Андреас Кампомар, «¡Golazo!» Глава третья: Возвращение коренных жителей, 1920-1930, ч.2
Como el Uruguay No Hay (Нет места лучше Уругвая)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ, 1800-1950 ГГ.
Чемпионы мира, 1930-1940, часть 1 и 2
...
В то время как Аргентина, Уругвай и Бразилия задавали темп развития игры на континенте, в других странах она развивалась гораздо медленнее. Причины этого варьировались от страны к стране, хотя зачастую в этом были виноваты география и политика. Во время мексиканской революции (1910-1920 гг.) футбол был фактически на десятилетие закрыт на карантин. То, что мексиканский писатель Мартин Луис Гусман так красноречиво назвал la fiesta de las balas (праздник пуль), остановило развитие отечественной игры. В 1923 году посол Мексики в Гватемале Хуан де Диос Бохоргуэс организовал первое международное турне нации. Три матча будут сыграны в Гватемале, хотя la selección mexicana подозрительно напоминала стартовый состав клуба «Америка». Когда в национальную сборную были отобраны только четыре футболиста мексиканского происхождения, поднявшаяся шумиха заставила власти провести повторный отбор стартового состава. В итоге Мексика обыграла хозяев турнира со счетом 2:1. Позже в том же году сборная Гватемалы отправилась в Мексику, где была обыграна со счетом 0:2 в трехматчевом противостоянии. В промежутке между этими двумя поездками Панчо Вилья стал жертвой очередного покушения и погиб под градом пуль в своем американском автомобиле. В течение многих лет география страны мешала ей играть в футбол: физическая близость к Соединенным Штатам компенсировалась культурной дистанцией, а культурная близость к Латинской Америке — физической.
Соревновательный международный футбол в виде иностранных соперников пришел в Боливию поздно. С тех пор как началась La Guerra del Pacífico (Тихоокеанская война), страна была скована своими географическими особенностями. И географическая изоляция только усиливала чувство культурной изоляции. К концу 1920-х годов команды первого ранга уже не хотели ехать в Боливию. В 1927 году чилийский клуб «Унион Кокимбо» из Чукикаматы провел семь матчей в Ла-Пасе, Оруро и Кочабамбе. Пускай четыре года спустя «Бока Хуниорс» сыграет с «Стронгест», «Боливаром», «Клуб Боливар Нимблс» и сборной Оруро, но это будет местная команда из Антофагасты, а не великий клуб из Буэнос-Айреса. (Болельщики «Ривер Плейт», никогда не боявшиеся использовать аргентинское расовое превосходство в своих кричалках, распевали: «В районе Ла-Бока полно боливийцев, которые гадят на тротуар и вытирают [свои задницы] руками»). Стране, для которой потеря территории является постоянным источником стыда, должно быть, было не по себе, когда некоторые из гастролирующих команд приезжали из городов, аннексированных Чили.
В том же году «Клуб Альмагро», первая команда портеньо, отправившаяся в турне, была обыграна со счетом 0:1 командой «Зе Стронгест» из Ла-Паса на глазах у 20 000 зрителей. После жалкого выступления сборной Боливии в 1926 году на Чемпионате Южной Америки, где хозяева, Чили, разорвали ее со счетом 7:1 в ее первом международном турнире, а затем последовали аналогичные унижения от рук Аргентины (5:0), Парагвая (6:1) и будущих чемпионов сборной Уругвая (6:0), боливийский футбол наконец-то получил повод для гордости. Ведущий бомбардир турнира Давид Арельяно четырежды поразил ворота сборной Чили в стартовом матче Боливии. В следующем году он еще больше усилил свое влияние.
Смерть в Вальядолиде и рождение «Коло-Коло»
Столетие, прошедшее с момента обретения независимости, в течение которого политика во всем регионе разыгрывалась под пристальными взглядами великих освободителей, только укрепило представления об исключительности. Поддавшись европейской лести, некоторые республики считали себя обособленными. В 1864 году консервативный государственный деятель Антонио Варас попытался отличить Чили от ее соседей: «Я так плохо представляю себе... братские республики, что... Я сожалею, что нам приходится иметь с ними общее дело»[37]. Надуманные представления о чилийском превосходстве сохранялись и в 1920-е годы. Однако трудно было примириться с таким отношением, когда республики Ривер Плейт были так далеко продвинуты в футбольном плане, а Чили явно не удавалось заявить о себе на международной арене. Чемпионат Южной Америки 1924 года стал катастрофой для Андской республики. В первом матче с уругвайцами чилийцы были разгромлены со счетом 0:5, причем хет-трик сделал непревзойденный Педро «Перучо» Петроне. Дальнейшие поражения от Аргентины и Парагвая отправили сборную Чили на дно турнирной таблицы. Как-то прозорливо получилось, что единственный чилийский гол на турнире забил Давид Арельяно. Молодой учитель физкультуры сыграл важную роль в изменении хода футбольной истории своей страны.
Арельяно был талантливым нападающим в клубе «Магальянес», который был одной из ведущих команд Футбольной ассоциации Сантьяго. Тем не менее, теперь он на собственном опыте убедился в прогрессе el fútbol rioplatense. Игра в Аргентине и Уругвае, где клубы не только тренировали, но и «присматривали» за своими игроками, была профессиональной во всем, кроме названия. Когда Арельяно попытался внедрить в «Магальянесе» определенный профессионализм, директора ополчились против него. (Более того, советом директоров он был отстранен от должности капитана из-за произвольного изменения правил). Он считал, что любительский подход сдерживал развитие чилийского футбола. В апреле 1925 года Арельяно покинул клуб, прихватив с собой десять игроков. Так был основан «Коло-Коло», ставший одним из величайших чилийских клубов.
«Коло-Коло» должен был выразить не только видение Ареллано, но и чувство чилийской идентичности (chilenidad). Клуб, рожденный восстанием, получил свое название от имени индейского вождя XVI века, который организовал разгром испанцев, хотя в арауканских мифах это была ночная ящерица, питавшаяся человеческой кровью. Это был смелый шаг для страны, которая так и не смогла примириться со своим наследием мапуче. Устроив обязательные тренировки и применив тактику, «Коло-Коло» в свой первый сезон выиграл Центральную футбольную лигу. Когда в 1926 году клуб совершил турне по югу Чили и добрался до Анкуда, он обрел национальную базу болельщиков за пределами столицы. При Арельяно «Коло-Коло» считался прогрессивным, даже «научным» в своем подходе к игре. Однако корни среднего класса клуба все еще проявлялись в его представлениях о «честной игре». (Если команда выигрывала с легкостью, пенальти намеренно не забивали). Однако современный клуб нуждался в международной конкуренции.
В 1922 году, после восьмилетнего перерыва, европейские команды начали возвращаться в Латинскую Америку. Одной из первых команд, игравших в Рио-де-ла-Плата и Бразилии, была объединенная команда басков (Federación Guipuzcoana). В состав команды входил Хосе Мария Белаусте, вызванный из Франции, куда он был сослан по политическим причинам. (Позднее он покинет Испанию Франко, чтобы работать в Мексике). Белаусте вошел в испанскую мифологию, когда на Олимпийских играх 1920 года он забил гол в ворота Швеции, утащив за собой в сетку четырех шведских игроков. Испания завоевала трофей, и так родилась легенда об испанской ярости и сопутствующей ей агрессии. Уолтер Харрис, англичанин, который начал свою карьеру в «Ковентри Сити», а затем переехал в Испанию, тренировал гастролирующую команду. Год спустя чемпион Шотландии «Терд Ланарк» из Глазго выиграл четыре из восьми матчей в Аргентине и Уругвае. Для шотландцев, большинство из которых раньше не бывали за границей, поездка не обошлась без происшествий. В Буэнос-Айресе, когда один из игроков «Глазго» готовился подать угловой, на поле были брошены предметы (среди которых, по слухам, были петарды и ножи, что не редкость в этом регионе). «Терд Ланарк» ушли с поля. Находясь в Монтевидео, «Пеньяроль» жаловался на жесткую игру шотландцев. (К чемпионату мира 1986 года все будет с точностью наоборот).
В 1926 году барселонский клуб «Реал Депортиво Эспаньол» попытается восстановить испанское господство в Новом Свете. Среди гастролеров был Рикардо Самора, которого El Gráfico поместит на обложку своего журнала с легендой «Великолепный испанский вратарь»[38]. Прозванный «Эль Дивино» (Божественный), Самора сочетал в себе и храбрость, и доминирование в рамке ворот. Эти качества, а также элегантность, которую придавали его белый свитер с вырезом поло и твидовая кепка, привлекли к нему внимание латиноамериканской публики, помешанной на bella figura. В Чили Арельяно навязал свою философию сборной Центральной зоны Чили, которая обыграла первую европейскую команду в турне со счетом 4:3 и 4:1. Тем не менее, кульминация турне пришлась на Монтевидео. Обыграв за четыре дня до этого «Насьональ» в один мяч, «Депортиво Эспаньол» принимал «Пеньяроль». Матч проходил как дуэль между тридцатишестилетним Хосе «Эль Маэстро» Пьендибене и Саморой. Будучи страстным болельщиком «Насьоналя», Галеано признал красоту единственного гола в матче:
Комбинация развивалась от защиты. Ансельмо обвел двух соперников, передал мяч Суффиати, а затем отбежал, ожидая ответного паса. Но Пьендибене только это и было нужно. Он поймал пас, ускользнул от Уркизу и приблизился к воротам. Самора увидел, что Пьендибене бьет в правый угол, и прыгнул, чтобы заблокировать его. Мяч не двинулся; он уснул у него на ноге. Пьендибене мягко перебросил его в левый угол пустых ворот. Самора успел отпрыгнуть назад, кошачьим прыжком, и задел мяч кончиками пальцев, когда было уже слишком поздно[39].
Как и все гастролирующие команды в 1920-х годах, «Депортиво Эспаньол» предоставил хозяевам возможность познакомиться с другим стилем игры. И все же, никто не знал об этом, турне достигло большего. Участвуя в футбольных соревнованиях в регионе, испанцы нечаянно бросили вызов самой сути футбола Ривер Плейт: не только тому, как играли риоплатенцы, но и тому, кем они были.
Удивительно, но иллюстрированный спортивный еженедельник El Gráfico предпочел использовать испанскую игру, а не британскую, чтобы развить свою теорию lo criollo (креоло). Без всякой иронии в своем снисхождении — что всегда свойственно португальцам — El Gráfico проклял испанский футбол:
Мы считаем, что качество футбола, в который играют в нашей стране, очень высоко, настолько высоко, что, по нашему мнению, только футбол, в который играют британские профессионалы, превосходит его, и поэтому в рамках очень строгого определения техники мы уважаем заслуги наших гостей... и приходим к выводу, что футбол в Испании добился удивительного прогресса, который ставит его почти на один уровень с нашим собственным. Мы говорим «почти на один уровень», поскольку убеждены, что наша игра технически более совершенна, быстра и точна: возможно, ей не хватает эффективности за счет индивидуальных действий наших великих игроков, но футбол, в который играют аргентинцы и, соответственно, уругвайцы, более красив, более артистичен и более точен, поскольку подходы к штрафной площади соперника осуществляются не за счет длинных передач вперед, которые мгновенно перехватываются, а за счет серии коротких, точных и коллективных действий: искусного дриблинга и очень тонких передач[40].
Для уроженцев риоплатенсе дриблинг теперь считался высшей формой футбола: выражением мастерства криолло. Культ индивидуальности вытеснил любую командную этику, которая могла существовать ранее. Но это был тот самый аспект игры, в котором аргентинцы и уругвайцы преуспели. Разница между Старым и Новым Светом стала очевидной, когда игроков «Депортиво Эспаньол» повели на матч «Ланус» - «Индепендьенте». Когда испанские футболисты давали интервью об игре Аргентины, они ставили под сомнение нежелание бить по воротам, но при этом достаточно вежливо хвалили ловкий дриблинг и точность игры в пас. (Хотя в игре чилийцев также наблюдалась склонность к вилянию перед воротами). Эрнесто Сабато в своем романе «О героях и могилах» («Sobre héroes y tumbas») определил культ bella figura («вырезания красивой фигуры»), который к 1960-м годам начал исчезать:
но мир таков, и в конце концов все упирается в голы. Чтобы показать вам, какими были эти два способа игры, я расскажу вам одну показательную историю. Однажды днем, в перерыве, ла Чанча [«Свинья»: Сеоане] сказал Лалину: «Передай мяч мне, старик, а я пойду и забью». Начинается второй тайм, Лалин действительно переправляет мяч «эль Негро» [«Черному»: Другое прозвище Сеоане] берет его, идет и забивает... Сеоане бежит к Лалину с распростертыми объятиями и кричит: «Видишь, Лалин, видишь». И Лалин отвечает: «Да, но мне это не понравилось». Вот, если хотите, проблема криолло [аргентинского] футбола[41].
В 1926 году Сантьяго впервые принимал Чемпионат Южной Америки. В отличие от предыдущих соревнований, во всех из которых сборная Чили занимала нижние строчки, в этом Чили заняла третье место. Боливийцы стали мальчиками для битья в регионе, пропустив 24 мяча в четырех матчах. Чили удалось добиться ничьей с Аргентиной со счетом 1:1, что в глазах первых было равносильно победе. Как и в 1923 и 1924 годах, Уругвай стал чемпионом за счет Аргентины. Арельяно стал лучшим бомбардиром соревнований с семью голами, забив четыре в ворота незадачливой Боливии в ее разгроме со счетом 7:1. Долгое время чилийцы отдавали предпочтение боксу, а не футболу; турне «Коло-Коло» по Америке и Европе в 1927 году изменит эту ситуацию.
Прецедент амбициозных зарубежных турне был создан двумя годами ранее «Насьоналем» и «Бокой Хуниорс». В лице Карлоса Кариолы, драматурга и бывшего президента Федерации футбола Чили (FFC), «Коло-Коло» обрел своего чемпиона. Турне будет полезно для Чили как с дипломатической, так и с образовательной точки зрения, хотя, по идее, оно должно быть выгодным с финансовой точки зрения. Деньги поступали через министерство образования, чтобы игрокам не пришлось отказываться от зарплаты. Тем не менее, зарплата не была справедливой: некоторые игроки получали зарплату на весь период турне, в то время как другим приходилось довольствоваться выплатами за несколько месяцев. На первом этапе турне, с января по март 1927 года, «Коло-Коло» провел ряд матчей в Эквадоре, Кубе и Мексике, после чего отправился в Европу. Соперники были не из перворанговых: в Мексике «Коло-Коло», что неудивительно, выиграл 10 из 12 своих матчей. Однако испанцы оказались сильнее. В столице мадридский «Атлетико» превзошел чилийцев и победил со счетом 3:1. Мадридская газета ABC отметила «чистую и правильную» игру, в которой «игроки-джентльмены... сражались с честью». (В отличие от соперников по Ривер Плейт, которые вели себя на поле более агрессивно, чилийцы завоевали репутацию честных игроков). Оценивая чилийцев, авторы доклада восхищались скоростью фланговых форвардов, но в то же время указывали на недостатки команды. «Нам меньше нравится защитное трио. Беки слабы, и вратарь не лучше»[42]. Европейское турне показало, что чилийскому футболу все еще не хватает уверенности перед воротами, и он склонен к уклончивости.
Следующий матч, против «Реал Унион Депортива», продемонстрировал решительность, которой так не хватало, когда «Коло-Коло» победил со счетом шесть мячей против двух. Однако празднование победы было недолгим. Испанцы, желая показать, что поражение было отклонением, вызвали гостей на матч на следующий же день. Усиленный дополнительными игроками, привлеченными на месте, «Реал Унион Депортива» сумел добиться лишь ничьей 3:3. Переломный момент для чилийского футбола наступил на тридцать пятой минуте матча. Арельяно пошел на удар головой против Давида Хорнии и получил случайный удар в живот. Талисман «Коло-Коло» был вынужден покинуть поле из-за травмы. Вечером следующего дня, после мучительных страданий, Арельяно скончался. Врачи не смогли диагностировать перитонит. Всего за день до этого Арельяно решил не выходить на поле, но товарищи по команде убедили его в обратном. Подобный инцидент постиг и парагвайцев в 1923 году. Оскар Лопес де Филиппис, талантливый нападающий «Олимпии», столкнулся с вратарем «Састре Спорт» и тоже умер от перитонита.
Безвременная смерть Арельяно стала национальной трагедией. Los Sports, спортивный журнал Сантьяго, опубликовал заголовок ¡DOLOR! [С исп.: БОЛЬ!] с фотографией ухмыляющегося футболиста под ней[43]. Развернутый некролог, в котором подробно рассказывалось о смерти, похоронах и хвалебных речах, представил капитана «Коло-Коло» в протовоенных терминах. Защищая Чили за рубежом, Арельяно теперь принадлежал не только «Коло-Коло», но и всей стране.
Оставшаяся часть турне прошла в торжественной обстановке: команда носила черную повязку, которая стала частью ее формы. Победа со счетом 5:4 над «Барселоной» стала кульминационным моментом, но команда вернулась к суровой реальности футбола Ривер Плейт, когда проиграла три матча подряд со значительным отрывом в Монтевидео. Команда, которая уже отчаялась вернуться домой, получила последний урок от «Пеньяроля» (6:1) и «Боки Хуниорс» (6:0).
Смерть, как безвременная, так и за границей, сделала Арельяно национальным героем. Мифы быстро развенчались. Теперь Арельяно приписывают изобретение la chilena (чилены) — театрального удара через себя, который он умело исполнял. Однако изобретателем этого ловкого хода был другой чилиец, Рамон Унсага. Унсага родился в Бильбао, в Испании, и натурализовался, переехав с родителями в Чили. Он начал исполнять чилену, играя за клуб «Эстрелья де Мар» в Талькауано, и этот прием приобрел популярность в регионе, когда он сыграл за свою страну на чемпионате Южной Америки 1920 года. Он тоже станет национальным героем.
- - -
К 1927 году «Насьональ» отправился в очередной изнурительный поход, но на этот раз клуб решил сразиться с командами из Северной Америки и Кубы. Однако для жителей Монтевидео Соединенные Штаты были неизвестной территорией. Предвидя приезд уругвайцев, Джон Киран в своей редакционной статье в New York Times предупредил читателей о том, что это похоже на футбольное вторжение, и напомнил им о том, что турне венского клуба «Хакоах» «пробудило в США представление о возможностях футбола как международного вида спорта... еще немного такого же не повредит»[44]. К сожалению, доброе расположение венцев, которым предстояло второе турне по стране, в конечном итоге испарится. (К сожалению, клуб был закрыт, а его имущество конфисковано после аншлюса в 1938 году). Первый матч «Насьоналя» — разгром со счетом 6:1 сборной Американской футбольной лиги на глазах у 20 000 зрителей — был высоко оценен газетой New York Times: «Атакуя с яростью... по ходу игры их великолепные комбинации пасов становились все более эффективными». Андраде был отмечен за его «яркую игру»[45]. Первые впечатления оказались недолгими. К третьему матчу, против посредственной команды «Ньюарк Скитерс», уругвайцам было трудно сдерживать свой пыл. После того как они пропустили единственный гол в матче, потребовалось вмешательство полиции, когда судья получил удар по лицу и был уведен с поля тремя полицейскими. Менеджер «Насьоналя», не гнушаясь ставшей национальной традицией возлагать вину на судью, пожаловался, что его команда подверглась дискриминации. Генеральный консул Уругвая Хосе Ричлинг уже не в первый раз выступает в роли апологета футболистов своей страны. Позже он отрицал, что заявил, что отправит команду обратно, «если в будущем возникнут какие-либо беспорядки»[46]. Более того, он оправдал игроков, сославшись на разницу в языке и американскую интерпретацию правил. (Американская игра была нерафинированной и более силовой, даже по латиноамериканским стандартам).
Теперь, когда все это было объяснено уругвайским игрокам, турне можно было спокойно продолжать. После того как «Насьональ» с пафосом разобрался с американской командой, ему предстояло провести худший матч в своем турне. В Бостоне между игроками произошла драка после того, как уругваец ударил игрока соперника. Воспользовавшись ситуацией, две тысячи зрителей покинули свои места и устремились в бой на поле. Пока полиция спасала уругвайцев, двое американских игроков потеряли сознание. Ричлинг быстро нашел оправдание, обвинив судью. К концу американского этапа «Насьональ» провел 13 матчей на глазах у почти 90 000 зрителей и лишь трижды потерпел поражение. Тем не менее, эти волнения лишь укрепили в американской прессе избитое представление о «латиноамериканскости» и о том, что Латинская Америка остается политически отсталым континентом. Возможно, уругвайцы порой были злейшими врагами самих же себя, но они не заслуживали мелодраматической редакционной статьи, в которой говорилось, что они спровоцировали «столько бурных беспорядков, что уругвайский генеральный консул отобрал у них мяч, чтобы предотвратить открытую войну между Соединенными Штатами и всей Южной Америкой»[47].
Амстердам, 1928: Битва за Ривер Плейт
Совершив однажды ошибку и тем самым лишившись того, что, по ее мнению, принадлежало ей по праву, Аргентина отправила делегацию на IX Олимпиаду в Амстердам. Несмотря на то, что состав участников был меньше, чем четыре года назад, в соревнованиях приняли участие семь неевропейских команд, включая Мексику и Чили. Действующие чемпионы были сильными фаворитами, но с большим трудом пробились в финал. Тем не менее, на этом высокорезультативном турнире латиноамериканцы не только раздавали наказание, но и получали его. Аргентина получила более удачную жеребьевку, легко справившись с неопытной командой США со счетом 11:2. Сборная Чили потерпела поражение на первом же этапе, ведя в счете 2:0 против Португалии в первые 30 минут матча. Решимость и физическая подготовка португальцев — то самое, что подвело их в четвертьфинале, когда они проиграли Египту — и чилийцы были повержены со счетом 2:4. Левый защитник Хосе Мигель Ольгин позже скажет: «Это был первый серьезный урок, который мы получили о ценности организованного футбола... Португальцы были хорошо подготовлены»[48]. Мексика, чье развитие футбола было остановлено мексиканской революцией, была разгромлена испанской сборной со счетом 7:1, стремящейся повторить свою былую славу. Стремительный поход Испании в четвертьфинал был прерван, когда она пропустила семь мячей в переигровке против Италии. Аргентина оставалась самой результативной командой. В поединке с неуступчивой бельгийской сборной аргентинцы забили три гола в течение первых 10 минут, и одна из газет отметила, что «в начале игры аргентинцы словно дурачились со своими соперниками»[49]. Как только Бельгия сравняла счет, Аргентина забила еще три гола. В полуфинале Египет пропустил шесть безответных мячей. Аргентине, чей состав состоял преимущественно из итальянских фамилий и мог бы сойти за итальянскую сборную, придется подождать и посмотреть, сможет ли страна-мать одолеть своего соседа.
Для золотых медалистов путь к финалу был нелегким. В первом матче, против Нидерландов, хозяева стремились отомстить за несправедливость, допущенную в 1924 году. Для голландских болельщиков, приехавших со всей страны, чтобы посмотреть на победу своих соотечественников над южноамериканцами, были организованы специальные поезда. Билеты, ставшие дефицитом, продавались по цене, в 12 раз превышающей их стоимость. На этот раз Уругвай держал плотную оборону и легко справился с голландцами. Счет 2:0 мог быть и больше, если бы не несколько отличных сэйвов голландского вратаря. Встреча с Германией в следующем раунде оказалась сложной задачей. Матч был очень напряженным — настолько, что египетский судья удалил двух немцев и Хосе Насацци, непоколебимого защитника и капитана сборной Уругвая. Немецкая пресса была возмущена: «Тяжелый поединок, полный неспортивного поведения. Разве это цель Олимпийских игр?»[50] Спустя годы Насацци вспоминал этот матч, который Уругвай выиграл со счетом 4:1, как один из самых трудных в его жизни. «[У немцев] была фантастическая команда очень быстрых и сильных гигантов, которые внушали страх... Если я когда-либо и испытывал страх, то именно в той игре»[51].
Полуфинал против Италии продемонстрирует все лучшее, что есть на обоих континентах. Витторио Поццо, который в 1930-х годах привел Италию к двум чемпионским титулам, писал в газете La Stampa: «Великолепные страстные итальянцы потерпели поражение из-за невезения»[52]. Поццо выделил Хосе Андраде как «аса» уругвайцев, который был скалой в обороне, но опасен в атаке. «Ла Маравилья Негра» — или «merveille noire» [Черное чудо], как окрестили Андраде в Париже четыре года назад — чуть не поехал в Европу. Когда его просьба о выплате денег была отклонена, он отказался играть. К счастью для Уругвая, он изменил свое мнение, когда увидел, как его товарищи по команде покидают Монтевидео на пароходе. Ему быстро заказали билет, и он воссоединился с делегацией в Рио-де-Жанейро.
Фамильярность не породила презрения, но привела к довольно приглушенному финалу. Несмотря на переполненный Олимпийский стадион — на билеты было подано более 250 000 заявок — матч не оправдал ожиданий. По мнению испанской спортивной газеты El Mundo Deportivo, «это был не тот блестящий [матч], который ожидался из-за чрезмерного знания командами игры друг друга»[53]. После ничьей 1:1 секретарь аргентинской делегации необычайно по-спортивному отнесся к результату: «Если будет еще одна ничья, мы хотели бы объявить себя олимпийскими чемпионами, но так как это не разрешено олимпийскими правилами, нам придется сыграть третий матч»[54].
Переигровка уже заслужила статус финала. К Скароне, чье отсутствие в первом матче отметила пресса, присоединились Борхас и Фигероа, а Кастро, Петроне и Камполо сели на скамейку запасных. Победный гол сам по себе заслуживал золотой медали. «Эль Васко» Сеа, о котором Насацци сказал, что «команда состоит из Эль Васко, меня и еще девяти человек»[55], отдал тонкий пас Борхасу, который переправил мяч на ход Скароне. Когда перед ним были пустые ворота, Эль Маго не допустил ошибки. Уругвайцы стали достойными чемпионами. После завоевания золота Альваро Гестидо из «Пеньяроля», чей брат Оскар стал военным генералом и некоторое время был президентом Уругвая, а затем умер на посту, вспоминал, что чувствовал себя очень одиноким, пока не появились чилийцы со слезами радости. Хотя в утешительном финале Чили проиграли Нидерландам в результате подкидывания монетки, голландцы не согласились занять третье место и отдали победу Чили. В Южной Америке теперь было два чемпиона.
- - -
В конце десятилетия настала очередь «Рампла Хуниорс», которые в 1927 году стали чемпионами Уругвая, а годом позже заняли второе место, посетить Старый Свет. Аппетит европейцев к латиноамериканскому футболу разгорелся только после второго олимпийского золота. После пары разминочных матчей в Бразилии, где уругвайцы выиграли и сыграли вничью со сборными Рио и Паулиста соответственно, команда отправилась в Испанию. Начало тура было неудачным, когда «Рампла Хуниорс» со счетом 0:3 уступила команде Selección Militar (сборной военных), составленной из игроков сборной Испании. После побед над «Атлетико Мадрид» и «Валенсией» уругвайцы одержали впечатляющие победы над «Шальке-04», «Црвеной Звездой» и марсельским «Олимпиком», а затем обыграли «Аякс» со счетом 2:1. Второй этап турне запомнится не по хорошим причинам. «Рампла Хуниорс» вернулись в Испанию, где их в течение двух матчей принимала «Севилья», чей стадион недавно был открыт товарищеским матчем между сборными Испании и Португалии. (Испанцы, капитаном которых был Самора, переиграли португальцев, забив пять мячей в течение 45 минут). Однако уругвайцы не удостоили своим вниманием только что построенный «Эстадио де ла Экспозисьон». Насилие вновь стало частью репертуара уругвайцев, особенно когда дело касалось решений по пенальти. Когда Магальянес, полузащитник «Рампла Хуниорс», ударил судью, игра была уже практически проиграна. Последовавшее за этим удаление только усугубило неприязнь, и уругвайцы ушли с поля. Последовали беспорядки в толпе и вмешательство полиции, но «Рампла Хуниорс» доиграли матч вдесятером.
После четырех с половиной месяцев, в течение которых «Рампла Хуниорс» провели 22 матча, настало время возвращаться домой. Журналист, освещавший все турне, написал элегическую заключительную статью, в которой запечатлел клуб в его зените: «Мы пережили события, память о которых никогда не сотрется из нашей памяти. Столкнувшись со всеми препятствиями: борясь с любыми неудобствами, терпя холод и жару, снег и дождь... пересекая Европу во всех направлениях и переживая 289 часов в поезде, отправленная в Европу команда одержала чудесные победы, поразила многочисленных болельщиков и написала для истории клуба, возможно, самые лучшие ее страницы»[56]. К сожалению, год биржевого краха станет звездным часом клуба.
На пути к крушению
В течение предыдущего десятилетия игра в Латинской Америке избавилась от последних остатков своего британского происхождения и заменила их сильной и напористой криолло идентичностью. Но гегемония южноамериканских стран на поле не соответствовала их влиянию за его пределами. К началу Первой мировой войны Соединенные Штаты заменили Великобританию в качестве основного торгового партнера Латинской Америки. Сфера их влияния, первоначально ограниченная Центральной Америкой и Карибским бассейном, теперь распространялась все дальше на юг. Доктрина Монро 1823 года, возможно, и не позволила европейским державам подчинить себе латиноамериканскую республику, но не умерила идеи Манифеста Судьбы. Один из сенаторов США в 1840-х годах сказал: «Мексиканец — коренной абориген, и он должен разделить судьбу своей расы»[57]. Связи со Старым Светом не были полностью разорваны: европейские интересы в регионе по-прежнему требовали выплаты дивидендов и займов. Кроме того, избыток американского импорта в сочетании с военными долгами заставил европейцев внимательно присмотреться к своим инвестициям за рубежом. Таким образом, доллары перемещались из США в Латинскую Америку и далее в Европу, а затем возвращались в Соединенные Штаты. Поскольку американские банкиры перещеголяли друг друга в выдаче кредитов региону, не говоря уже об аппетите, с которым латиноамериканские правительства брали эти кредиты, десятилетие стало известно как «Танец миллионов». Благодаря доступности кредитов Нью-Йорк обогнал Лондон в качестве финансового центра региона. Недобросовестный элемент не был неизвестной величиной. Сын перуанского президента Хуан Легуи получил $520 тыс. от нью-йоркского инвестиционного банка за «содействие» в заключении кредитных договоров. Подобные примеры были далеко не редкостью. Хотя кредиты использовались для финансирования муниципальных инфраструктурных проектов, от больниц до автострад, они также были политически и финансово выгодны для креольской элиты. Эта система была явно неприемлемой, и экономика стран Латинской Америки уже начала замедляться за два года до краха на Уолл-стрит в октябре 1929 года.
Однако, несмотря на тень, отбрасываемую экономической ситуацией, футбол продолжал процветать. Уругвай, возможно, и был чемпионом мира, но на Чемпионате Южной Америки 1929 года перед их сборной никто не поднимал лапки. В матче открытия турнира Парагвай противостоял уругвайцам на глазах у бесстрастной аргентинской публики. Когда через 12 минут Рамон Виччини был унесен с поля с переломом ноги, Парагвай остался вдесятером. Несмотря на агрессию со стороны чемпионов мира, аутсайдеры одержали достойную победу со счетом 3:0. (Петроне действовал против парагвайской обороны скорее как боксер, чем как нападающий). В финальном матче, который уругвайцы должны были выиграть со значительным перевесом, Аргентина взяла верх, дважды поразив ворота соперников.
Хотя они были действующими чемпионами мира, поражение не стало для них неожиданностью. Ранее в том же году «Ференцварош» одержал победу над сборной Уругвая со счетом 3:2, ведя в счете в три мяча к перерыву. Хотя венгры были талантливой командой, они еще не были теми, кем стали в 1960-х годах. ФК «МТК Будапешт» доминировал в 1920-х годах, выиграв чемпионат семь раз, хотя «Ференцварошу» удалось выиграть чемпионат с 1926 по 1928 год, в том же году, когда сборная Венгрии выиграла Кубок Митропы. Венгры начали свое турне по Бразилии с победы 2:1 над «Сан-Паулу», а затем сыграли вничью 1:1 с «Флуминенсе» в Рио. Однако по возвращении в Сан-Паулу «Ференцварош» встретил свою пару в лице «Палестре Италия» (который позже сменит название на «Палмейрас»). Когда итало-бразильцы обыграли венгров со счетом 5:3, газета Folha da Manhã опубликовала на первой полосе заголовок «ЧЕМПИОНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ ПЕРЕЖИЛИ В САН-ПАУЛУ ОДИН ИЗ САМЫХ ТЯЖЕЛЫХ УДАРОВ В ИСТОРИИ СПОРТА»[58]. Поражения от сборной Аргентины и «Сан-Паулу» в конце турне подтвердили, насколько сильна была игра Южной Америки.
В футболе принято подрывать нормы, защищать аутсайдера и отвергать фаворита. 1920-е годы должны были принадлежать Аргентине. За пределами Британских островов она была одной из немногих стран, интегрировавших футбол в общество. Ее футбол был, безусловно, самым передовым в Южной Америке и соответствовал игре нескольких европейских стран. И все же десятилетие прошло под знаком этой маленькой республики, которая задумывалась не более чем буферное государство. Уругвай, однако, так и остался бы аномалией: страной, которая никогда не должна была появиться на свет, если бы не историческая причуда судьбы. (Даже ее великий освободитель Хосе Гервасио Артигас, чей портрет висит на каждом государственном посту, выступал против престолонаследия от Объединенных провинций Ривер Плейт). Для Уругвая две золотые олимпийские медали показали всему миру ее потенциал. Дальше было еще лучше.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе, другом спорте (и не только).
