Не тот Ай-БОЛИт. Жизнь в Марселе.

      

Защитник Базиль Боли родился 2 января 1967 г. в Аджаме, Берег Слоновой Кости.

Контракт с «Олимпик» (Марсель): 1990 г., перешел из «Осера».

Карьера в «Олимпик» (Марсель): 124 матча, 20 забитых мячей.

Достижения: 3 выигранных чемпионата Франции, 1 титул чемпиона Шотландии, 1 Кубок чемпионов, 45 матчей за сборную Франции.

Трансфер: в «Глазго Рейнджере», 1994 год.

 

«Марсель» 1 — 0 «Милан»

Среда, 26 мая 1993 года Олимпийский стадион, Мюнхен 64 444 зрителя.

«Марсель» стал первой французской командой, завоевавшей Кубок чемпионов в новом формате лиги. Этот финал стал третьим для французских команд, однако первым настоящим успехом, так как до этого «Реймс» в 1956 году и «Сент-Этьен» в 1976м в финалах проигрывали.

Вспоминает Базиль Боли:

- Если ты забил победный гол в финале Кубка чемпионов, никто его у тебя уже не отнимет. Все записано: ты отметился в истории, и кто-нибудь обязательно тебя запомнит. Тот гол, который забил я, преследует меня даже сегодня. Он стал частью меня. Не забывайте, что «Марсель» остается единственной французской командой, которая выиграла Лигу чемпионов, и это мой гол принес ей победу. Тот мяч имеет очень большое значение не только для меня и команды из Марселя, он также доказал, что французский футбол может добиваться крупных успехов. Много лет нам это не удавалось, и мы лишь тешили себя мечтами о победе. Кто бы мог подумать, что, когда в 1955 году решили разыгрывать Кубок чемпионов, французской команде потребуется так много времени на то, чтобы получить эту награду! Думаю, мой гол вдохновил другие французские команды. «Пари Сен-Жермен» выиграл Кубок кубков. Может быть, наша победа положительно сказалась и на играх сборной Франции. После финала многие наши футболисты стали играть за клубы по всей Европе, где повышали свое профессиональное мастерство и расширяли общий кругозор. Поэтому неудивительно, что через пять лет после нашей победы Франция выиграла чемпионат мира.

О Тапи.

Когда я пришел в «Марсель», мне было 23. Контракт со мной подписал Бернар Тапи. Он начинал выходить на первые роли во французском футболе. Тапи, человек с невероятной энергетикой, был уникален в своем роде, в футболе никогда не было и, вероятно, не будет никого, похожего на него. В конце 1980х он начал собирать одну из лучших команд французского футбола. В «Марселе» директором был Жан-Пьер Бернес, но фактически все решения принимал сам Тапи: от вербовки игроков до комплектации состава. Намечая подписать с кем-то контракт, он обзванивал полдюжины тренеров, чтобы разузнать их мнение. Каждую неделю он звонил тренерам первого французского дивизиона и расспрашивал их. Я знаю, прежде чем подписать контракт со мной, он звонил таким людям, как Арсен Венгер и Роллан Курбис. Это было в его духе. Он просил советов у лучших специалистов, он спрашивал: «Что ты думаешь о Боли? Я хочу подписать с ним контракт, как ты его оцениваешь?»

О Ги Ру.

Я привык работать с эксцентричными руководителями: таким был Ги-Ру, тренер «Осера», за который я играл с 15 лет. Это было отличное время. В те годы подрастало целое поколение великих футболистов. Я играл одновременно с Эриком Кантона, Вильямом Пруньером, Бруно Мартини, Паскалем Ваируа и Жан Марком Феррери, мы все вместе выступали за сборную Франции. Ру был нашим боссом, он знал, как правильно держать дубинку, и умело ею пользовался. Большинство в команде были новичками и жили в тренировочном центре. В «Осере» у нас действовал своего рода комендантский час, потому что мы были молоды; но я часто перепрыгивал через стену и на мопеде удирал в город. «Осер» находится всего в полутора часах от Парижа, чем и пользовались более взрослые игроки нашей команды. Чтобы провести ночь в городе, они просто уезжали на мотоциклах и возвращались к тренировке на следующий день. Но у Ру по всему городу были информаторы. Он знал всех, включая работников контрольных постов на мототрассе, и, если кто-то из игроков проезжал мимо них, они докладывали боссу. То же самое касалось и меня. Если я выезжал в город, меня обязательно видел кто-нибудь из добровольных помощников Ру. Однажды, когда Ру узнал, что я лазил через стену, он прикрепил мой мопед висячим замком к фонарному столбу. Об этом узнал репортер и сделал репортаж. Потом все телекомпании и газеты делали репортажи о моем мопеде, и новости дошли до моего дома в Береге Слоновой Кости. Клуб засыпали письмами и открытками со словами «Свободу мопеду Боли!» и «Освободите мопед из заточения!».

В "Олимпике".

Когда в 1990 году я пришел в «Марсель», эта команда начинала доминировать во французском футболе. К финалу Лиги чемпионов в 1993 году мы стали главной силой в Европе. В 1991м мы дошли до финала, но по пенальти проиграли белградской «Црвена Звезде». Мы должны были обязательно выиграть ту игру, потому что были в ней фаворитами и у нас была отличная команда. Тапи каждый сезон сильно менял ее состав: в 1991м за нас играли Крис Уоддл, Мануэль Аморо, Карлос Мозер и Бернард Казони — мы должны были стать победителями. Почему-то в тот год мы умудрились не выиграть. В следующем сезоне наша команда, пожалуй, стала еще лучше. Возможно, она была самой лучшей за все время существования «Марселя»: за нас все еще играл Эрик Кантона, а также Уоддл, Абеди Пеле, Жан Пьер Папен, был подписан контракт с Тревором Стивеном. В воротах начал играть Фабьен Бартез, да и в защите подобрались крепкие ребята. Но во втором розыгрыше Кубка чемпионов мы на выезде проиграли пражской «Спарте». Нашим тренером был Раймон Гуталс, отличный человек и отличный специалист. Тапи врывался в раздевалку, зачитывал состав команды и говорил, кому что делать. Гуталс стоял в стороне, давал Тапи высказаться, ждал, пока он уйдет, а потом сам разговаривал с командой. Частенько он начинал свою речь так: «Хорошо, парни. А теперь я скажу вам, что действительно нужно делать» — или чтото вроде этого. У этих двоих не было ничего общего. Тапи обычно врывался в раздевалку как вихрь и орал на нас, а Гуталс был первым, кто нас успокаивал. Он был королем тактики, всегда все знал о сопернике и мог подробно рассказать, как играет тот или иной футболист и как может выступать команда в целом. Он мастерски организовывал нашу игру, заставляя нас выкладываться на сто процентов, и поэтому мы могли сорвать любые планы противной стороны. Кроме того, мы часто атаковали, потому что нам нравилось оказывать давление на соперника, и очень быстро действовали в защите — таков был наш стиль. В команде было много великолепных игроков, способных победить любого: за пять лет в «Марселе» я играл с Энцо Франческоли, Уоддлом, Кантона, Драганом Стойковичем, Папе ном, Абеди Пеле, Аленом Бокшичем и Руди Фёллером — внушительный список сильнейших нападающих. В защите также играли несколько первоклассных футболистов. У Гуталса было удивительное чутье: казалось, он знает о футболе все, что только можно знать. Он доверял своим игрокам и редко менял основной состав. Если ты не попал в основу, то, скорее всего, потому, что не нашел общего языка с тренером. Я знаю, что Кантона его недолюбливал, потому что в схеме Гуталса ему не всегда находилось место. Такие игроки в конце концов уходили из команды, но сейчас, вспоминая прошлое, можно, пожалуй, сказать, что Эрик должен быть благодарен Гуталсу за то, что тот редко включал его в основной состав: кто знает, может быть, в противном случае его карьера никогда не была бы такой великолепной, как в Англии. Если бы Гуталс изменил свою тактику и использовал его чаще, Кантона мог бы остаться во Франции, и кто знает, как сложилась бы его карьера. Это был первый год проведения Лиги чемпионов в новом формате. После предварительного раунда с «Глентораном», который по сумме двух встреч мы выиграли со счетом 8:0 (один из голов забил я), в четвертьфинале мы победили «Динамо» (Бухарест) и оказались в одной группе с «Рейнджере», московским ЦСКА и «Брюгге». Победитель группы выходил в финал. Помню, наш первый матч состоялся на стадионе «Айброкс» против «Рейнджере». Мы вели 2:0 и думали, что победа у нас в кармане. Но мы не приняли в расчет болельщиков шотландской команды. Они устроили такой гвалт, что это подстегнуло «Рейнджере», и матч закончился вничью — 2:2. Вообщето в те дни мы были не такой командой, которая позволяет соперникам выравнивать счет после 2:0, но меня до сих пор пробирает мороз по коже, когда я вспоминаю атмосферу на стадионе. Это был тот вечер, когда я понял, что мне стоит перейти в «Рейнджере». Мы с легкостью разбили «Брюгге» и ЦСКА — у русских вообще выиграли со счетом 6:0 — и сыграли вничью в ответном матче с «Рейнджере». Из-за ничьей в первой игре нам теперь нужно было обязательно выиграть у «Брюгге», чтобы возглавить группу и пройти в финал. Нам это удалось благодаря голу Алена Бокшича в самом начале матча. Итак, мы были в финале, однако я в течение нескольких дней не знал, смогу ли играть: у меня были проблемы с коленом. Я не смог принять участия в том злосчастном матче против «Валансьена». Эта игра стоила «Марселю» титула чемпиона Франции в том сезоне. Матч проходил за четыре дня до финала Лиги чемпионов, и Тапи обвинили в том, что он заплатил некоторым игрокам соперников, чтобы они не особенно сопротивлялись. Как бы то ни было, мы выиграли — 1:0 и закончили чемпионат страны на первом месте, однако потом по решению суда титул чемпиона у нас отобрали. Несмотря на все ошибки Тапи, — а они бывали, — это был удивительный тренер, обладающий уникальной способностью мотивировать игроков. Например, Марселю Десайи, который тогда был еще молод, он постоянно твердил, что он самый лучший в мире правый защитник. И Десайи в это поверил. Тапи мог убедить любого. Не забывайте, что в те годы он собрал самых лучших игроков, которые когда либо входили в состав клуба. У них был сумасшедший настрой на успех. В те годы через клуб прошло огромное количество первоклассных футболистов. Приводил их Тапи, он же их и выгонял. Его недостатком была слишком высокая эмоциональность: слава Богу, я никогда еще не встречал другого президента клуба, который врывался бы в раздевалку с криком, что все ифоки дерьмо. По крайней мере, пока я играл за «Рейнджере», Дэвид Мюррэй этого точно не делал. Но в защиту Тапи можно сказать, что он очень любил футбол и, я уверен, любит до сих пор. Именно его страсть и вела клуб вперед.

Матч с "Миланом".

Что касается меня, то вся моя подготовка к финальному матчу против «Милана» сводилась к вопросу, смогу я играть или нет. Это было ужасно, никому бы такого не пожелал. Перед игрой я очень волновался. К тому же из тех, кто играл в финале 1991 года, в команде остались только Эрик Ди Меко и я — еще и поэтому мне было очень важно принять участие в этом матче. Накануне финала мы жили в Мюнхене, в отеле, в котором часто останавливалась национальная сборная Германии. Нам действительно помогло то, что перед игрой нас пришел навестить Крис Уоддл. Он был моим лучшим другом в команде, мы отлично с ним ладили, да и сейчас регулярно видимся: вместе ходим на матчи, дружим семьями. Мы даже записали с ним песню «У нас есть чувство». Потом мы попытались повторить свой успех на вокальном поприще, но вторая наша запись оказалась хуже. Крис незадолго до этого уехал в Англию и в среду должен был сыграть за «Шеффилд», поэтому было очень здорово, когда он появился у нас. Он действительно поднял мне настроение, после чего я еще сильнее начал стараться обрести лучшую форму. Почти весь день я провел с физиотерапевтом. Крис принес мне несколько новых альбомов, среди них последние альбомы «Wet Wet Wet» и Бон Джови, — и посоветовал мне, какие песни послушать. После встречи с ним я снова стал улыбаться. Крис сказал мне: «Ты будешь играть против Милана, это слишком важная игра, чтобы ты ее пропустил». Конечно, я хорошо понимал, что это, скорее всего, самый важный, самый ответственный матч в моей карьере. «Милан» был командой суперзвезд. В финале он представлялся явным фаворитом. Считалось, что он почти непобедим, и это, конечно, оказывало на меня дополнительное давление. Игроки из моей команды даже не представляли, как я переживал из-за травмы, ставившей под вопрос мое участие в игре. Конечно, когда ты знаешь, что тебе будет противостоять Марко Ван Бастен, надо быть в форме на сто процентов. У «Милана» была блестяще подобранная команда: Франк Райкаард, Франко Барези, Деметрио Альбертини, да и все остальные — звезды мирового класса. Но и у нас была достаточно хорошая команда, с молодым, но очень талантливым вратарем Бартезом. Я играл в ней как либеро. Нас с Жосленом Англома и Марселем Десайи называли «Черная гвардия» — все мы были очень крепкими ребятами. Четвертым в защите играл Эрик Ди Меко. Он был из тех ребят, которых всегда хочется видеть в своей команде. Надежный защитник, он внешне производил впечатление человека, готового убить за один неласковый взгляд в его сторону. Словом, в защите у нас была крепкая, мощная и дружная компания. В те дни я так бегал, что почти любому мог дать фору в пару метров. В футболе было мало таких же пахарей в полузащите, как Дидье Дешам. Франк Созе и Жан-Жак Эйдели. К тому же у Созе был один из самых сильных ударов. Не забывайте и о фантастическом мастерстве Абеди Пеле, который мог схватить мяч и обвести всю команду соперника. Руди Фёллер был одним из лучших центральных нападающих своего времени и первоклассным бомбардиром, типичным мастером игры в штрафной. Плюс у нас были скорость и хитрость Алена Бокшича. А в составе «Милана» был Папен. Очень странно видеть его в чужой форме. Так долго он был нашим основным игроком и одним из лучших друзей — и вдруг стоит НЕ другой стороне поля. Теперь на нем футболка «Милана», а ведь всего два года назад он сыграл большую роль в нашей победе над этим клубом на пути к финалу. Я знал, что ЖПП, как мы его называли, очень настраивается на этот финал и хочет выложиться в нем до конца. Ему надо было обязательно доказать свой класс. Никто так не хотел победить нас, как он. ЖПП был культовым героем «Марселя», основным бомбардиром этой команды в каждом сезоне, который провел за нее. И вот теперь опекать его должен был я. Когда после перерыва он вышел на замену, я тут же подошел к нему и сказал: «Если ты что-нибудь сделаешь, ты труп». Это был жестокий матч, хотя на поле играли очень техничные игроки. Временами казалось, что игроки обеих команд просто пытаются покалечить друг друга. Конечно, ни о какой ненависти не могло быть и речи, но уступать мы не собирались. У нас было несколько крепких парней, которые прекрасно доказывали это на поле. Впрочем, это они нас провоцировали. Особенно не стеснялся в жестких приемах Барези. Помню, он очень грубо сыграл против Бокшича. Считалось, что самый жесткий человек в команде — я, тот человек, на ком держалась вся защита, и именно я должен был peaгировать на подобные вещи, один на один. Они начинали меня злить. Было важно показать им, что мы не уступим. Поэтому на постоянные фолы Барези я ответил, слегка припечатав Ван Бастена. К сожалению, я ударил его по больной лодыжке. Вообще-то мой удар не был очень грубым, всего лишь ответом на их приемы, своего рода «око за око» или «зуб за зуб». Я получил желтую карточку, но это было не то нарушение, о котором комментаторы рассуждают очень долго. Однако — что самое ужасное — тот удар стал роковым: из-за него Ван Бастену пришлось завершить карьеру. Тот финал оказался его последним матчем. Жить с этим просто невыносимо. Это могло произойти в любой другой игре, в любой момент, потому что у Марко были проблемы с лодыжкой, но мне всегда будет казаться, что именно я виновник столь внезапного окончания его блестящей карьеры. Эта мысль меня очень расстраивает до сих пор. Первая двадцати минутка была для нас особенно тяжелой. Соперники оттеснили нас назад, прижали к штрафной. Помню, Фабьен пару раз достаточно долго держал мяч, чтобы сбить их напор и дать нам передышку. Это было очень важно, потому что придавало нам больше уверенности: чем дольше мы сопротивлялись, тем увереннее становились наши действия. А потом, спустя эти двадцать минут, у меня очень сильно заболело колено, и я решил попросить замену, поскольку не мог выкладываться полностью, но не хотел никого подводить. Мне действительно было очень больно. Но физиотерапевт подошел ко мне и сказал: — Тебе нельзя уходить. Тапи хочет, чтобы ты остался. Руди тоже подошел: — Базиль, ты не можешь уйти. Что я буду без тебя делать? В команде я был переводчиком Руди, так как он не знал французского и говорил со мной по-английски. Вспоминая тот момент, яду маю, что правильно сделал, послушавшись его. Перед самым перерывом мы подавали угловой. Для нас он оказался судьбоносным, хотя, если судить по записи того матча, этот удар вообще не следовало назначать. Все сложилось достаточно нестандартно, потому что обычно при подаче угловых я стараюсь занять место на противоположном фланге, у дальней штанги, но на этот раз что-то заставило меня побежать в другую сторону. По пути я обогнал Райкаарда и первым добрался до мяча. У меня хорошо получались удары головой. Однажды я забил гол таким ударом, это было в знаменитом матче чемпионата против «Пари Сен-Жермена», нашего соперника номер один. Говорили, что я пробил с точки, которая была от ворот дальше, чем точка пенальти. И еще что я могу ударить головой так же сильно, как некоторые другие футболисты — ногой. Недавно Райкаард рассказал мне забавную историю. Я играл за сборную Франции против Голландии, и мы пробивали угловой. Опекать меня при угловых должен был Рональд Куман, но он сказал Райкаарду: «Я не могу его сдержать, он огромный, как горилла, и крепкий, как кирпичная стена». Поэтому меня стал опекать Ван Бастен. Как бы то ни было, Абеди Пеле пробил угловой, а я побежал наперерез Райкаарду, переправил мяч, и он полетел в ворота. Я чуть с ума не сошел. До конца первого тайма оставалась всего минута, и мы повели 1:0. Однако нам предстояло еще 45 минут игры. Я мало что помню о втором тайме. Помню только, что это были самые долгие 45 минут в моей жизни. После того как мы проиграли в финале 1991 года, я плакал. Все помнят мои слезы в тот день. Поэтому, когда через два года мы выиграли, я подошел к телекамере и показал перед объективом свои глаза, давая понять, что больше слез не будет, разве что только слезы радости. Когда мы вернулись в Марсель, началось что-то невероятное. Дух захватывало при виде столь огромного множества людей, приехавших в аэропорт встречать нас. Обычно поездка от аэропорта до «Стад Велодром», где нас должны были приветствовать болельщики, занимает около двадцати минут. В тот день она продолжалась у нас семь часов. Это было самое потрясающее из того, что я когда-либо видел в своей жизни. Пожалуй, меня всегда будут помнить за тот гол. Куда бы я ни приехал, со мной до сих об этом говорят, и никакой город мира, кроме Марселя, я не могу назвать своим родным. Я очень привязан и к клубу, и к городу. Приезжая туда, я повсюду встречаю радушный прием. Я мог бы жить в Марселе и до конца своих дней ни за что не платить.

   

Подготовил Павел Савило