Кенни Далглиш. «Мой дом – Ливерпуль» 5. Южный Энфилд
А как он умел играть!
…
5. ЮЖНЫЙ ЭНФИЛД
Это был день 10 мая 1978 года, знаменательный день в истории футбольного клуба «Ливерпуль», и я был на волоске от смерти. Когда я лежал на кровати в отеле «Сопвелл Хаус» недалеко от Сент-Олбанса и ждал, пока приедет автобус, чтобы отвезти нас на «Уэмбли» на финал Кубка чемпионов против «Брюгге», я чувствовал, как стены вокруг меня смыкаются. Все, что требовалось, — это заменить шторы решетками на окне. Я нетерпеливо следил за тем, как стрелки часов приближают момент встречи с судьбой, и просил их поторопиться. Боже, как медленно они двигались. В двух шагах от них Стиви Хейвей растянулся на кровати с книгой в руках, являя собой образ безмятежного спокойствия. Ничто не беспокоило нерасторопного вингера «Ливерпуля», который перелистывал страницы, не обращая внимания на мои нервы. Как я завидовал Стиви. Чтение никогда не входило в список моих интересов или способностей, но в тот момент я жаждал любого способа отвлечься. Конечно, Стиви уже бывал на финале Кубка чемпионов, но он вел себя естественно, не беспокоясь о масштабах задания. Для меня, только что перешедшего из «Селтика», европейский финал был в новинку.
Обычно в преддверии матчей сон приходит легко, но не в этот раз, не перед моим первым финалом Кубка чемпионов. Я вскочил на ноги, отчаянно пытаясь вырваться из замкнутого пространства комнаты и ища хоть что-нибудь, что могло бы отвлечь меня от неохотного течения времени. Боб Пейсли не был менеджером по организации игр, как, например, ковровые шары, которые Дон Реви устраивал в сборной Англии. Даже карточная школа «Ливерпуля» закрылась на вторую половину дня. Единственным доступным занятием была экскурсия по коридорам «Сопвелла». Побродив немного, я вернулся в номер. Стиви все еще читал, не отвлекаясь от мыслей о том, что его ждет впереди. Бросившись на кровать, я закрыл глаза, зная, что сон меня не спасет. Вместо этого я мысленно перематывал сезон, вспоминая события, которые привели «Ливерпуль» сюда. Размышления успокаивали меня, напоминая, что это то самое путешествие, которого я так жаждал в «Селтике», но так и не смог испытать.
Когда семь месяцев назад я оглядел раздевалку «Энфилда», то понял, что сейчас я общаюсь с игроками, которые помогут мне осуществить мою европейскую мечту. Это было начало европейского пути «Ливерпуля» на «Уэмбли» — место, известное как «Южный Энфилд» из-за частых визитов клуба, и я готовился к матчу второго круга против «Динамо Дрезден» 19 октября. В составе «Ливерпуля» было много сильных персонажей, с которыми хочется сражаться, не говоря уже о спортивном противостоянии. Я сидел между Эмлином Хьюзом и Джимми Кейсом, людьми, не лишенными преданности делу. Справа от Эмлина сидели Рэй Клеменс, Фил Нил, Джоуи Джонс, Алан Хансен и Рэй Кеннеди. Слева от Джимми сидели Стиви Хейвей, Джон Тошак и Иан Каллагэн. Боб Пейсли собрал грозную команду, и «Дрезден» разбился вдребезги, как старый фарфор.
Тош был выдающимся игроком-столбом старой школы, блестяще исполнявшим мощные сбросы на забегания Кевина Кигана. Игра Тоша больше подходила Кевину, чем мне. Временами я предпочитал делать свою работу чуть глубже, а не бежать напролом, как Кевин, но нам с Тошем все равно удалось наладить связь. В матче с «Дрезденом» меня опекали персонально, но это лишь освободило место для других. Алан Хансен забил головой, получив удар по лицу, прыгая за мячом. Как только Ал забил, «Дрезден» рассыпался. Нили, Рэй и Джимми (дважды) забили еще. На стадионе «Рудольф Харбиг» в ответном матче «Дрезден» был великолепен, забив дважды и угрожая отыграть все четыре гола, но, к счастью, Стиви Хейвей нанес удар, который их и сгубил. Защита «Ливерпуля» была слишком прочной, чтобы «Дрезден» смог прорваться еще.
В лице Рэя Клеменса «Ливерпуль» получил человека, которого можно смело назвать одним из лучших голкиперов мира. Странно, но Клем считал себя одним из лучших левых вингеров в мире, что он пытался доказать на тренировках. В Мелвуде я смеялся, глядя на то, как Клем ищет возможности выйти из ворот, участвуя в пятничных играх пять на пять. Он летал в подкатах, ничего нарочито неприятного, но мы знали, что Клем был начеку. Он медленно двигал мяч — касание, касание, касание — как в регбийной схватке, которая все продвигается вперед. Игроки любили, когда Клем забивал, отчасти из-за редкости, а еще потому, что он праздновал так, будто только что ударом с 30 метров выиграл финал Кубка.
Четверо мужчин, которым было поручено охранять Клема в день матча, были столь же высокого уровня. Томми Смит подходил к концу своей выдающейся карьеры на «Энфилде», но оставался столь же грозным, как и прежде. Однажды в Мелвуде я обыграл Смити между ног и оббежал его в погоне за мячом.
— О-о-о, — протянул Терри Мак.
— Что? — ответил я.
— Смити это не нравится
— Это не моя вина.
Терри Мак уставился на меня так, словно я желаю ему смерти.
Я пережил гнев Смити, чего не скажешь о некоторых более грубых соперниках «Ливерпуля». Часть неписаных обязанностей Смити в дни матчей заключалась в том, что он был вышибалой Иана Каллагэна. Если бы кто-то нагрубил Калли... БАЦ. Там был Смити, дружинник с шипами, оставивший небольшое напоминание о необходимости проявить уважение. Против «Ковентри» Смити прижал Терри Йората, который и сам-то вряд ли был цветущей фиалкой. Какой это был подкат! Йорат только что «прикончил» Калли, и Смити, выйдя из обороны, бросился на Йората, совершенно растерзав его. Я был в 30 метрах от него, и даже у меня кости задрожали. Как Йорат поднялся, я так никогда и не узнаю. В другой игре, против «Ковентри», Смити играл на позиции крайнего защитника против Томми Хатчисона, шотландского вингера. Хатч проскочил мимо Смити, протащил мяч вперед, добежал и подал мяч. Пробегая мимо Смити, Хатч сказал: «Я был там быстр. Я обгоню тебя, спорим на твою зарплату».
«Ладно, — сказал Смити. — Давай удвоим ставки или закончим — я с тобой подерусь за твою зарплату». Хатч был в ужасе.
Как и Смити, время Эмлина на «Энфилде» почти истекло. Вскоре я узнал, что у Эмлина есть недоброжелатели, и «эгоист» был обычным обвинением, брошенным капитану «Ливерпуля». Эмлин всегда был добр ко мне, помогал мне освоиться, когда я был его соседом по комнате. Мое восхищение возросло, когда я понял, каким искусным защитником он был — двуногим, невероятно энергичным, сильным, быстрым и блестяще читающим игру. Немногие нападающие одерживали верх над Эмлин. Он также любил забивать. Когда Эмлин забил гол, весь стадион зажигался, потому что его лицо было просто картинкой. Подшучивание легко давалось Эмлину. Когда в 1978 году Шотландия играла с Англией на турнире местных стран на «Хэмпден Парк», мы квалифицировались на чемпионат мира, но, к моей радости, Эмлин и английские парни остались дома. Шотландия плохо выступала на домашних международных турнирах, и Эмлин был полон решимости все испортить, особенно когда Англия выиграла в Глазго.
— Эй, малыш, у вас всего одно очко, — крикнул Эмлин, когда мы уходили с поля.
— Эмлин, только подумай, если бы вы набрали еще одно очко, то вы бы вышли туда же, куда и мы. Аргентина. Кубок мира. Великолепно!
— Отвали!
— Я пришлю тебе открытку, Эмлин.
Еще один лучший центральный защитник «Ливерпуля» не поехал в Аргентину после позорного провала сборной Англии. Задолго до моего появления на «Энфилде» Фил Томпсон привлек мое внимание на Football Focus. BBC рассказали об этом восходящем молодом таланте из Киркби, сняв Томмо с его гордостью и радостью — новым «Форд Капри». Камеры последовали за ним в его дом, чтобы еще немного поснимать. Я уверен, что они сделали несколько достойных кадров внутри, но когда Томмо вышел наружу, это было просто золото для телевидения. Его «Капри» стоял на кирпичах. Кто-то стырил колеса.
Томмо обладал прекрасным характером, был хорошим лидером, а также фантастическим защитником. Необразованные люди смотрели на худого Томмо и удивлялись: «Как он может играть?» Он был жилистым, скорее саженцем, чем дубом, как Смити. Шенкс, как известно, заметил, что Томмо выглядел так, будто «дрался с воробьем за пару лапок и проиграл», но он превратил атаку в искусство, проскальзывая, чтобы выбить мяч в то время, когда многие центральные центрхавы наваливались на мяч вслепую, отнимая его у соперника. Когда Шотландия столкнулась с Англией, я знал, какие трудности ее ожидают. Томмо был незаметен, как карманник, король предвидения, но если игра становилась грязной, он мог и ударить. Никто не командовал Томмо. Ему нравилось играть с шотландцами. Сидя рядом с ним в автобусе на прощальной церемонии Джока Стайна на «Селтик Парк», я смеялся над тем, как Томмо комментировал всех болельщиков на улице.
«Посмотрите на этого дурачка-шотландца, — сказал Томмо, указывая на одного из болельщиков. — Через минуту он врежется в автобус». Томмо был уверен, что все шотландцы проводят свое рабочее время врезаясь головой об автомобили. «Время автобуса», — кричал Томмо всякий раз, когда мы ехали в Шотландию.
Шумный и неудержимый, Томмо был пропитан страстью «Копа». В детстве он сам стоял на трибуне, и в каждой его мысли и движении чувствовался голод болельщика «Ливерпуля». Вскоре я понял, как глубоко Томмо ненавидел мысль о том, что его «Ливерпуль», «Ливерпуль» его друзей, клуб его семьи когда-нибудь проиграет. Он отдал за «Ливерпуль» все, включая четыре хряща. Мало кто из игроков прикасался к табличке «Это Энфилд» с такой нежностью. Поднявшись по последним ступенькам на поле, Томмо направился прямо к «Копу» и помахал своему брату Оуэну, стоявшему там, где когда-то стоял сам Томмо. Это продемонстрировало связь между трибуной и раздевалкой, болельщиками и игроками, принадлежащими к одной семье и сражающимися за одно дело. Томмо был насквозь мальчиком из Киркби, и даже во времена своего расцвета в «Ливерпуле» он помогал команде паба в «Фэлконе». Однажды вечером он даже взял с собой в бар Кубок чемпионов.
Как и Томмо, Джоуи Джонс был еще одним ярым фанатом «Ливерпуля». Он бежал к «Копу», тряся предплечьем, чтобы показать свою татуировку «Ливерпуля». Джоуи был жестким и непреклонным, настоящим защитником. Многие защитники не получают удовольствия от своих обязанностей, но Джоуи гордился тем, что заставлял соперников отступать назад, охраняя ворота «Ливерпуля» со всей преданностью сторожевого пса. Это устраивало Эмлина, который любил идти вперед.
Хотя Джоуи далеко не классический козел отпущения, он был приятно уязвим для наших подколов. Под руководством Боба мы тренировались в Мелвуде, бегая и совершая прыжки вверх — упражнение, которое оказалось благодатной почвой для дурачеств. Однажды я бежал рядом с Джоуи, и когда мы приземлились, я сказал:
— Господи, Джоуи, ты видел ту машину по другую сторону от тех домов?
— Какую машину?
— С другой стороны домов. Давай, Джоуи, ты недостаточно высоко прыгаешь.
Когда 12 октября 1977 года Уэльс играл с Шотландией в отборочном матче чемпионата мира на «Энфилде», Джоуи накачивали за несколько недель до игры.
— На «Копе» будет полно уэльских парней, Кенни, просто подожди и увидишь. «Энфилд» будет принадлежать Уэльсу.
— Это правда, Джоуи?
— Да, вот увидишь. Я побегу прямо на «Коп» и покажу им вот что.
Джоуи ударил кулаком по воздуху.
— Будь осторожен, Джоуи, — посоветовал я.
— Почему? Не могу дождаться, когда увижу всех валлийских болельщиков на «Копе».
— Хорошо, Джоуи.
Когда Джоуи выбежал, он помчался прямо к «Копу», но остановился на месте. «Коп» был морем голубого цвета, колышущимся от шотландских крестов. В углу Тартановой армии, где она расположилась на весь вечер, находилась небольшая группа валлийских болельщиков.
««Коп» сегодня выглядит неплохо», — заметил я Джоуи, когда мы встали в линию перед матчем.
Даже под жесточайшим прессингом в обороне «Ливерпуля» не нашлось слабого звена. За восемь лет, что я играл с Филом Нилом, я ни разу не видел, чтобы кто-то досаждал правому защитнику «Ливерпуля». Для защитника, Нили был очень собранным перед воротами. Иногда мне казалось, что вены Нили наполняет лед, когда он выходит вперед, потому что он никогда не паниковал, особенно когда бил пенальти. Первой работой Нили была защита, и он был «Мистером Надежность», но все, кто воздает должное Нили, должны также признать вклад Джимми Кейса, который часто брал на себя вингера соперника, помогая Нили. Когда Нили выбегал вперед, Джимми опускался вниз, прикрывая его и выдерживая схему «Ливерпуля».
«Коп» любил Джимми, потому что он был одним из них, гордым парнем из южного Ливерпуля, и их привязанность росла, потому что он работал на полную катушку. Джимми внес гораздо больший вклад, чем ему приписывали. Он мог отдавать точные пасы и забивать, а также бросаться в подкатах. Джимми был тихим, искренним человеком, но я расстроил его, когда мы возвращались на поезде после Чарити Шилд 1977 года.
— Кенни, выпей.
— Я не пью, Джимми. — Он выглядел потрясенным.
— Ты должен выпить.
— Джимми, я не пью.
— Ты меня подкалываешь.
Но я не подкалывал. Это не было пуританством с моей стороны, это был просто вкус. Для начала я не переношу пиво, и если только это не шампанское или бокал вина после победы, мой предел — сладкий мартини с лимонадом. В любое время, в любом месте, в любом месте, он определенно подходил мне. Вернувшись в «Холидей Инн», я остановился на местной версии Irn Bru и крем-соды.
Однажды, 5 декабря 1977 года, я отдыхал в фойе отеля со своей дочерью Келли, когда заметил знакомое лицо — и стрижку. Кевин Киган приехал в город вместе с «Гамбургом» на второй матч Суперкубка Европы. В Германии мы сыграли вничью 1:1. Это были полезные случаи, чтобы держать нас в тонусе для Европы. Четвертьфиналы Кубка чемпионов были только в марте, так что визит «Гамбурга» был желанным, как и встреча с Кевином. Циники в прессе считали, что между нами возникло напряжение, будто мы все еще боремся за красную футболку №7 — предположение, прочно укоренившееся в области фантазий. Мы с Кевином хорошо поговорили о «Гамбурге» и «Ливерпуле», о том, как друг другу живется. Никто не назвал бы этот разговор самым долгим в истории, но все увидели дружелюбие с обеих сторон, положив конец лжи о том, что мы не ладим. Кевин был совершенно новым человеком.
Надо сказать, что в «Холидей Инн» настроение Кевина было лучше, чем на «Энфилде» следующим вечером, когда он играл один впереди и почти не видел мяча. Не могу поверить, что Кевин был удивлен тем, что его бывшая команда так много владела мячом. Таков был путь «Ливерпуля», и Кевин когда-то был ценной частью этой машины. «Ливерпуль» победил со счетом 6:0, Терри Мак забил три гола и получил трофей Игрок матча, почти такой же большой, как он сам. Кевин не увез с собой много хороших воспоминаний из своего визита на «Энфилд» — реакция «Копа» была скорее сдержанной, чем бурной. Болельщики «Ливерпуля» уважали Кевина, но были разочарованы его решением уйти.
Когда возобновились еврокубковые баталии, «Ливерпуль» был готов. В четвертьфинале нам досталась «Бенфика», и мы стартовали под проливным дождем на «Стэдиум оф Лайт». В воротах португальских чемпионов стоял Бенто, безумный, как щетка, и ранняя версия Рене Игиты, колумбийца, который зажег «Уэмбли» ударом скорпиона против Англии в 1995 году. Когда Джимми Кейс подал штрафной удар в сторону ворот, Бенто вышел на мяч, как человек, выходящий из душа и пытающийся справиться с куском мыла. Мяч проскользнул в ворота, и вечер Бенто превратился из фарсового в еще более ужасный, когда Эмлин переиграл его с помощью неточного удара.
— Это был кросс! — сказал я Эмлину.
— Я так и хотел. Серьезно.
— Что ж, тебе должно быть стыдно, если ты это серьезно!
Ничто не могло поколебать бравады Эмлина.
Через две недели «Бенфика» посетила «Энфилд» и обнаружила, что там лежит снег. Они столкнулись с еще одним штормом на поле, когда Калли забил в течение первых шести минут, облапошив португальцев. К 1978 году карьера Калли шла полным ходом, но он по-прежнему был важен, по-прежнему пользовался огромным уважением за опыт, приобретенный после дебюта 18 годами ранее. Лучший комплимент, который я могу сделать Калли, — это то, что потребовался человек исключительного калибра Грэма Сунесса, чтобы избавить его от футболки №11. Калли олицетворял собой стиль «Ливерпуля»: игра была простой и понятной, только подкат, пас и движение — выиграй, отдай. Калли был «Мистером Надежность» и «Мистером Универсальность», легко переходя с правого фланга на позицию защитника в полузащите, с удовольствием отсиживаясь сзади, чтобы освободить Терри Мака, который также забил в тот вечер против «Бенфики».
Каким невероятным игроком был Терри, наделенный невероятной выносливостью. «У тебя две пары легких», — сказал я Терри, и я уверен, что так оно и было. Терри мог бежать и бежать, и его мысли менялись так же быстро, как он бегал. Как футболист Терри был созданием инстинкта и интеллекта, убийственным сочетанием. Если я хотя бы намекал на то, что мне нужно отдать в какую-нибудь определенную область, Терри читал мои мысли. Мяч ждал меня, почти улыбаясь. Терри не только видел отличный пас, но и мог его отдать. Видение и исполнение — качества, присущие только самым лучшим игрокам, и Терри обладал этими достоинствами. Наряду с острым голевым чутьем, Терри отличало еще и то, что он был до конца предан своему делу. Сдаваться — удел трусов, а не таких, как Терри, которые никогда не сдаются.
Во время моего долгого общения с Терри Маком меня постоянно расстраивало то, что люди так и не смогли оценить, каким острым футбольным умом он обладал. Для многих людей Терри был деревенским идиотом из-за его приторности, постоянной фразы «все в порядке, сынок» и диеты, которая никогда не отходила далеко от супа и сэндвичей. Нас часто возили в отель «Брин Авел» в Уэльсе, где было прекрасное вино и замечательная еда. Это было по высшему разряду, и мы выбирали из меню à la carte. Когда наступала очередь Терри делать заказ, он просил «куриные сарни и пинту пива». Вы можете вывезти мальчика из Киркби! Если Терри это нравилось, то хорошо. Терри не глуп, далеко не глуп, хотя его личная ухоженность и не придавала ему серьезности. «Почему твои волосы выглядят так, будто их только что разделили топором?» — однажды я спросил его.
Он любил пошутить. Терри был уверен в себе, зная, какой огромный вклад он внес в развитие «Ливерпуля», а те, кто считал Терри толстым, сами были довольно глупыми. Что бы ни говорил Боб, Терри впитывал. Одна из любимых историй, которую рассказывали в раздевалке, о знаменитой способности Терри Мака следовать советам Боба, была связана с инцидентом, произошедшим на 10-й минуте переигровки Кубка Англии 1977 года против «Эвертона» на «Мэйн Роуд».
«Их вратарь выходит со своей линии», — сказал Боб. И он был прав. Дэвид Лоусон, которому не суждено было долго продержаться в «Эвертоне», был склонен немного шалить. Конечно, Терри Мак притворился, что собирается пробить, но промедлил, обманув Лоусона, и уверенно перекинул его. Терри забил, потому что послушал Боба. В раздевалке Терри любили как отличного персонажа.
— Я пью в Штаб-квартире, — сказал он мне при первой нашей встрече, как будто я знал, где находится Штаб-квартира. Наряду с «Энфилдом» жизнь Терри вращалась вокруг Штаб-квартиры, более известной как Общественный клуб «Куорри Грин», заведения для рабочих в Киркби.
— Очень эксклюзивный, — настаивал Терри. — Мы идем на скачки. Тебе с нами нельзя. Только холостые мальчики.
Гол Терри в матче с «Бенфикой» помог «Ливерпулю» выйти в полуфинал с менхенгладбахской «Боруссией», которую ребята обыграли в финале 1977 года. На «Рейнштадионе» 29 марта «Ливерпуль» был застигнут врасплох ударом Райнера Бонхофа, и мне показалось, что парни из сборной Англии должны были предвидеть это. Месяцем ранее в Мюнхене западногерманский футболист забил Клему. Боже, как он умел бить по мячу. Бонхоф просто невероятно соединился с мячом, и тот, словно ракета, взлетел вверх над плечом Клема. У бедняги Клема не было ни единого шанса, и он рисковал бы лишиться конечности, если бы ему удалось его перехватить. Безгрешность Клема не помешала парням подколоть его в Мелвуде. Каждый раз, когда кто-то выстраивал линию штрафного или дальнего удара в сторону Клема, мы все кричали: «БОНХОФ!» У Клема хватило благородства рассмеяться.
Мы все последние посмеялись над «Боруссией», которая, по словам ее защитника Берти Фогтса, «окаменела» на «Энфилде». Если некоторые товарищи Берти по команде были напуганы мыслью о том, что им предстоит выйти на поле перед «Копом», то «Боруссия» столкнулась с устрашающим Сунессом, который впервые в своей карьере вышел на поле в Европе и стал боссом полузащиты. Эта непобедимая смесь стали, шелка и веры в себя появилась сразу после того, как мы проиграли 2:4 «Челси» в Кубке Англии в начале января. Боб видел, что нам нужно усиление в полузащите, и за неделю до этого получил своевременное напоминание о качествах Сунесса. Играя за «Мидлсбро», Грэм ударил меня ногой по руке, и я почувствовал облегчение, потому что это был один из его нижних подкатов. Боб решил действовать решительно и потратил £325 тыс., чтобы привезти Суи в «Ливерпуль». Это была пара, созданная на небесах, а остальное, как говорится в кино, уже история. Ливерпульская манера игры в пас-и-движение подходила Суи, а его касание и жесткость идеально подходили нам. Суи был тем универсальным, вседелающим полузащитником, которого жаждал каждый менеджер.
Грэм Сунесс был самым бесстрашным футболистом, которого я когда-либо знал, его талант я уважал с того самого дня, когда познакомился с ним в 15-летнем возрасте, тренируясь в «Селтике», до его перехода в Шпоры, а затем в Боро. На чей-то вкус он был слишком высокомерен, но только не среди своих товарищей по команде, и особенно не со мной, его соседом по комнате в «Ливерпуле» и сборной Шотландии. Суи был фантастической компанией. Если вы хотите получить гарантированно лучший вечер, то человек, которого я окрестил «Шампанским Чарли», вас не разочарует. На один из моих дней рождения Чарли подарил мне шарж — картину, на которой я держу большой бокал шампанского. Многое говорилось о стиле жизни Грэма, но это никогда не отражалось на его футболе. Он был одиноким парнем, развлекался, и никаких проблем не возникало. Чарли блестяще сам себя подготавливал. Он упорно тренировался и в нужный момент отрывался по полной. В любом случае, Чарли часто понимают неправильно. Он смешной и умный, прямо-таки мечта гостя на ужине, и я не удивлен, что он такой востребованный телевизионный эксперт. Грэм не просто стреляет от бедра, он конструктивен в своих комментариях. Большую часть времени.
Как и Чарли, Рэй Кеннеди тоже мог отдавать мне пас под мои забеги. Рэй прибыл на «Энфилд» в 1974 году в качестве нападающего, забив немало голов в составе «Арсенала». Когда вскоре после этого Шенкс ушел в отставку, у Старины Боба были другие идеи, и он перевел Рэя в полузащиту. Поскольку Рэй играл в нападении, он был склонен мгновенно смотреть вперед, так что для нападающего это был рай — знать, что если ты двинешься, Рэй тебя найдет. Рэй и сам пробирался к воротам и забил немало голов, в том числе первый в победе 3:0 на «Энфилде» над «Боруссией» в 1978 году, которая вывела нас в финал. Мысль об этом вернула меня в отель «Сопвелл Хаус», тихое и стильное заведение, где мы разбили лагерь.
Взглянув на Стиви Хейвея, я вспомнил о том, насколько качественная команда у «Ливерпуля». Стиви был образованным человеком, выпускником бакалавриата, но меня это никогда не беспокоило. Для меня имели значение только номера 1-11. На поле все были равны. То, как каждый из них добирался до раздевалки «Ливерпуля», меня не интересовало. Стиви был там по заслугам и был предан делу, как никто другой. Где бы Шенкс, а затем Боб ни попросили его сыграть, Стиви с готовностью вступал в игру. Левый фланг был его естественной средой обитания, но Стиви представлял не меньшую угрозу и в центре. Он хорошо владел мячом, хотя меня вряд ли можно назвать надежным замыкателем кроссов, так как умение играть головой никогда не было моей сильной стороной. Стиви был идеален для больших парней, потому что он мог промчаться мимо правых защитников и подать мяч в штрафную. Даже в таких важных случаях, как этот, когда он начинал на скамейке запасных, ничто не беспокоило непримиримого Хейвея. Если Боб считал, что должен быть запасным, он соглашался на это ради блага футбольного клуба «Ливерпуль».
Сообщив игрокам о составе, Боб назвал Дэвида Фэйрклафа под №9. Известный в раздевалке как «Хлыст» из-за своих ударных действий, Дэвид забил несколько важных голов за «Ливерпуль». В основном его называли «Суперзапасной» за его удивительную способность подниматься со скамейки запасных и спасать ситуацию, как, например, в матче с «Сент-Этьеном» годом ранее. Несмотря на все свои героические качества, от ярлыка «Суперзапасной», я уверен, Дэвид предпочел бы отказаться. К сожалению для него и для «Ливерпуля», желание Хлыста выходить в начале матчей слишком часто сменялось травмами. Как только он начинал хорошо бегать, он начинал и хромать, и тогда вперед выходили другие, а когда Хлыст возвращался после травмы, ему приходилось отсиживаться на скамейке. Для «Ливерпуля» наличие игрока подмены, способного сразу же подхватить нить сюжета матча и оказать влияние, было фантастическим преимуществом, но я считаю, что Хлыст должен был чаще выходить на поле. Если его сочли достаточно хорошим, чтобы выпустить в основе в финале Кубка чемпионов, значит, у него были качества.
«Не могу дождаться, когда сяду в автобус», — сказал я Стиви, и когда мы наконец сели, я был ошеломлен количеством фанатов «Ливерпуля», направлявшихся к «Уэмбли». Предполагалось, что количество билетов составит всего 20 000, но болельщики «Ливерпуля» всегда берут билеты, всегда хотят быть там, чтобы показать свою поддержку. Болельщикам «Ливерпуля» не нужна была карта, чтобы найти дорогу на «Южный Энфилд». Шенкс, а затем Старина Боб дали им достаточно опыта в путешествии. Болельщики «Ливерпуля» знали все короткие пути и все пабы, потому что «Уэмбли» стал для них вторым домом. Я видел, как они смеялись и шутили, стоя на тротуарах, наслаждаясь пинтой пива, прежде чем подняться к башням-близнецам [Белые «башни-близнецы» — отличительная особенность старого стадиона, благодаря которым он и получил своё прозвище (Twin Towers), прим.пер.]. Я видел, как они сжимали свои знамена и размахивали шарфами. Я слышал, как они скандировали «Ливерпуль», их голоса выражали полную веру в нашу победу над «Брюгге».
«Было бы ужасно проиграть», — сказал я Стиви, который бросил на меня взгляд, полный легкого удивления. Очевидно, такая мысль не приходила ему в голову. Таков был стиль «Ливерпуля»: уверенность, но не самодовольство. В раздевалке на «Уэмбли» присутствовало много эмоций, но я видел, что все они были положительными: голод, вера и нетерпение первого свистка. Страха не было. Все игроки «Ливерпуля», собравшиеся в тоннеле, готовые подняться по склону и выйти на шум и свет, доверяли друг другу. Оглядывая состав, видя Клема, Нили, Томмо, Большого Ала, Рэя, Эмлина, Джимми, Хлыста, Терри Мака и Чарли, я понимал, что у нас есть шанс против «Брюгге».
Чемпионы Бельгии стали неожиданными финалистами Кубка чемпионов, обыграв в полуфинале «Ювентус» и, возможно, удивив самих себя. Я понимал, что победа досталась дорогой ценой: дисквалификации и травмы лишили «Брюгге» творческих услуг лучших игроков, таких как Поль Курант и Рауль Ламберт, а их амбиций на «Уэмбли», похоже, тоже сильно не хватало. «Брюгге» был очень осторожен, и это понятно, ведь когда они вышли на поле и увидели красные цвета «Ливерпуля» повсюду в 92-тысячной толпе, это, наверное, было похоже на выездную игру. Она, конечно, никогда не была классической игрой. «Брюгге» редко беспокоил Томмо и Ала, который играл потому, что Смити, к сожалению, вывел себя из строя, пытаясь сделать какую-то работу по дому — ему на ногу упал молоток.
«Ливерпуль» продолжал искать возможность пробить вратаря «Брюгге» Биргера Йенсена, который отлично справлялся. Внимательно наблюдая за Йенсеном в поисках слабых мест, я заметил, что он рано падает в ситуациях один на один. Когда Терри Мак пробил по воротам, я заметил, что Йенсен начал действовать раньше времени, и я знал, что мне нужно делать. За двадцать минут до конца второго тайма мяч подпрыгивал рядом с воротами «Брюгге». Я пробил через голову, но мяч вынесли на Грэма. Бельгийская оборона замерла, не зная, что делать — отступать или перестраивать баррикады. Пока «Брюгге» раздумывал над выбором, Грэм передал мяч мне. Йенсен бросился вперед, пытаясь заставить меня пробить раньше времени, но я на долю секунды сдержал нервы, дождавшись, пока он сам не дрогнет, и перебросил мяч через него. Позже этот гол назвали триумфом инстинкта, но все было спланировано. Я сделал домашнее задание по Йенсену. Мой тридцатый гол в сезоне был самым особенным, достойным большого праздника, и я помчался навстречу болельщикам, перепрыгивая через рекламные щиты, с улыбкой на лице. Именно поэтому я переехал из Глазго. Конечно, болельщики «Селтика» теперь могут это понять.
После этого «Брюгге» зашевелился, и Томмо выбил один мяч с линии, что было не менее важно, чем мой гол, но на этом амбиции бельгийцев не ограничились. После финального свистка «Брюгге» был очень великодушен в поражении. Их левый защитник Ян Соренсен обходил каждого игрока, пожимал руки и поздравлял нас. Позже мы узнали, что Соренсен — болельщик «Ливерпуля», так что день для датчанина не стал полным провалом.
В тот вечер я познакомился с одной из великих традиций «Ливерпуля» — вечеринкой с трофеем.
«Убедитесь, что утром вы будете на поезде, — сказал Боб. — В одиннадцать часов из Юстона».
Мы переехали из «Сопвелла» в город, разбив базовый лагерь в гостинице «Холидей Инн» в Свисс Коттедж, где находились жены. К моменту прибытия игроков бар был заполнен болельщиками «Ливерпуля», и просто чудо, что запасы алкоголя еще не иссякли. Нас охватила неистовая жажда, и вскоре мы наверстали упущенное. Шампанское и белое вино. В тот вечер я просмотрел карту и погреб. Бармен, почетный скаузер этого вечера (и раннего утра), не стал сдерживать себя в щедрости мер. В какой-то момент Алу приглянулся виски Canadian Club. Вернувшись из бара через 20 минут с напитком в руках, Ал выглядел слегка растерянным.
— Я попросил Canadian Club, — сказал он. — Они дали мне целую бутылку.
— Это чтобы избавить тебя от нескольких подходов, — рассмеялся я.
Около четырех утра мы с Мариной окончательно ушли, оставив Чарли. Марина встала в девять, спустилась вниз за газетами, пока я заказывал завтрак в номер. Когда она вернулась, вид у нее был ошеломленный.
— Я только что видела Грэма, — почти с недоверием сказала Марина.
— Где?
— Возвращающегося с завтрака.
— Да ладно.
— Он был там, Кенни, говорю тебе. Грэм встал к завтраку.
Мгновением позже раздался громкий стук в дверь. Когда Марина ее открыла, в комнату ввалился Чарли. Разбитый. Чарли не был похож на человека, который присоединился к столам одетых в трезвые костюмы и трезвомыслящих бизнесменов, начинающих день с полного английского завтрака в обеденном зале известного лондонского отеля.
— Чарли, это ты завтракал? Марина видела тебя за завтраком.
— Нет, Кенни, я только что вошел!
— О, очень хорошо. Мы только что заказали завтрак. Что ты будешь?
— Что обычно, — ответил Грэм. Поэтому я снова позвонил в службу обслуживания номеров.
— Тосты, апельсиновый сок, пожалуйста, и очень крепкий кофе. — Грэм схватил телефон.
— Апельсиновый сок свежий? Его на месте выжимаете? Да? Тогда дайте нам две бутылки шампанского.
— Чарли, оставь. Мы не будем его пить.
— Обязательно, — сказал Чарли, положив трубку. Удивительно, но отель каким-то образом нашел две бутылки, которые мы не успели выпить, и доставил их в наш номер. Когда официант поставил бутылки на стол, Чарли смотрел на них, но не мог сосредоточиться. Его глаза закатывались.
— Мне нужно лечь в свою постельку.
— Чарли, ты оставил нам две бутылки шампанского.
— Кенни, как ты можешь даже думать о выпивке в такое время? — ответил Чарли и, выскочив за дверь, попятился к своей берлоге. Мы с Мариной сидели и пили шампанское.
Оно не пропало даром. Я нашел несколько пластиковых бутылок, наполнил их шипучкой и передавал по вагону. Чарли проспал до 10:30, но успел в Юстон вовремя. Тик в тик. После 90-минутного сна Чарли вновь почувствовал жажду. Мы с Мариной тихо сидели в одном из тех старомодных купе, шесть мест напротив друг друга, когда к нам подсел Чарли, и вечеринка началась заново. Должно быть, в один момент в купе набилось 20 человек: они сидели на коленях, лежали на багажных полках, пили шампанское из пластиковых бутылок, и так продолжалось до самой Лайм-стрит.
Проезд по городу на автобусе с открытым верхом исполнил еще одну мою мальчишескую мечту. Когда я выходил из автобуса, мне казалось, что весь город собрался, чтобы поздравить нас. Сотни тысяч людей выстроились на улицах. Они забирались на деревья и на крыши автобусных остановок, махали руками, улыбались и пели. Видеть их счастливые лица — это так много для меня значит. Это было замечательное чувство — возможность приносить удовольствие людям. Любуясь толпами людей, высыпавших на тротуары, я чувствовал досаду от того, что в моем родном городе такого никогда не было. Идеальным сценарием было бы выиграть Кубок чемпионов с «Селтиком», а затем прокатиться по улицам, которые я знал и любил. К сожалению, напряженные отношения между «Селтиком» и «Рейнджерс» сделали это невозможным. Разногласия в Глазго были слишком глубоки. В Ливерпуле все было иначе. Я понимал, что соперничество определяло отношения между «Энфилдом» и «Гудисоном», но оно никогда не было ядовитым, и среди красных шарфов я видел синие.
«Посмотри на это, — сказал я Алу. — Это замечательно. Это не их команда, но это их город, так что гордость должна быть». Уверен, что болельщики «Ливерпуля» чувствовали то же самое, когда «Эвертон» выиграл Кубок обладателей кубков в 1985 году. Заглянув в автобус, я увидел, что Джо, Ронни и Рой увлечены беседой с Бобом. Знаменитый Бутрум «Ливерпуля» готовился к новому сезону, к новому успеху.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только.
Мой камент не к переводчику, а к «автору», Кенни Далглишу. «… я лежал на кровати в отеле «Сопвелл Хаус» недалеко от Сент-Олбанса и ждал, пока приедет автобус, чтобы отвезти нас на «Уэмбли» на финал Кубка чемпионов против «Брюгге», я чувствовал, как стены вокруг меня смыкаются. Все, что требовалось, — это заменить шторы решетками на окне. Я нетерпеливо следил за тем, как стрелки часов приближают момент встречи с судьбой, и просил их поторопиться.».
Кто-нибудь верит, что это написал сам Кенни, а не гострайтер? Появилась целая отрасль продажи не фактов, не воспоминаний, а имен на обложке. Под которые верстается лихой текст. Текст существует автономно, это бойкая беллетристика литературного негра. С таким же успехом свои «автобиографии» могут выпустить Микки Маус или Анна Каренина. И они будут хорошо продаваться. Как по мне ценность подобных спортивных мемуаров с точки зрения правды равна нулю, а может отрицательна. Эти издания преследую лишь коммерческие и апологетические цели. И относиться к ним нужно очень аккуратно…
Вспомнилось, Адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов писал мемуары сам, считая приглашение стороннего журналиста мошенничеством.
Интересно прочитал ли Кенни эту свою «Малую землю»? Антону Перепелкину еще раз спасибо.
Что касается гострайтинга, то, конечно, Кенни (как и большинство других спортсменов и/или знаменитостей) лишь надиктовывают свою историю, а в книгу их превращают литературные негры и Кенни в самом начале книги его поблагодарил — это был Генри Уинтер, корреспондент из Daily Telegraph.