец. Но, как он отмечал, я хотя бы мог долететь до Нью-Джерси: «Некоторые идиоты преодолевают этот путь на машине».
Конечно, это замечание он относил на свой счет и счет моей матери, Джо, так как они добирались от Вирджинии до Нью-Джерси на автомобиле.
В мои юные годы отец очень многое сделал для моей карьеры. Мой стиль игры сформировался на почве наших частых бесед о том, как стоит себя вести на площадке. Он верил в командную игру, и если он думал, что я был слишком эгоистичен на льду, то мог орать на мне всю обратную дорогу домой.
В то время получить приглашение поиграть на «Рокетс» был честью для молодого хоккеиста. Эта организация развивалась с 70-х. Джо Маллен, первый американский игрок, который покорил отметку в 500 голов в НХЛ, выступал за «Рокетс». Они гордились тем, что собирали лучших игроков из Лонг-Айленда, Нью-Джерси, Коннектикута и Вашингтона. Меня они присмотрели после того, как я забил 203 гола и набрал 485 очков в составе «Вашингтон Метрос». И если возможно, чтобы у 11-летнего игрока была репутация, то у меня она была.
В НХЛ полно ребят, о которых впервые услышали на детском турнире в Квебеке. И я один из них. В одном из матчей мне удалось забить восемь голов. Рекорд же соревнований равняется девяти шайбам, и установил его парень по имени Уэйн Гретцки.
«Рокетс» также пригласили и моего партнера по звену Мэтта Мэллгрэйва. Когда моя семья переехала в Северную Вирджинию, мне было 10 лет, и тогда я слышал, что Мэллгрэйв был лучшим игроком в округе. Не знаю, кого я себе представлял, но точно не ожидал встретить парня с ирокезом. Помню, я тогда подумал: «Этот чудик лучший здесь?» Позже Мэтт рассказывал, что ходили разговоры о том, что я стану новой звездой. И он был совершенно не впечатлен, когда увидел меня в обычной одежде и осознал, что я вешу легче любого ровесника минимум на 15 фунтов. Потом он поведал мне, о чем думал в момент нашей встречи: «И это тот мелкий засранец, о котором столько говорят?» Несмотря на не самое лучшее перовое впечатление, сейчас мы добрые приятели.
«Рокетс» дважды подряд выигрывали детский чемпионат США (в 1983 и 1984 годах) при нашем с Мэллгрэйвом непосредственном участие. В мой первый сезон самым сложным соперником для нас был клуб «Чикаго Янг Американс», в составе которого выделялись Джастин Даберман, который потом поиграл за Университет Северной Дакоты и провел пару матчей за «Питтсбург», Джо Сак, который неплохо зарекомендовал себя в Юниорской лиге Квебека, и Эдди Олчик, который сейчас работает на NBC. Именно с «Чикаго» мы и встретились в финале. Игра закончилась со счетом 3:2, и победу мы добыли в четвертом овертайме. Тот матч я заканчивал с поврежденным плечом после «любезного» силового приема Дабермана. Я отомстил двумя голами и голевой передачей.
Интересно, что в следующем сезоне Даберман уже играл за «Рокетс». И мы вновь дошли до финала, который проходил в Мэдисоне, Висконсин, где мы одолели «Детройт Кампавэйр» - 3:2. За эту команду выступал будущий игрок НХЛ Денни Фелснер, а также Майк Бобэк. В то время многие считали, что Майк является одним из самых талантливых американских игроком в этом возрасте.
Правда, детском возрасте невозможно предсказать, кто пробьется в НХЛ, а кто нет. Но, даже когда я был совсем молод, весь хоккейный мир знал, кто является самым талантливым в стране. Майк Модано выступал за «Маленьких цезарей» из Детройта и наше соперничество началось, когда нам было по 10 лет. Следующие несколько лет на каждом турнире меня преследовало сравнение с Модано. Не прекратилось это, и когда мы попали в НХЛ.
Если вспоминать момент, который лучше всего характеризует мою семью, так этот тот, когда мой отец пошел на понижение в должности и на серьезное понижение зарплаты ради того, чтобы мы могли переехать в Массачусетс, когда мне пришло время идти в хоккейную школу.
Наверное, лучшим итогом нашего переезда в Массачусетс стало решение играть за академию Тайера, где я встретил свою будущую жену Трэйси и моего доброго друга Тони Амонти. Тони и я серьезно усилили нападение Тайаера. Наша игра основывалась на скорости, и мало кто мог нас остановить.
Если кому-то интересно, кто из нас был быстрее, то я, наверное, скажу, что это был Тони. Как-то он сломал ногу. Это случилось в его первый год в Тайере. Он сломал ногу во время матча. Травма была весьма серьезная, были сомнения, что он сможет вернуться на прежний уровень. Тони пропустил больше месяца. И люди не были уверены, что Амонти сможет вновь кататься, как и прежде. Да, он не был прежним… он стал лучше. После травмы Тони стал просто неподражаем. Но не стоит этому удивляться, так как Амонти всегда был очень трудолюбивым. Пребывание в академии был не из дешевых удовольствий и Тони со своим братом Рокко занялись благоустройством территории, чтобы заработать денег. Когда Тони не играл, то он работал.
На льду у нас с Амонти было охренительное взаимопонимание. Во втором сезоне я сыграл 24 матча и набрал 65 (31+34) очков. Тони заработал 57 (25+32) баллов за результативность. Третьим в нашем звене был Дэнни Грин, весьма крепкий игрок, который сейчас стал адвокатом.
Но чаще всего я вспоминаю, как весело нам было в то время. Мы придумали особое испытание для новичков. Новоприбывший должен был раздеться догола, зажать в заднице печенье и сделать круг, не уронив его. В случае проигрыша он должен был съесть это печенье.
У Амонти невероятно заразительный смех. Иногда кажется, что он просто не может себя контролировать. И этот смех заставляет смеяться уже вас. Когда мы играли уже за «Чикаго», то решили посмотреть фильм «Тупой и еще тупее». С самого начала Тони начал ржать и уже не мог остановиться. Его смех был настолько громок и неистов, что все в кинотеатре смеялись скорее над ним, чем над картиной. Я сам смеялся до коликов.
Тони также был рядом, когда я сделал первую татуировку – Тасманский дьявол, держащий клюшку. Нам было тогда по 16, рановато для того, чтобы принимать такие решения.
Несмотря на то, что Мэллгрэйв пошел в другую школу, мы продолжали поддерживать отношения и зачастую играли вместе в летних лигах. Амонти тоже присоединялся к нам. Одно из самых любимых наших воспоминаний того времени, это моя попытка познакомить Мэтта с девушкой по имени Трэйси Вазза, которая в будущем стала моей женой.
В то время я пытался встречаться с подругой Трэйси, Мартиной Сифакис. И мне казалось, что Мэтт и Трэйси могут отлично поладить.
Как-то мы ехали на очередную игру, и я сказал: «Мэтт, я собираюсь познакомить тебе с этой знойной, горячей штучкой по имени Трэйси». Только я закончил эту фразу, как мимо нас пролетел «Порш» со скоростью 90 миль в час. Это была Трэйси за рулем авто ее мамы. «А вот и она», - сказал я, указывая на исчезающую в дали машину. Мы до сих пор смеемся над тем случаем.
Трэйси утверждает, что она была абсолютно равнодушна, когда меня представили ей, как новую звезду академии. Она не разбиралась в спорте, но два ее брата играли за Тайер. Основываясь на впечатлениях от Рика и Стефена, Трэйси считала, что все хоккеисты грубы, агрессивны и любят выделываться. Но я не подходил под это описание. Трэйси призналась, что считала меня застенчивым. И когда она рассказывает эту историю сейчас, то знающие меня люди находят ее забавной и малоправдоподобной.
Мы не были похожи, она – бунтарка, я – домосед. Трэйси встречался с парнем не из нашей академии. С тем, кого не одобряли ее родители. Она любила тусоваться, я же предпочитал сидеть дом, так как хотел хорошенько отдохнуть перед очередным матчем.
Трэйси настаивает, что наши отношения сложились, так как этим занималась она. Мы дружили пару лет, прежде чем стали по-настоящему встречаться. Мы всегда были рядом друг с другом. И однажды мы с Трэйси стали парой. Это случилось само по себе. Минуту назад мы говорили о последнем матче, а теперь мы уже вместе. Сейчас, 25 лет спустя, мы все еще вместе, женаты почти два десятилетия, растим двух прекрасных детей, Брэнди и Бретта.
Отец Трэйси, Ричард Вазза, сомневался в правильности решения дочери. Мистер Вазза был успешным бизнесменом, который жил с шиком и комфортом вместе с женой и пятерыми детьми. Он высоко ценил амбициозность и образованность, и он сомневался, что эти качества мне свойственны.
«Каждый парень хочет, чтобы его задрафтовали под высоким номером, но единицам выпадает такой шанс», - заявил он. Несмотря на то, что мистер Вазза никогда не видел меня в деле, я уверен, что оценка моих физических способностей заставила его сомневаться в реальности сбыться моей мечте о попадание в НХЛ.
Однажды я ужинал вместе с семьей Вазза, когда речь зашла о колледже. «Я не думаю, что пойду в колледж», - заявил я. «Что ты имеешь ввиду?» - удивилась мама Трэйси. «Думаю, я смогу пробиться в НХЛ», - я ответил.
Отец Трэйси взглянул на меня, как будто я совершил преступление на его глазах: «Сынок, тебе лучше подумать об образовании, так как твои шансы закрепиться в НХЛ, возможно, не так хороши, как ты думаешь».
Трэйси активно занималась верховой ездой и даже имела перспективы попасть на Олимпиаду. Отец потратил 250 тысяч долларов, чтобы добыть для нее отличную лошадь: «Парень ничего не добьется. Он никогда не сможет позволить купить тебе лошадь», - настаивал мистер Вазза.
Женитьба на Трэйси была лучшим решением в моей жизни. Вторым по значимости считаю выбор адвоката Нила Эббота в качестве моего агента. Как и моя жена, Нил сопровождал меня в радости и горести, в болезни и здравии на протяжении всей моей карьеры.
В то время, когда многие агенты оббивали порог моего дома, кандидатура Нила оказалась оптимальной. Он понимал игру, так как сам выступал за колледж Колгэйт с 1971 по 1975 года. Его партнером по команде был Майк Милбери. Как юрист, он хорошо изучил закон. Раньше он работал с игроками из НФЛ, и знал все особенности агентского бизнеса. Он знал, как работать с молодежью, так как представлял Брайана Лоутона, когда того выбрали под общим первым номером на драфте НХЛ в 1984 году.
Нил занимался моими контрактными вопросами, представлял мои интересы в различных ситуациях, зачастую помогал решить какие-то личные проблемы. Он оказался, скорее, близким другом или старшим братом, нежели агентом. Он никогда не входил в число тех, кто говорил только то, что его клиент хотел услышать. Нил всегда принимал верные решение и давал ценные советы. Если он считал, что я сделал ошибку, то без стеснения указывал на это. Нил не выбирал слова, чтобы не ранить мои чувства. И я всегда уважал его за это. Когда ты получаешь процент от зарплаты игрока, то, думаю, это нормально для человеческой природы, не хотеть испортить отношения с клиентом, не раскачивать лодку. Нил перевернул бы нашу лодку, если бы почувствовал, что я в этом нуждаюсь.
В академии Тайер я познакомился с тренером Артуром Валисенти, который подготовил меня к будущей встрече с Майком Кинэном. Когда я впервые встретил Кинэна, то его тактика запугивания напомнила мне Валисенти. Он был груб и выглядел, как босс сицилийской мафии. Возможно, поэтому я не любил смотреть ему в глаза, когда он орал на меня.
В первый год своего пребывания в академии, я все еще продолжал играть за «Нью-Джерси Рокетс». Я выступал за команду до или после матчей за академию. Но мнение моей семьи и Валисенти относительно одного турнира, проходившего в Норф-Бэй, Онтарио, разошлись. Все было просто: тренер не хотел, чтобы я играл на нем. Мы же решили все равно поехать туда, не поставив его в известность.
Мы тщательно продумали наше путешествие в Норф-Бэй, чтобы я смог слетать из Бостона до Оттавы и обратно и успеть в школу к понедельнику. Даже если бы «Рокетс» вышли в финал, мы были уверены, что мы все верно рассчитали.
Однако снежная буря спутала все наши карты, и полет из Норф-Бэй до Оттавы был отменен. Не долго думая, мой отец арендовал машину и мы отправились в путь. Поездка должна была занять четыре с половиной часа. Но из-за погоды она заняла все десять. Однако мы успели в Оттаву вовремя и на следующее утро я был в школе и на тренировке, свято веря, что Валисенти ни о чем не узнает.
Но, как только я появился на занятии, выяснилось, что Валисенти знают каждую деталь о том турнире: «Мне позвонили 15 скаутов и рассказали о тебе». Тогда мы осознали, что больше мне не удастся оставаться незамеченным.
Честно говоря, о моих перспективах в НХЛ не часто говорили до встречи с непобедимой командой «Авон Олд Фармс». На ней присутствовали более 300 скаутов их НХЛ, скаутов из юниорских лиг, тренеров колледжей – все они хотели посмотреть на Брайана Лича, который был лучшим игроком в стане соперника. В том сезоне Лич набрал 94 очка и получил прекрасные отзывы. Но к концу матча выяснилось, что мы победили, а я набрал 4 (2+2) очка.
После этой встречи моя жизнь круто изменилась. Моего отца окружили скауты и тренеры: «Меня просто взяли в кольцо. Мне казалось, что я товар по лучшей цене во время рождественской распродажи», - шутил отец.
Я оказался в центре внимания, казалось, что каждая команда из Юниорской лиги Канады (QMJHL) хотела заполучить меня. Однажды мне позвонил звездный нападающий тогда еще «Эдмонтона» Уэйн Гретцки, который являлся владельцем команды «Халл» из Юниорской лиги Квебека. Грецтки убедительно описал те преимущества, которые я получу, выступая в QMJHL. Однако Уолли и Джо Реники были обеспокоены, что их сын не будет уделять достаточно внимания учебе. И, наверное, они правильно сомневались.
В НХЛ я старался придерживаться агрессивного, жесткого стиля игры. Позиционировал себя как «питбуля». И я любил силовую борьбу. Но, наверное, каждый, кто видел мою игру в детстве, удивился бы такой метамарфозе. Тогда я играл гораздо тоньше. Мэллгрэйв шутил, что я был мягкотелым. Я никогда не славился своей жесткостью. Не любил, когда против меня применяли силовой прием и постоянно жаловался на зацепы. После одного матча я был так рассержен грубой игрой соперников, что со всей ярости ударил по двери и сломал руку.
Когда я был моложе, то часто оставался лежать на льду после столкновения. Но я никогда не боялся идти в борьбу. Оказывался там, где мне нужно было находиться, чтобы забить гол. И я никогда не считал себя слабаком. Даже несмотря на то, что в старших классах мой вес еле дотягивал до 150 фунтов.
Мой вес меня беспокоил, и я поделился своими опасениями с агентом. На одном из просмотров скауты НХЛ захотели взвесить меня. Я специально спрятал под полотенце 10-киллагромовый груз, только чтобы чуть улучшить свои показатели. Тогда мне было 16 лет, но я с трудом набрал 140 фунтов.
Несмотря на то, что я играл не очень жестко, думаю, мне удалось всех убедить в том, что я хочу, а главное могу забивать голы. Описывая меня в молодые годы, Даберман сказал: «Ты был как собака, от которой можно избавиться, только пристрелив ее».
Несмотря на то, что с мои братом Тревором у нас разница в четыре года, считаю, что у нас отличные отношения, если исключить те моменты, когда я терроризировал его, когда мне было 9, а ему – 5. Но разве не многие старшие братья так поступают? Я всегда пытался напугать его, и мне удалось добиться своей цели, так как практически два года он спал на полу в комнате родителей, так как боялся оставаться один в темноте. Черт, я был жесток с ним.
Однажды я так достал его, что он рассвирепел и отвесил мне оплеуху. Мой пятилетний братишка сжал кулачок и вмазал мне по правой щеке, да так, что им бы гордился сам Мухаммед Али. За все годы игры в НХЛ у меня не было более здорового синяка под глазом, чем тот, который поставил мне Тревор в 1979-м. И я знаю, что он каждый раз вспоминает тот момент и не может сдержать смех, когда видит мой очередной синяк.
Без сомнения, тогда я это заслужил. Я любил, когда он чувствовал себя не комфортно. К примеру, у нас на стол всегда подавались овощи. И мама должна была убедиться, что мы съели их полностью, только после этого мы могли идти по своим делам.
Однажды это была лимская фасоль, которую Тревор на дух не переносил. Но мама не готова была идти на компромисс, в этом доме жили по ее правилам. Тревор был вынужден закончить свою трапезу, а я сидел за столом и получал особое удовольствие, наблюдая, как он пытается справиться с фасолью. Он засовывал одну в рот, но тут же выплевал ее. Он просто плакал, казалось, что его вот-вот вырвет. Я же смотрел на все это со смехом. Эта пытка продолжалась 90 минут. Все закончилось тем, что он разрыдался и стал бросать в меня кухонную посуду.
Родители жестко воспитывали нас с Тревором. Говоря это, я не подразумеваю, что они оскорбляли или подвергали нас насилию. Но они верили в жесткую любовь. Мы всегда должны были вежливо попросить и поблагодарить. В противном случае были бы нежелательные последствия. Смотрите всегда в глаза с теми, с кем разговариваете. Относитесь к людям также, как вы хотели бы, чтобы они относились к вам. Я слышал эти фразы множество раз.
Одно из самых ярких моих воспоминаний уходит в далекое детство и посвящено поездки в банк вместе с мамой и леденцу, который дал мне клерк. «Что нужно сказать?» - спросила мама, когда я взял гостинец. Не знаю почему, но я промолчал. «Что нужно сказать?» - повторила она. И вновь я промолчал. Тогда она выхватила леденец у меня из рук и положила обратно в тарелку: «Сегодня он не получит леденец», - отрезала мама. Я чуть не спотыкался, когда она вытаскивала меня из банка.
Мой отец постоянно подталкивал меня, чтобы я раскрыл свой талант на сто процентов. Чересчур властный? Возможно. Но сейчас, будучи уже сам отцом, я могу оглянуться назад и понимаю, что они всегда меня поддерживали. Мы постоянно были в пути. Как родитель, я наслаждаюсь тем моментом, когда у меня нет обязательств. У моих отца с матерью таких моментов не было. Они не ходили поужинать вдвоем. Они не путешествовали, если речь не шла о хоккее. Они хотели только создать лучшие условия для того, чтобы мы добились успеха как спортсмены и как люди. Да, они были строги. Но они старались делать только, что считали лучшим для своих детей.
И 30 лет спустя они поддерживают меня. Я купил поляну для гольфа в Массачусетсе, и они просто спасли мою задницу, согласившись помогать мне в управлении. Изначально она было в жутком состоянии, а сейчас я горжусь этим местом.
Подводя итоги, мое детство продлилось не долго, моя карьера началась, когда мне было 10 или 11. Пока другие дети росли и боролись со свойственными подросткам проблемам, я думал, а достаточно ли хорош мой бросок для НХЛ. Мои родители оберегали меня в то время, когда мои ровесники взрослели, учась на собственных ошибках. Когда я подписал первый контракт и стал зарабатывать более 100 тысяч в год, не знал даже как пользоваться чековой книжкой.
И мое детство, посвященное только хоккею, ударило по мне, когда я попал в НХЛ. Как я понимаю сейчас, я пропустил период проб и ошибок, тот момент, когда ты учишься разбираться в людях, кому доверять, а кому нет. Я пропустил эти уроки, так как слишком был занят игрой. Когда я попал в НХЛ, то у меня было достаточно умения и таланта, но вне арены я еще не успел повзрослеть. Интуитивно я доверял всем подряд – качество, которое послужило мне не очень хорошо в будущем.
Что должно было лучше подготовить меня ко взрослой жизни? У меня нет четкого ответа. Мы слишком торопились, чтобы добраться от одной ледовой площадки до другой, чтобы анализировать это.
Но я солгу, если скажу, что хотел бы изменить свое детство. Я два десятка лет провел в НХЛ, заработал более 60 миллионов долларов. Забил более 500 голов. У меня есть гольф-клуб. В те давние годы Реники, наверное, сделало что-то правильно.
P.S. Отдельно прошу прощения за качество фотографий. Пришлось сканировать их из книги, поэтому иногда изображение получается не лучшим.
Бонус - сочинение, написанное Реником, когда ему было 9 лет.
