«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 34-я: великая переигровка
В сентябре 1939-го года московский "Спартак" сыграл один из величайших матчей в своей истории. Исторический контекст и подробности кубковой переигровки с тбилисским "Динамо" - в главке из книги Боба Эдельмана.
В последние месяцы 1938-го произошли и другие зловещие события. Миллионные публикации насквозь фальсифицированного «Краткого курса истории ВКП(б)» ускорили процесс идеологического и политического образования по всему Советскому Союзу. Изучение этого направленного в массы текста было непосредственно увязано с улучшением в сфере производства, как будто простое знание о том, что Сталин делал (или не делал) в 1917-м году могло гарантировать выполнение плана. Вслед за образовательными пряниками последовал кнут нового жестокого трудового законодательства. Декрет 28-го декабря был направлен на ужесточение трудовой дисциплины. Распространенные проблемы прогулов, опозданий и смены места работы теперь стали считаться уголовными преступлениями. Новые пролетарии, многие из которых только-только приехали из деревни, должны были приспосабливаться к новому индустриальному темпу жизни.
Рабочая дисциплина также затронула и футбольный мир. Игроки опаздывали на тренировки, спорили с тренерами, многие выпивали, часто дрались на поле. В каждой команде был свой политрук, под чьим ведением были вопросы культуры и взаимной ответственности среди (в большинстве своем совсем необразованных) футболистов. В «Спартаке» это бремя лежало на товарище Рабиновиче, чьи усилия активно критиковались в прессе, ставившей ему в пример московское «Динамо», где идеологическая накачка была на уровне. Казалось, что «Спартак» воспринимал свои задачи в этой сфере значительно менее серьезно, нежели «Динамо». Уже значительно позже мы узнали, что Старостины были крайне обеспокоены новым рабочим законодательством, которое, по их мнению, вело к большей эксплуатации, нежели при капитализме.
До конца неясно, то ли личная неприязнь, идеологическая подготовка или простое желание победить двигало Берией в то время, однако его предполагаемое вмешательство в обычный ход спортивных событий породил одну из самых абсурдных ситуаций в истории мирового футбола. Кубковые соревнования проходили в течение августа и сентября, параллельно с чемпионатом. 8-го сентября в полуфинале в Москве «Спартак» принимал тбилисское «Динамо» - своего сильнейшего соперника в чемпионате и любимую команду Берии. Это была чрезвычайно сильная команда, собранная из великолепных футболистов, способных играть в быстром темпе. Известные в печати как «летучие уругвайцы», грузинские игроки исповедовали эмоциональный и техничный латиноамериканский стиль, сильно отличавшийся от построенного на контроле и физической мощи стиля всех московских команд, не исключая и «Спартак». Одаренные дриблеры и законченные индивидуалисты, грузины явно предпочитали обороне игру в атаке.
Обе команды играли полуфинальный матч в оборонительном ключе, забив лишь один гол на двоих. Это случилось на 46-й минуте, после свалки у тбилисских ворот. Русский вратарь «Динамо» Александр Дорохов, вынес мяч из ворот — точно на ногу Андрею Протасову. По версии Старостина, протасовский удар пересек линию ворот, но не добрался до сетки, так как его вынес оттуда защитник Шота Шавгулидзе. Так или иначе, арбитр Иван Горелкин зафиксировал взятие ворот. «Динамо» написало протест, который был быстро отклонен футбольной секцией спорткомитета. В отличие от похожих примеров в прошлом, в этот раз весь комитет в целом одобрил решение секции. Четыре дня спустя «Спартак» обыграл ленинградский «Сталинец» в финале — 3:1. Это был второй кубок подряд. Все вернулись домой и продолжили играть матчи в чемпионате.
Однако примерно дней через 12 после финала, около 24-го сентября, члены общества «Спартак» стали встречать в Москве игроков тбилисского «Динамо». От грузинских гостей они узнали, что опротестованный полуфинал должен быть переигран 30-го сентября — то есть, через три недели после финала! Решение поменять постановление спорткомитета поступило из самого ЦК, и было объявлено в грузинской прессе еще 16-го сентября. Принимая во внимание общественную значимость этой информации, трудно представить себе, что Николай Старостин и представители «Спартака» до сих пор не знали о необходимости переигрывать матч. Глава футбольной секции, Александр Старостин, мог быть недоволен переменой решения, но и он также не мог не знать о нем. Также маловероятно, что сам ЦК проинформировал о своем решении только одну из двух команд. Но если клуб все же был не в курсе, то на подготовку к одному из величайших матчей в его истории оставалось всего 6 дней.
Старостин попробовал было мобилизовать своих политических союзников, но Косарева с ним уже не было. Никаких прямых доказательств того, что именно Берия сам выступил за переигровку и добился ее проведения у нас нет, однако можно попробовать спросить себя, кто еще на таком высоком уровне вообще серьезно думал о футбольных проблемах. Даже если сам Берия и протаскивал это решение, то важно отметить, что оно получило поддержку на высоких партийных этажах. Спартаковского главу призвал к порядку один из самых могущественных партийных секретарей, Андрей Жданов. В этом свете, политическая составляющая Кубка СССР 1939, кажется более сложной, нежели просто личное противостояние Старостина даже с таким идеальным образцовым злодеем как Берия.
30-е сентября 1939 года, команды выходят на поле
Игроки тбилисского «Динамо» несомненно подошли к игре уставшими, только что проделав длинный путь в Москву на поезде. Однако и «Спартак» также был в плохой форме. Андрей Старостин сломал руку, а главный бомбардир команды, Алексей Соколов, был дисквалифицирован за удар соперника по лицу в предыдущем матче. В первом тайме «Спартак» смог воспользоваться слишком атакующей манерой игры тбилисских полузащитников, не успевавших возвращаться в оборону. Дважды прорывавшийся по правому флангу Георгий Глазков сделал дубль. Динамовская звезда, Борис Пайчадзе, отыграл один мяч перед перерывом, 2:1. Почти сразу же после начала второго тайма «Спартак» заработал пенальти, с которого Глазков оформил хет-трик. Тбилисцы яростно атаковали, однако все их атаки упирались в блестяще игравшего Акимова. Впрочем, за четыре минуты до конца, они все же забили после розыгрыша углового. Напряжение возросло еще сильнее, после того, как травмированного Акимова на самую концовку в воротах заменил Жмельков. Игра завершалась под рев 80 тысяч болельщиков, подавляющее большинство которых поддерживало «Спартак».
«Динамо» вновь опротестовало исход, в этот раз утверждая, что пенальти был назначен несправедливо. Протест был отклонен через два дня, и кубок остался у «Спартака». Эта победа была невероятно важна. Как писал Лев Филатов уже в 90-е годы: «... в 1939 году был разыгран матч, который для моего юного довоенного поколения был выше и главнее всех, когда-либо виденных. Без каких-либо обоснований вопреки спортивным установлениям переигрывался полуфинал Кубка между "Спартаком" и "Динамо" (Тбилиси) спустя три недели после финала. Прошло бог знает сколько времени с того 30 сентября, но я помню тесно сжатые на скамье худые плечи нашей компании (четверо на три билета), сдавленное дыхание, толкающиеся колени: никогда ни до того, ни после - мне не приходилось "болеть" - без преувеличения - до потери сознания, до беспамятства. Для нас решалась не судьба Кубка и "Спартака", решалась судьба футбола в нашем обиходе. Останемся ли мы с ним, как на острове справедливости, или махнем рукой, поставим крест на этой блажи. Не знаю, как бы мы себя повели, если бы у "Спартака" отняли победу. К счастью, он выиграл тот матч. К счастью для нас, сидевших на трибунах».
Наряду с победой над басками и матчем на Красной площади, выигрыш в переигровке стал еще одной важной главой в спартаковской саге. Команда победила, несмотря на давление извне и, как считал Филатов, тем самым спасла саму игру. Вера в нее оправдала себя. Писавший об этой игре для «Красного спорта» великолепный спортивный журналист (и болельщик «Спартака») Александр Виттенберг, три раза повторил в материале одну и ту же фразу: «...и вновь, Спартак демонстрирует свое превосходство».
Если верить Николаю Старостину, Берия покинул стадион в припадке гнева. Десятилетия спустя Старостин сказал одному из своих любимых игроков: «Тогда я понял, что мне предстоит долгое путешествие». Бериевская команда не победила «Спартак» на поле, но у любимого сталинского сподвижника были и другие, не слишком спортивные, возможности. При всей политической нагрузке, которая выпала на этот матч, очевидно, что недовольство Берии было сфокусировано именно на победе «Спартака». В следующем сезоне «Динамо» выправило свой корабль, забрав к себе Аркадьева из «Металлурга» и выиграв чемпионат 1940-го года. «Спартак» финишировал третьим, проиграв 1:5 своим главным противникам при 85 тысячах зрителей, в матче, которые несколько динамовских игроков впоследствии назвали величайшим в своей карьере. Можно было бы ожидать, что это удовлетворит Берию, однако, по предположению Александра Вайнштейна, его охота за Старостиными была связана не только с футболом.
в ожидании продолжения
