8 мин.

«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 40-я: Футбол вместо войны

341
источник: https://pp.vk.me

Футбольная терапия против страха смерти. Первые послевоенные футбольные годы в новой главе из книги американского историка Боба Эдельмана.

В поисках нормальности

Масштабные разрушения Второй Мировой оставили в руинах треть всей территории СССР. Как и другие европейские войны XX-го века, эта война велась не только армией, но и всем обществом в целом. Миллионы советских граждан, пожертвовавшие столь многим и пережившие такие страшные потери, теперь позволили себе надеяться на перемены в послевоенной жизни. Впрочем, Сталин, после краткого периода неопределенности, вернулся к своей практике 30-х годов. Повернуть время вспять было трудно, этому мешали некоторые изменения, уже произошедшие в обществе, над которым он продолжал властвовать.

Демографические изменения в СССР, связанные с войной, были разительны. Потери по современным подсчетам составили 28 миллионов человек, большинство из которых были молодыми мужчинами. Еще в 1959-м году в СССР на тысячу женщин было 633 мужчины. Миллионы военных вдов так и не вышли замуж. Миллионы молодых девушек так и не нашли себе парней. А миллионы советских мужчин без всяких усилий нашли себе жен. Эти драматические перемены были несколько скрыты запалом победы и триумфа. То, что западные наблюдатели называли «Красной Армией», промаршировало сквозь всю Восточную Европу. Для многих сталинская Россия сменила гитлеровскую Германию в роли главной угрозы послевоенному миру. Между тем, смертельная схватка с нацистской Германией продемонстрировала, что коммунистическая система в СССР была далека от состояния полного контроля над своими гражданами.

В катастрофические первые месяцы войны, советские граждане понимали, что происходит беда, в то самое время как государственные медиа продолжали славить великие победы. Наконец, командование осознало, что нужно все же поддерживать определенный уровень честности, иначе общественная поддержка может быть полностью утрачена. Более открытое и честное радио и газеты оказали живительный эффект и способствовали тому, что и после войны население ожидало сохранения определенного уровня искренности и открытости. Ужасная ситуация, в которой находилась страна в то время, подтолкнули Сталина к схожему компромиссу с военными. Непросчитываемый хаос конфликта, быстрое продвижение немецких войск, вынудили Сталина отказаться от попыток полностью руководить и фронтом, и тылом. В разгар конфликта невозможно было требовать согласия Москвы на каждое следующее действие. Выпотрошивший свой офицерский корпус во время чисток, всесильный диктатор теперь вынужден был положиться на решения своих генералов. В ходе войны, армия завоевала определенную независимость и престиж.

Тотальная война потребовала воображения и самостоятельной работы мужчин и женщин самых разных профессий. Они должны были рисковать, действовать по своему усмотрению, зачастую делать что-то спонтанно. У командования не было другого выбора, кроме как положиться на навыки и таланты своих инженеров, ученых, менеджеров в самых разных областях. То, что изначально было совсем небольшой группой, серьезно выросло в ходе войны. Сама идея профессиональной автономии, когда тебя судят и награждают за твои действия и результаты, изменила ожидания тех, у кого была профессиональное образование и подготовка. Эти мужчины — большинство из них было именно мужчинами — надеялись, что смогут играть важную роль в новом обществе.

В первые послевоенные годы режим столкнулся с ситуацией, в которой его зависимость от образованных специалистов только возрастала. Большие города и их транспортная инфраструктура были разрушены. Более 11 миллионов солдат - демобилизовано. Прибыло 5 с половиной миллионов военнопленных. Целые народы были депортированы из своих домов. Голод 1946-го года привел еще больше крестьян в советские города, число рабочих в индустрии и строительстве возросло с 8 миллионов в 1945-м до более чем 14-ти миллионов в 1953-м. К потоку крестьян и демобилизованных солдат прибавились люди, вернувшиеся из эвакуации, что привело к еще большему ухудшению жилищных условий для всех. Рабочие, старые и новые, открыто выражали недовольство своим уровнем жизни.

Количество профессионалов, получающих второе или другое высшее образование, стремительно возрастало. Названная «интеллигенцией», эта широкая группа белых воротничков, отличалась от исторической интеллигенции, традиционной оппозиции государственной власти. Напуганная новой государственной кампанией в области культуры, эта новая интеллигенция в основном была настроена конформистски в отношении власти. Политический статус-кво поддерживался определенным уровнем комфорта и привилегий. Следуя этой логике, Вера Данхэм назвала эту ситуацию «большой сделкой» между властью и интеллигенцией. В то же время, растущая когорта инженеров, технических специалистов и других профессионалов, «тосковавших по контактам с внешним миром» и имевших свою «профессиональную гордость», верили в свое право иметь собственный политический голос. Вместе с более традиционными старыми «интеллигентами», эти люди были готовы работать в контакте с реформирующимся государством, стремясь воплотить надежды и возможности, порожденные военной победой. Безусловная лояльность не была частью сделки. Эти новые люди были готовы служить, но не раболепствовать. Недавние исследования о Великой Отечественной войне подтверждают, что по ее результатам государственная власть и партийные институты не укрепились, а, наоборот, ослабли. Контроль режима над обществом был далек от абсолютного.

Многие тренды, проявившиеся в 1945-1948-м, на самом деле развивались уже в ходе войны. Более того, корни постсталинской оттепели можно увидеть в культурных и политических процессах 1945-1953 годов. Восход молодой культуры, появление противоречивых мнений по разным общественным вопросам, первые осторожные проявления общественного мнения — все это было заметно уже в последние 4 года сталинского правления.

Футбол нашей юности

источник: http://www.regsamarh.ru

Стремительно меняющаяся социальная структура оказала ожидаемое влияние и на массовую футбольную аудиторию. Рост индустриального рабочего класса означал, что футбольной публики стало больше. Ей уже не хватало существующей футбольной инфраструктуры. Стадион «Динамо» - единственная большая арена в столице, часто не мог вместить в себя всех желающих. Вместе с тем, футбольная публика стала более разнообразной. В наблюдение за игрой включились новые рабочие профессионалы и специалисты, болеть стали представители творческой и научной интеллигенции. Для этих мужчин присутствие на большом матче стало чем-то вроде общественной необходимости. Интеллигенцию многие рабочие на стадионе считали просто бездельниками, однако теперь интеллектуалы действительно стали болельщиками, их соучастие означало демонстрацию их мужественности. Чтобы уж точно не оставить этот аспект без внимания, многие брали на игры подружек. Игроки приглашали на матчи своих жен и подруг (временами и тех, и других одновременно). Вслед за ними все остальные также поняли намек, и вскоре женщины были уже заметной частью публики на «Динамо». Футбол, традиционно пролетарское развлечение, превращался в развлечение для всего советского общества. Теперь популярность той или иной московской команды уже не могла считаться следствием внимания только со стороны рабочих. Игра сохранила свое влияние на рабочих, однако привлекла и новую аудиторию. Та привнесла на трибуны новые политические, социальные и культурные смыслы.

Вспоминая послевоенные годы, Аксель Вартанян утверждал, что «футбол был единственным развлечением для молодежи в то время. У нас не было всех этих концертов или представлений. Само слово «джаз» было запрещено... Не было никаких популярных массовых развлечений, ничего, только футбол». Это было справедливо для всей страны победителей, измученных войной, однако более всего справедливо в отношении Москвы, представлявший несколько команд в высшей лиге. «В дни больших матчей, - писал звездный форвард «Спартака» Никита Симонян (1926 г.р.), - вся Москва ехала на «Динамо»». Кроме тех, кто наводнял метро, были и те, кто приезжал на крышах троллейбусов. Возбужденные болельщики прибывали на трамваях, не дожидаясь открытия дверей — вылезали через окна. В столице было не слишком много автотранспорта, однако в дни матчей, кажется, каждая легковушка и каждый грузовик ехал по Ленинградскому шоссе на «Динамо». Только футбол мог спровоцировать такое редчайшее зрелище, как московская пробка. В дни больших игр весь город пребывал в хаосе, сотни тысяч людей со всех концов двигались в сторону стадиона.

источник: https://pp.vk.me

Ленинградский проспект перед финалом Кубка СССР 1945 г.

Счастливейшими из этих пилигримов были те, у кого были билеты на игру. У большинства их не было, так что по всему городу можно было услышать просьбу о «лишнем билетике». Успех в подобных поисках был редкостью, так что большинство из пришедших, по словам директора стадиона «Динамо», приходило в расчете прорваться толпой сквозь ворота. В особенности этим отличались дети и подростки, превратившие свой прорыв в целую науку. Они знали, какие ворота охраняются лучше других (те, что были ближе всех к метро), а сквозь какие есть хороший шанс прорваться. Многим казалось, что проще всего перелезть через высокую ограду, предварительно запрыгнув на крышу кассы. Другие умоляли взрослых с билетами, провести их мимо контролера. Довоенная техника прорыва обороны «всей толпой», о которой писал Олещук, была все еще в ходу. Следующей проблемой, уже на самом стадионе, был поиск места на трибунах. Константин Есенин решил эту проблему для себя и своих друзей покупкой сезонного абонемента, предварительно убедившись, что его место — последнее на скамейке в своем ряду. Одного из друзей он сажал с собой рядом, чуть сдвинувшись к углу. Второй садился к нему на колени, третий — на ступеньку, между ног. «Так мы ходили вчетвером по одному сезонному абонементу». Проходы между рядов были переполнены. Контролеры и милиция были бессильны что-то сделать с молодыми парнями и как-то освободить дорогу настоящим обладателям билетов.

Стадион продолжал оставаться местом воссоединения после многих лет трагедий и потерь. Друзья были разделены войной. Люди теряли друг друга в военном хаосе. Новости о смерти товарища нередко не добиралась до его друзей. Лев Филатов вспоминал, как некоторые игры в начале 1941-го были его последней встречей со многими из его товарищей. В счастливых случаях, люди, расставшиеся в то время, вновь находили друг друга на стадионе «Динамо». Там они встречались, праздновали, благодарили тех, кто помог им пройти сквозь это великое испытание. Пойти на футбол означало праздновать жизнь, радоваться тому, что ты остался в живых. Удовольствие от непредсказуемого зрелища, не предполагавшего в конце смерть, было особенно глубоким для тех, кто только что пережил войну. Чувствовалась связь между игрой и настоящей битвой, с ее правилами, как их впоследствии описывали немецкий эмигрант, социолог Норберт Элиас. Сильные эмоции в безопасной ситуации, не связанной с ужасным насилием, только увеличивали удовольствие от спортивного спектакля. То же было справедливо и для других наций, переживших войну. На стадионе «Динамо», спонтанность и отсутствие какого-либо плана воспринималось с радостью, без всякого страха.

из личного архива Н.А. Старостиной

в ожидании продолжения

logoДинамо Москва
история