«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 15-я: балалайка и медведь. Основание МКС
История спартаковских 20-х годов продолжается хроникой развлечений и новых планов на 1922-й год. Местные парни из района Красной Пресни организуют свою первую постреволюционную команду, Московский Кружок Спорта.
Скачки, еще одно стильное развлечение, было возрождено в 1922-м году под патронажем министерства сельского хозяйства, и братья Старостины, разделявшие отцовскую страсть к лошадям, часто бывали на ипподроме и делали ставки. Ипподром на Беговой улице на северо-западе Красной Пресни регулярно принимал у себя знаменитостей из театрального и литературного миров, среди которых были большой любитель кавалерийских лошадей писатель Исаак Бабель и глава собственного оркестра, шоумэн Леонид Утесов. Футбольные звезды были желанными гостями в такой компании, разговор часто заходил о спорте. И хотя у нас нет абсолютно никаких свидетельств о нелегальных ставках, вполне резонным кажется вопрос, существовали ли в них какие-то внешние ограничения.
Профессиональная борьба — еще одно сомнительное спортивное развлечение, также было возрождено во времена НЭПа, и Андрей ходил на эти шоу при любой возможности. Чаще всего он оказывался в Никитинском цирке, чуть севернее Тверской, на Садово-Триумфальной. Борцовские поединки проходили там главным образом потому, что внутри находилось одна из немногих в Москве площадок, подходящих по своему размеру. Спорт в двух своих вариациях — театрализованной и официальной, легитимной, развивался в цирковом и карнавальном мире, окруженный их тенями и внутренней драмой. Со временем Андрей близко сдружился с группой борцов — местных и заграничных, в числе которых был и величайший советский чемпион всех времен — Иван Поддубный. Кроме того, как Андрей дал понять в серии своих мемуаров, он был не редким гостем в казино и у букмекеров, так же как и в роскошной бильярдной гостиницы «Метрополь», где он играл против Маяковского, Юрия Олеши, Александра Фадеева, Михаила Булгакова и других литературных знаменитостей — каждый из которых жаждал обсуждать с ним футбольные дела.
В роман Юрия Олеши "Зависть" включено одно из самых подробных описаний футбольного матча в СССР 20-х годов
Все это разнообразие развлечений — частично возрожденных с царского времени, частично перевезенных из динамичного послевоенного Запада — было дорого и доступно только нэповской элите, включавшей в себя бизнесменов, партийных лидеров, актеров, бандитов и высококлассных спортсменов. Рабочие вернулись в города после перенесенных тягот Гражданской войны и нашли там множество ориентированных на прибыль предприятий, действующих под диктатом того, что все еще оставалось весьма ограниченным рынком труда. Настоящие пролетарии поддержавшие революцию и воевавшие за нее, не могли стать частью новой «благополучной жизни». В Москве открылись хорошие рестораны, кинотеатры и театры, но, в то же время, это был город безработицы, уплотненного жилья и забастовок.
Так или иначе, но подвижный мир НЭПа создал широкий круг возможностей для молодых людей, не исключая и рабочих. Идентичности, сами по себе, также были изменчивы в течение 20-х годов, и молодые люди могли сами делать свой культурный выбор, часто приводя в смятение родителей. Спорт по своей природе был как раз таким родом деятельности, который привлекал молодых, а футбол — игрой для рабочих. И другие, в особенности те, кого называли «служащими», также могли быть среди них, но основу футбольной публики составляли пролетарии.
Футбол стал здоровым занятием для молодых, которые достигли игрового возраста, и, одновременно, доступным развлечением для немногих женщин и многих мужчин, во все большем количестве приходивших посмотреть на игру, готовыми заплатить за это. Этот тренд был весьма значимым в полукапиталистическом контексте того времени. Правительственная поддержка спортивным клубам и их командам по-прежнему была минимальной, даже тем группам, которые учреждены самим государством. Эта ситуация создавала проблемы, но она же порождала и возможности, и вскоре обнаружилось, что молодые люди из Красной Пресни, в особенности имевшие коммерческое образование Старостины, прекрасно справлялись с нэповской системой неконтролируемого рынка развлечений.
Элитный футбол в раннем Советском Союзе начал создавать своих звезд, привлекавших новую публику на трибуны, а вместе с ней и деньги. Футбольные болельщики, появившиеся еще до революции и сбереженные в ходе Гражданской войны, теперь стали резко возрастать количественно, и этот рост был перманентным. Иван и Петр Артемьевы, вместе с Николаем и Александром Старостиными, получили новое пространство для маневра в своих собственных устремлениях, пока взаимоотношения внутри системы власти только начинали выстраиваться. Внешне монолитные властные структуры сталинского времени еще не сформировались. Напротив, как пишет Льюис Сигельбаум: «Советское государство эволюционировало после 1917-го как совокупность четырех функционально отличных друг от друга систем или сетей — военный и полицейский аппарат, гражданский, основанный на советах, экономический — растущий вокруг комиссариатов и профсоюзов и, наконец, политический, расположенный внутри коммунистической партии».
В 1921 — 1922-м гг., пытаясь основать новую спортивную команду на Красной Пресне, молодые парни с района отказывались от поиска поддержки в милиции или армии, которая была бы вполне разумна во времена Гражданской войны. Напротив, наиболее влиятельными оказывались штатские, гражданские чиновники, о которых и писал Сигельбаум. Импульс к созданию команды, однажды ставшей «Спартаком», пришел из мест, недалеких от Пресни. Этим занимались парни, живущие по соседству. Николай Старостин вспоминал об этом так: «это был небольшой клуб, объединявший людей, жаждущих играть в футбол». Спонтанность и предпринимательские идеи, лежащие в основе новой команды, создали традицию относительной независимости, даже автономии, которая в будущем стали важной частью того, что можно обозначить как «спартаковская идеология». Похоже, история основания клуба все больше приукрашивалась в каждом новом воспоминании очередного игрока, и вполне возможно, что какие-то нелицеприятные и не совсем законные детали могли из них выпасть. Так или иначе, но история того, что было названо Московским Кружком Спорта (или МКС) стало весомой частью спартаковского предания.
В то время как существующие источники прежде всего основываются на личных воспоминаниях, все они согласны с тем, что главенствующую роль в образовании первого постреволюционного клуба на Пресне сыграл Иван Артемьев. Футбол должен был стать лишь «одним из» тех видов спорта, которым должен был заниматься новый клуб, получивший большую моральную поддержку исполнительного комитета районного отделения комсомола, среди членов которого был и Петр Артемьев. Инициатива, по словам Андрея Старостина, исходила «от футболистов, живущих в этом районе». Созданный кругом друзей-соседей, будущий «Спартак», как и многие другие «Роверс», «Уондерерс» или «Рейнджерс» раннего британского футбола, путешествовал с места на место в поисках возможностей для игры. Получив шанс снова играть в своем старом убежище и избежать суровой московской транспортной системы, местные звезды, давно игравшие в разных командах, быстро засобирались обратно домой. Артемьевы и Канунниковы, вместе со Станиславом Мизгером и Павлом Тикстоном, вернулись из Сокольников. Константин Квашнин и Владимир Хайди, вместе с Николаем и Александром Старостиным, вернулись из старого РГО, а Виктор Прокофьев покинул стрекоз из Замоскворечья и перебрался по Крымскому мосту обратно на Пресню. Эта группа опытных и талантливых игроков стала основой новой команды и всего клуба в целом. Они взяли на себя задачу организации и работ по строительству будущего стадиона Красной Пресни.
Участок для будущего МКС был совсем небольшим, в Гражданскую войну это было картофельное поле и пастбище. Оно находилось юго-востоке района, рядом с фабрикой Лакокраска, в районе Пресненских ворот, еще до войны этот кусок земли принадлежал физкультурному обществу, известному как «Физичка». К западу отсюда была огромная Прохоровская фабрика, которая была национализирована в 1918-м и переименована в Трехгорную мануфактуру. Помещение ее фабричной школы работало временным офисом для МКС. Местный комсомол выдал разрешение на строительство на территории Физички и позволил переделать большое здание, когда-то принадлежавшее изгнанному фабриканту, в место для клубной администрации и раздевалок. Деньги оставались под вопросом. В тот момент никаких денег не было, и никто не мог твердо обещать их в будущем. Столкнувшись с этой проблемой, Артемьев принял решение организовать серию фандрайзинговых концертов в прохоровской кафетерии. Многие футболисты, местные звезды, танцевали и пели. Канунников, Артемьевы и новичок — Станислав Леута (1903-1980) — все выступали, в то время как Квашнин подыгрывал на балалайке. Но как бы это ни было здорово, вскоре стало понятно, что любительскими талантами болельщицких денег на стадион не собрать. Чтобы сделать шоу более интересным, были приглашены профессиональные актеры и жанровые артисты. Афишы были расклеены по всему району, в том числе на фабричных воротах. Павел Канунников, хранивший у себя все собранные деньги, лично продавал билеты. Районная звезда, Канунников использовал свою славу для привлечения покупателей, многие из которых просто хотели с ним познакомиться.
Трехгорка, 20-е
Некоторые представления не были особенно душеспасительны. Для одного из своих шоу, Иван Артемьев взял лошадь и одолжил медведя из Никитинского цирка, и прошелся с ними по морозным улицам Пресни, рекламируя борцовские поединки «медведь против всех желающих», в лучших традициях деревенских карнавалов. После нескольких подобных спектаклей, местный комсомол стал настаивать на том, чтобы каждое вечернее представление предварялось специальным «отчетом» о партийных делах и текущем положении. Иногда эта политинформация длилась так долго, что концерт начинался уже за полночь. Актеры уходили домой еще до начала, сборы от представлений уменьшились. В конце концов, согласно клубной легенде, Иван Артемьев добавил недостающую часть средств, вернувшись в Рязань и продав собственную корову.
Работа над новой клубной инфраструктурой началась в марте 1922-го. Первой задачей было перенести купеческий особняк, но бревна из его стен были давно растасканы — вероятнее всего, чтобы протопить ими местные печки. От районных братков Артемьев узнал о предполагаемом месте, где были припрятаны бревна, но уполномоченные военные отказались помогать ему их вернуть. Вместо этого он и Леута одолжили старую военную форму, штыки и оружие с поручительством от комсомола, и, угрожая ими, затребовали у мародеров свои бревна назад. Хуже того, молодые спортсмены наложили «взыскание» на перепуганных грабителей, которые затем даже набрались смелости сами пойти в милицию и пожаловаться на самозванное вторжение Артемьева и Леуты. На короткое время футболистов задержали, однако в скором времени они были прощены местными властями. Работа взяла лихорадочный темп. Тысячи волонтеров, среди которых были и футболисты, и множество рабочих с Трехгорной мануфактуры, подвинули купеческий дом, выстроили три ряда трибун, общей вместимостью в полторы тысячи человек, и оградили территорию забором. Стадион в целом мог принять еще несколько тысяч на стоячих местах. Снаряды и площадки еще для нескольких видов спорта, включая гимнастику, велотрек и тяжелую атлетику, также были частью нового спорткомплекса.
в ожидании продолжения
