4 мин.

Отцы и дети

80

«Судья не продажная?! Я извиняюсь!..» – примерно такого тона упорно продолжает придерживаться проштрафившаяся сторона. Случай грозит сделаться хрестоматийным. Глава, видите ли, может быть горячей, но не может быть некомпетентной – разве что истину эта самая глава не назначает. Вот так, отстаивая честь бороды, теряют лицо. «Нас засуживают, потому что боятся» – пластинка знакомая и заезженная. Что до боязни, то падкое на всяческие фобии общество отреагировало всплеском антикавказских, откровенно шовинистических настроений. Суть их тоже хорошо известна: дети гор, спускаясь на равнины, ведут себя развязно, задирают местных, пристают к девушкам – и да, сеют преступность.

И это тоже глупо отрицать. Однако, стоило бы принять во внимание, что у нынешних развязных гостей был искушенный наставник – такой же развязный гость – русский шабашник. Да, его умелыми рабочими руками поднималось народное хозяйство Страны Советов во всех ее уголках. Но пополняли ряды подобных работяг выпускники отнюдь не Оксфордов – вчерашние пэтэушники. Со всеми вытекающими. Например, со своеобразными эстетическими представлениями: на заработанные длинные рубли работяга мог позволить себе выход – джинсы Montana, белые туфли, «О’Жён» или «Шипр». Еще в этих кругах нормой было украшать транспортные средства копеечными монетами, чертиками из капельниц, фотографиями красоток и прочей лабудой – сейчас то, что из этого выросло, называется, кажется, ара-тюнингом. Кроме того, шабашники были великими мастерами в возведении многоэтажных не только домов.

Что еще их выделяло? Умение не давать себя в обиду – в меру своего понимания. Что значило: лучше обидеть самому, чем быть обиженным. Чем такие люди отличались от гопников? – видимо, тем, что на первом месте для них, все же, стояла работа. А так, обычно они были готовы дать организованный отпор сбившимся в кучу местным. Русский шабашник был крут. В местах, где сила и превосходство возведены в культ, это не могли не признать. То, что это повлекло в неокрепших умах, на языке науки называется запечатлением (или, иначе, «синдромом утенка»). Крутизна стала воспроизводиться.

Одновременно на бытовом уровне нашептывалась, вдалбливалась упрощенная – опять-таки, для неокрепших умов – установка: если где что-то случилось, то это все русские, они такие! И когда бывшая «историческая общность» рассыпалась по национальным квартирам, идеологическая отрава дала-таки решающий эффект. Правда, страдать от этого пришлось по большей части другим русским. Другие русские – учителя, инженеры, врачи – приходили следом и уходили тоже. Образованная часть народа – она обычно менее мобильна и менее приспособлена к выживанию в конфликтной среде. Не было за ней такого твердого умения – с волками изъясняться по-волчьи.

Тот, кто отношения в человеческом обществе воспринимает по принципу стайной иерархии, видит в этом слабость: если человек избегает конфликта – значит, он трус, лох, ничтожество. Надо его подавить, указать ему место под собой. Потому воинственные выходцы из менее развитой в цивилизационном плане среды смотрят на современных людей свысока. Им невдомек, что с рациональной точки зрения конфликт между этими категориями людей в первую очередь есть невыгодный размен.

На самом деле, нет народов трусливых и робких. Все народы выживали одинаково: отстаивали свою территорию, свой язык, свою культуру в многочисленных войнах с соседями и не только – во времена, когда права человека не чтились даже близко к современному образцу. Но одними войнами сыт не будешь – потому задачи цивилизации, кроме расширения территорий, сводились еще и к развитию ремесел с искусствами.

Человечество, к слову, как раз и развивается через отсев гоношистых. Искатели приключений обязательно их находили – везло не всем. В определенных условиях процесс тормозился – в горной местности, в пустыне, в тайге, в тундре. Ведь как бывает? Наломает некий молодец дров – и ищи ветра в поле… А в поле-то как раз искать было легче. На необъятных или сложнорельефных просторах «ответка прилетать» могла годами, десятилетиями.

Так или иначе, человек приспосабливался – учился быть рассудительнее. Собственно, соотношением рассудительных и гоношистых и определяется степень развития общества. Цивилизованное общество – более сложное. В нем действует масса норм, правил и условностей – далеко не всегда элементарного порядка. Чем примитивнее человек, тем труднее ему в них ориентироваться. В частности, признавать свою неправоту, коли она имела место.

С позиций элементарной логики, должно быть, западло извиняться перед теми, кого не уважаешь – они ведь не джигиты, не богатыри, за кинжалом или пистолетом не потянутся. Кто-то назовет подобное, на инстинктах основанное, поведение первобытным. Скорее, оно детское. И матрона, грозящаяся вырвать ноги – по сути, обиженный ребенок. Это ведь для ребенка так заведено: слушаться старших, подчиняться запретам, потому что он не в состоянии пока оценивать их критически. А если что твердо не прописано (или как следует не усвоено), то ребенок распоряжается этим по своему детскому усмотрению – считая, что для него в любом случае найдется оправдание.

Не просто же так они вычурно – сообразно принятым в своем кругу установкам – одеваются. И ведут себя дерзко и нагло потому, что таков их кодекс поведения. Даже тот, кто по-русски знает в максимуме полсотни слов, имеет про запас пару-тройку тирад «повышенной изящности». Традиция!

И воюют с ними в песочнице такие же дети. Те, кто косят всех выходцев с Кавказа, из Средней Азии под одну гребенку, называя их уничижительными прозвищами. Те, кто аргументом находят примитивную силу. Те, кто призывают оживить химер древности. Они не могут придумать что-то умнее. Они не догадываются, что их враги – их братья. Биологические отцы одних есть духовные отцы других.

У каждого народа есть часть, тянущая его в прошлое.

logoМагомед Даудов
logoХайдар Алханов
logoОрганизация РПЛ