7 мин.

Правила жизни Ника Кейва

212

 

 

ОБЫЧНО ПЕРЕД НАЧАЛОМ ИНТЕРВЬЮ я спрашиваю: вам нужен интересный материал, или правдивая история?

 

ЧТО Я МОГУ СКАЗАТЬ: перед вами человек, который узнал о гибели своего отца, сидя в полицейском отделении города Мельбурна, куда был доставлен по подозрению в краже со взломом.

 

ЛЮДИ СЧИТАЮТ МЕНЯ УГРЮМЫМ. Ну что ж, наверное, это потому, что я, и правда, написал кучу песен про смерть и прочее дерьмо.

 

Я АВСТРАЛИЕЦ. Я вырос в Австралии — в стране, у которой никогда не было своей культуры, кроме, конечно, культуры аборигенов. И, наверное, именно за это я больше всего благодарен ей — за то, что она заставила меня искать что-то в других странах. А поиск — это самое важное, так мне кажется.

 

Я УБЕЖДЕН, ЧТО Америка так или иначе ответственна за все самые страшные трагедии последнего времени. С другой стороны, я понимаю, что именно оттуда пришли многие великие культурные явления. Поэтому Америка для меня, как Библия: в ней есть истории ужаса, а есть истории любви.

 

ЛЮБОВЬ — ЭТО ВСЕГДА ОБЕЩАНИЕ, а я люблю давать обещания.

 

Я ЛЮБЛЮ РОК-Н-РОЛЛ. Это невероятная революционная форма самовыражения, способная изменить человека так, что он сам себя перестает узнавать. Впрочем, я вынужден признать: в рок-н-ролле очень много говна. Очень.

 

Я, блин, не Спрингстин.

 

Я НЕ МОГУ И НЕ ХОЧУ притворяться обычным человеком, как это делают многие рок-звезды. Сама идея того, что богатые музыканты изо всех сил пытаются доказать, что они просто обычные люди, вызывает у меня падучую.

  Это очень болезненная штука: доказывать, что ты такой же, как все, будучи внутри надменным и горделивым. Поэтому я и не играю в обычного человека и не пишу для обычных людей песен.

 

МНЕ ПРИЯТНО СЛЫШАТЬ, что мои песни вдохновляют писателей и художников. В каком-то смысле это лучший комплимент, который мне можно сделать. Ведь искусство — это всегда обмен.

 

МНЕ НРАВИТСЯ писать невеселые песни.

 

СО ВСЕЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ хочу сказать, что в моей голове нет никакого внутреннего голоса, который говорит мне: «Ты мог бы сделать лучше, чувак».

 

Я ЧУВСТВУЮ, что привязан к своим стихам.

 

ОЧЕНЬ ДАВНО Я СПРОСИЛ КОГО-ТО: ну и о чем мне писать. Ответ был такой: о любви и Боге. И я подумал: хорошая идея.

 

МНОГИЕ ЛЮДИ СЧИТАЮТ, что то, как я создаю свои песни — это злая насмешка над творческим процессом. Таким мудакам я всегда говорю: «Если ты хочешь написать что-то, ты должен просто сесть за стол и сделать это.

  Никакая, бля, гребаная фея-крестница ничего не принесет тебе с неба, пока ты гуляешь в поисках вдохновения по осеннему парку». А вообще, конечно, было бы ништяк, если бы ты мог пойти в магазин и купить себе 11 новых песен, две из которых — это стопроцентные хиты.

 

Я НЕ ВЕРЮ во вдохновение. Я верю в то, что творчество — это работа. Гениальные вещи — это, прежде всего, усидчивость. А вдохновение — это странное переоцененное явление, которое, как мне кажется, существует лишь для того, чтобы списывать на его отсутствие то, что на самом деле является отсутствием таланта и работоспособности.

 

ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ БЕЗЖАЛОСТЕН к тому, что написал. Иначе у тебя не будет никакого права относиться к своему творчеству хорошо. Если ты не можешь занести скальпель над своими произведениям, то они всегда будут оставаться чудовищными уродцами, покрытыми бородавками и окостенелыми наростами.

  Когда я задумываю песню, в которой должно быть пять строк, я пишу двадцать и даже больше. А потом беру в руки самый страшный секач и начинаю отрубать все лишнее. Конечно, прольется кровь. Но только так ты получишь то, что действительно нужно.

 

БЕССОННИЦА — ЛУЧШИЙ НАРКОТИК для творчества.

 

МНОГИЕ ЛЮДИ ГОВОРЯТ: «Из своего наркотического опыта я вынес одну вещь». И несут дальше какую-то чушь. Я вынес две вещи: я понял, что меня не так-то просто перешибить даже самым адским коктейлем и что единственное, что ты должен уметь, — это контролировать то, что загоняешь в свое тело.

 

НЕ ВСЕ НАРКОТИКИ одинаково плохи или хороши. По-настоящему скверными мне кажутся те, которые достаются бесплатно.

 

Я ЖРАЛ НАРКОТИКИ просто потому, что они заставляли меня чувствовать происходящее лучше.

 

МНЕ НРАВИТСЯ ДУМАТЬ, что я могу делать со своей жизнью все, что мне только взбредет в голову.

 

Я ЛЮБЛЮ ВОЗВРАЩАТЬСЯ в Австралию. Там я чувствую себя свободным и глупым. Это великое чувство — как будто ты сбросил кого-то с плеч. Только там я могу сесть в какую-нибудь офигенную тачку с сумасшедшим звуком и просто кататься по округе. Я чувствую в этом что-то вроде красоты и торжества. А потом проходит месяц, и я думаю: пора уезжать. Я снова взваливаю кого-то на плечи и действительно уезжаю.

 

ВСЕ СЧИТАЮТ БРАЙТОН (небольшой английский город, где в настоящее время живет Кейв. — Esquire) скучной и угнетающей провинцией. А мне здесь нравится. Здесь все называют меня «тот поющий парень». Собственно, эта фраза характеризует Брайтон лучше всего.

 

ОЧЕНЬ ЛЕГКО РАЗЛЮБИТЬ ГОРОД, где тебя пытались убить. По этой причине я возненавидел Лос-Анджелес еще 20 лет назад. И я до сих пор не понимаю, кому я тогда помешал.

 

НАВЕРНОЕ, БОЛЬШЕ ВСЕГО в жизни меня огорчают мои дети. Я поражаюсь тому, какими жестокими они могут быть, как и все дети, наверное.

 

НЕ ЛЮБЛЮ, КОГДА МЕНЯ НАЗЫВАЮТ содомитом. Во-первых, это неправда, а во-вторых, это слишком высокопарно.

 

РОК-ЗВЕЗДА ДОЛЖНА ХОТЯ БЫ стараться быть честной. Ведь попытки тоже засчитываются.

 

ЕСЛИ Я НАЛЬЮ ВАМ ЧАЮ, вы сможете всем говорить, что чай вам наливал сам Ник Кейв. Но делать этого не нужно. К тому же я, скорее всего, туда плюнул.

 

Я ВЕРУЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК. Я не хожу в церковь и не принадлежу ни к какой конкретной религии, но я верю в Бога. Думаю, ему этого достаточно.

 

МЕНЯ УГНЕТАЕТ ТОТ ФАКТ, что большинство людей полагает, будто Господь существует, чтобы служить им и всячески помогать. Для них Господь — это мальчик-портье из космоса, которого можно позвать в любой момент, когда он тебе потребуется. Почему-то они никак не могут понять, что Господь существует затем, чтобы давать нам возможность и силы разобраться в наших делах самим.

 

Я ХОЧУ ДУМАТЬ, что Богу все равно, верят в него люди или нет, говорят о нем или молчат. Он — Бог, и он не должен интересоваться такими мелочами.

 

МЕНЯ ВОСХИЩАЕТ жестокость Ветхого Завета.

 

ГУМАНИЗМ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА потрясающе несправедлив и избирателен: для того чтобы покончить с одними видами насилия люди охотно используют другие.

 

СЛОМАТЬ ПИАНИНО СЛОЖНЕЕ, чем сломать гитару. Зато пианино дольше горит.

 

ОЧЕНЬ ДАВНО, ЕЩЕ В АВСТРАЛИИ, меня выперли из Школы искусств, в которую я так когда-то хотел поступить. Я помню, что поначалу страшно расстроился, а потом понял, что в общем-то они сделали мне невероятное одолжение — не дали мне стать художником.

 

МНЕ НИКОГДА не бывает неловко.

 

РОК-Н-РОЛЛ ЖИВЕТ МИФАМИ и избегает правды. Кто-нибудь хочет знать гребаную правду о Джимми Хендриксе? Ни хера, все хотят миф. Все хотят верить в то, что когда он садился на самолет до Англии, у него с собой была только электрогитара, крем от прыщей и пакет розовых бигуди.

 

Я ЗАМЕТИЛ, ЧТО ЛЮДИ всегда бывают приятно удивлены в те моменты, когда я проявляю себя как простой хозяйственный человек.

 

Я НИКОГДА НЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ над тем, какого цвета мои волосы на самом деле. Я крашу их в черный с 16 лет — и голову, и усы, и бакенбарды. Для усов и бакенбард, кстати, у меня даже есть специальная щеточка.

 Я вообще довольно оснащенный чувак, если дело касается ухода за волосами, и я ненавижу, когда меня спрашивают, собираюсь ли я прекратить краситься. Да, блин, собираюсь. Помру — и перестану.

 

ПОСРАТЬ, ЧТО МНЕ УЖЕ 56. Помню, что когда мне исполнился полтинник, я сказал: «Ну и что». Люди, как мне кажется, чувствуют себя старыми во многом потому, что постоянно говорят себе: «Ой, мне уже за сорок, ой, мне уже под пятьдесят, ой я разменял шестой десяток».

 С другой стороны, в пятьдесят лет я впервые задумался о том, что мне пора на покой — получить наградную грамоту и именные золотые часы за беспорочную службу. Но часы пока подождут. Кое-что я все-таки еще недоделал.

КТО-ТО СКАЗАЛ МНЕ: «Чем старше ты становишься, тем меньше в твоей голове остается вещей, а когда тебе исполнится 65, у тебя в голове будут только секс и смерть». В этом смысле я чувствую себя так, будто я приблизился к 65-летию максимально близко.

 

Я НИКОГДА НЕ СКРЫВАЛ, что пишу только о тех вещах, которыми болезненно одержим.

 

ТО, ЧТО ДАЕТСЯ ТЕБЕ ЛЕГЧЕ ВСЕГО, когда-нибудь точно станет твоим гробом.

 

НИКОГДА НЕ ВЕРЬ людям в костюмах-тройках, однояйцевым близнецам и тем, кто играется с зажигалкой.

 

ПОСЛУШАЙТЕ, НАКОНЕЦ, Бетховена.

 

     Записал Марк Мастерс (Marc Masters). Фотограф Джейсон Носито (Jason Nocito)originally from pitchforkmedia/pitchfork.com; corbis / rpg

 http://esquire.ru/wil/nick-cave