Филипп Оклер. «Кантона» 7. Бродяга 3: Снова «Марсель» и «Ним»
***
С Рафаэлем в коляске после инцидента с Лемулем.
***
«Тапи — отличный манипулятор. Он один из тех людей, которые заставляют меня отчаяться в том, что между мной и страной, которую я люблю, может существовать хоть какая-то связь. Но дело не только в нем. Все политики, все эти люди, которые заставляют меня ненавидеть страну, которая заслуживает обожания».
Воскресенье, 21 февраля 1993 г., Уорсли. Эрик сидел в гостиной отеля Novotel, который стал его вторым домом в Манчестере, с бутылкой пива и миской орехов рядом с ним. Ему противостоял помешанный на футболе поэт и эссеист Бернард Морлино, который за несколько дней до этого привлек его внимание в конце пресс-конференции, задав самые невероятные вопросы. «Верите ли вы, что можно добиться успеха в век Бухенвальда и Дранси? [Оба нацистские концентрационные лагеря, прим.пер.]» Надо сказать, чтобы найти точки соприкосновения пришлось потрудиться. Но это сработало. «Может быть, мы поговорим об этом в следующий раз», — ответил Кантона. Морлино еще больше увеличил свое преимущество. «Вы соловей, [поющий] на колючей проволоке...» Эрик предложил встретиться с Морлино лицом к лицу через неделю. И когда пришло время двум мужчинам снова увидеться, настала очередь Эрика преподнести сюрприз своему собеседнику.
«Если бы мне оставалось жить четыре часа, — сказал он, — я бы прыгнул в самолет и пустил пулю в голову Икса.».
Когда Морлино рассказывал этот анекдот в «Манчестерских воспоминаниях», книге, о которой я уже упоминал и буду упоминать снова, он предусмотрительно опустил имя цели Кантона. Он воспринял признание Эрика как проверку своей честности. Сможет ли он сохранить секрет или предпочтет разрушить зарождающиеся отношения ради сенсации, которую Кантона всегда мог отрицать? Возможно — но только возможно. Во всяком случае, когда Морлино опубликовал эту историю семь лет спустя, он добавил подсказку, которая нанесла серьезный удар по анонимности Икса. Этот человек «имел обыкновение писать на доске в раздевалке: «Инъекция для всех». Никто не отрицает, что инъекции регулярно делались игрокам «Марселя» на протяжении всей эры Тапи. Но что кололи? «Витамины», как утверждал медперсонал? Или препараты, повышающие работоспособность? По мнению Кантона, очевидно, последнее. Запоздалые «откровения» футболиста по имени Жан-Жак Эйдели [В январе 2006 года Эйдели (которого поклонники «Уолсолла», возможно, помнят, так как он ненадолго носил цвета их клуба в 1998 году) дал интервью журналу L'Équipe, а позже написал бестселлер-«признание» (Je ne joue plus – «Я больше не играю»), в котором обвинения в употреблении допинга (и многие другие) были воспроизведены со множеством подробностей, включая полный отчет о том, как, по словам Эйдели, все игроки ОМ должны были стоять в очереди, чтобы сделать инъекцию перед финалом Кубка чемпионов 1993 года, который они выиграли у «Милана» со счетом 1:0. Бернард Тапи категорически отрицал обвинения и немедленно инициировал судебный процесс, который пришел к выводу, что утверждения Эйдели не могут считаться клеветническими. В феврале 2008 года Тапи проиграл апелляцию на приговор. В декабре 2003 года бывший игрок «Марселя» Тони Каскарино в своей постоянной колонке в Times выдвинул и другие обвинения в употреблении допинга, написав, что председатель совета директоров Бернар Тапи «дал понять, что мое место в команде зависит от того, буду ли я принимать допинг»] подтвердили точку зрения, которую почти все во французском футболе — игроки, тренеры (например, Арсен Венгер), журналисты и болельщики — разделяли с Эриком. Так вот, кто в ОМ обладал бы достаточной властью, чтобы навязывать инъекции игрокам? У Эрика было три тренера в клубе. Жерар Жили? Нет. Возможно, они не во всем сходились во мнениях, но всегда говорили друг о друге с уважением. Франц Беккенбауэр? Вряд ли; Кайзер ценил Эрика, а тот ценил его в ответ. Раймонд Гуталс? Репутацию так называемого бельгийского колдуна нельзя назвать девственной, и, как мы увидим, именно он помешал Эрику сыграть в финале Кубка чемпионов. Но если Гуталс — это одна из двух наших возможностей, то другая — Бернар Тапи, чей контроль над всем, что связано с ОМ, граничил с абсолютом. Ближе к концу своего пребывания в «Лидсе», осенью 1992 года, Кантона сказал Эрику Билдерману, что было бы неплохо принести свой собственный апельсиновый сок на тренировочную базу «Марселя». Репортер France Football услышал похожую историю: в Марсель лучше приезжать со своим поваром, со своей едой, со своими напитками. Но это не всё... Также будет лучше, если ваш председатель [Тапи] даст вам большую премию. Это помешает тебе брать деньги где-то в другом месте...» Не мог бы он выразиться яснее?
Тем не менее, когда Тапи настоял на том, чтобы Кантона вернулся на «Велодром» в начале сезона 1990/91, Эрик безропотно подчинился. Другой мой коллега по France Football, Лоран Муассе, встретился с ним в середине июня на горнолыжном курорте Фон-Ромё в Пиренеях, где сборная Франции собиралась и обычно собирается в межсезонье на физическую подготовку. Кантона был взволнован перспективой вернуться в «лучший клуб Франции, единственный, который соответствует моим амбициям». Помогло то, что после его вынужденных командировок в «Бордо» и «Монпелье» ОМ нанял ряд игроков южного происхождения, которые разделяли средиземноморские корни Эрика и его страсть к охоте: Бернар Казони, только что приехавший из соседнего «Тулона»; Бернар Пардо, только что сошедший на берег из «Бордо»; и великолепно одаренный, но переменчивый вратарь Паскаль Ольмета, ранее выступавший за злополучный «Матра Расинг», с которым он познакомился в Эспуарах и с которым они дружили уже несколько лет. Ольмета, который был родом с Корсики, несколько раз приглашал Эрика на его родной остров — возможно, именно поэтому Кантона иногда называют корсиканцем.
Вновь созданная банда привлекла еще одного чистого марсельца, Эрика Ди Меко, чтобы приобрести долю в крупном стрелковом синдикате в департаменте Вар. «Это был настоящий спорт, — вспоминал Пардо, — потому что Эрик, будучи пуристом, отказался стрелять в дичь, которая была «lâché», то есть полуручной, и освобождена из клеток накануне вечеринки». («Я охочусь ради красоты охоты, — говорил Эрик в своем первом интервью в Англии. — Я не люблю убивать ради убийства. Я убиваю только тогда, когда в этом есть красота, иначе это бойня. Охота, как и живопись, есть искусство».)
«В день открытия охотничьего сезона, — продолжил Пардо, — [Эрик] приехал на Harley-Davidson с перекинутым через плечо ружьем. Старики из этого района подумали, что у них галлюцинации».
Публика на «Велодроме» не была такой ошеломленной, как «старики» из Вара, но сам вид Кантона в футболке «Манчестер Юнайтед» был во многих отношениях еще более удивительным. Многие марсельцы считали, что видели Эрика последним из своих подопечных почти два года назад, 17 декабря 1988 года, когда он не сделал ничего особенного в победе 2:0 над «Сент-Этьеном». Всего за несколько дней до начала сезона — 21 июля — в барах вокруг Старого порта ходили разговоры о том, что ОМ отправит Кантона в очередную аренду в «Канны». Слухи не имели под собой никаких других оснований, кроме близких отношений Тапи с председателем этого клуба Мишелем Муайо, а также отказа марсельцев поверить в то, что Эрик и Нанар договорились о перемирии. Но в первый день новой кампании Кантона вместе со своими товарищами по команде выстроился на поле «Велодрома».
Было ли это желание окончательно проявить себя в родном городе, наличие друзей-единомышленников или просто созревание исключительного таланта? Кантона блестяще начал сезон. «Кто не ошибается? — сказал он. — Это случилось со мной, как и со всеми. Но я усвоил урок и никогда не совершаю одну и ту же ошибку дважды». И какое-то время казалось, что из «Монпелье» действительно вернулся новый игрок; а также новый человек. «Я чувствую желание где-нибудь обосноваться, — сказал Эрик Муассе. — Навсегда, и надолго. Скажем так, мне надоело паковать чемоданы каждый сезон». Как и Изабель, у которой теперь был ребенок, о котором нужно было заботиться, и которой надоело рассовывать вещи молодой семьи в картонные коробки каждые полгода или около того.
Вдохновленный великолепным Кантона, «Марсель» начал защиту своего титула с трех побед подряд: «Ницца» была обыграна со счетом 1:0, «Мец» — 2:0 на выезде, «Кан» переигран со счетом 2:1 в упорной борьбе, в которой окончательный успех команды был омрачен реакцией «Велодрома» на игру Эрика. После того, как он забил второй из двух своих голов, оба из которых были забиты другим будущим изгоем режима марсельцев Драганом Стойковичем, небольшая часть толпы начала скандировать его имя. Вскоре к ним присоединилась вся арена. Сияющий Кантона поделился своей радостью с прессой. «Такая игра приносит много пользы, — говорит он, — особенно сейчас. Я был счастлив доставить удовольствие публике, я хотел доставить удовольствие им». Как он мог объяснить эту трансформацию? «Мне легче найти свое место в этой команде. Хорошо чувствовать мяч ближе к себе, иметь более близкие отношения с ним... Это немного похоже на отношения с женщинами».
Те, кто разделял его жизнь на тренировочной площадке, говорили о трудолюбивом, преданном своему делу профессионале без всякого эпатажа и изящества, и радовались тому, что, по словам Бернарда Пардо, «люди понимают, что он такой же человек, как и все остальные, но при этом остается особенным игроком». Он должен был заслужить место в стартовом составе Жили, учитывая богатство атакующих возможностей ОМ в то время. Золотая бутса Жан-Пьер Папен мог быть уверен в своем месте лидера атакующей группы. Ганец Абеди Пеле обеспечивал взрывную опцию на обоих флангах, в то время как Крис Уоддл напоминал болельщикам ОМ (которые прозвали его «Волшебником») о даре великого Роджера Магнуссона уходить от защитников когда только хочет. Филипп Веркрюйсс, самый талантливый из «новых Платини», появившихся в конце 1980-х годов, соперничал за роль реджиста с новоприбывшим Стойковичем. Блестящая форма Кантона, однако, сделала его точкой опоры команды, одним из «неприкасаемых» Жили, наряду с Папеном и Уоддлом.
Заслуга в этом слишком коротком расцвете повсеместно и ошибочно приписывается Францу Беккенбауэру, который покинул свой пост во главе сборной Германии вскоре после того, как Манншафт выиграл свой третий чемпионат мира в июле. Кайзер присоединился к персоналу Adidas (в то время принадлежавшей Тапи) почти сразу после празднования победы на мундиале, и казалось, что это только вопрос времени, когда его довольно неясная роль в этой компании приведет к назначению у руля «Марселя», несмотря на заверения председателя в обратном. Но Жили, «находящийся на грани», оставался у руля в течение двух месяцев, и именно с ним и для него Эрик выдал свой лучший период во французском клубе и почти убедил непостоянных болельщиков ОМ, что они обидели человека, который говорил о них как о «братьях». Это подтверждает статистика. Кантона сыграл девять матчей за Жили, семь за Беккенбауэра, забил пять голов за негламурного француза и три за невероятно добродушного баварца. Но не в последний раз вымысел будет принят за правду, и вера Жили в игрока, который бросил в него футболку в тот вечер в Седане, будет забыта, чтобы освободить место для более драматичной истории: как один из величайших защитников, которых когда-либо видел мир, заключил невероятный союз с «плохим парнем» французского футбола и почти спас его, но все это было сорвано интригами их могущественного хозяина. Нельзя отрицать, что оба они были жертвами непоследовательности, нервозности или нетерпения Тапи (все три описания одинаково верны). Но удача, или ее отсутствие, сыграла гораздо большую роль в незаслуженном остракизме Эрика, чем принято считать, и перспектива играть за легенду футбола практически не влияла на качество его выступлений.
До 25 августа (к тому времени ОМ лидировал в чемпионате, опережая «Брест» и «Монако» Арсена Венгера), когда он пропустил игру с «Нантом» (1:1) из-за легкой травмы, Кантона сыграл все до единой минуты в каждом матче «Марселя». Ничто не могло остановить его, даже пожары, опустошившие гарригу вокруг Обань и Кассиса в конце месяца и вынудившие его семью эвакуироваться. День расплаты Жили приближался с удручающей предсказуемостью (Тапи теперь называл Беккенбауэра своим «помощником»), но его команда держалась стойко и оставалась непобежденной. «Лилль» потерпел поражение со счетом 0:2, и этот счет повторился в следующем матче лиги против «Бордо», в котором Папен забивал голы, но Эрик украл шоу невероятным ударом с 50 метров, который отскочил от перекладины Жозефа-Антуана Белла — еще лучшая версия удара, который он попытался сделать в более позднем матче Кубка Англии между «Челси» и «Манчестер Юнайтед», и который побудил комментатора BBC Джона Мотсона спросить: «Кому нужен Пеле?» В «Марселе» вопрос вполне мог бы звучать так: «Кому нужен Беккенбауэр?» Три очка (победы тогда стоили два очка) отделяли ОМ от ближайшего соперника, ФК «Брест».
Выступление Кантона в чемпионате было прервано поездкой в Исландию со сборной в начале сентября, о чем стоит упомянуть по двум причинам. Во-первых, Франция выиграла свой первый матч отборочного цикла Евро-1992 со счетом 2:1 (решающий гол Эрик забил головой после углового). Во-вторых, за четверть часа до конца матча Платини решил защитить преимущество в два мяча и заменил Кантона своим старым боевым конем, опорным полузащитником Луисом Фернандесом. Жерар Улье стал свидетелем того, что последовало за этой заменой. «Эрик ушел в раздевалку, кипя от ярости, — сказал он мне. — Мишель [Платини] тоже пошел туда. И мы слышим этот всемогущий шум, доносящийся снизу... Белый, как полотно, Мишель возвращается и говорит мне: "Жерар, я никогда, никогда больше не уберу его с поля!"» Верный своему слову, он больше никогда этого не делал.
Пока Эрик находился в сборной, 6 сентября Беккенбауэр был официально повышен до ранга технического директора OM. Тем не менее, команда, болельщики (и многие журналисты) не могли заставить себя поверить в то, что пребывание Жили в команде может быть прервано, когда его команда играет с таким духом, воодушевлением и авторитетом. ПСЖ был следующим гостем, который потерпел поражение на «Велодроме» (1:2), и Кантона снова забил гол. Он отпраздновал победу, присоединившись к Ольмета и Пардо на рассвете во время охоты во внутренних районах Прованса, трое друзей, казалось, не обращали внимания на маневры, происходившие в кабинете их председателя. Однако сам Жили знал, что грядет, и когда его игроки принесли еще один успех в выездном матче против «Тулузы» (2:0, 14 сентября), он с тяжелым сердцем в СМИ назвал это «своей последней победой». Это было не совсем так: он продержался достаточно долго, чтобы увидеть, как «Марсель» разгромил «Динамо Тирана» со счетом 5:1 в Кубке чемпионов пять дней спустя, а Эрик поразил ворота в седьмой раз с августа месяца. Но в течение двадцати четырех часов уход Жили был подтвержден в заявлении клуба.
Беккенбауэр унаследовал один из сильнейших составов в Европе, все еще сплоченную раздевалку и группу игроков, находящихся на пике формы. Но Тапи недооценил степень, в которой «смерть» Жили от тысячи порезов может повлиять на моральный дух лидеров чемпионата. В тот день, когда Кайзер впервые сел на скамейку ОМ, «Канны» ошеломили «Велодром», нанеся поражение обладателям титула со счетом 1:0, их первое поражение в сезоне 1990/91 в любом соревновании. Как и следовало ожидать, это было воспринято как возмездие за то, как был уволен предыдущий тренер клуба. Но, как это часто бывало в кризисных ситуациях — как он делал в «Осере», когда европейские устремления были под угрозой, в «Монпелье», когда его ближайший друг оставил его одного на палубе тонущего корабля, и как он делал снова и снова с «Манчестер Юнайтед», — Эрик нашел новые ресурсы силы воли и взял на себя задачу изменить ход событий. Крис Уоддл — один из многих, кто настаивает на сердечности отношений Кантона с Беккенбауэром. «Кантона наслаждался тренировками с ним, — сказал он в интервью журналу L'Équipe в 2007 году, — и Беккенбауэр был его большим поклонником. Мы играли с Эриком и ЖПП впереди, я позади них или на правом фланге, а кто-то слева. Беккенбауэр любил, чтобы он часто заходил в штрафную. Он использовал его больше как английского центрального нападающего, чтобы заставить его попытаться выйти на дальнюю штангу, использовать свою голову и свой рост».
Уровень игры многих игроков «Марселя» пострадал из-за беспорядка, происходившего в высших эшелонах клуба, но не у Кантона. После великолепной победы со счетом 3:1 над «Монако» — одним из самых опасных соперников ОМ в чемпионате — Эрик провел потрясающий матч против «Сент-Этьена» на «Велодроме», добавив два гола на свой счет, что сделало его пятым самым эффективным снайпером в лиге в начале октября. Его новый тренер рассыпался в похвалах: «Для меня Кантона-Папен даже лучше, чем Фёллер-Клинсманн, потому что это партнерство, которое может лучше адаптироваться к обстоятельствам» — партнерство, которое снова засияло, когда сборная Франции переиграла Чехословакию со счетом 2:1 в отборочном матче Евро-92 в середине октября. Франция Платини не проигрывала почти два года, и этим рекордом во многом обязана постоянному совершенству Эрика.
Но три игры спустя случилась катастрофа, когда «Марсель» сыграл против «Бреста» 28 октября. ОМ нужно было отреагировать после поражения от «Сошо» со счетом 1:2, и они это сделали; на самом деле они были катком. Паскаль Ольмета рассказывал мне об Эрике, который в то время был «на пике своей игры» и сумел забыть о своем разочаровании в клубе, когда мяч был у него в ногах. Кантона открыл счет ударом головой на глазах у сияющего Беккенбауэра, который наконец-то стал свидетелем игры, достойной репутации его команды. Но незадолго до перерыва камерунский полузащитник Расин Кане совершил дикий подкат сзади, и Эрик корчился от боли на газоне. У него был разрыв крестообразных связок правого колена. Поскольку Стойкович, Веркрюс и Абеди Пеле уже долгое время отсутствовали из-за травм, ОМ потерял последнего из своих плеймейкеров, и сияние победы со счетом 3:1 вскоре померкло. Колебание, последовавшее за назначением немецкого тренера, переросло в настоящий кризис. «Марсель» проиграл «Леху» из Познани со счетом 2:3 в Кубке чемпионов (результат, который они превзошли в ответном матче на «Велодроме»), а затем унизительно проиграл «Нанси» в чемпионате, что позволило первому клубу Кантона, «Осеру», обогнать их на вершине таблицы. Но результаты говорят только о части гораздо более масштабной истории.
Почти каждый день, кажется, Франция просыпалась от новостей об очередном футбольном скандале. Жирондисты из «Бордо» обнаружили на своих счетах черную дыру в размере FF242m млн. (£24 млн.). «Великого казначея французского футбола» Жан-Клода Дармона обвинили в том, что он использовал компании-фантомы для выкачивания денег из «Тулона» и «Матра Расинг». Последующее расследование сняло с него все обвинения в этом деле, но репутация футбола во французском обществе, которая изначально не была высокой, опустилась немного глубже. «Марсель» еще не был втянут в эту трясину подозрений и финансовых нарушений, несмотря на слухи, которые окружали клуб; но все изменилось в конце ноября, когда в прессу просочилась фотокопия контракта Жан-Пьера Папена. Уже давно подозревали, что ОМ использовал незадекларированный сливной фонд для оплаты всевозможных подношений. Несмотря на то, что документ, который только что стал достоянием общественности — с подписями игрока и тогдашнего технического директора клуба Мишеля Идальго — не предоставил убедительных доказательств его существования, он, тем не менее, выявил серьезные нарушения в бухгалтерском учете ОМ. В феврале 1988 года ЖПП получил беспроцентный кредит в размере FF1 млн. (около £100 тыс.), «чтобы помочь ему реализовать личные инвестиции». По сравнению с тем, что сделал Без, это, конечно, было просто детской игрой. Но все догадывались, что всплыла лишь верхушка айсберга. Предыдущие боссы ОМ, к сожалению, были восприимчивы к посредничеству в «договоренностях» такого рода задолго до того, как Тапи взял под свой контроль клуб: в 1972 году падение вдохновляющего председателя совета директоров «Марселя» Марселя Леклера в результате переворота в совете директоров (получившего название «Ночь длинных ножей») было вызвано тем, что он использовал финансовые ресурсы ОМ для поддержки своих инвестиций в СМИ. Однако, по мнению Кантона, приход Тапи превратил то, что игрок назвал «культурой обмана», из неприятной черты характера «Марселя» в их modus operandi, поверхностный недостаток в полномасштабную болезнь, которая отравила каждый уголок управленческой структуры клуба.
Когда я спросил Ольмета, как Кантона, который был великолепен до своей травмы, может быть сначала отстранен от игры, а затем подвергнут остракизму, как это было во второй половине сезона, он быстро отметил, что футбол не имеет к этому никакого отношения. «Только три человека осмеливались сказать Тапи, что они думают о нем, — сказал он. — Эрик, [Бернар] Пардо и я. Эрик сказал ему, что он enculé [ублюдок] перед остальными. Вот и все». Кантона испытывал отвращение к тому, что происходило вокруг него, и был потрясен тем, что, по его мнению, было отсутствием мужества у подавляющего большинства его товарищей по команде, некоторые из которых объявили забастовку, когда их любимому председателю пригрозили дисциплинарными взысканиями за оскорбление судьи. «Группа братьев», которую Эрик нашел по возвращении из «Монпелье», превратилась в раздробленную раздевалку, и «именно это его по-настоящему задело, — вспоминает Ольмета. — Ни у кого не хватило смелости сказать merde [С фр.: Черт, в данном контексте, «послать»] Тапи, и когда ты гадишь на голову Канто, он никогда этого не забудет, пока ты жив».
У другого человека хватило «яиц», чтобы стоять на своем: Франц Беккенбауэр, которым Кантона восхищался за его «немецкую прямоту» и отказ потворствовать тому, что Эрик называл «южным дилетантизмом» — например, не пуская в раздевалку прихлебателей, что не слишком нравилось местным журналистам, которые пользовались статусом «доступа ко всем зонам» столько, сколько кто-либо помнил. Тренер, выигравший чемпионат мира, вряд ли будет прислушиваться к тактическим советам неудавшегося поп-певца, и когда Тапи попытался выступить с подбадривающей речью в перерыве между таймами к своим игрокам в конце года, Кайзер напомнил своему председателю, кто отвечает за команду. «Я главный», — сказал он в присутствии восхищенного Ольмета. Но это было ненадолго. Многие считали, что судьба Беккенбауэра была решена в ту минуту, когда он осмелился поставить Тапи на место. В декабре 1990 года в интервью немецкому информационному агентству DPA тренер уже признал «разногласия между» своим председателем и им самим, и пожаловался на «чрезмерное внешнее влияние на игроков». «Я встречусь с мистером Тапи после Рождества, — сказал он. — Либо через пять минут все будет кончено, либо мы договоримся». Несколько недель спустя, в январе 1991 года, договоренность была найдена. Немецкий обладатель кубка мира был назначен «директором технического штаба», что стало первым шагом к двери, ведущей из Марселя, а будущее команды было доверено новому тренеру, третьему в сезоне, который продержался всего пять месяцев: Раймон Гуталс, о котором Эрик знал многое, так как именно он сделал жизнь Стефана Пайе невыносимой в «Бордо» годом ранее.
Гуталс, человек, который фактически прервал карьеру Эрика в «Марселе», определенно не был похож на утонченного Беккенбауэра, который так хотел, чтобы его воспринимали другие. Болтливый, любящий возмутительные метафоры, говорящий с сильным акцентом, который (в зависимости от твоего взгляда на то, что представляет собой юмор) подчеркивал твое веселье или смущение, бельгийский колдун был возвращением в старые и не обязательно более невинные времена. В 1940-х и 1950-х годах он сделал неплохую карьеру вратаря в двух менее известных клубах Брюсселя, «Даринг Клаб» и «Расинг», прежде чем зарекомендовать себя как один из самых успешных тренеров своей страны, выведя национальную сборную в финал чемпионата мира 1970 года и заняв третье место на чемпионате Европы 1972 года. Перейдя в «Андерлехт», его трехлетнее пребывание там было отмечено двумя финалами Кубка обладателей кубков, второй из которых был убедительно выигран со счетом 4:0 против венской «Австрии» в 1978 году. Доказав свою состоятельность, Гуталс решил, что пришло время получить за это должное вознаграждение. Он начал свою карьеру, в которой он тренировал «Бордо» (всего один сезон, в 1979/80 годах) и, еще короче, «Сан-Паулу», прежде чем возглавить почтенный льежский «Стандард» в 1981 году. Он вывел их в финал Кубка обладателей кубков, проиграв «Барселоне» со счетом 1:2.
У Гуталса была родословная, как тренера. У него также было то, что полицейские называют «прошлым». Ему пришлось спешно покинуть «Льеж» в 1984 году, когда стало известно, что игрокам скромного «Тора Ватершея» предложили деньги за то, чтобы они «успокоились» в матче лиги, сыгранном двумя годами ранее. Гуталса обвинили в том, что он использовал своего капитана, грозного Эрика Геретса, в качестве посредника (на момент написания книги тот же Геретс только что покинул свой пост главного тренера марсельского «Олимпика», вот вам и совпадение), и ему было запрещено тренировать в Бельгии «пожизненно». Гуталс бежал в Португалию, где «Витория Спорт Клуб Гимарайнш» был рад предложить ему тренерскую должность, которую он занимал всего год, когда бельгийская футбольная ассоциация помиловала Гуталса и позволила ему вернуться на родину. Удивительно, но «Стандард» не был лишен титула сезона 1982/83. Пару лет в крошечном брюссельском клубе «Расинг Джет», еще два года в «Андерлехте», и Раймонд-la-science [С фр.: Наука, но здесь скорее уместно Раймонд-умник, прим.пер.] (популярное прозвище в преступном мире, которым фанаты ОМ наградили его почти мгновенно) снова был на пути в «Бордо», где его эксцентричная траектория присоединилась к траектории Кантона.
Эта преамбула не случайна. Если когда-либо и родились два человека, которым суждено было никогда не понять друг друга, то это должны были быть Гуталс и Кантона. «Бельгиец» (так называет его Эрик в своей автобиографии, где это прозвище не звучит как комплиментарный или даже информативный эпитет) сменил клуб в один миг, чтобы служить своим собственным, очень материальным интересам. Эрик последовал своему инстинкту, не обращая внимания на последствия. Гуталс так высоко ценил — le mot juste [«не в бровь, а в глаз»] — победу, что, по-видимому, был готов ее купить. Эрик ненавидел поражения до такой степени, что он скорее потерпит неудачу, чем признает, что поражение возможно. Тренер не оценил игрока («он не современный нападающий»); игрок презирал тренера, который посадил его на скамейку запасных. Для Кантона это был самое мрачное время.
Сезон начался для него хорошо. Семь голов в двенадцати матчах. «Велодром» наконец-то скандирует его имя. Затем Расин Кане бросился в подкат, порвав связки колена Эрика, Беккенбауэр ушел, а к тому времени, когда Кантона поправился, Гуталс внедрил тактическую систему, в которой возможности его нападающего были сильно ограничены. Тем не менее, это сослужило хорошую службу «Марселю», о чем свидетельствуют два финала Кубка чемпионов, один из которых был победным. Папен действовал в качестве единственного центрального нападающего, а Крис Уоддл и Абеди Пеле то тут, то там разыгрывали защитников и создавали пространство для динамичного нападающего. И англичанин, и ганец были в великолепной форме в том сезоне, предоставляя ЖПП шанс за шансом, который он радостно реализовывал. Нужен ли был ОМ Кантона? По мнению Гуталса, нет.
К концу января 1991 года Эрик был готов вернуть себе место в стартовом составе «Марселя». На 73-й минуте разгрома «Нанта» (окончательный счет: 6:0) Гуталс выпустил его на поле. 1 февраля ему дали полчаса, чтобы побегать трусцой в спокойной ничьей 1:1 с «Бордо». Неделю спустя ОМ выиграл у ПСЖ со счетом 1:0 без Кантона; он вернулся 23-го числа (0:0 против «Канн»); и снова не выходил на поле, когда 1 марта ОМ обыграл «Монако» Арсена Венгера со счетом 1:0. Для некоторых футболистов скамейка запасных — это чистилище. Для Кантона это был настоящий ад.
Гуталс игрался с Кантона, в то время как Тапи на заднем плане удовлетворенно курил сигару. Остальные игроки оказались в безвыходной ситуации, «между молотом и наковальней», как говорят французы. Полномасштабное восстание было маловероятным. Слишком многие потеряли слишком многое, открыто встав на сторону изгоя, даже если, как настаивает Бернар Пардо, «Эрик никогда не подвергался остракизму со стороны своих коллег-профессионалов». Он добавил: «Может быть, в конце концов, это и к лучшему. Если бы он не проявил себя в ОМ, я не уверен, что он бы так хорошо выступил в Англии». В то время это был, мягко говоря, спорный вопрос. Гуталс, несмотря на все свои многочисленные недостатки, умел организовать великолепную коллекцию талантов, предоставленную в его распоряжение. Но трудно не согласиться с Ольмета, когда он говорит, что «с Эриком "Марсель" выиграл бы Кубок чемпионов в том году. Выгнать его из команды было прискорбно... Когда я думаю о финале в Бари [ОМ сыграл 0:0 с белградской «Црвеной Звездой» и проиграл по пенальти] и о том, что он мог сделать для нас в тот день... Прискорбно — правильное слово».
То, чего не хватало ОМ, подчеркивалось стабильным качеством выступлений Кантона за сборную Франции, в которой он оставался важным винтиком. В то время как Гуталс в лучшем случае оставлял его на скамейке запасных, Платини с большим успехом использовал универсальность Эрика, используя его в более высвобожденной роли, в которой он оказался столь же эффективным, как и в качестве острия атаки сборной Франции. Испания, самый опасный из их соперников в гонке за место на Евро-92, 20 февраля была обыграна со счетом 3:1, Кантона отыграл все 90 минут, как и шесть недель спустя, когда Албания была разорвана на части со счетом 5:0 на «Парк де Пренс». Франция возглавила свою группу, набрав восемь очков из восьми. Тем временем его карьера в «Марселе» фактически подошла к концу. Средства массовой информации должны были сообщить об очередном «истории Кантона».
Разгневанный тем, что о нем «забыли» в решающем четвертьфинале Кубка чемпионов против «Милана», Кантона дал понять Гуталсу о своем разочаровании и гневе. Он продемонстрировал свою физическую форму в стане Ле Блю, которые теперь входили в число лучших команд континента. Более того, тренер клуба отказывал ему в праве показать, что его партнерство с Жан-Пьером Папеном, столь эффективное на международном уровне, может принести пользу и «Марселю». Но Гуталс не желал ничего такого. «Он отказался сидеть на скамейке запасных, — говорит он. — Мне все равно, будет ли он на скамейке запасных или нет... Ему все равно, будет ли он на скамейке запасных, поэтому он не будет играть в Милане... Я не знаю, как использовать его против "Милана". Это технические решения. Точка». Неискренность Гуталса была очевидна для всех. «Технические решения»? Какие технические решения? Кантона был не просто в немилости. Его нужно было унизить, заставить пресмыкаться. Неделю спустя, сыграв вничью 1:1, бельгийский тренер продолжил в том же духе. «Когда игрок приходит ко мне и говорит: "Я вообще не хочу сидеть на скамейке запасных", — сказал он, — я могу сказать тебе, что все кончено! Кем бы ты ни был, все кончено!»
Поэтому Кантона был призван просить прощения перед советом директоров; то есть Бернардом Тапи и его подхалимами. Должно быть, это стоило ему очень дорого, но он подчинился и попросил, чтобы его снова «предоставили в распоряжение группы». Гуталс бросил ему пару костей. Место в стартовом составе на матче с «Сент-Этьеном» 16 марта, где Эрик забил единственный гол своей команды (1:1), и выход на замену в ничьей 0:0 с «Сошо» в следующие выходные. Затем ковер еще раз вытащили у него из-под ног, и на этот раз навсегда. «Милан» был обыгран со счетом 1:0 на «Велодроме» в фарсовой встрече: на 88-й минуте матча на стадионе отключились прожекторы, а россонери отказались возвращаться на поле, когда электроснабжение было восстановлено. В результате УЕФА присудил «Марселю» победу со счетом 3:0. Кантона там не было. Не было его и тогда, когда «Страсбург» был разгромлен со счетом 4:1 в Кубке Франции. Или «Дижон» уничтожен со счетом 3:0 в том же турнире, или 12 апреля феерия против «Нанси» со счетом 6:2 в лиге.
Жестокая публика «Велодрома» восстала против изгоя. За несколько месяцев до этого они пели «Канто! Канто!», а теперь... «Они боготворили его, — сказал мне Ольмета, — но такова природа французских болельщиков. Во Франции игрок — это кусок мяса. Люди его пережевывают и выплевывают». Важно отметить, что Тапи заставил местных журналистов есть из его рук. Шампанское, которое им предложили марсельцы, ударило им в голову. У истории Кантона может быть только одна сторона. В двух словах: недовольный игрок, успешный менеджер, дальновидный председатель. И только так. «Марсель» выиграл без Эрика, Эрик, должно быть, неправ.
Национальные ежедневные газеты проявили больше понимания, что было несложно. Кантона, который держался в тени с тех пор, как клуб его «выплюнул», наконец-то открылся в середине апреля для L'Équipe. Он говорил, что ему нужно доверять, он хочет, чтобы к нему относились в первую очередь как к мужчине, а потом как к футболисту, он жаждал уважения как к человеку, но он ничего такого не получал. «Я чувствителен, — сказал он в Монпелье. — Мне нужно чувствовать тепло вокруг себя, чтобы быть эффективным в своей работе. Я не поменяюсь». Он и не поменялся. Он не провоцировал полемику, а лишь призывал к пониманию. Впервые в жизни он пал духом, «как ребенок, который мечтал и видит, как у него отнимают эту мечту», как выразился в разговоре со мной Ольмета.
Гуталс игнорировал его. «Марсель» на удивление легко победил в Москве, где «Спартак» был разгромлен со счетом 3:0 в полуфинале Кубка чемпионов. Эрика даже не было в самолете в СССР и не фигурировал на скамейке запасных, когда чемпионы СССР были обыграны со счетом 1:0 в ответном матче. OM приближались к третьему подряд титулу чемпиона, и Тапи упивался аплодисментами, которые он получал в адрес своей всепобеждающей команды. Французский футбол, который изобрел еврокубки [И Кубок чемпионов, и Чемпионат Европы родились в результате инициатив L'Équipe, France Football и Французской футбольной ассоциации в 1955 и 1958 годах соответственно], жаждал международного признания до такой степени, что во имя целесообразности недостатки Тапи можно было отретушировать. ПСЖ был обыгран в Кубке (2:0), а отсутствие Кантона осталось незамеченным в Te Deum [Благодарственная песнь, прим.пер.], который СМИ пели почти в унисон. Дальнейшие победы в Кубке над «Нантом» и «Родезом» из второго дивизиона позволили ОМ выйти в июньский финал. Победа над «Осером» со счетом 1:0 гарантировала, что чемпионский трофей останется на «Велодроме» — и потом пришло время готовиться к собственно коронации, на этот раз в Европе. Короной стал 8-килограммовый серебряный трофей, который испанцы называют La Orejona («большеухая чаша»). Бари, расположенный на вершине итальянского сапога, был выбран местом проведения финала соревнования 29 мая, в котором ОМ будет противостоять аутсайдерам — белградской «Црвене Звезде». Эрика пригласили присутствовать, но только в качестве зрителя. Неудивительно, что он предпочел остаться дома и наблюдал за унылой игрой в окружении своей семьи. Югославская команда могла похвастаться великолепно сбалансированной полузащитой (фамилии слетают с языка любого connaisseur [знатока]): Югович, Михайлович, Просинечки, Савичевич) и обладал в лице Дарко Панева одним из величайших нападающих своего поколения, но предпочел направить этот исключительный талант на разрушение футбола «Марселя», а не на выражение своего собственного. Им повезло, и они дошли до серии пенальти, в которой всемирно известные звезды ОМ, обескураженные своей неспособностью организовать ожидаемый триумф, преподнесли «Црвене Звезде» трофей на блюдечке. Именно это они и сделали в тот вечер, когда их, возможно, самый креативный игрок находился за 3200 км от них и это было самое близкое его нахождение к тому, чтобы поднять «Большой кубок» за всю свою карьеру.
Десять дней спустя «Марсель» пропустил еще одну встречу, которая, по мнению Тапи, была их судьбой. В заключительном матче сезона «Монако» одержал победу со счетом 1:0, и именно Арсен Венгер, а не Раймон Гуталс, покинул «Парк де Пренс» с Кубком Франции. Я не мог определить, смотрел ли Эрик игру или нет. К тому времени он удалился в cabanon Жозефа и Люсьен на Кот-Блю, пополнив свою коллекцию еще одним титулом. Он сыграл восемнадцать матчей в чемпионате, забив восемь голов. Без него у OM не было бы столь яркого начала сезона. Без него, возможно, не было бы медали на шее товарищей по команде, которые ничего не сказали, когда его оставили гнить в течение почти шести месяцев.
Кантона был выброшен со сцены после первого акта, но до этого взял на себя одну из главных ролей. Его нежелание ассоциировать себя с успехами человека, которого он презирал и, возможно, презирал больше, чем кого-либо другого, кого он когда-либо встречал, сыграло на руку тем, кто утверждает, что он «потерпел неудачу» в Марселе. Его имя практически вычеркнуто из истории клуба; то, что он сам не хотел бы, чтобы все было иначе, не означает, что вердикт его критиков справедлив.
«Мне все равно, буду ли я играть за "Марсель" или нет, — сказал он в 2007 году. — Что я люблю, так это игру. Есть люди, которые хотят победить любой ценой, потому что их удовольствие не в самой победе, а в том, чтобы хвастаться после победы. Мое удовольствие в моменте. Я никогда не понимал, что некоторые люди могут гордиться победой после того, как обманули».
В Кантона есть многое, и не все из этого достойно похвалы. Но обман? Никогда.
Уход из ОМ теперь был неизбежен, а «Лион» и ПСЖ были двумя возможными пунктами назначения. Но ни тот, ни другой не могли удовлетворить Эрика, который задыхался в аквариуме с золотыми рыбками в Марселе. Он уезжал туда, где мог дышать, как можно дальше от вредной футбольной среды, но не ставя под угрозу свое место в национальной сборной, единственное место, где, как он чувствовал, он мог играть так, как он должен играть. Неудивительно, что он решил прислушаться к своему сердцу и сделал выбор, который был одновременно логичным и катастрофическим.
Покинув «Монпелье», Мишель Мези возглавил клуб своего родного города, «Ним Олимпик», который провел предыдущее десятилетие во втором дивизионе. Мези, ключевой игрок Крокодилов [прозвище «Нима», прим.пер.] в их золотой век — в начале 1970-х, когда они дважды принимали участие в Кубке УЕФА — показал себя проницательным тренером в своем первом сезоне на недавно построенном стадионе «Стад де Костиер». Сезон 1990/91 «Ним» закончили чемпионами дивизиона 2А, что позволило им вернуться в элиту. Мези добился этого успеха, в основном благодаря доморощенным талантам, но знал, что ему нужно усиление, чтобы «Ним» сохранил свой статус, и, естественно, обратился к некоторым игрокам, с которыми он выиграл Кубок Франции в «Монпелье». Эрик был первым в его списке. После того, как он получил его, Мези связался с Уильямом Аяшем и Жан-Клодом Лему, которые приняли его предложение, в то время как другой марсельский изгой, Филипп Веркрюйсс, последовал за Кантона в древнеримский город.
У «Нима» явно не было шансов побороться за крупные награды, но в то время почести для Эрика не были первостепенными. Он только что выиграл безделушку, которая для него ничего не значила. Он жаждал свежего воздуха, он жаждал футбола, в который играли бескомпромиссно, и «Ним» мог обеспечить ему и то, и другое. Кроме того, там находились и другие значимые достопримечательности. Как сказал мне Дидье Февр: «Канто нравилась привлекательность этого места». Расположенный между Средиземным морем и холмами Севенн, этот город средних размеров брал слишком высокую планку, не в последнюю очередь благодаря усилиям своего харизматичного мэра (роль, которая во Франции сочетает в себе власть главы совета и престиж лорд-мэра) и члена парламента Жана Буске, владельца модного дома Cacharel, с которым Эрик сразу почувствовал близость. Прошлое Нима чувствовалось на каждом углу его суровых, залитых солнцем улиц. Башня Манье, Дом Карре, Храм Дианы — ни один другой французский город не может похвастаться таким удивительно хорошо сохранившимся архитектурным наследием времен Цезарей. Жемчужиной этой короны стал построенный в I веке н. э. Arânes de Nîmes [Амфитеатр в Ниме], в котором тысячами собирались любители, чтобы посмотреть ferias [ферии] — конные корриды, преданным поклонником которых был Кантона [Любовь Эрика к тавромахии — состязания человека с быком — вдохновила его на создание серии фотографий, которые он выставил в Марселе в октябре 2008 года]. Буске также вложил значительные средства в ряд культурных инициатив, благодаря которым Ним стал ведущим центром современного искусства на юге Франции. Кантона мог поставить галочку во всех пунктах своего списка желаний.
Эрику было легко общаться с нимуанцами: как и он сам, они были одновременно буйными и сдержанными, их природная теплота все еще сдерживалась строгостью кальвинизма. На самом деле, когда в 1901 году был создан футбольный клуб под названием «Спортинг Клуб Ним», его основатель Анри Моннье указал, что только протестанты могут носить его цвета; принятие профессионализма в середине 1930-х годов вызвало много волнений среди традиционалистов, которые боялись, что клуб может потерять свою богобоязненность (что и произошло, но без изменения многих идиосинкразий, которые можно ощутить и по сей день). Кантона стремился окончательно расстаться со всем, что представлял для него «Марсель»; «Ним» с его редкими болельщиками, скромными амбициями и добросердечным менеджером никогда не мог конкурировать с ОМ на равных, но это как нельзя лучше устраивало Эрика.
Гуталс насмехался над ним; Тапи предложил отправить его в психиатрическую больницу. Мези сказал: «Как мужчина, Эрик никогда меня не разочаровывал... как игрок, он не имеет на это права! Но я всегда буду рядом, чтобы поддержать его». Убедить Кантона присоединиться к клубу было легко. «Может быть потому, что он так сильно отождествляет себя с Нимом, — объяснил Мези, — который является страстным городом со страстными людьми». Он дал Эрику «возможность выражать себя полностью и свободно; у него будет больше ответственности в команде, чем когда-либо прежде, и он должен будет стать примером для подражания для нашей молодежи». Это было сказано без малейшего намека на иронию — именно так и хотел Кантона.
Деньги были проблемой, так как Эрик не был дешевым. Тапи запросил FF10 млн.; к счастью, председателем клуба и мэром города был один и тот же человек, Жан Буске, который выделил государственные средства для финансирования приобретения игрока (опять же, вполне законно в то время). Такая договоренность не пошла на пользу Кантона, чья покупка быстро превратилась в политическую горячую картошку. У эпатажного Буске не было врагов, которые воспользовались случаем, чтобы спросить у своих избирателей, разумно ли платить целое состояние за футболиста, когда нужны деньги на улучшение городской канализационной системы. Если успех окажется недостижимым, Эрик будет первым, кто почувствует негативную реакцию.
Несмотря на споры, сделка состоялась, и 27 июля новый капитан «Нима» дебютировал дома, пропустив первую игру сезона из-за небольшой травмы колена. Крокодилы сыграли вничью с «Сошо» (1:1) и снова сыграли вничью с «Тулузой» (2:2) на глазах у 10 000 зрителей. Мишель Платини занял место на трибунах и ушел с трибуны спокойным человеком. Эрик хладнокровно реализовал пенальти, выглядел здоровым и острым и заявил, что «полностью доволен» своей молодой командой. «Довольным» он будет не долго. Затем последовали два поражения и две ничьи 0:0, в которых «Ним» практически не создал моментов и ни разу не смог забить. Когда они наконец это сделали, то их разгромил ОМ со счетом 2:4 — матч, который Кантона пропустил из-за травмы бедра, из-за которой он не играл почти месяц, с 17 августа до середины сентября. Теперь «Ним» занимал 19-е место (из 20) в чемпионате, что, по мнению многих, было их законным местом.
Платини никогда не терял веры в Кантона в течение этого ужасного лета и пригласил его присоединиться к национальной сборной на решающий отборочный матч против Чехословакии 4 сентября, который Франция выиграла со счетом 2:1 благодаря великолепному дублю Папена. Жест Платини очень тронул Кантона. «Игрок сборной — это также и человек, — говорит он, — и психологически приятно знать, что о тебе не забыли, особенно когда ты не играешь».
«Ним» наконец-то проснулся в восьмом матче чемпионата. «Канны», за которые играл некий Зинедин Зидан, которому тогда было 19 лет, были обыграны со счетом 2:1. Все еще без Кантона, игроки Мези одержали драгоценную победу со счетом 3:2 в Нанси. Обе игры были хорошими результатами, но не такими, чтобы остановить болтовню в провинциальном городке. Казалось, что «Ним» лучше справляется со своим звездным игроком — нападающим, который не забил ни одного гола, и который не смог сделать это снова по возвращении, когда «Гавр» был добавлен к их жертвам (1:0) 14 сентября.
Когда осенью его команда пережила своего рода лучшую форму, оставаясь непобежденной до конца октября, мало кто приписывал вновь обретенную уверенность клуба влиянию его капитана. На самом деле, Эрик с большим усердием взялся за командование группой непроверенных молодых людей, несмотря на свое нежелание брать на себя мантию лидера, поскольку воодушевляющие речи мало что для него значили. Он использовал свой голос только тогда, когда ему не удавалось поделиться информацией и чувствами другим, более глубоким способом — инстинктивно, обменявшись взглядом или передав мяч.
Послушайте, как говорит Кантона. Его речь запинается, почти заикаясь, как по-французски, так и по-английски. Он остановится на полуслове, сглотнет, снова сделает паузу — если, конечно, он не играет. То, что в конце концов выйдет, будет прекрасно читаться со страницы, но если бы вы точно расшифровали то, что он сказал, то знаками препинания, которые вы бы использовали чаще всего, были бы «...», как если бы словесное выражение было препятствием для общения. Мне интересно: являются ли для него поэты теми немногими благословенными, которым удалось выйти «за пределы слов», на что он был не способен? Неужели это то, чем он так восхищается в них?
Кантона руководил не приказами, а личным примером. Он бежал, бежал и бежал. Он «насквозь промочил майку», как говорят французы. Этому самому самоотверженному из эгоистов было бы все равно, если другой игрок забивал голы. «Если у меня есть 49-процентный шанс забить гол против 51-процентного у моего партнера по команде, я отдам ему мяч. Это нормально».) «Ним» поднялся вверх по турнирной таблице, в какой-то момент приблизившись к лидеру «Марселю» на семь очков, когда пенальти Эрика (его второй и последний гол за Крокодилов, за которых он никогда не забивал с игры) принес им победу над «Лиллем» со счетом 1:0 19 октября. Мишель Мези к тому времени сменил Буске на посту председателя «Олимпика», а Франция выиграла 2:1 в Испании (с Эриком) и гарантировала Ле Блю присутствие на предстоящем чемпионате европейских наций, одержав семь побед в семи играх на квалификационном этапе.
Если не считать яростной перепалки с Робером Нузаре, генеральным менеджером «Монпелье», которому он «в шутку» предложил свою капитанскую повязку в жарком безголевом дерби 4 октября, на поле и за его пределами было мало споров. «Ним», казалось, приветствовал его как своего. Через пару недель после жеребьевки в Ла-Моссоне он присутствовал на открытии нового игрового поля в так называемом «сложном» районе своего города, оставаясь там гораздо дольше, чем планировалось, чтобы порадовать охотников за автографами. «Есть места, где чувствуешь себя хорошо, — сказал он в интервью журналисту France Football. — Команды, игроки, которые позволяют проявить себя. Полностью и свободно. Потому что, когда ты отдаешь мяч, ты точно знаешь, что он вернется туда, где ты его ожидаешь. Потому что забеги на самом деле служат определенной цели. Потому что никто не играет сам за себя. Вот что для меня значит футбол — лучший футбол».
Однако слишком часто, несмотря на то, что говорил Эрик, мяч возвращался не туда, где он его ожидал. Его преданность «Ниму» не могла скрыть тот очевидный факт, что он, игрок высочайшего калибра, был окружен в лучшем случае полуприличной командой профессионалов второстепенного и среднего уровня, непроверенных игроков молодежной команды и отверженных, чьи навыки и амбиции никогда не могли сравниться с его. Как это бывает с командами, в которых один человек явно возвышается над остальными в плане способностей, превосходство одного игрока может вывести получателей более умеренных даров за рамки того, что от них ожидается — но только на время. Вспомните, например, Марадону в «Наполи». Оборотной стороной такого «чуда» является то, что одного поражения может быть достаточно, чтобы спровоцировать катастрофическую серию результатов, поскольку простые смертные понимают, что их двигатель перегрелся. Колеса отрываются, казалось бы, все сразу. «Ним» пережил это жестокое пробуждение 26 октября по случаю неожиданного поражения от ПСЖ со счетом 0:2. Каждый менеджер на любом уровне знает, что только когда ты плох, ты узнаешь, насколько ты хорош на самом деле. Судя по тому, что последовало за этим, «Ним» был определенно плох.
Сначала «Ренн» выиграл у них со счетом 2:1 на «Стад де Костиер». Затем «Тулон» разгромил беззубых Крокодилов со счетом 5:0. «Кан» нанес им второе домашнее поражение подряд (1:0). «Мец» присоединился к бойне, победив со счетом 4:0, что не польстило хозяевам. Четырнадцать пропущенных мячей в пяти играх, один забитый и ни одного очка: такими темпами «Ним» шел к падению. Ни на миллиметр не имело значения, что Кантона демонстрировал исключительную форму, играя за свою страну; это лишь подтвердило мнение скептиков о том, что иметь Эрика в своей команде — это все равно, что иметь две монеты в кармане. Когда Платини подбрасывал одну из них, она каждый раз приземлялась решкой, в то время как Мези мог только крутить пустышку.
20 ноября Франция установила новый рекорд в истории чемпионата европейских наций, выиграв свой восьмой и последний отборочный матч (девятнадцатая игра подряд без поражений — еще один рекорд), и завершила свою кампанию с шестнадцатью очками из шестнадцати. В отсутствие дисквалифицированного Папена Эрик блестяще проявил себя в матче против Исландии в Рейкьявике, наслаждаясь ролью центрального нападающего в ультраатакующей схеме 4-2-4. Два гола — один удар головой с шести метров и удар с близкого расстояния после великолепного выхода один на один вместе с вингером ПСЖ Амарой Симбой — вознаградили его одним из самых разрушительных выступлений за национальную команду. Лучезарный Платини рассказывал прессе, что Эрик «видит вещи быстрее, чем другие, понимает их быстрее... Он очень умный парень». Это была похвала, исходящая от величайшего мастера геометрии игры, величайшей «десятки» в истории Юве. Кантона находил это почти ошеломляющим. «Это самый красивый комплимент, который можно сделать футболисту, — говорит он. — Прекрасная игра, признанная тем, кто знает, о чем говорит... Это доставляет мне невероятное удовольствие. Эти несколько слов важнее, чем тысячи критических замечаний».
Они также пришли тогда, когда Эрик нуждался в них больше всего. Во время короткого перерыва в городе-крепости Каркассоне он только что узнал, что его обожаемый дедушка Жозеф скончался. С тех пор на Кот-Блю плескалось горькое море. Одна за другой оборвались нити, связывавшие его с аркадийской юностью. Как он сказал своему биографу Пьеру-Луи Бассу: «Я никогда не должен был покидать мир детей». В Нетландии Кантона много кто живет.
Эрик, который скрывал свое горе от всех, кроме самых близких, все еще должен был объяснить, почему он показывал миру два лица. «В "Ниме", — сказал он, — совсем другая проблема. Это команда молодых игроков, которые обладают отличными качествами, но все еще находят свой путь в первом дивизионе. Со сборной мы не достигли такого уровня за один день. Нам нужно было время. То же самое будет и с "Нимом"». Время? Но кто готов был дать ему время? Сбить его было намного проще. Как он к этому относился? «Критика причиняет боль, — признал он. — Но никому не удалось и не удастся убить меня. Никому».
Затем, во время ничьей с «Сент-Этьеном» (1:1) 7 декабря, Кантона покончил жизнь самоубийством на национальном телевидении. «На нем сфолили, — вспоминает Анри Эмиль. — Штрафной не был назначен. Он повернулся к судье и пожаловался. Судья отчитал его. Игра продолжалась. Вскоре после этого на нем снова сфолили. Штрафного удара по-прежнему не было [по мнению Эмиля, из-за спора, который у него только что был с арбитром]. Он взял мяч, бросил его в судью и, даже не оглянувшись, ушел в раздевалку».
Арбитр, некто М. Блуэ, выглядел довольно нелепо, размахивая красной карточкой в сторону уходящего игрока, стоявшего с прямой спиной в своих черных шортах. Эрик признался журналисту: «Таков я, поэтому люди будут говорить об этом два-три дня. Потом все успокоится. Нужно время для работы...» Как же он заблуждался. Время было именно тем, что никто в игровом истеблишменте не хотел ему давать. Кантона предстал перед дисциплинарным комитетом ФА. Он извинился за свой поступок и попросил, чтобы с ним обращались так же, как и с любым другим игроком, ожидая обычной двухматчевой дисквалификации, которая наказывает за любой проступок такого рода. Но ответ председателя комиссии Жака Риолаччи выбил его из колеи. Аппаратчик вынес четырехматчевую дисквалификацию, непростительно добавив: «Вас нельзя судить, как любого другого игрока. Позади вас тропа, пахнущая серой. От такого индивидуалиста, как вы, можно ожидать чего угодно».
Риолаччи, который занимал этот пост с 1969 года и на момент написания книги все еще занимал пост главного прокурора в Профессиональной футбольной лиге, был поражен реакцией Кантона на его комментарии. Эрик подошел к каждому члену комиссии и повторил одно и то же слово: «Идиот!» — и вышел из комнаты. Первоначальное наказание было продлено до двух месяцев. Это преподнесло бы ему урок. Риолаччи счел необходимым сказать агентству France-Presse: «Это поразительный итог характера мальчика, который решил маргинализироваться и которого никто не может направить в нужное русло».
Каким бы предосудительным ни было поведение Кантона, ничто не могло оправдать суровость приговора и, особенно, снисходительный тон заявления судьи. Если Эрику нужны были доказательства того, что его судили за то, что он Кантона, а не за то, что он сделал, то они у него были. Они не могли столкнуть его с обрыва. Поэтому он прыгнул и объявил о своем уходе из футбола. 12 декабря 1991 года Эрик Кантона в первый раз умер.
«Переезд, смена клубов и горизонтов меня не беспокоили. Мне все это нравилось», — сказал он вскоре после своего второго приезда в Марсель. Вполне возможно, что он чувствовал то же самое. Но меня поразило одно из утверждений Эрика, которое при более внимательном рассмотрении не имело никакого реального смысла — во всяком случае, когда он разговаривал с Лораном Муассе в 1990 году. Эрик постоянно говорил о своем стремлении к постоянным изменениям. «Мне нужно хорошо чувствовать себя в клубе, — говорит он. — Со всеми. Иметь четкие, раскрученные отношения. Может быть, поэтому мои приключения в некоторых клубах были недолгими. Когда ты приезжаешь, когда ты находишься на стадии открытия, ты говоришь себе: "Все будет хорошо". Все прекрасно. Со временем иногда понимаешь, что все наоборот. Лучше уйти». Правда, в возрасте 24 лет Кантона уже успел поиграть за пять профессиональных клубов, а через год присоединится к шестому («Ниму»). Говард Уилкинсон часто ссылался на кочевничество Кантона, чтобы подкрепить свое утверждение о том, что уход Эрика из «Лидса» вписывается в модель хронической нестабильности, коренящейся в характере игрока, а не вызванной обстоятельствами, в которых он оказался. В 2009 году эта перетасовка клубов не считалась бы исключительной, тем более, что три перехода Эрика были арендами, а не прямыми трансферами. Но девятнадцать лет назад, когда многие футболисты носили одну и ту же футболку более десяти лет, зигзагообразная траектория Эрика противоречила общепринятому мнению, что игрок должен «окопаться», чтобы добиться успеха.
Точка зрения Уилкинсона (не столько мнение, сколько консенсус в футболе) была поверхностной — до тех пор, пока не стало ясно, что, вопреки его легенде, Кантона спровоцировал только один из своих переходов, когда он почувствовал, не без оснований, что «Осер» стал слишком маленьким для него, и решил присоединиться к ОМ. Как он сказал через несколько месяцев после возвращения в родной город в 1988 году: «Я лучше постараюсь быть хорошим с сильными, чем плохим со слабыми». А другие его клубы? Ру и Эрбе планировали его пребывание в Мартиге. Тапи отправил его в «Бордо» и не хотел, чтобы он возвращался, когда срок аренды истёк, что позволило Эрику совершить невозможное со Стефаном Пайе в «Монпелье». И Кантона стремился покинуть «Марсель» навсегда только после того, как его остракизм со стороны Раймона Гуталса фактически стер его фамилию из клубных книг. Обманывал ли Эрик себя, или, что мне кажется более логичным, он претендовал на свободу, к которой стремился, но которую футбольный мир не мог ему предоставить?
Как заманчиво было изобразить себя птицей, перелетающей с ветки на ветку по прихоти, бабочкой, пробующей цветок за цветком, и как удобно было другим принять это утверждение за чистую монету, когда правда заключалась в том, что хозяева Кантона распоряжались им как «товаром», как он признался Муассе. но «товаром, у которого спрашивают его мнение».
Эрик был бродягой, по крайней мере, по меркам своего времени, но бродягой, которому указывали на дверь. Иногда, как в случае с «Мартигом» и «Монпелье», это соответствовало его собственным чаяниям, и он мог убедить себя, что он один написал эти новые главы в своей истории. Во время своего пребывания в Жуанвильском Батальоне его полковник послал Кантона грузить мешки с картофелем подальше от казарм, чтобы избежать вспышки. Эрик победил. Но в «Марселе» он болтался на веревочке в кукольном спектакле Тапи. Он называл Тапи «манипулятором». Стоит ли удивляться, что он так презирал его?
Вот еще один лейтмотив канона Кантона: пики Эрика всегда совпадали с присутствием рядом с ним отцовской фигуры, доброжелательного авторитета, но, тем не менее, авторитета. Товарищи по команде «Осера», такие как Прюнье, Дютруэль и Маццолини, дразнили его, восклицая: «Ты сын Ру!» Тем не менее, он заявлял, что ненавидит любую регламентацию. Следование своим импульсам звучало более поэтично, чем следование чьим-то приказам. Подумайте о том, что Рембо мог бы сказать Тапи. Но поэту нужны только ручка и бумага, чтобы стать поэтом, в то время как футболисту нужен клуб, чтобы стать артистом мечты Эрика. Игроки существуют только в настоящем, даже сейчас, когда «бессмертные» аватары самих себя сохраняются с помощью оцифровки, как фигуры на витраже. Несмотря на то, что Эрик повторял снова и снова, он не мог довольствоваться тем, что возвращался на улицу и в пыли жонглировал мячами, сделанными из тряпок. Чтобы стать повстанцем, Кантона должен был сначала подписать контракт. Чтобы вернуть себе радость, которая наполняла его в юности, ему пришлось взять на себя обязательства профессионала. Временами ему, должно быть, казалось, что он пинает мяч во дворе тюрьмы. Слова Эрика Билдермана продолжают возвращаться ко мне: «Кантона видит все в черно-белом цвете, но нет никого серее его».
Правда, что Эрик всегда хотел «играть». И когда ты играешь, ты не жульничаешь. Обман предназначен для тех, кто преследует скрытые мотивы, будь то финансовое вознаграждение или власть. Но стремлению Эрика к чистоте мешало его превосходство в спорте, где трансферы (разве заключенных не организовывают «трансфер» из тюрьмы в тюрьму?) выдавались как приговоры в суде, и где расчет в форме тактической организации имеет решающее значение для успеха на поле. Кого он считает величайшим игроком всех времен? Диего Марадону, конечно, единственный футболист, который стал автором триумфов своих команд, с «Наполи» и в сборной Аргентины, и заслужил право поставить свою подпись в углу их шедевров. Какую команду он ставит выше всех остальных? Сборную Нидерландов во главе с Йоханном Кройффом в первой половине 1970-х годов прославилась своим «тотальным футболом», который в самом завораживающем виде выглядел как коллективная импровизация. Великолепные аберрации в обоих случаях.
Эрик так и не достиг их высот, но, по крайней мере, мог переодеться в одежду путешественника, бродячего футболиста, которого ничто и никто не мог связать. Он никогда не делал ничего, что могло бы обескуражить мифотворцев; на самом деле, он помог им написать легенду. Я тот, кто уходит, сказал он им, бродяга, который откликается на зов дороги. По мере того, как эти признания (или заблуждения) придавали правдоподобность истории, которую журналисты хотели написать, а их аудитория — читать, они добавлялись во всемогущую кашу полуправды и откровенных измышлений. Королевский дворец иногда напоминал лавку старьевщика.
С другой стороны, футбол также может быть искупителем. Я думаю о том, как Марко Тарделли вернется на середину поля после того, как забил последний гол Италии в финале чемпионата мира 1982 года, возможно, это будет самое волнующее празднование, которое когда-либо видели на этой сцене. Что кричал мальчик в теле мужчины, когда все его тело дрожало от осознания того, что он только что сделал? «Тар-дел-ли!» Так же, как и каждый школьник, который выкрикнул свое имя, вообразив, что забил победный гол на чемпионате мира. Надеюсь, мне простят эту прописную истину: в груди каждого спортсмена бьется сердце ребенка. Сердце Кантона билось быстрее, чем большинство других, и это сердце, по крайней мере, никогда не было укрощено.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
