«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 36-я: Дело братьев Старостиных. Начало
Дело против братьев Старостиных - одна из важнейших историй в семейном спартаковском романе. Оно не началось с их арестом в 42-м году и не закончилось в 53-м. Боб Эдельман в новой главке своей книги разбирается во всем по порядку.
Если принять во внимание неизбежную конкуренцию в спорте высших достижений, то, очевидно, что Старостины должны были нажить себе врагов в профессиональном сообществе. Разные советские команды поддерживались различными важными политическими фигурами и институциями, часть из которых имела достаточно власти для того, чтобы арестовать своих оппонентов, так что вероятность такого неприятного варианта никогда не стоило сбрасывать со счетов. С самого своего основания, спортобщество «Спартак» порождало в равной степени недовольство и сомнения в среде своих оппонентов. В 1935-м профсоюзная газета «Труд» выражала свое беспокойство по поводу мотивов, которыми руководствовались Старостины при создании своей крупной и хорошо обеспеченной организации. Год спустя несколько менее крупных официальных лиц из спортобщества «Спартак» были вызваны в московский суд в качестве ответчиков по обвинению в финансовых махинациях, впрочем, дело вскоре было закрыто. Первый серьезный кризис, о котором уже шла речь, наступил в сентябре 1937-го.
Обвинения, опубликованные в «Правде» и «Красном Спорте» были устранены с помощью Косарева, однако в деле все еще оставались силы, копавшие против Старостиных и их ближайших друзей. Пережив нападение со стороны своих институциональных и профессиональных соперников, теперь Старостины должны были иметь дело с опасностью, которая подстерегала их прямо рядом с их родным домом. В поездку в Париж в 1937-м вместе со «Спартаком» отправилась большая спортивная делегация, в которую были включены и братья Георгий и Серафим Знаменские, знаменитые бегуны на длинные дистанции. Эти молодые люди были постоянными членами общества «Спартак» и соседями Андрея и Николая Старостиных по лестничной клетке в новом доме в центре города, на Спиридоновке.
Братья Знаменские
Обладатели всех союзных рекордов на дистанциях от 1.500 до 10.000 метров, Знаменские были детьми сельского священника. Несмотря на свое не слишком удачное в политическом отношении происхождение, им удалось сделать отличную спортивную карьеру. Георгий параллельно получил медицинское образование. Оба они приняли участие в Великой Отечественной войне. Серафим умер в 1942-м, Георгий — в 1947-м. После смерти они стали объектом собственного культа, о них писали книги, им посвящали фильмы, они превратились в советских спортивных святых. Мемориал братьев Знаменских до сих пор ежегодно проводится в Москве. К сожалению, среди других профессий, освоенных советскими святыми, была и роль «стукачей». В 2000-е годы, в телепрограмме «Большие родители», выходившей на канале НТВ, дочь Георгия, Елена, рассказала о том, что оба, и ее отец, и дядя, работали на «органы» и были знакомы с Берией и Сталиным. Она не называла их открыто «агентами НКВД» и не рассказала, когда именно начались эти отношения, или что они работали по прямым указаниям Берии. Но Елена Знаменская сообщила нечто не менее важное: ее дядя не погиб на фронте, как об этом сообщала официальная история, а покончил с собой, находясь в отпуске дома. Причин его самоубийства она не объяснила, так что мы не должны прямо связывать их с его возможным чувством вины за свои действия.
В сентябре 1937-го, еще до того, как Берия переехал в Москву, Серафим отправил письмо, донос на имя главы спорткомитета, Елены Кноповой, в котором описывал поведение Старостиных в ходе их поездки в Париж и дома, в Москве. Если Знаменские были дружны с Берией, который возглавил НКВД в 1938-м, то на кого они работали в 1937-м? Может быть Кнопова просила их приглядывать за Старостиными, или выдающиеся бегуны просто действовали как бдительные советские граждане? Какими бы ни были причины, Серафим в своем докладе отмечал, что Старостин был слишком уж приветлив с членами буржуазных делегаций, которых он встретил в Париже. Что манеры у него «как у владельца частного спортивного клуба». «Старостин», пишет Знаменский, «все свое время, внимание, средства тратит и выпячивает только футбол, забывая другие виды, забывая комплекс ГТО, и в футболе выделяет только отдельных лиц, например: в команде «Динамо» есть коллектив, а в «Спартаке» только кучка своих людей». Обвинения в пренебрежении массовой физкультурой в пользу спорта высших достижений, будут появляться в прессе снова и снова — и, разумеется, Старостины больше интересовались организацией крупных соревнований, нежели обучением фабричных рабочих метанию гранаты <одна из норм ГТО конца 30-х гг., прим. перев.>
Серафим также сообщал Кноповой, что братья с друзьями проводят ночи за картами, выпивкой, громко кричат и матерятся: «Я несколько раз говорил Андрею Старостину — как тебе не надоедают эти пьянки, ты мне спать не даешь, но привыкший смотреть на людей, как на плебеев, он иронически отвечал: «ты, Серафим, чудак»». Безусловно, Знаменский мог что-то преувеличивать, но Андрею, разумеется, случалось бывать в описываемых обстоятельствах. Не слишком помогло Старостиным и то, что их друзья и собутыльники, Евгений Архангельский и Владимир Стрепихеев, уже были арестованы. Серафим также утверждал, что каждая из таких попоек должна была стоить не меньше тысячи рублей, что составляло его собственную месячную зарплату.
Во Франции, по его словам, Старостины спекулировали валютой, покупая гораздо больше, чем они могли бы позволить себе на свою зарплату. Каждый из членов делегации, пишет Знаменский, увез с собой один чемодан. Старостины прибыли на Белорусский вокзал с четырьмя чемоданами каждый. Когда впоследствии комиссия спорткомитета занималась расследованием хода той поездки, оба брата Знаменских были вызваны на разговор. Узнав о проведении расследования, Николай сказал Серафиму, что комиссия была организована «этими подлецами из «Динамо»» и предостерег его от каких-либо показаний. Георгий утверждал, что ему было сказано тоже самое. В ответ на вопрос, сколько вещей Старостины привезли с собой, он должен был ответить: «столько же, сколько и все остальные». Когда выяснилось, что Знаменские давали показания комиссии, Старостин грозил Георгию временным сокращением зарплаты. Повторяя формулы своего брата, Георгий называл это «методами хозяина буржуазного клуба». Георгий также утверждал, что Николай Старостин хвалился своими связями в армии, позволившими ему вызволить двух игроков из армейских команд (Василия Соколова и Владислава Жмелькова), что вполне соответствовало действительности.
Принимая во внимание все эти заявления Знаменских, поразительно, что в своих последних мемуарах, написанных уже во времена гласности, Николай не пишет о них ни одного дурного слова. Может быть, он не хотел марать их репутацию? Вероятно, он понял их, и простил, годы спустя. Несомненно на них давили, чтобы получить такого рода показания, но не вызывает сомнения и тот факт, что зерно истины в их доносах также присутствовало. И вновь оговоримся — обвинения подобного рода могут выглядеть криминальными только в контексте происходившего в то время террора. Сами Старостины несомненно считали свое поведение более ли менее нормальным, и с тех пор сотни советских мужчин и женщин, спортсменов, путешествовавших на Запад, вели себя точно также. Старостинская команда собирала стадионы по всему СССР, пропагандируя большой спорт и дело было вовсе не только в деньгах.
С течением времени, «преступления», описанные Знаменскими оказались меньшим злом, в сравнении с тем, что выплыло на поверхность позднее, уже без ведома самих Старостиных. В той же книге воспоминаний, Николай упоминает об аресте Владимира Стрепихеева, Виктора Рябоконя и других друзей, осенью 1937-го. Позднее Стрепихеев и Рябоконь были расстреляны. Николай не написал о том, что они были принуждены к тому, чтобы дать на Старостиных показания о гораздо более серьезных проступках, нежели покупка пары лишних платьев для своих жен. Хотя кто-то в НКВД мог готовить крупное дело против Старостиных, маловероятно, что Ежов, союзник Косарева, мог бы возглавлять большое дело против них. Какая-нибудь особенно рьяная мелкая сошка могла бы взяться за это, однако комсомольский лидер мог воспрепятствовать этому. Так или иначе, на этом этапе в подготовке дела против Старостиных, очевидно, не было особенной внутренней координации.
День Ф: 1937-й год
Показания, данные на допросах в 1937-м, легли в основу более серьезных обвинений против Старостиных, с которыми им пришлось столкнуться, когда их в конце концов арестовали, в 1942-м году. Эти документы, допросные листы, не были точным стенографическими отчетами того, что говорили следователям обвиняемые. Скорее, это были заранее составленные истории, которые арестованные, под давлением, вынуждены были подтвердить. В одном из таких случаев, директор Сталинского института физкультуры, Семен Фрумин, повторил старое обвинение в том, что Старостины родом из «семьи торгашей» и что они пытались «внедрить худшие аспекты буржуазного спорта» в советский. В более изощренной версии Василия Стеблева, спартаковского тренера по велосипедному спорту, фигурировало уже и немецкое посольство. Стеблев, признававшийся в своем соучастии, говорил, что устраивал встречи Старостина с немецким посольским атташе. Старостин, по словам Стеблева, «организовал подпольную контрреволюционную фашистко-террористическую шпионскую организацию в среде московских физкультурных организаций». Места и даты этих встреч были описаны весьма подробно. Среди заговорщиков упоминались в том числе Виктор Прокофьев, Стрепихеев, Рябоконь, и еще несколько работников общества «Спартак». Центром заговора должно было стать покушение на всю партийную верхушку во время парада на День физкультурника в 1937-м году. А конечной целью объявлялось провозглашение фашистского государства в СССР. В последнюю минуту план был сорван арестом кого-то из неназванных членов группы.
Рябоконь также «сознался» в участии в этом сценарии, к которому в дальнейшем привлекли еще двух игроков «Спартака», Станислава Леуту и Петра Исакова. Рябоконь, отлично знавший Старостина, описывал его биографию с очевидными для любого близкого знакомого ошибками. «Он сын домовладельца, женатый на дочери крупного торговца. В прошлом его арестовывали за спекуляцию». Изначальным планом было застрелить политических лидеров «на спортивном мероприятии на стадионе Динамо». Старостинский друг, также недавно арестованный «враг народа» Харченко, занимал достаточно высокий пост для того, чтобы дать им знать, когда крупная фигура должна будет появиться на стадионе. К сожалению, Сталин, главная мишень заговорщиков, никогда в жизни не посетил ни одной настоящей игры на стадионе. Совершенно очевидно, что Старостины, раздававшие сотни проходок на спартаковские матчи, сами знали, когда кто-то из важных персон должен был быть на матче. Рябоконь указывал на оружие, что оказалось делом также непростым. Ни Рябоконь, ни Стеблев особенно не вдавались в подробности. В дальнейшем, в ходе собственных допросов, Николай Старостин узнал, что игроки «Спартака» должны были спрыгнуть с платформы, в форме гигантской бутсы, на которой они проезжали по Красной площади, достать револьверы из своих футбольных трусов, и застрелить всю политическую верхушку страны. Что случилось бы потом, оставалось только догадываться. Абсурдность этих обвинений, составленных в 1937-м, была очевидна даже для тех, кто их состряпал, а если уж у НКВД были подозрения насчет террористической активности Старостиных, почему же их тогда не арестовали немедленно.
Хотя сейчас мы никак не можем знать наверняка, вероятно, разумно было бы предположить, что в 1937-м Косарев был в состоянии отвести удар от Старостиных, если не от их друзей. Старостины остались на свободе, однако это не означало, что подозрения с них были сняты. В начале и конце 1938-го «Известия» публиковали репортажи о финансовых нарушениях в «Спартаке». В мае был арестован директор спартаковского магазина спорттоваров, Серафим Кривоносов. В дальнейшем он давал показания о старостинских антисоветских действиях и высказываниях.
в ожидании продолжения
