Топовый защитник КХЛ детально разобрал хоккей: от чего кайфуют все тренеры, почему персональная защита – миф, а маленькие площадки – супер
Антон Белов – один из скрытых героев хоккейных 2010-х. Он не попадал на обложки журналов, но всегда был в самой гуще хоккея. Он играл за «Авангард» в финале Кубка Гагарина-2012. Он был в сборной на чемпионатах мира и на Олимпиаде в Сочи-2014. В 27 уехал в НХЛ, отказавшись от жирного контракта в России. В лагере «Эдмонтона» Антон, имея двусторонний контракт, обошел нескольких игроков на одностороннем – и пробился в основу, где отыграл весь сезон.
Он был участником перестройки СКА, которую затеял Вячеслав Быков – именно по его приглашению Белов переехал в Санкт-Петербург. В итоге – шесть с лишним лет в команде, два Кубка Гагарина и шесть главных тренеров. То есть героев в нашем хоккее – больше, чем вы думаете.
С Антоном мы поговорили чисто за хоккей: в чем прикол подготовки к сезону после карантина, из чего состоит игра защитника в 2020 году, как переехать в НХЛ в 27 и не облажаться (если у вас другое мнение – приходите на баттл в комментарии).
После этого интервью вы еще лучше поймете и вообще игру, и людей, которые каждый день выходят на лед в хоккейной форме.
Поехали.
Первые тренировки после паузы выглядят смешно – профи не отличаются от любителей
– В начале мая Малкин и Орлов в одном эфире говорили, что во время карантина очень не хотят «перетренироваться», чтобы мышцы забивались. Можешь объяснить подробнее, что это означает и чем вредно для организма?
– Перетренировка чревата травмами. Посмотри, в НХЛ часто об этом пишут – идет межсезонье и бах, у кого-то ахилл. На роликах катался – голеностоп повредил или мениск. Выбыл. Думаешь, блин, у людей отпуск идет, а они травмы получают, выбывают на полгода. И как к этому клуб отнесется?
Обычно нас к играм подводит тренер, зная наше расписание. Сначала загрузили, потом отпустили — и мы побежали. Или загрузили, а потом проверили под нагрузкой. Но все равно – все команды пытаются подвести игроков к чемпионату.
А тут ты сам. И начинаешь вспоминать – что мы там делали в сезоне? Дай-ка это упражнение сделаю, дай-ка это. Получается вообще неграмотно. Нужно же разделять – сегодня занимаешься скоростно-силовой подготовкой, в другой день – тяжелые веса. Третий день сел на велосипед, кардио прогнал.
Если кто-то все загрузил в один день – действительно можно завести себя в такую яму. А потом же еще играть.
– Еще интересно – что смогут сделать игроки, если вам скажут: «Доигрываем в сжатые сроки». Как это вообще можно устроить, чтобы вы набрали хоть какие-то кондиции и подготовка к следующему сезону не сломалась?
– Мы закончили в середине марта (разговор происходил в середине мая – Sports.ru)? Считай, уже два месяца ничего не делаем. За два месяца, учитывая, что они в НХЛ принципе не катаются – кроме шведов, которые тренируются у себя, уникальный случай, у них будет плюс перед другими – все потерялось. Даже если ты суперпрофессионал, выходишь на первые тренировки перед сезоном, начинается тыр-пыр: тут споткнулся, там мимо шайбы проехал. Разогнался, чтобы бросить, а она на десять метров сзади осталась. Это смешные тренировки – и так происходит каждый год.
Мы выходим и мало чем отличаемся от любителей, которые раз в неделю гоняют. Ты только за неделю тренировок начинаешь более-менее уверенно себя чувствовать, не спотыкаться. Поэтому многие ребята стараются арендовать лед, с кем-то покататься. Собираются по несколько человек, тренируются – без столкновений, но чтобы ноги помнили лед, коньки, шайбу. Либо дома занимаются, с мячиком, с шайбой на пластмассе, на искусственном льду.
За две недели можно... ну точно не вернуться к тому состоянию, в котором были. Наверное, можно какую-то физику вернуть.
– Ты говорил про специальные весы, которые контролируют состав тела. Что они показали при последнем взвешивании?
– Это звучит, наверное, круто, но на самом деле ничего такого. Это умные весы, которые показывают состав тела, процент жидкости и жира, они много у кого есть и стоят недорого.
У нас в Хоккейном городе (тренировочный центр СКА в Санкт-Петербурге – Sports.ru), у сборной в Новогорске, и наверняка в медицинских центрах многих команд сейчас стоит Inbody – более серьезный аппарат. Кроме того, что это весы, там еще в подошвах датчики, плюс – берешь специальные зажимы в руки. Аппарат измеряет качественный состав твоего тела.
Не думаю, что это очень точные результаты – что дома, что в медицинском центре, – но по крайней мере ты можешь себя контролировать, когда есть полноценное наблюдение на определенном отрезке времени. Можно контролировать, как тот или иной продукт, образ жизни/питания сказывается на твоем организме. Теряешь, добавляешь или держишь уровень? А если теряешь, то что – воду или мышечную массу?
Например, в сезоне я вешу 97 кг. Сейчас я тренируюсь, стараюсь как могу – перед разговором с тобой 45 минут открутил велосипед и взвесился после душа – 91 кг. Разница с сезоном – 6 кг. И по жировому проценту, и по тому, что я в зеркале вижу – я понимаю, что это не жир ушел. Жировой состав – нормальный, я не оплыл, отлично выгляжу. Но больше всего ушли мышцы: нет тяжелых весов – ну негде мне поприседать со штангой, еще что-то делать. Естественно, мышцы уходят очень сильно.
После велика еще воды потерял много, а так взвешиваюсь утром – обычно 92,5 кг где-то. Чуть меньше пяти килограммов разницы с сезоном.
– С какого момента ты начал следить за такими сложными показателями? Кучеров говорил, что ему в НХЛ подсказали. А ты как к этому пришел?
– Слежу последние года три. И в команде года три назад ввели периодические взвешивания после длинных выходных. Дадут, например, несколько выходных на сборах – и после них обязательно взвесят. Не в смысле проконтролировать тебя, а чтобы тренер понимал, как хоккеист реагирует на предложенные нагрузки.
Потом доктор подскажет: «Слушай, ты по сравнению с предыдущим взвешиванием потерял столько-то того-то – тебе лучше тут водички попить, есть побольше углеводов перед занятием». И так далее. Диетолог все рассказывает.
Сейчас вообще такое время – ищешь, где бы чуть-чуть прибавить. Потому что это «чуть-чуть» делает результат. Уже все хорошо катаются на коньках, все научились толкаться-биться и так далее. Большинство умеет бросать.
И начинаешь – за весом следить, делать упражнения по дыханию, чтобы лучше восстанавливать себя на скамейке. Я прибегаю со сменки и по-своему дышу. Понимаю, как мне нужно восстановиться, через сколько я примерно выйду на следующую смену.
По конькам – я никогда такого внимания не уделял заточке. Только год назад понял, что всю жизнь катался не на том, на чем надо было кататься. Не на той заточке, не на той площадке (прямая часть лезвия – Sports.ru). И теперь понимаю, откуда у меня могли быть прошлые травмы колена, не связанные с ударами и столкновениями. Когда неожиданно заболел мениск, и думаешь: «Что такое?».
У меня оба мениска оперированы несколько раз. И только одна из операций была после травмы, полученной на льду. Остальное все просто – бах, и начинает болеть. Смотришь – поврежден. Я только сейчас понимаю, что, скорее всего, это была неправильная постановка. Важно понимать, когда ты сидишь (имеется в виду посадка при катании – Sports.ru), как конек стоит, куда ты давишь – в ногу, в пятку или в колено. Сейчас картинка складывается, и думаешь – ну дурак, что ли? Чем занимался всю жизнь? И это понимаешь в 33 года, нормально?
Начал по-другому точить коньки и по-другому кататься. И понял, что мне не нужно прилагать таких огромных усилий как раньше, чтобы растолкать себя. Когда у тебя правильно заточена площадка, коньки, глубина, желоб – все хорошо.
И мы цепляемся за такие мелочи – кто-то назовет это профессионализмом, кто-то – одержимостью. Есть ребята, действительно помешанные на хоккее – кто-то хочет играть на высоком уровне, а кто-то продлить карьеру. У них питание по часам: «Мужики, извините, я пошел есть». Или – я спать: в 6:30 встаю, в девять-десять ложусь.
– Артемий Панарин рассказывал, что в НХЛ многие игроки в течение сезона не часто заходят в зал – поддерживают форму через игры. Но у нас же сезон немного по-другому устроен. Как ты проходишь эту дистанцию?
– Я – высокий игрок, почти 194 сантиметра. Из-за этого чуть дольше набираю форму – знаешь, палка такая, попробуй верни правильную координацию на льду. Это тяжелее, чем коренастому игроку. Поэтому в сентябре суперрезультатов от меня ждать не стоит – хотя и крест ставить на сентябре неправильно.
При этом я очень хорошо набираю к плей-офф, к концу сезона.
Наверное, не совсем правильно думать, что ты можешь летом потренироваться и весь сезон прокатиться королем. Нужно правильно восстанавливаться, следить за телом. Где-то после игр – велосипед. Если игра была легкая и чувствуешь, что недоработал – пошел и дал телу ту нагрузку, которая ему нужна. Вышел после игры, а майка еле сырая – поприседал, на велике ускорился. Обязательно надо заниматься растяжкой. Раньше я на это забивал, а сейчас – иду в зал, кручу педали.
Тем более сейчас у нас большой штаб – тренеров столько же, сколько игроков в команде. Обратиться можно к любому – и тебя по любому вопросу проконсультируют. Помогут, дадут упражнения, проследят, чтобы ты правильно их сделал.
В НХЛ через игры идут, но все равно бывают паузы в 3-4 дня, можно себя к следующей игре подвести. А у нас есть перерывы на Евротур. В них, я думаю, все команды делают те же упражнения, что на предсезонке – чуть-чуть меньше интенсивность, чуть-чуть меньше веса. Но все равно команда этими небольшими окнами форму добирает, чтобы следующий отрезок пройти хорошо.
Обычно на десятидневный перерыв такое расписание: два выходных, потом два дня двухразовые тренировки – утром тяжелый зал, вечером лед. На следующий день – лед, зал, но уже полегче: кардио, крутим велосипед 50 минут, чтобы сердечко поработало, кровь покачало.
Потом выходной – и остается четыре дня. Уже пошли втягивающие тренировки, чтобы к десятому дню выйти на игру. Но физиология у каждого разная: кто-то чуть дольше выходит из-под нагрузок и на первой игре выглядит тяжеловато. Тренеры стараются подвести к продолжению именно так: в начале этого окна тебя нагрузили, потом потихоньку вывели из-под нагрузки, чтобы ты побежал.
– То есть ты с собой разобрался, что делать, чтобы пройти по сезону без больших просадок?
– Стандартная просадка бывает осенняя, где-то в ноябре. Причем она больше связана не с физикой. Это же все вместе – и твое физическое состояние, и ментальное, что у тебя в голове. И, похоже, к осени сказывается питерская погода. Такая, прибивающая, без солнца.
Когда мы в Питер переезжали, мне говорили – слушай, ты там вообще свихнешься, там такая осень-зима, что солнца вообще не видно. И первый год – он как раз еще и чемпионский был – осень хорошая, солнца много. Как-то сезон, вжух, и закончился.
А потом были осени – труба просто. Просыпаешься – темно. На тренировку к десяти приехал, только чуть-чуть светлеть начало. Потренировался, педали покрутил, пообедал на базе, в три часа выходишь с базы – опять темно. И организм офигевает вообще. От головы в тело идет сонливость, есть небольшой спад.
После Нового года сезон снова побежал-побежал – и к плей-офф вообще в хорошей форме.
В детстве играл с Малкиным против Радулова
– Я тоже 1986 года – и в пять лет начинал играть в хоккей на Дальнем Востоке. Однажды мы всей командой на тренировке прям летали под впечатлением от фильма «Могучие утята». Его тогда по телевизору показали, и мы все дома посмотрели. Это помешательство у пацанов по всей стране тогда было?
– Я уже занимался в «Тракторе» и как сейчас помню этот фильм. Он только пошел – у нас дома была видеокассета. Была такая история.
Завтра матч, а сегодня я этот фильм уже несколько раз посмотрел. Причем у нас чем младше дети, тем раньше по времени им ставили ледовую тренировку. Иногда могли и в 6:15 начинать. Скорее всего, 1986 год против 1985-го. И, видимо, я был под таким впечатлением от фильма, что проснулся в пять утра и сел смотреть этих «Могучих утят». Думаю: сейчас я подготовлюсь к игре и выскочу на лед прямо как они в фильме.
Папа встал в семь готовить мне завтрак, увидел, что я не сплю и напихал мне полную кошелку за то, что я встал на два часа раньше. «Ты же не выспался! Как ты играть собрался?».
Форму мы тогда надевали дома – как сейчас помню, что я в машине ехал в форме, только без коньков и без шлема. Раздевалки раньше были знаешь какие? 40 человек на 10 квадратных метров: форму не найти, вонь страшная.
Он меня выставил за километр до арены: беги, хоть проснешься. А я действительно, когда подъезжали, сидел и спал.
– Первый турнир, по которому я нашел твою статистику – среди сборных регионов 1986 года. Его проводили в 2002-м. Вы с Малкиным играли за Урал, Радулов-Широков – за Москву. Что помнишь оттуда?
– Я играл в желтом шлеме, потому что меня взяли уже из «Мечела», а у них были эти шлемы смешные. Если я правильно помню, мы выиграли и меня признали лучшим защитником. Там я познакомился со своим агентом Геной Ушаковым – он подошел к моим родителям.
Там же меня заметил Брагин и пригласил на первый турнир за сборную. Потом мы выиграли в Словении на юношеской Олимпиаде. Золотая медаль оттуда у меня до сих пор лежит, наверное, одна из самых красивых.
Самой заметной для меня тогда была фамилия «Радулов». Малыч был как-то рядом, он свой. А Радул – из Нижнего Тагила, помню, там были он и Ражев. Один забивал 15 за игру, другой 20 и в сумме 35 отгружали какой-нибудь команде. И вот тогда для меня Радулов появился.
Потом еще Шитикова увидел – тоже уральский самородок. ЦСКА всех к себе перетащил. Я переехал в Москву после окончания школы – а ребята, Широк, Шитиков, уже жили в спортивном интернате. Там все и встретились.
– Нападающие, которые в будущем, скорее всего, станут профессионалами, на детском уровне, в 10-12 лет, очень много забивают. А ты, защитник, чувствовал, что посильнее остальных?
– Я в 10-11 ничего не мог почувствовать, потому что пошел в хоккей только в 8. В 10 я, наверное, еще играл во дворе в Челябинске. Секция называлась «Космос», была на ЧРЗ (челябинский радиозавод – Sports.ru). И я на «Золотой шайбе» играл за все возрасты, какие только можно – за свой, за 1984-й и за 1985-й. Вообще не уходил со льда.
– А в какой момент понял, что ты – хоккеист, с плюсами, которыми надо пользоваться, и минусами, которые нужно прокачивать?
– Первые годы моего хоккея – заслуга родителей. Мама на тренировки возила, когда папа не мог. Отец очень много водил на дополнительные занятия, сам на льду занимался со мной, в тетрадке рисовал задания. Зимой ходили на общий каток рядом с домом, там я тренировался, катал какие-то восьмерки. Дома он соорудил мне щит, я с шайбой делал определенные схемы.
Такого щелчка, что все, стану хоккеистом и буду этим зарабатывать на жизнь, не было и нет до сих пор. Как-то идет одно за другим и идет. Мне в июле 34, кубки выигрывал, медали, но даже после удачной игры на чемпионате мира я не чувствовал спокойствия за завтрашний день. Не чувствовал, что я хоккеист, который зарабатывает деньги.
Есть люди, от которых уверенность прет – тот же Суббан. Ошибется, но в следующей смене выходит с непогрешимой уверенностью и забивает.
– Ну у него последние сезоны не очень.
– Но я сравнивал его поведение со своим, наверное, года четыре года назад, когда он в «Монреале» здорово играл. В обороне привезет, но на следующую смену выйдет – и забьет, и отдаст. И все забудут, что он где-то ошибался.
У меня в психологическом плане что-то типа повышенного уровня ответственности за команду, себя и своих родных.
– У тебя рост 194 см – ты наверняка понял в какой-то момент, что длинные руки – это здорово, они очень помогают.
– Мне еще отец говорил: «У тебя руки и клюшка во-о-от такие, на пятаке встанешь и все там закроешь». Заметь, я не отличаюсь зубодробительными хитами, удалений мало. Почему? Мои сильные стороны – хорошее катание, длинные руки, я могу съесть дистанцию с нападающим.
Года полтора стараюсь особенно работать над этим, ведь площадки стали меньше. Когда в средней зоне откатываюсь, стараюсь встречать раньше, до синей линии. Любой тренер прям кайфует от защитника, когда видит, что тот не пятится к своим воротам, а в средней зоне начинает подстраивать скорость, затормаживать и входить в контакт с нападающим, выбивать шайбу.
Стараюсь физическое воздействие использовать реже, чем технические навыки – катание и владение клюшкой.
С детства работаю над броском. Бросал очень много – и не всегда на льду. В Челябинске есть секция «Полет», там волейбольный клуб и рядом с ним футбольное поле. Там же – старая хоккейная коробка, раздолбанная. Один хороший человек, Сергей Сергеич, потихоньку ее отремонтировал – сарайчик поставил, ворота, в воротах – железные мишени. Накупил листы, какой-то материал, чтобы шайба скользила. И ведра – с кучей шайб.
И мы эти шайбы бросали. У меня был блокнотик, я в нем записывал – тысяча бросков в день. Щелчки по мишеням, просто щелчки, щелчки с ходу, с передачи. Помню, отец помог – там же на «Полете» построили ангар, маленькую будку 10 на 10, с искусственным льдом. На эти десять квадратов, по 10 человек заходят и учатся шайбу контролировать.
– А как с катанием?
– Я пришел в 8 лет в дворовую секцию. Меня поставили на коньки – знаешь, когда все по кругу едут. Я упал, об меня полкоманды споткнулось, мамаши с бортика закричали: «## твою мать, кто это такой, уберите его!». Типа суперзвездам нашим мешает развиваться.
Из-за этого отец со мной очень много занимался дополнительно. Я обкатывал все эти пилончики, тарелочки (предметы, которые ставят на лед, чтобы их объезжать – Sports.ru), спиной вперед катался, делал восьмерочки.
Сейчас возможностей больше – для первой команды льда сколько угодно, катайся, тебя не выгонят. Последний год мы отдельно с Данилой Галенюком взяли за привычку пощелкать друг другу, поскатывать, с ходу побросать. Я люблю бросать с перевода партнера.
Год назад сменил фланг – раньше боялся, и ничего не получалось
– Как твой хоккей изменился с возрастом?
– В последнем сезоне я поменял фланг. До этого всю жизнь играл справа – и когда меня ставили слева, я себя чувствовал настолько неуверенно, что превращался в любителя.
То есть шел мне пас – и я просто не чувствовал борт. Вообще не чувствовал площадку. Тренер на меня смотрел: «Ты что, пьяный?» Я отвечал: «Не могу слева, я просто ничего не чувствую. Принять не могу, отдать, дистанцию не чувствую, борт, линию».
И в прошлом году что-то щелкнуло – и переключилось. С Бенгтссоном выходим, он говорит – я слева не очень. Я говорю – давай попробую. И в голове сам заставил себя переключиться. Видимо, когда мне раньше говорили «попробуй слева» – в голове этого сам боялся. Думал, что не смогу – и уже руки не отдавали, коньки не катили, голова не соображала.
А тут сам решил, что буду играть слева и мне так удобнее. Слева я не брошу с ходу после паса партнера, потому что леворукий, зато удобнее, когда тебе снизу отдают наверх.
Стало гораздо удобнее. Справа, при переводе от партнера, я принимал шайбу и вообще не видел часть площадки. А когда я слева, то принимая передачу, вижу всю площадку, кому хочу – тому отдам. Мне удобнее сделать перевод обратно, сброс, перевод на другую сторону. Мне стало гораздо удобнее – весь последний сезон играл слева и просто кайфовал. Понимал, что я 20 лет играл вообще не на том краю.
Еще я всю жизнь играл одними и теми же клюшками – Fischer. Первый и второй сезон в ЦСКА, в Суперлиге, при Быкове – деревянной клюшкой KOHO. Тогда все играли «истоном», «синерджи» – перья вставляли, грели. А я – деревянной клюшкой.
Мне даже Вячеслав Аркадьевич приносил связку клюшек Busch – они общались хорошо. «Так, убирай эту деревяшку, вот тебе клюшки Busch. А она тяжелее деревянной, по-моему, была, хотя и пустая внутри. Я говорю – не, Вячеслав Аркадьевич, я всю жизнь деревянной играл. Надо мной смеются все.
Потом – у отца хоккейный магазин был. Он начал им заниматься, когда я пошел в хоккей, потому что форму было негде купить. И отец нашел через поставщиков эти Fischer. Сначала – тоже деревянные.
Потом Fischer начал производить палки и вставные крюки – впервые Fischer со вставным пером я играл на «Арене-Омск» за ЦСКА. Так и дальше: они, может быть, чуть-чуть тяжелее остальных были.
Сколько раз брал всякие разные клюшки – CCM, Bauer, True – не то, не чувствовал шайбу, не мог бросить. Слишком мягкая, перо не так себя ведет. У клюшки же разные степени и разные места прогиба. Я попробую – и продолжаю Fischer играть.
Прошлой осенью пришли новые модели ССМ, и я понял что все, перешел. Благодарен людям, которые со мной работали, которые маялись с Fischer, исполняли все мои прихоти – там крюк подогнуть, тут подогнуть, такой «грип» сделать («грип» – это «липкость» клюшки, которая обеспечивается фабричным покрытием – Sports.ru).
Но получилось как со сменой края: взял новую клюшку, покатался несколько дней и понял, что бросок летит, все нормально, комфортно и легко, и контроль шайбы классный. С прошлого сезона играю ССМ.
– А по игре что-то поменялось?
– Было бы глупо не перестраиваться, особенно когда сделали маленькие площадки. Я всегда любил маленькие площадки, но сейчас их ввели везде, и я просто кайфую. Да, стало больше столкновений. Да, игра быстрее и нужно быстрее принимать решения. Но я себя ощущаю как рыба в воде, гораздо лучше, чем на большом полигоне – за счет габаритов, длины клюшки, катания.
Если на большой площадке игрок, который чуть подеревяннее, может выехать за счет физики, то на маленьком льду важны технические нюансы, которые у меня более-менее развиты. Над которыми я много работал.
Плюс – современный хоккей уже ушел от того, что два защитника дальше синей линии не ездят. Сейчас шайбу отобрал, отдал нападающему – и беги помогать. Это то, над чем в последнем сезоне я активно работал – подключение в атаку, помощь нападающим в зоне атаки, движение в зоне, перемещения, взаимодействие со своим партнером по защите. И более быстрый переход из обороны в атаку. Чтобы прямо с места отбора, без всяких закатов назад – туда, побежали.
– Ты играл на МЧМ-2005, где были культовые составы – у нас Овечкин, Малкин, у канадцев – Кросби, Гецлаф, Бержерон. Что помнишь о том турнире?
– Недавно звонит брат супруги. «Смотрю по телеку, как вы с канадцами финал играете». Я: когда 1:6 попали? Он присылает фотки: у меня кудри из-под шлема, маска тонированная, Саня Овечкин – в зеркальной маске.
Я думаю – во времена были, 15 лет назад. Генеральный менеджер той команды Леонид Михно, он сейчас главный на кафедре хоккея, в Высшей школе тренеров имени Лесгафта. Я ее заканчивал в прошлом году, а в этом там же заканчиваю менеджмент. Он спрашивал – помнишь, ездили?
А я очень смутно помню. 15 лет прошло, я был самым молодым в команде. Когда в финале забили в большинстве, я на пятаке мешался вроде. Причем я свой микроматч 1:0 закончил! Нормально? 1:6 проиграли, а у меня – 1:0.
Главное впечатление оттуда – жили в такой дыре! В каком-то поле вообще. В гостишке было казино, ходили всей командой. Покупали карточки на вай-фай: не успеваешь ввести эту карточку, интернет заканчивался тут же.
Хорошо помню, что нас всех отвезли и сделали капы. Мы почти все в полумасках, многие уже в первых командах играли. А на МЧМ запретили играть без кап. Для нас шок. Принимающая сторона отвезла всех в стоматологию, и нам всем сделали капы – я в ней еще в ЦСКА долго играл. Удобная, тоненькая.
Сейчас у всех оборона начинается с потери шайбы, ни один тренер не просит сразу откатываться
– Александр Хаванов как-то на ТВ рассказывал, что в «Сент-Луисе» отрабатывал выбросы шайбы по борту. Мог бы ты коротко рассказать, из чего состоит игра защитника, какие элементы отрабатываются?
– Ребята из ЦСКА последние 2-3 года рассказывают, что на льду отрабатывают выброс через стекло, чтобы шайба вылетала в среднюю зону, но не на проброс. Чтобы падала где-то на дальней синей и останавливалась.
Этот прием хорош на маленьких площадках. Иногда, может, видно, как защитник, когда невозможно никому отдать пас и просто выбросить шайбу, делает так – вщить – и она летит в среднюю зону. Даже не используя стекло, просто опа ее из борьбы – и она в средней зоне где-нибудь упала. Потому что основная задача защитника – не ошибиться в своей зоне. Потеря в своей зоне сейчас опаснее, чем раньше. За любую ошибку гораздо строже наказывают, и в большинстве случаев это либо суперопасный момент, который идет в счет в xG, либо гол.
Если раньше большая площадка что-то могла нивелировать, соперникам до ворот 15 метров оставалось – то тут ее перехватили и уже можно бросать.
– Что еще важно?
– Ну, конечно, выход из зоны: чистый, из-под давления, через партнера, ногами. На тренировках все отрабатывается – и в пятерках, пять-на-пять, и просто защитниками, когда нападающие уходят заниматься на другую половину.
Например, упражнение: два защитника на синей линии, спиной к своим воротам, лицом в поле. Шайбу закинули в угол. Один защитник подбирает шайбу, второй обязательно опускается в помощь.
Если шайба где-то прямо в углу, то открываешься через ближнюю штангу. Если шайба ближе к воротам, то открываешься, чтобы пас шел за воротами.
Площадки стали меньше – очень актуально взаимодействие со своим вратарем. Когда забросили за ворота, ему же нельзя выходить за трапецию – например, он остановил ее за воротами. Раньше же кто-то бежал подбирать – если никого нет, ты кричишь ему «Оставь!» или «Я!». Сейчас так делают гораздо реже.
В основном, защитники разбегаются по краям, и подсказывают, когда вратарь останавливает и не видит, что у него за спиной. Или «играй сам», и тогда вратарь бросает ее по стеклу, по борту. Или «отдай вверх» – это туда, откуда она пришла. Подсказывает защитник, который видит всю ситуацию.
Потом для защитников важна игра в средней зоне. И это не только защитник, а вся пятерка отрабатывает. Когда шайба вышла в среднюю зону, защитник ее подбирает – и либо сразу же наверх, обратно нападающему на борт, либо пас партнеру по синей линии, смена фланга атаки.
Ну и в атаке уже зависит от того, какие у каждой команды сет-апы розыгрыша. У каждой пятерки наверняка 2-3 разных розыгрыша вбрасывания. 2-3 в ситуации, если шайба за воротами оказалась.
Когда шайба пришла к защитнику на синей линии – в основном требуют довести ее до ворот, мимо игрока, который на тебя выкатывается. А если нападающий поднял шайбу из угла – беги на пятак: закрывай, подставляй, добивай.
Все эти мелочи отрабатываются на тренировках – сейчас игра больше коллективная, поэтому, даже если отрабатывается какая-то мелочь, то вместе с партнером или вообще всей пятеркой.
– Кстати, про действия всей пятеркой. Мне уже много лет кажется, что команды Квартальнова особенно агрессивно работают на вбрасываниях. Есть такое?
– Да я бы не сказал, что его команды как-то выделяются. Сейчас у всех оборона начинается с места потери шайбы. Если ты чувствуешь, что можешь зацепиться – сразу вступаешь в борьбу, этого сейчас требует каждый тренер. Я не знаю тренера, который говорит – откатись и давай будем ждать в средней зоне.
Сейчас сразу садишься на игрока. Опять же, есть схемы нарисованные – где шайбу потеряли и что в каких случаях делать. Просматриваются матчи соперника – как команда выходит из зоны, как играет на вбрасываниях. Перед любым соперником включают видео: «Вбрасывания играют так и так. В большинстве случаев». Именно с этой оговоркой – «в большинстве случаев любят играть вот так».
Сейчас еще у многих команд третий нападающий любит подниматься чуть выше к синей линии. Получается у них на синей три игрока – это достаточно интересно. Сложно не потерять третьего игрока, если он наверху. Он открывает себе пространство – и ему пасуют либо через защитника, либо прямой пас проходит. И он уже оттуда может бросать. А на маленьких площадках любая точка в зоне – голевой момент.
– Всегда было интересно узнать про зонную и персональную опеку. Со стороны это не всегда легко заметить.
– По-моему, сейчас уже таких топорных схем не осталось. Да, позиционную оборону отрабатывают на тренировках – например, шайба в углу: один защитник активно накатывает на нее, второй чуть поближе к пятаку, дальний нападающий обязательно спускается на усы (район двух коротких полосок на круге вбрасывания – Sports.ru), чтобы не проходила диагональная передача. Вся пятерка перемещается единым целым.
Шайба у защитника соперников на синей. Под него выезжает игрок, перекрывая линию броска. Один защитник из угла возвращается на пятачок. Нападающий, который спускался на усы, поднимается чуть повыше, чтобы забрать перевод.
Вот эти зоны у каждого свои – у Знарка в чемпионском «Динамо», я знаю, ребят чуть ли не как пешки двигали: свисток, остановка и подсказка – в этот момент ты должен быть здесь. И вот так переставляли игроков, двигали, доводили до автоматизма. Главное, чтобы не было разрывов. Только пятерка начинает разрываться – в разрыв может кто-то заехать.
– То есть это устаревшее разделение, и по факту сейчас все работают мобильным блоком?
– Это знаешь как: если ты будешь писать книжку, какой-то учебник, то как-то же это надо назвать. Но я бы так категорично не делил. Бывает, что игрок из четвертого звена ездит за лидером – в плей-офф особенно. Там тренеры часто накладывают звено на звено.
Но если предполагать, что в зоне каждый со своим игроком, то ведь кто-то может ошибиться. Если кто-то ошибся, а остальные по своим игрокам – это что? Все, гол? Споткнулся, сломалось лезвие, все что угодно случилось – а остальные стоят со своими?
Поэтому это работает по-другому: каждый должен знать, где надо быть в определенный момент.
Я знаю: если шайба, к примеру, на синей линии – я не должен в углу стоять, я должен приехать на пятак. Если шайба у партнера, я должен под него открыться – например, за воротами, чтобы он мне перевел. У каждого из нападающих – свои зоны ответственности.
По телевизору часто обращают внимание на ошибку в завершающей стадии атаки. И редко замечают, какие ошибки привели к той, которая завершилась голом. Бывает, что этот не отработал, этот шайбу потерял, этот сделал не так, как надо бы – а защитника потом разорвали на пятаке. И говорят – «хреновый защитник». Ну, окей.
По телевизору может смотреться, будто этот игрок ошибся так, что в запас его – и не вспоминайте. А тренер видит со скамейки, понимает игру: да, ошибка была, но к этой ошибке привели действия еще четырех человек.
В НХЛ пропустил в первой же смене. Когда забил сам, Флери спрашивал Малкина: «Кто это вообще?»
– Ты недавно сказал, что долго привыкал к хоккею в НХЛ – в чем там были сложности?
– Сейчас понимаю: дали вообще все, что хочешь. Контракт дали, по игре – слова никто не говорил. Ставили на матчи – вот, бери. А в психологическом плане было тяжело.
Я приехал – все чужое. Некомфортно как-то, не могу. Зная себя и свой хоккей, понимаю, что легко мог бы там играть.
– Первая игра в НХЛ была в Эдмонтоне против «Виннипега». Мощные ощущения?
– Больше волнения было в первой игре в тренировочном лагере, тоже с ними. Выходим с Дэном Гребешковым, нам втыкают. В первой же смене! Я думаю – ничего себе начали.
Я причем забил – и не засчитали. В средней зоне шайбу перехватил, в центре передо мной два защитника, а у них за спиной открывается Райан Смит. Через клюшки ему перекинул и побежал поддерживать атаку. Он 1-в-0 не забивает, куча-мала, шайба лежит на щитке, я ее впихиваю и понимаю, что гол! И болельщики закричали.
Но в этот момент судья свистит – нет. Я такой: да не может быть, как нет?! Расстроился. Потом во второй игре передачу отдал.
Я умею себя настраивать на матчи – нет разгильдяйского состояния или трясогузки, могу себя заставить это перебороть. Так что даже не вспомню первый официальный матч. Помню все целиком.
Естественно, запомнил долгожданный первый гол. Перед этим и 5-на-3 выходил, и бросал – то штанга, то мимо, то вратарь отбил. И я, наверное, начал себя есть: ну надо забить уже! А после нового года меня вызвали на Олимпиаду, и я забыл про то, что пора бы забивать.
Играли дома с «Питтсбургом». Входим в зону, Алеш Гемски сделал внизу вираж, поднял шайбу по борту мне, я вытянул в середину и бросил, а Флери был закрыт. Я радовался – просто труба. Первый гол в НХЛ, мы счет сравняли в конце игры!
Потом с Малычем после игры разговариваем, я такой: «Малыч, ну ура, наконец-то!». И он говорит, что Флери к нему подошел в раздевалке: «А кто это такой вообще? Кто там гол мне забил?».
И потом в овертайме той игры на мне было удаление, и в большинстве наша команда забила – хороший матч оказался, памятный.
– Знаешь, я даже не про ход первого матча, а про атмосферу. Ты недавно говорил, что Барабанову будет очень полезно оказаться в Торонто, увидеть, как они там относятся к хоккею. Что ты в этом смысле увидел?
– Смотри, я сначала приехал в лагерь. Опоздал на три дня – визу делал почти 3,5 месяца. Подал на нее сразу же в мае, но была забастовка в посольствах.
Все закрыто – документы в посольстве, но там ничего не делают. В итоге мне 15 сентября надо быть в лагере, а у меня 14-го визы нет. Я приехал в Москву и через агента нашел выход на охранника, который стоит на воротах канадского посольства. Пришел к нему, он кому-то позвонил, и в итоге мне через два дня выдают визу.
И я прилетаю не 15-го, когда они все тесты сдавали, а 17-го. Сразу на лед, голова вот такая, разница с Омском – 14 часов. Тренер Даллас Икинс спрашивает – сколько с домом разница? Отвечаю – 14 часов. Все, говорит, я тебя 14 дней вообще не трогаю – тренируйся в свое удовольствие, на игры ставить не буду.
Меня посадили во вторую раздевалку – ты же знаешь, в лагере по 60 человек: основной состав сидит в главной большой раздевалке, а в гостевой сидел в том числе и я.
И ты попадаешь в мир, о котором всю хоккейную жизнь только слышал. Для кого-то это так и остается недостижимой мечтой. Смотришь на организацию. Надо отнести вещи в стирку – пошел в главную раздевалку. А там эти пять Кубков Стэнли стоят. Такие эмоции, тебе 27 лет, а ты будто вчера родился и только-только мир узнаешь. От этого прет такой энергией!
И еще – болельщики. Я приехал 17-го, 18-го был матч. Мне говорят: на матче надо быть в костюме. Я привык к этому – в России последние годы в Омске ходил на матчи в костюме, хотя это было не обязательно.
Я говорю – окей, но я с собой не привез, пойду в магазин. На кассу прихожу, молодой человек карточку берет и такой – Антон БЕЛОВ!?!?!? Я говорю – да. Один день в Эдмонтоне, один день! Он говорит – вы же контракт подписали! Вы в лагерь опоздали из-за того, что визу не могли получить. И канадец рассказал мне всю мою жизнь.
Стою в шоке, мне непривычно, застеснялся – я вообще парень стеснительный, не люблю, когда меня хвалят. И такой – офигеть, один день в Эдмонтоне, меня просто в магазине узнают.
Жил в гостинице с женой и маленьким ребенком – пока не дали гарантий, что не отправят в АХЛ
– Была же дикая ситуация, что вы с семьей в Эдмонтоне жили в гостинице, пока тебе не дали бумагу о том, что 2-3 месяца не отправят в фарм. Опиши как в это время ваш быт был устроен, это же фантастическая история.
– Меня на время лагеря поселили в гостиницу, семья прилетела позже. Гостиницу оплачивают именно во время лагеря. Потом потихоньку народ отсеивается. А я-то понимаю, что в команде 8 человек с односторонними контрактами и мне будет крайне сложно.
Приезжает семья. А мы едем на последний выезд в Оклахому, где был наш фарм, на матч с «Далласом». Меня ставят в состав и не ставят людей с односторонними контрактами. Я думаю – блин, ну проверяют, наверное. Тем более, я 14 дней не играл. В Оклахоме был только мой третий матч. Возвращаемся – приглашают на ужин к владельцу команды, в его дом. И обычно приглашают зачем – чтобы объявить капитана. И приглашают тот состав, с которым определились.
Я сходил на ужин: домой к человеку, у которого на стенах висят стяги, какие на арене висят под потолком, один в один размером. Ты можешь понять, какие там у него потолки. Это владелец аптек «Рексалл», крупнейшей сети аптек в Канаде, крутой персонаж. Я в шоке от этого ужина, фотографии семье отсылаю.
Начинается сезон. Мне вроде бы ничего не сказали, но я в команде. Читаю прессу: Белов начнет сезон в первой команде, через драфт отказов спустили нескольких игроков. Кстати, это был Ларсен, защитник Уфы, мы с ним общаемся до сих пор. Его отправили вниз, защитника Перри и Дэна Гребешкова.
Живем в гостинице. Ее не оплачивают в сезоне, но у клуба есть связь с ней, там размещают приезжие команды, была скидка 50%. Одноместный номер. Октябрь заканчивается, начинается ноябрь – мы живем в номере. Гора вещей, маленький ребенок с игрушками. Вышел в центре с коляской погулял – и все развлечения.
Ко мне подходит Икинс – как устроился? Как дом? Я говорю – а я в гостинице.
Он говорит: почему? Я говорю – откуда мне знать, может завтра в АХЛ поеду? Не знаю ваших планов.
Он ушел, пришел Мактавиш с бумагой – все, весь ноябрь-декабрь будешь в команде, не переживай, снимай жилье. Мы сняли дом и потихоньку обустраивались. Чужая страна, ничего не знаешь. Общались только с Наилем Якуповым, его семьей, мамой, сестрой, которая там же жила. Приходили в гости – и его мама кормила нас: суп куриный с лапшой, эчпочмаки, вкусная татарская кухня. Мы кайфовали. Я сейчас это вспоминаю, как гол в НХЛ – эмоции наравне.
– Как ты готовился к переезду, что это был за процесс?
– Я мог уехать чуть раньше. Но в «Авангарде» произошла интересная ситуация с Сумманеном. У меня закончился контракт, мы с супругой поговорили и решили – надо ехать. Сумманен в разговоре один на один уговорил остаться еще. А я по возрасту не могу подписать на год контракт. А через два года будет уже 28 — хочется в НХЛ, это же моя мечта. Он говорит – ну давай договоримся на год.
В итоге мы заключили контракт на два года, но тут же подписали расторжение. То есть руководство сказало: если будет предложение из НХЛ, просто в лигу отправляешь расторжение по обоюдному согласию, уже подписанное сторонами. Если нет – скомкал и выкинул. Я говорю – окей.
Мы так и сделали: когда закончился первый год контракта, было предложение – и мы расторгли.
Совещался больше всего с одним человеком – это лучший капитан за всю мою карьеру, в тот момент капитан Омска Алексей Калюжный. Мы до сих пор очень дружим семьями, каждое лето ездим отдыхать вместе.
Он мне сказал – езжай! Или будешь потом жалеть. Но когда закончишь карьеру, не будут мучать мысли, что мог попробовать и не попробовал.
– К бытовым проблемам был, получается, готов?
– В финансовом плане был какой-то запас. Не сказать, что на всю жизнь, но после Омска я понимал, что, даже играя в АХЛ, проживем и не помрем. В плане английского – в последние годы я сталкивался с англоговорящими тренерами и язык подтянул. Лена хорошо говорит в повседневной жизни.
А все остальное – слушай, ты идешь к мечте. Тебе говорят – а вдруг отправят в АХЛ? А ты – ну отправят и хрен с ним, просто хочу. Хочу попробовать. Загораешься этим «хочу», что все остальное уходит на второй план.
В России единицы хоккейных фанатиков, они не могут продвигать игру на 140-миллионную страну
– В чем ты лучше стал после НХЛ чисто на льду?
– Единственное, что сразу заметил – вот все говорят, что легко переходить с большой площадки на маленькую и сложно – с маленькой на большую. Типа выходишь, такой полигон, надо много кататься, устаешь.
Я помню, когда из НХЛ приехал в Минск на большую площадку, подумал – мама дорогая, как много времени вообще на все. И чай попить, и в носу поковыряться. И это же чемпионат мира, уровень серьезный, сборные хорошие. Но разница в скорости большая.
Я увидел, какие там профессионалы. Я вижу, как устроено околохоккейное там и здесь. Как все освещается.
Таких же фанатиков, как ты и твои коллеги, за кем я тоже слежу, вас единицы. Вы с ними можете не сходиться взглядами, кто-то хоккей так смотрит, кто-то по-другому. Кто-то считает xG, кто-то говорит, что это ерунда. Но вы любите это.
И вы втроем, вчетвером, впятером не сможете это продвигать на 140-миллионную страну. А там все совершенно по-другому.
Читаешь новость – подписали игрока на столько-то лет. Комментарии на российском сайте о какой-то бытовухе, сколько он уже денег заработал, бла-бла-бла.
Комментарии там: он отлично сыграется с этим игроком, дополнит этого, он хорош в этом, закроет меньшинство. Люди обсуждают вот такие вещи – думаешь, ребята, вы разбираетесь в хоккее.
У нас нет такого погружения, этот продукт у нас сложно продать. Работа только на первых стадиях – лигу создали, что-то стало профессиональнее по сравнению с Суперлигой. Но в России мы все – первопроходцы. Все руководители – первопроходцы.
Я радуюсь, когда какие-то команды делают активити с болельщиками, потому что это способ популяризации хоккея и команды в городе, лиги в стране.
Но это первые шаги и начало пути. Требовать от нас соответствия НХЛ невозможно – там этому сто лет.
– Обнаружил, что на ютубе довольно популярно видео, как ЦСКА типа охотится на тебя. Можешь рассказать, что там было и как это было?
– Когда я вижу название «ЦСКА охотится на Белова»… это то же самое, что ИНЖЕНЕР ОТВЕТИЛ ПУТИНУ И ПОСТАВИЛ ЕГО НА МЕСТО, капслоком – я даже не смотрю. Это способ привлечь, чтобы народ схавал. Но о чем заголовок и о чем видео? Разные вещи.
Я видел ролик и очень удивился названию. Возможно, это способ привлечь внимание – окей, неплохой ход. Но по факту – была жесткая игра. Это плей-офф, это финал конференции. Мы проигрываем 0-3 в серии, понимаешь? Когда 3-3 в серии, седьмой матч становится таким, взрывоопасным.
Женя Артюхин всегда так играет. Я всегда жду, что он жестко будет играть. Не думаю, что он меня как-то ненавидит и хочет прибить. Это его стиль игры.
С Макаровым вообще смешная ситуация была: после игры нас обоих вызвали на допинг. От нас пошли я, Ковальчук и Торесен. От них – Григоренко, Макаров и, по-моему, Сорокин. Сидим в старом дворце ЦСКА, в маленькой, 4x4 метра, комнатушке – допинг-офицеры и мы вшестером. Макаров зашел, пожал руку, говорит «Без обид?», я говорю – да вообще перестань, все нормально.
– Последнее – ты говорил про ваш командный чат. Удалили уже Зуба и Барабанова из него?
– Есть же два чата. Официальный, где руководство и вывешивают расписание. Я думаю, у всех команд есть второй чат, где только ребята. Да, в официальном уже всех поблагодарили за работу и ребят удалили. Уже добавляют новеньких.
А в командном чате еще все сидят. Но в основном к новому сезону ребята сами понимают – их никто удалять не будет, мы все друзья. Сами всех благодарят, говорят спасибо – и удаляются. Ну это этика.
Фото: РИА Новости/Владимир Песня, Алексей Куденко; Gettyimages.ru/Derek Leung; ska.ru
