Рори Смит «Мистер» 9. Цирк Билли Смарта
Вика Бакингема было нелегко игнорировать. Он был из тех, кто одевается, чтобы произвести впечатление: карманный платок, демонстративно выглядывающий из твидового пиджака, галстук из чистейшего шелка, шляпа-трилби на голове. Он вращался в самых гламурных кругах, посещал самые эксклюзивные вечеринки. Он считал певцов Лулу и Фрэнки Воган своими друзьями и даже был на «ты» с самим «Джеймсом Бондом», Шоном Коннери. Как менеджер, он во всем чувствовал оттенок шоу-бизнеса: он просил своих игроков отказаться от обычной разминки и вместо нее исполнять танцевальные номера; он награждал их походами на самые звездные варьете-шоу Лондона. В гораздо более широком смысле, чем просто футбол, он был человеком, опередившим свое время. В черно-белых, строгих, застегнутых на все пуговицы 1950-х, он был кадром в цвете, духом свингующих шестидесятых, воплощенным во плоти.
На жаргоне английского футбола Бакингем был персонажем. Он любил говорить со своими игроками, используя запутанные крикетные метафоры: одному вратарю, у которого появилась тревожная тенденция неправильно оценивать полет мяча, он сказал, что если бэтсмена обманули мячом один раз, это можно списать на невезение, но если он повторяет ошибку снова и снова, это скорее говорит о том, что он не усвоил урок. Он поощрял проявление хитрости и мастерства владения мячом: приглашал гимнаста выступить перед его сбитой с толку командой, учреждая ежедневные соревнования по чеканке мячом. Английский футбол, как правило, любит персонажей, но он загоняет их в рамки, отводя им роль комической разрядки. Он не воспринимает их всерьез.
Бакингем, несмотря на всю свою эпатажность, заслуживал большего. В то время его следовало уважать за работу, которую он проделал в «Вест Бромвич Альбион», доведя клуб до шага от того, что могло бы стать первым дублем Англии в лиге и кубке XX века, и в «Шеффилд Уэнсдей», где он провел три сезона, дважды выводя их в Европу и ни разу не финишировав за пределами первой шестерки в высшем дивизионе Футбольной лиги. Но его не уважали. Как раз в тот момент, когда его репутация должна была взлететь, он был отброшен в сторону. Только сейчас мы можем без преувеличения сказать, что Бакингем считается одной из ключевых фигур в истории футбола. Это тренер, который взял прошлое и превратил его в настоящее, человек, который развил футбол, задуманный первыми пионерами, Джимми Хоганом, и футбол, которому учили Уолтер Уинтерботтом и его протеже, Джордж Рейнор, и помог ему стать футболом, поддерживаемым сначала голландской школой Ринуса Михелса и Йохана Кройффа, а затем «Барселоной» и сборной Испании. Вик Бакингем — человек, вокруг которого все вращается. Он является последним звеном в цепи.
Нить проходит примерно так. Бакингем провел свои игровые дни в «Тоттенхэм Хотспур». Он считал Билла Николсона и, что не менее важно, Артура Роу товарищами по команде. Именно Роу отправился в Венгрию в 1939 году, чтобы тренировать национальную сборную страны, где он впервые познакомился с учением Хогана. Он объединил то, чему научился там, с тем, чему его и Бакингема научил Питер Макуильям, дальновидный менеджер Шпор 1920-х и 1930-х годов. Идеи Роу выкристаллизовались в то, что стало известно как «стеночка», стиль игры, который он представил на «Уайт Харт Лейн», когда стал тренером в 1949 году. Четыре года спустя, когда Бакингем стал тренером «Вест Бромвича», он сделал то же самое. В конце концов, он учился в той же школе: как Роу, как Алан Роджерс, как Гарри Гейм, Бакингем посещал один из тренерских курсов Уинтерботтома. «В первый же день он достал мяч, — говорит Брайан Уайтхаус, один из его игроков на «Хоторнс». — Тогда ты уже знал, что он — другой».
Он провел шесть лет в «Вест Бромвиче», что принесло ему немалую славу. Возможно, он думал, что этого будет достаточно, чтобы получить шанс в мейнстриме, вдали от одного из сравнительных захолустий Англии, особенно учитывая его время. Он покинул клуб в 1959 году, в год, когда Джордж Рейнор усердно готовил «Футбольного посла по совместительству», добавив к литературному канону, который уже включал в себя «Футбол: Всемирная игра» Джеффри Грина и «Футбольную Немезиду» Брайана Глэнвилла. Это было через год после того, как Англия вернулась домой из Швеции, бесцеремонно выброшенная с чемпионата мира; в конце десятилетия, в течение которого устаревшие методы метрополии были безжалостно и неоспоримо разоблачены, Футбольная ассоциация приняла меры, чтобы попытаться остановить упадок, и Британия в целом начала осознавать, что ее место в мире меняется. Его отношение к футболу, его запоздалое осознание того, что, возможно, «изобрести что-то» уже недостаточно, казалось, отражало изменение его статуса в более широком смысле. Суэцкий кризис 1956 года показал британской общественности, что дни империи закончились. Треть мира больше не была окрашена в розовый цвет [Именно в этот цвет окрашивали на картах территории, принадлежащие Британской Империи, прим.пер.]. Все, что оставалось, это игра в футбол и фраза «отвали». Это было время не просто перемен, а осознания перемен и их необходимости. По всей стране клубы должны были жаждать Бакингема и его ультрасовременных методов, его контркультурных взглядов.
Их не было. Оставшись без работы, он переехал не на «Олд Траффорд» и не на «Хайбери», а в Голландию, в амстердамский «Аякс». Это название тогда не было так известно, как сейчас. Они были одной из выдающихся сил в голландском футболе, выиграв первый розыгрыш национального чемпионата за пару лет до этого, но насколько они были конкурентоспособны, можно увидеть из их первого участия в новом Кубке чемпионов. В четвертьфинале они проиграли венгерскому «Вашашу» со счетом 2:6. Они играли в лиге, которая еще не была полностью профессиональной. Бакингем сменил захолустье на пруд для молоди. Там он приступил к передаче своего стиля молодой, амбициозной команде, наполненной жаждущими знаний игроками. Он учил их стеночкам, свободному и плавному движению, своему видению игры, в которой игроки не были бы прикованы к своим номинальным позициям, где каждый мог бы делать все. Он нашел заинтересованную аудиторию. Среди тех, кто впитал в себя все, что он хотел сказать, был худощавый подросток с длинными волосами и независимым умом. Он взял Йохана Кройффа под свое крыло и создал его по своему образу и подобию. В середине 1960-х годов Бакингем еще на два года вернулся в Голландию. Его преемником станет Михелс. Через пару лет после его ухода родилось движение, которое стало известно как Total Football [Тотальный футбол], набор принципов, которые позже были возрождены по наущению Кройффа в Ла Масии и усовершенствованы как тики-така.
Бакингем предшествовал Михелсу и в «Барселоне». В 1969 году он начал работать в Каталонии. Норман Фокс, подтверждая свое назначение в The Times, сообщил, что на этот пост претендовали два английских кандидата. Бакингем обошел своего соперника не только из-за своей работы в «Аяксе», но и потому, что руководство «Барселоны» было впечатлено его командой «Шеффилд Уэнсдей», когда эти два клуба встречались на Кубке ярмарок — предшественнике Лиги Европы — не далее, чем десять лет назад. Они вспомнили, и этого было достаточно, чтобы их убедить. Кроме того, другой претендент был чем-то вроде поджигателя, и он еще не полностью зарекомендовал себя на самом высоком уровне. Другим претендентом, по данным Fox, был Брайан Клаф.
Для большинства это может показаться серьезной ошибкой в суждениях. В конце концов, Бакингем продержался на «Камп Ноу» всего два года, в конце концов вынужденный уйти с работы из-за хронической болезни спины. Клаф, тем временем, стал, возможно, лучшим английским тренером всех времен. Он привел клуб «Ноттингем Форест» с ограниченным статусом и узкими горизонтами к славе как дома, так и за рубежом, превратив их в чемпионов не только Англии, но и Европы. «Барселона», при беглом взгляде, упустила свой корабль. Их история была бы совсем другой, если бы они решили пойти с Клафом, а не с Бакингемом.
Хотя, возможно, лучше бы не было. Именно Бакингем покинул Каталонию в январе 1970 года, чтобы совершить турне по двум городам, чтобы посмотреть, сможет ли он уговорить игрока мирового класса вернуться с ним в Испанию. Его поездка в Англию провалилась. Его попытки вывести одно из известных имен из Футбольной лиги на чужие берега не увенчались успехом. Его поездка в Амстердам была более успешной. Он провел в столице Нидерландов всего пару дней, но пока был там, он был первым, кто предложил Кройффу идею переезда в Испанию. Потребовалось еще три года, чтобы убедить своенравного голландца в том, что время пришло, и в 1973 году он решился. Даже если решающим фактором было то, что он чувствовал, что «Аякс» поступил неподобающим образом, продав его в мадридский «Реал», он признал, что Бакингем сыграл свою роль в том, чтобы убедить его перейти в «Барселону». «Я знал Ринуса Михелса, и я знал Бакингема, так что у нас были отношения», — сказал Кройфф Сиду Лоу в книге «Страх и ненависть в Ла Лиге».
Это стало началом отношений между игроком и клубом, которые оказали неизгладимое влияние на игру. Кройфф будет украшать «Барселону» в качестве игрока, а затем, позже, в качестве тренера. Он заложит основы академии клуба, учреждения, которое даст миру Хави Эрнандеса и Андреса Иньесту и, прежде всего, Лионеля Месси. Он вплетет свои принципы в каждую нить ДНК клуба. Его будут называть духовным отцом всего последующего, всей красоты и всего блеска. Впрочем, все было бы совсем иначе, если бы не Бакингем. Он стоял у истоков всего этого, человек, стоящий на стыке между прошлым и настоящим футбола, на перекрестке между тем, откуда он пришел, и тем, куда он пойдет.
«Была фраза, которую он всегда использовал», — говорит Грэм Уильямс, вспоминая четыре года, которые он провел под руководством Вика Бакингема. Сейчас ему 77 лет. Прошло более 60 лет с тех пор, как Бакингем впервые вытащил его из безвестности и бросил его, еще подростка, в величайшую команду, которая когда-либо была в истории «Вест Бромвич Альбион», но истории льются из него с огромной скоростью. Возраст никак не повлиял на его энтузиазм. Раздевалка «Хоторнс» в то время была «мега». Карьера Бакингема была «мега». Его любовь и восхищение человеком, который дал ему шанс и его карьеру, кристально ясны.
«Он был сосредоточен на передачах и движении. Он не был заинтересован в защите. Он хотел видеть финты, голы и стеночки. Он сказал, что не хочет, чтобы мы делали «да ди ди ди да», пасы ради самих пасов. Он всегда говорил, что хочет, чтобы мы играли как мороженое и шоколад. Такова была его фраза. Просто течь, как мороженое и шоколад».
В разговорах с игроками, работавшими с Бакингемом на его первой громкой должности в качестве менеджера — до этого он тренировал «Пегас», объединенную команду Оксфордского и Кембриджского университетов, и «Брэдфорд Парк Авеню», выступавший в Третьем дивизионе (Север), — слышны отголоски всех тех Мистеров, что были до него. Очевидно, существовал тип тренера, который мог отправиться за границу. Бакингем был в значительной степени отлит по их шаблону.
Как и Джимми Хоган, он сосредоточил всю свою работу вокруг мяча. Он был тренером, а не просто инструктором, заботящимся о том, чтобы его игроки были в хорошей физической форме. «В предсезонке было много долгих прогулок и подъемов на холмы, — говорит Уильямс. — Но в остальном ты всегда оказывался с мячом. Он не хотел, чтобы ты уставал. Мы немного занимались боксом, когда он был тренером, и мы делали несколько упражнений с весами, но мяч всегда был на первом месте». Как и Фред Пентланд, с которым он разделял общепризнанную склонность к шляпам, Бакингем хотел, чтобы в футбол играли по земле. «У нас не было длинных передач из обороны, — говорит Уильямс. — Защитники подбирали мяч, и мы его разыгрывали».
Как и все те люди, как менеджеры, так и журналисты, которые предупреждали англичан о том, что приближается день расплаты, он понимал, что из того, как континентальные игроки играли в эту игру, можно многому научиться. Он организовал для таких команд, как «Гонвед» и московский ЦСКА визит к «Вест Брому», стремясь расширить горизонты своих игроков, познакомить их с новыми методами и стилями. Но его величайший успех случился, когда он был главным тренером в «Шеффилд Уэнсдей», когда ему удалось обеспечить себе самый гламурный матч: выставочный матч на «Хиллсборо» против могучего бразильского «Сантоса» с Пеле в их рядах.
Как и Джордж Рейнор, он отказался от традиционного автократического стиля большинства своих коллег, предпочитая более коллегиальный подход, с удовольствием интересуясь мнением своих игроков во время командных собраний, позволяя старшим членам команды — таким, как Рэй Барлоу и Ронни Аллен, считавшимся одними из лучших игроков десятилетия — выполнять большую часть пастырской работы, поручая им указывать на ошибки их менее утонченных товарищей по команде. «Он возложил ответственность на игроков, — говорит Алек Джексон, еще один молодой игрок, которого Бакингем задрафтовал в ту команду. — Он выходил из раздевалки перед игрой, говоря, что ему нужно кое-куда пойти или кое-чем заняться. Создавалось впечатление, что он не собирается смотреть матч. Он говорил игрокам, что может доверять нам, что может оставить все в наших руках. Играть под его началом было для меня большим образованием».
Ни один из мужчин не помнит его как крикуна и кривляку; оба вспоминают его мягкое, личное отношение. «Моя первая игра на позиции защитника была в «Астон Вилле», дерби на «Вилла Парк»», — говорит Уильямс. Тогда он был еще подростком. «Меня вызвали в последнюю минуту, потому что у Дона Хоу обострилась язва. После игры он подошел ко мне в раздевалке. Он сказал: «Это лучшая игра защитника, которую я когда-либо видел. Я очень счастлив, и ты должен быть тоже». Я был в восторге. Затем он отошел на пять-шесть метров и повернулся. «Конечно, если ты не можешь играть на позиции крайнего защитника позади Рэя Барлоу, ты и не сможешь играть». Он свалил меня с ног».
Джексон согласен с тем, что он был «исключительным психологом. Он не был похож ни на кого другого. Он вызывал тебя на тренировку и приглашал прогуляться с ним по полю. Он спрашивал, все ли в порядке с тем или иным игроком вне футбола. Он хотел узнать о твоей жизни за пределами этих стен, убедиться, что с тобой все в порядке и что тебя ничего не беспокоит. Он видел в тебе человека, а не просто игрока».
Однако Бакингем был чем-то большим, чем просто смесью своих предшественников. Возможно, он опирался на то, во что верили другие, но, придав этому свой личный оттенок, он превратил это во что-то совершенно иное. Наибольшее влияние на то, как он работал, оказали не тренеры, у которых он учился (хотя он безошибочно носил на себе отпечаток Артура Роу и Питера МакУильяма), а круги, в которых он вращался. Бакингем, друг звезд, пригласил Фрэнки Вогана в свою раздевалку и договорился, чтобы Ронни Аллен, очень похожий на певца, присоединился к нему на сцене. Он регулярно проводил воскресные вечера в лондонском «Палладиуме» за просмотром варьете, а на следующий день, полный новых идей, возвращался к тренировкам.
«Если он был в Лондоне в воскресенье, то мы делали то, что он видел на сцене, — говорит Уильямс. — Мы разминались, исполняя канкан, все в линию, держась за руки. Нам очень нравилось. Ты всегда пытался угадать, что он будет делать дальше. Но в этом был метод: танцы дают тебе ритм, и ты должен играть в ритме: медленно, медленно, быстро, медленно, медленно, быстро. В 1970 году [Марио] Загалло проводил тренировки с музыкой в сборной Бразилии. Вик заставил нас сделать это более чем за десять лет до него».
«Он любил трюки. Он пригласил гимнастку, чтобы она делала кувырки через голову перед игроками. Мы все собрались вокруг, чтобы посмотреть, а затем он спросил нас, может ли кто-нибудь из нас сделать то же самое. У нас был игрок по имени Дэвид Бернсайд, который отказался от больших денег, чтобы присоединиться к цирку Билли Смарта. Они хотели, чтобы он был жонглером мячом. Он мог чеканить мяч 10 000 раз подряд. Когда мы играли с московским ЦСКА, в перерыве он заставил Дэви выйти и жонглировать мячом для болельщиков. Это сделало его знаменитым, но он любил Дэви. Каждый день на тренировках у нас было соревнование по чеканке».
Другими словами, Бакингем рассматривал футбол как еще одну ветвь развлечения, о чем большинство других не догадывались еще несколько десятилетий, пока не появилась Премьер-лига и не упаковала его в продукт, состоящий из небольших виньеток и грохочущей музыки. Во многих отношениях именно это сделало его намного опередившим свое время, но это также оказало и более непосредственное влияние: то, как он видел игру, изменило то, как он хотел, чтобы в нее играли. Его любовь к развлечениям, к гламуру шоу-бизнеса побуждала его говорить игрокам, что они текут, как мороженое и шоколад. Он не хотел просто выигрывать трофеи, он хотел, чтобы все сидели на своих местах, а для этого ему нужна была команда, которая поражала бы воображение.
Он отшатывался от всего, что казалось ему редуктивным. Морис Сеттерс, позже перешедший в «Манчестер Юнайтед», был одним из его старших игроков в те годы в «Вест Бромвиче». Он был, по словам Джексона, чем-то вроде «психа», жестким человеком, кусающим тебя за ноги. «У нас был кубковый матч с «Ноттингем Форест», — говорит Джексон. — Морис говорил, Вик отошел на задний план. Морис начал говорить, что мы должны давить на них, чтобы при необходимости вырубить их. Было видно, что Вик не выдержал. В конце концов, он встал и просто сказал: «Морис, пожалуйста. Меня волнуют живые, а не мертвые»».
Вместо этого он призвал свою команду выражать себя, а не прятаться за условностями. Как мы уже видели, в 1950-х годах считалось, что игроки должны строго придерживаться своих номинальных позиций. Успех, которого добились венгры, а затем и бразильцы, во многом объясняется их готовностью бросить вызов этой догме. Бакингем сделал то же самое.
«Одна из вещей, которая действительно помогла нам в игре, заключалась в том, что Вик считал, что нужно играть так, как ты видишь, — говорит Уильямс. — Я был крайним защитником, но если я оказывался на позиции вингера, то он говорил мне, чтобы я играл на позиции вингера. Если ты выходил дальше вперед и вдруг обнаруживал, что стал центральным нападающим, то иди и становись центральным нападающим. [Он говорил нам] играть в игру так, как ты считаешь нужным, играть на той позиции, на которой ты оказался, и полагаться на других, чтобы они заняли твою позицию. С ним все было просто».
В середине 1950-х годов в «Вест Бромвиче» Бакингем учил своих игроков тому же набору принципов, которые в конечном итоге стали известны как Тотальный футбол. Он взял ценности Хогана, Рейнора и остальных, придал им немного чего-то от Воскресного вечера в лондонском «Палладиуме» и создал нечто, что навсегда изменило то, как играли в футбол.
И, что самое замечательное, это сработало. В 1954 году «Вест Бромвич» выиграл Кубок Англии и занял второе место в Первом дивизионе в том же году, всего на четыре очка упустив первый дубль со времен «Астон Виллы» в прошлом веке. Следующие три сезона они провели в середине таблицы, но восстановились в последних двух кампаниях, заняв четвертое и пятое места в Первом дивизионе. К 1959 году казалось, что Бакингем может достичь того, чего не смогли сделать многие другие — Рейнор, Джесси Карвер, сам Хоган, — и доказать элите английского футбола, что есть другой путь. Его наследие было настолько велико, что Уильямс теперь твердо верит, что самовосприятие «Вест Бромвича» как привлекательной футбольной команды можно проследить непосредственно до Бакингема. «Он задал стиль, которого ожидают болельщики, — говорит он. — Все возвращается к нему». Почему же, когда он собрался уезжать, ему не дали возможности продолжить работу? Здесь, опять же, слышится отголосок того, что случилось со всеми теми людьми, на чью работу он — сознательно или нет — опирался. «Люди думали, — говорит Уильямс, — что Вик не может соблюдать дисциплину. Они так и не поняли, что все потому, что ему и не нужно было этого делать».
Это впечатление, казалось, подтвердилось, когда во время турне по Канаде в конце сезона 1958/59 годов рухнули его отношения с Морисом Сеттерсом. Его отправили домой, и он сразу же подал прошение о трансфере. Руководство клуба, очевидно, решило, что он слишком ценен, чтобы позволить ему уйти. Вместо этого они уволили Бакингема. Когда он вернулся с другого берега Атлантики, ему сообщили, что он больше здесь не работает. Для «Вест Брома» эта авантюра не оправдала себя — Сеттерс разругался с тренером Диком Грэмом на предсезонке, подал еще один запрос на трансфер и в итоге был продан в «Манчестер Юнайтед», все еще оправляющийся от авиакатастрофы в Мюнхене — но для Бакингема это принесло гораздо больше вреда. Что бы с этого момента он ни делал, английский футбол, казалось, уже принял решение. Он потерял одного из величайших мыслителей, которых когда-либо создал, потому что считал его мягким, ремесленником в мире бульдозеров.
Существует резкий контраст в том, как Бакингем и его идеи были восприняты на двух его следующих работах: в «Аяксе» в 1959 году и в «Шеффилд Уэнсдей» в 1961 году. На «Хиллсборо», справедливости ради, он не нашел особенно восторженной публики. Он был ярким персонажем, который имел обыкновение щелкать по полям своей трилби, когда надевал ее, — писал Питер Свон, его капитан в клубе, в своей автобиографии «Устанавливаем истину». — Он садился на стол в раздевалке и щелкал трилби так, чтобы та наклонялась к затылку. Когда мы приезжали в Лондон, в раздевалку всегда заходил кто-то из его друзей по шоу-бизнесу. Он приветствовал их поцелуем, независимо от того, были ли они мужчинами или женщинами. Мы, игроки, не привыкли к такому театральному поведению. Мы смотрели друг на друга и говорили: «Он гребаный педераст, он определенно квир [Собирательный термин для лиц любой негетеросексуальной ориентации, прим.пер.]»».
Карьера Свона наиболее примечательна своим самым низким моментом: его участием в великом скандале с договорными матчами 1964 года, когда он и два его товарища по команде, Тони Кей и Дэвид Лейн, были уличены в том, что поставили против «Уэнсдей» в игре с «Ипсвичем» двумя годами ранее. В конце концов он был приговорен к четырем месяцам тюремного заключения и на восемь лет отстранен от футбола; эта ставка в конечном итоге стоила ему места в сборной Англии на чемпионате мира 1966 года. Его книга, по большому счету, является доказательством его невиновности, хотя он, похоже, не отрицает, что ставил деньги на то, что его собственная команда проиграет.
Тем не менее, картина, которую он рисует о своих отношениях — и отношениях его товарищей по команде — с щеголеватым, интеллигентным Бакингемом, завораживает. Некоторые элементы его подхода, признает Свон, были освежающими. Будучи капитаном, он был благодарен за то, что его просили поделиться своими идеями по тактике и подбору состава команды. Он признает, что Бакингем был «настолько далеко впереди в своем мышлении, что хотел, чтобы мы играли так, как играют сегодня». Он считает, что если бы игроки «Уэнсдей» смогли «играть так, как он хотел, все бы сложилось хорошо». Свон предстает в образе довольно бледного йоркширца, все праздники проводящего в Файли и с подозрением относящегося к чужакам, но, похоже, он нашел общий язык со своим менеджером, несмотря на различия во взглядах.
Несмотря на все это, критика всегда где-то рядом. Футбольные принципы Свона лучше всего подытожены его оценкой визита «Сантоса» в 1962 году. Пускай у бразильцев и был Пеле, но Свон выделяет Дэвида Лейна, своего сообщника, как выдающегося исполнителя. «Они не знали, — говорит он, — как обращаться с большими парнями».
Поэтому неудивительно, что он был немного сбит с толку требованиями Бакингема. Похоже, у него не было проблем с подходом к тренировкам, принятым Гарри Каттериком, менеджером «Уэнсдей», которого заменил Бакингем, несмотря на то, что это было «то же самое, что и тогда, когда я был на любительском контракте, наворачивая круги вокруг поля. Затем мы перешли к ускорениям, прежде чем закончить тренировку матчем... Мы очень мало работали с мячом». С другой стороны, идеи Бакингема показались ему слишком «чуждыми». «Раньше на тренировках мы концентрировались на физической форме. Вик заставил нас все время работать с мячом». Его также смущает разница в том, как Каттерик и Бакингем доносили свои идеи: нетрудно заметить, что он предпочитал более диктаторский стиль первого «более расслабленному» подходу второго. «Гарри Каттерик устроил бы тебе хорошую взбучку, если бы посчитал, что ты ее заслуживаешь; Вик не мог этого сделать». Не было никаких попыток «править страхом», и, честно говоря, Свону, похоже, это не понравилось.
Однако его самые серьезные сомнения были связаны с тем, в какой футбол Бакингем попросил играть свою команду. Его видение Тотального футбола, возможно, и было доказано в Футбольной лиге — его результаты в «Вест Бромвич Альбион» были более чем хороши, чтобы предположить это — но послание не просочилось наружу. Он по-прежнему считал, что английский футбол сопротивляется его образу мышления. «Он пытался заставить Кита Эллиса, который был большим, энергичным центральным нападающим, уложить мяч на землю, — пишет Свон. — Это было не в стиле Кита: он был неуклюжим парнем, которому не хватало изящества... Я думаю, что Бакингем пытался заставить его играть так, как ему не подходило... Если я прерывал атаку на своей половине поля, я всегда выбивал мяч куда подальше, но Вик хотел, чтобы вместо этого я разыгрывал мяч. В тех случаях, когда ты оказываешься под давлением, ты мог играть длинным забросом, но в остальных случаях его нужно было разыгрывать. Я думаю, что ошибка, которую он совершил, заключалась в том, что он попытался изменить наш стиль в одночасье, что требовало слишком многого».
На современный взгляд, в этих жалобах есть что-то странное, и не только потому, что Свон, кажется, приписывает вину недостаткам системы, а не ограничениям своих товарищей по команде. Игроки, даже жесткие центральные защитники-северяне, гораздо охотнее идут на хитрость, когда менеджер просит их сдерживать инстинкты воображения; они говорят о том, что их раскрепощают и вдохновляют те тренеры, которые хотят, чтобы они рисковали. То, что реакция Свона была полной противоположностью, прекрасно отражает не только то, как думал английский футбол в начале 1960-х годов, но и ограничительную, бруталистскую философию, которая так долго его сдерживала. Бакингем существовал в эпоху, когда игроки были воспитаны на принципе «если сомневаешься — выбивай». Он не мог в одиночку переломить эту ситуацию, даже если результаты подтверждали его правоту. Что самое примечательное в оценке Своном его трех сезонов в Южном Йоркшире, так это то, что он остается неубежденным, несмотря на то, что «Уэнсдей» финишировали в шестерке лучших в каждой из кампаний Бакингема. Дважды они оказывались в Европе. Свон и остальные научились играть в стиле Бакингема. Похоже, они просто не верят, что научились-таки.
Среда в «Аяксе» была значительно более плодородной. В то время как игроки «Уэнсдей» были настроены скептически, в Амстердаме его подопечные были намного более восприимчивыми. За это он был в долгу перед другим англичанином, Джеком Рейнольдсом, который около трех десятилетий провел в клубе, научив их, по его собственным словам, тому, что «лучшая форма защиты — это нападение». По оценке самого Бакингема, это было не единственное отличие: решающее значение, когда он приехал, имела стадия развития голландской игры. У них не было «грубого, жесткого, стремящегося к победе» менталитета, который преобладал в Англии, где клуб мог попасть в шестерку лучших три сезона подряд и все равно считаться неудачником.
«Их навыки были иными, их интеллект был иным, — сказал Бакингем в интервью Дэвиду Виннеру в 1993 году, воспроизведенном журналистом в превосходной истории голландского футбола «Блистательные оранжевые». — Они были джентльменами. Они играли в настоящий футбол. Все дело в футболе с мячом, а не в том, чтобы пнуть и бежать. Футбол длинными забросами слишком рискованный. Если мяч у тебя — оставь его... Футбол — игра серьезная, но изящная. Они не получили [свои идеи] от меня: они уже были там, ждали, когда их расшевелят. Нужно было просто сказать им, чтобы они больше владели мячом. Это было прекрасно. Раньше я просто сидел и расслаблялся. Это была настоящая энергия. Я повлиял на них, но потом они выходили и делали то, что меня радовало, [то], чего я никогда раньше не видел. Нужно было только дать им идею: они добавили навыки, движения и комбинации. Они играли в привычный футбол, а привычный футбол был звездным футболом».
Важно, во-первых, отметить, что все еще ходили слухи об отсутствии дисциплины, слухи о спорах, которые Бакингем не был властен контролировать. Кроме того, важно не поддаваться скромности Бакингема. Время, когда он пришел, конечно, было безупречным: если бы он перешел в другой клуб, он бы не работал с такими игроками, как Сьяк Сварт, Бобби Хармс, Бенни Мюллер и братья Грут, Хенк и Кейс. У него не было бы шанса дать дебют за клуб Питу Кейзеру, игроку с таким щедрым даром, что его затмил лишь Йохан Кройфф. И правда, любой менеджер, перешедший в «Аякс», когда это сделал Бакингем, получил бы выгоду от огромного количества сырья, которое ждало своего часа в столице Нидерландов.
Но в равной степени верно и то, что не каждый тренер научил бы их играть так, как это делал Бакингем. Как он сам признавал, большая часть их гениальности заключалась в том, что они интерпретировали его послание, но это не значит, что само послание не имело первостепенной важности. Эта команда, школа мышления «Аякса», выглядела бы совсем иначе, если бы работа досталась не Бакингему, а, скажем, Каттерику. Они все еще могли бы выиграть титул чемпиона Нидерландов, как это было при Бакингеме, но сделали бы они это таким же образом, в том же стиле — спорный вопрос, и пошли бы они дальше еще сильнее переопределять игру. В «Аяксе» Бакингем нашел команду, способную играть в тот футбол, о котором он мечтал. В Кройффе, которого он стал считать «сыном» во время своего первого пребывания в Голландии и которого он в возрасте 17 лет ввел в первую команду во время своего второго пребывания в Голландии, он нашел игрока, способного на то, что он даже не мог себе представить. Но так же верно и то, что в лице Бакингема Кройфф и «Аякс» нашли тренера, который поощрял их играть в футбол, которого требовали их таланты, который учил их играть в тот футбол, в который они заслуживали играть. Все это прекрасно сочеталось друг с другом. Как мороженое и шоколад.
Именно масштаб «Барселоны» впервые поразил Бакингема. «Любому, кто не был здесь, трудно представить себе обстановку», — сказал он The Times через несколько недель после того, как он и его тренер Тед Дрейк приступили к работе на «Камп Ноу». Его первой задачей, по его мнению, было «провести небольшую реорганизацию». Предыдущие несколько месяцев клуб находился в тисках почти постоянного кризиса. Когда в декабре 1969 года англичанин, выбранный вместо Брайана Клафа, прибыл в команду, он был их третьим тренером в сезоне. Они находились всего в четырех очках от подвала таблицы. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, почему. В клубе было около 300 игроков, от младенцев в возрасте около 10 лет до первой команды, слишком много, чтобы с ними можно было справиться. В прошлом году они финишировали третьими — успех для большинства, но даже тогда неприемлемое в Каталонии — и почти десять лет не выигрывали титул чемпиона Испании. Бакингем понимал, что «трудно избавиться от запаха неудачи». Однако сам размер этого места очаровал его. «Это потрясающий клуб, — сказал он по телефону, — такой же шумный, как фестиваль фламенко». «Он огромен. На домашние матчи к нам приходят до 100 000. У клуба даже есть своя часовня. Это чертовски чудесно. Там есть трофейная комната, в которой достаточно кубков, чтобы потопить линкор».
За полтора сезона работы в клубе Бакингем добавил к этой коллекции один Копа дель Женералисимо (то, во что превратился Копа дель Рей — Кубок Испании), победив в финале 1971 года «Валенсию» на вражеской территории стадиона «Бернабеу», и ликование каталонцев только усилилось от вида генерала Франко, которого заставили отдать трофей, — и мог бы добавить второй, если бы не оказался втянут в один из самых противоречивых моментов в истории испанского футбола. 6 июня 1970 года «Барселона» встречалась с мадридским «Реалом» в ответном матче четвертьфинала Кубка Испании. «Реал» выиграл первый матч на своем поле с разницей в два мяча, но когда Карлес Рексач сократил отставание в начале матча, надежды каталонцев резко возросли. Они прижали «Реал» к стенке, стремясь забить гол, который бы сравнял счет по сумме двух встреч. «Реал» был сломлен. Крайний защитник «Барселоны» Райф сбил Маноло Веласкеса. Фол, конечно, но за пределами штрафной. Эмилио Гуручета, 28-летний баскский арбитр, находившийся в 30 метрах от событий, назначил пенальти. «Камп Ноу» вскипел. Один игрок «Барселоны» был удален с поля за оспаривание решения, Амансио реализовал пенальти, и начался хаос. По данным полиции, были повреждены 238 сидений, разбиты 11 окон, и сожжены 5 скамеек — таким образом болельщики «Барселоны» выражали свое недовольство. В докладе Гуручеты утверждалось, что в знак протеста на поле было брошено 30 000 подушек, а Мигель Муньос, тренер «Реала», получил удар бутылкой по голове.
Подавленная и разъяренная несправедливостью, «Барселона» проиграла противостояние. То, что они завершили игру, является свидетельством заслуг Бакингема: именно англичанин убедил своих разгневанных игроков вернуться на поле, чтобы закончить матч, который, возможно, вошел в историю как момент, когда соперничество между двумя клубами мутировало из вражды во что-то более глубокое, что-то более интуитивное, что-то больше похожее на подлинную ненависть. Однако в тот момент Бакингем закрепил за собой репутацию джентльмена, со спокойной головой в кризисной ситуации. Его игра в чемпионате укрепили это впечатление. В первые несколько месяцев своего пребывания в клубе он превратил «Барселону» из кандидата на вылет в претендента на еврокубки — они финишировали четвертыми — а затем в 1971 году они оказались в шаге от титула. В том году «Барселона» сравнялась по очкам с «Валенсией» и у нее была лучшая разница мячей, но упустила возможность получить трофей из-за своей статистики личных встреч.
Однако его наследие простиралось далеко за пределы того, чего он достиг на поле. В «Барселоне», как и в «Аяксе», даже сравнительно короткой встречи с Бакингемом было достаточно, чтобы что-то изменить в том, как клуб думал о себе. Рексач рассказал об этом Джимми Бернсу в беседе, описанном в книге «Barça: Народная страсть», что именно Бакингем передал важность «дисциплины в раздевалке, наличия плана на игру». Хосеп Мария Мингелья, человек, который впоследствии стал одним из самых влиятельных агентов в мире, вспоминал, как он говорил «вещи, которые станут обычным явлением в современном футболе». Бакингем «сумел передать игрокам ощущение, что они находятся в большом клубе».
Это изменение проявилось, прежде всего, в том, как играла его команда. Как и в Англии, Бакингем поощрял своих игроков играть в подвижный, экспансивный футбол, самовыражаться. Он просил их развлечь его. Он привил им беспощадный атакующий настрой. «Когда они владели мячом, им приходилось полностью забывать о сопернике, — сказал Мингелья Бернсу. — Только если игрок потерял мяч, он должен думать об обороне». Бакингему пришлось уйти в отставку после 18 месяцев в клубе из-за хронической проблемы со спиной, которая потребовала хирургического вмешательства. Так же, как и в «Аяксе», он оставил своему преемнику команду, готовую играть в тот футбол, который он от них попросит. Как и в «Аяксе», он заложил фундамент того, что Ринус Михелс — при содействии Йохана Кройффа — будет строить дальше.
Такова была судьба Бакингема, навсегда обреченного быть «единственным перед единственным». Его работа в «Барселоне» обеспечила ему репутацию в Испании настолько, что его приветствовали как героя, когда он получил свою последнюю работу в стране, в «Севилье», в 1972 году. Все закончилось плачевно — за несколько матчей, проведенных на посту главного тренера, он не смог спасти их от вылета — но то, как его принимали в городе было показательно. Когда он был впервые замечен в директорской ложе во время товарищеского матча против датского «Раннерса» в марте того же года, в ночь перед тем, как он вступил в должность, «его присутствие привлекло все внимание зрителей», как сообщает газета ABC. С тех пор на него возложена мантия одной из вечных подружек невесты футбола, что должно было бы стать предметом большой гордости, но, возможно, и большого разочарования. Возможно, он и заложил фундамент, но заслуга всегда принадлежала человеку, который закончил здание.
Однако не только Михелс извлек выгоду из его работы. Бакингем был больше, чем просто проводником, который помог передать идеи Джимми Хогана Йохану Кройффу и Пепу Гвардиоле. Он был первопроходцем и в другом смысле, а это значит, что целый класс тренеров обязан ему частью своей карьеры.
У всех тех английских тренеров, которые отправились за границу до того, как Бакингем приехал в Амстердам в 1959 году, — от Джека Гринвелла до Гарри Гейма — была одна общая черта. Были ли они признанными звездами как игроки, которых уговаривали за границей передать свои знания странам, жаждущим учиться, или же они были, как выразился Фред Пентланд, «самыми обычными» игроками, которые случайно обнаружили в себе тренерский дар, — все они были проигнорированы у себя на родине. Пробуждение английского футбола было настолько медленным по своему темпу, что, хотя оно и отвергло первых пионеров тренерской работы как практиков искусства, в котором они не нуждались, оно упускало из виду тех, кто пришел позже, просто потому, что они когда-либо работали только за границей, а это, как всем известно, не в счет. До Бакингема все мужчины, ставшие Мистерами, считались лишними на родине. Те немногие, кому выпал шанс испытать свои силы в Футбольной лиге, были вынуждены либо сделать это в самых ее глубинках, как Джордж Рейнор и Джесси Карвер в «Ковентри Сити», либо им не давали практически никакого времени для реализации своих идей.
Бакингем, с другой стороны, провел большую часть первых 15 лет своей тренерской карьеры, работая, и с немалым успехом, в Англии; два его периода в «Аяксе» послужили лакуной менее чем на четыре сезона. Он так и не смог вернуться на вершину, на которую взошел в «Вест Бромвич Альбион», но 1960-е годы принесли ему несколько финишей в первой шестерке подряд в «Шеффилд Уэнсдей», а затем, с 1965 по 1968 год, три сезона, когда он помогал «Фулхэму» избежать выбывания. На первый взгляд, «Крейвен Коттедж» должен был стать идеальным домом для Бакингема: гламурный клуб в его любимом Лондоне, любимец знаменитостей того времени, управляемый эксцентричным шоуменом Томми Триндером и украшенный теми игроками-одиночками, которые должны были остро реагировать на его методы.
Получилось не совсем так. Он обнаружил команду, столь же устойчивую к его более необычным тренерским методам, как Питер Свон и «Шеффилд Уэнсдей», наиболее ярко это проиллюстрировано защитником Бобби Китчем, который ответил на требования Бакингема выучить чечетку, чтобы улучшить свое равновесие, ответом, наполненным ругательствами, настолько взрывоопасным, что он был немедленно продан. Это был редкий случай безжалостности. Бакингем, казалось, не хотел использовать подход старшины, в котором многие английские игроки того времени чувствовали себя необходимыми. Он поссорился с Родни Маршем — волшебником, которого Бакингем должен был обожать, — и потакал Джонни Хейнсу, его аура почти не потускнела с возрастом. Журналист Дэвид Лейси в своем некрологе бывшему игроку сборной Англии вспомнил вечер в Шеффилде, когда «Фулхэм» проиграл матч Кубка Англии против «Шеффилд Юнайтед». Бакингем приказал всем игрокам лечь спать. Хейнс бродил по городу с местной актрисой, а его менеджер закрывал на это глаза. В течение двух лет «Фулхэму» удавалось избегать падения, а Бакингему удавалось сохранять свою работу. Ни один из них не переживут третьего года.
До сих пор все было типично: историю о дальновидном английском тренере, которого сочли слишком мягким, мы уже слышали раньше. Однако, что указывает на то, что случай Бакингема отличался от других, что свидетельствует о сдвиге в динамике отношений между Англией и континентом, так это то, как он отреагировал. Он был тренером с довольно большим опытом. У него была репутация и на родине, о чем свидетельствует грандиозное заявление, которое Триндер сделал ему по прибытии в западный Лондон, объявив Бакингема единственным человеком, «достаточно большим, чтобы взяться» за «Фулхэм». Большинство менеджеров в то время — да и сейчас — довольствовались бы ожиданием следующей возможности в Футбольной лиге, будучи уверенными, что в какой-то момент они встретят клуб, обладающий достаточным воображением или отчаянием, чтобы нанять их. Бакингем был не из их числа. Он встал и уехал: сначала в пирейский «Этникос» в Греции, а затем откликнулся на призыв Каталонии. Там он нашел клуб такого размера, что, по его мнению, никто в Англии не смог бы понять его, не увидев его своими глазами.
Это знаменует собой два ключевых изменения. Первое заключается в том, как Англия начала воспринимать чужую игру: Бакингем не уехал за границу с почти колониальным мышлением, которое было характерно для 1950-х годов. Он не воспринимал континентальную игру как саженец. В конце 1960-х годов, через три года после того, как Англия, казалось бы, вернулась на свое место, выиграв чемпионат мира, он чувствовал себя так, как будто он вошел во что-то большее, чем можно было себе представить дома, что-то, что не мог понять любой, кто не был там, что-то «с достаточным количеством кубков, чтобы потопить линкор».
Второе, однако, еще более значимое, и оно связано с тем, как иностранная игра воспринимала Англию. Не все континентальные клубы все еще чувствовали себя обязанными написать в Футбольную ассоциацию, чтобы спросить, могут ли они быть настолько любезны, чтобы предложить им тренера. Они больше не чувствовали себя обязанными принимать отверженных; или считать себя испытательным полигоном, на котором честолюбивые молодые англичане могли бы отточить свои навыки по пути куда-нибудь еще. В какой-то момент в 1960-х годах во всех сильнейших европейских лигах сохранялась сильная, неослабевающая привязанность к английскому футболу, которая продолжается и по сей день и которую можно наблюдать каждую неделю в популярности Премьер-лиги. Но там, где когда-то было чувство благоговения, чувство, что там учителя, а здесь ученики, теперь была совсем другая динамика. Англия больше не была источником всей мудрости и всех знаний, передавая свой опыт благодарным простачкам. Было бы преувеличением сказать, что в Европе существовало мнение, что она стала превосходящей, но чувство равенства, безусловно, было. Если иностранная команда нуждалась в тренере, то они чувствовали, что могут взять тренера из Футбольной лиги, точно так же, как они могли бы взять тренера из Германии, Португалии или Бельгии. Единственное препятствие заключалось в том, был ли рассматриваемый кандидат достаточно предприимчивым.
Конечно, поток ярких молодых ребят, не опробованных и не проверенных на родине, не прекращался, хотя они чаще отправлялись в страны, которые можно назвать странами второй волны, как это было в случае с Бобом Хоутоном и, вскоре после него, его близким другом Роем Ходжсоном, который переехал в Швецию. Тренеры, прошедшие обучение в Футбольной ассоциации, по-прежнему ездили в Соединенные Штаты, Австралию и Южную Африку, чтобы впервые попробовать себя в менеджменте.
Но Бакингем был не меньшим первопроходцем за пределами поля, чем на нем. Когда в 1969 году он обошел Брайана Клафа за право руководить «Барселоной», это убедительно продемонстрировало, что отношения Британии с остальным футбольным миром больше не основаны на старых правилах колониализма, а на чем-то более современном. Империи больше не было. За четыре года до того, как Тед Хит привел страну в Европейский Союз, переезд Бакингема в Испанию ознаменовал собой момент, когда Великобритания присоединилась к Общему рынку футбола. В течение следующих двух десятилетий горстка избранных пошла по проложенному им пути. Это были не безымянные претенденты, а целая плеяда настоящих звезд. Среди них был один из самых многообещающих тренеров Футбольной лиги, одно из самых известных имен в британском футболе и, в конце концов, человек, который изучал Бакингема в «Вест Бромвич Альбион» и в «Фулхэме». К 1990 году баланс между Англией и остальным миром изменился настолько, что Бобби Робсон счел переход в ПСВ Эйндховен лучшим способом продолжить карьеру после того, как его страна стала обладательницей двух Кубков мира. То, что континентальная игра стала столь изощренной, во многом обязано работе всех тех, кто уехал за границу до него, начиная с Хогана. То, что самый известный тренер в английском футболе считал возможным уехать за границу, в немалой степени было связано с Бакингемом, человеком в трилби, который всю свою жизнь прокладывал путь.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
