На тренировки под конвоем. В училище олимпийского резерва через кризис

Мария Столбова. Здесь и далее – фото из архива автора
Всем привет. Меня зовут Мария Столбова, я чемпионка мира по художественной гимнастике в составе сборной России, а сейчас главный тренер в основанном мною клубе, живу и работаю в Лондоне. Это мой новый пост в блоге «Записки закрученной ленточки».
До 14 лет всеми моими спортивными делами в основном занималась мама. Папа у меня геофизик, часто работал «в полях» – уезжал в экспедиции. Мама оставалась дома, поэтому она со мной она везде ходила, водила на тренировки, занималась всей этой гимнастикой...
Поначалу мама ходила на мои соревнования, когда я была маленькая, пока спорт был просто развлечением, а потом, когда начались серьезные соревнования, чемпионаты города, Вооруженных сил, России, мама перестала ходить – совсем. Когда наступал день соревнований, мама всегда была спокойной. Она никогда не говорила мне: «Ты справишься, Маша, давай; ты там всех победишь; я в тебя верю», – ничего такого.
Она старалась вести себя естественно, как в обычные дни. Потом, уже после окончания моей спортивной карьеры, она призналась, что очень сильно нервничала, не ездила смотреть на меня и даже специально уходила на работу в тот день.
Она никогда не давала мне советов. Она понимала, что ее спокойствие поможет мне чувствовать себя уверенно. Если я проигрывала или вообще не занимала призового места, она никак не показывала своего разочарования и огорчения.

Однажды меня на соревнования отвозил папа, и уже в зале я поняла, что забыла булавы. И я сказала папе: «Езжай домой. Привози мне мои булавы». Он успел, привез за двадцать минут до выступления. Я так волновалась, что уронила булавы несколько раз. Мама, узнав об этом, пошутила: «Ничего страшного, наверное, они так хотели улететь домой, поэтому они изначально дома и остались». Мама всегда старалась отвлечь меня от негативных мыслей, покупала мне любимую сладость или игрушку после соревнований, как бы они ни кончились. И никогда ничего не обещала мне, если я выиграю. С тренерами мама общалась мало.
У нас в группе были родители, которые пытались тренеров задабривать подарками. В нашей семье этого не было. Мама говорит, что они с папой (когда он был дома) просто приводили на тренировку и забирали с нее.
Конечно, какой-то диалог родителей с тренером был: перед поездками на сборы и соревнования. Но не больше.
Иногда родители считают, что если как-то задобрил тренера, подарил ему что-то, то его ребенку будет больше внимания. Но нужно понимать, что не стоит рассчитывать на это.
Я сейчас сама тренер, и для меня все девочки равны, я работаю со всеми одинаково. Мне, конечно, будет приятно, если кто-то подарит мне что-то от чистого сердца, но я никогда не буду выделять этого ребенка…

Возвращаясь к моим детским спортивным будням: я росла, тренировалась, выступала на соревнованиях…
Тренировки становились все жестче и занимали все время. Я уходила в школу в 7.30, возвращалась, ехала на тренировку, это час дороги, а потом пахала в зале до ночи: если что-то не доделала, никто не отпускал. Иногда был выходной, иногда нет. Приходила домой, делала уроки, падала спать, наутро все повторялось. К тринадцати-четырнадцати годам эмоциональная усталость накопилась настолько, что у меня случился кризис. Я шла на тренировки, но не доходила. Возвращалась в свой район, зависала у подруги и наслаждалась жизнью. Так продолжалось дней десять. Родители ничего не подозревали.
Телефона у нас не было, связь только через почтовых голубей, так что тренеры понятия не имели, где я.
Продолжалось это ровно до того момента, пока я на улице не встретила сестру.
– Маша, ты почему не на тренировке? – прищурилась она.
Я моментально включила актерский талант.
– Э-э-э-э-э-э.... зал закрыли!
Но сестра оказалась слишком умной и выдала меня родителям с потрохами. С тех пор меня отправляли на тренировки под конвоем – меня сопровождали родители или сестра.
Но от этого кризис не закончился, гимнастика продолжала раздражать. Дошло до того, что я пряталась в матах на верхнем этаже спортшколы, лишь бы не попадаться на глаза тренеру. Представьте картину: тренер ищет меня, а я затаилась среди матов, дрожу, лишь бы меня не нашли. Это продолжалось, пока судьба не вмешалась снова: меня отправили в Москву в училище олимпийского резерва. Насильно. Из моего уютного дома в этот жуткий огромный город, куда я мечтала НИКОГДА не переезжать.
Я впервые увидела Москву, мне было десять. Я тогда подумала: «Господи, какой ужасный город. Не дай бог мне тут жить». В четырнадцать меня туда и отправили.

О, как я страдала! Адаптация в училище олимпийского резерва была нелегкая, я рыдала, звонила родителям с почты за баснословные деньги и умоляла забрать меня обратно. Но они стойко держали оборону, что, наверное, правильно.
Год я мучилась, потом привыкла.
В интернате была жесткая дисциплина, подъем по звонку, тренировки, отбой.
После отбоя даже в туалет нельзя было выходить. (Серьезно, кто это придумал?)
Шаг вправо, шаг влево карались попаданием в «черную книжечку», и если ты, попав в нее, еще и вдруг переставал давать спортивный результат, тебя просто отчисляли. Впрочем, если вел себя примерно, но результат не давал, тоже отчисляли без разговоров.
Постепенно я привыкла. Вошла в сборную России, переехала на базу в Новогорск – это был гимнастический рай: лес, свежий воздух, отличные бытовые условия, тренировки с утра до ночи. (Зал был открыт круглые сутки – приходи когда хочешь да тренируйся. В Лондоне, например, мы не имеем права задержаться в арендованном для тренировок помещении ни на минуту – порядок есть порядок.)
Поступила в Университет физкультуры и спорта.
Училась я в университете без поблажек: экзамены, зачеты, все как у всех.
Так что в итоге гимнастика меня победила. Как ни отбивалась, а все равно оказалась в мире купальников, лент и бесконечных тренировок.
И если вам кажется, что спорт это красиво, грациозно и легко, попробуйте спрятаться в матах, поплакать в трубку за 100 рублей в минуту, поспать пять часов и поесть в столовой, где повар готовит так, будто у него личная вражда со спортсменами.
Но зато я стала чемпионкой мира. Так что все было не зря.
