Филипп Оклер. «Кантона. Бунтарь, который станет королем». Предисловие
От переводчика
Скажу сразу, что я не поклонник Эрика Кантона. Более того, мне, в какой-то степени, он всегда не нравился, так как играл за соперника + его высокомерное поведение, в общем, как я уже сказал — не поклонник, но... как говорится, чтобы узнать человека получше (а вдруг я ошибался), нужно узнать о его жизни, ведь кроме его забитых голов и удара в стиле кунг-фу я, по сути, ничегошеньки о нем и не знал (было кино, но это уже после завершения карьеры). Поэтому, встречайте — биография одного из величайших французских футболистов, который ушел из футбола на своих условиях.
В первой и последней главе каждой книги я обычно говорю о той посильной помощи, которую вы можете оказать переводчику — подписывайтесь на мой бусти, таким образом вы поддержите меня, а также будете получать по одной (двух или более, в зависимости от уровня подписки) электронной версии книг, которые будет удобно читать на любом электронном устройстве — и вам не особо затратно, и мне — очень приятно!
Теперь, как обычно, описание книги и вперед:
Многие пытались убедить Эрика Кантона написать автобиографию. Но он никогда ее не напишет. Филипп Оклер взял интервью у каждого ключевого игрока в жизни Кантона, чтобы создать биографию, которая впервые раскрывает сердце и внутренние мысли этого самого необычного персонажа. Кантона выступал за шесть различных французских клубов, дебютировал на международной арене в двадцать один год, а в 1992 году приехал в Англию и сразу же попал в команду «Лидс Юнайтед». Он преобразил команду, но стал еще более волшебным, когда перешел в «Манчестер Юнайтед», где и по сей день болельщики «Манчестер Юнайтед» называют его «Королем Эриком». Эрик Кантона украсил Премьер-лигу, как мало кто другой, и он остается глубоко убедительной фигурой для всех, кто хоть немного интересуется футболом. Цитаты Кантона: «Я так горжусь тем, что болельщики до сих пор поют мое имя, но я боюсь, что завтра они перестанут. Я боюсь этого, потому что я люблю это. А все, что ты любишь, ты боишься потерять». «Я никогда не находил и не найду разницы между пасом Пеле на Карлоса Альберто в финале чемпионата мира 1970 года и поэзией молодого Рембо».
¡Читайте на здоровье!
***
***
Предисловие
Ле-Кейоль — деревенская площадь.
Надпись на табличке гласит: «Никаких игр с мячом».
Изначально я думал дать этой книге другое название: «Жизнь и смерть футболиста». Это было сделано не для того, чтобы удовлетворить желание беспричинной провокации. Футболист Эрик Кантона действительно умер 11 мая 1997 года, когда в последний раз поменялся футболкой «Манчестер Юнайтед» с соперником.
В течение трех лет, которые потребовались для исследования и написания этой книги, мысль о том, что эта «смерть» — слово, которое сам Кантона свободно использовал, говоря о своем завершении карьеры — также была самоубийством, стала моим убеждением. В январе 1996 года, когда он был на пике своих сил, он отказался от шанса вернуться в сборную Франции. Он решил не участвовать в авантюре, которая привела к титулу чемпиона мира в 1998 году. Почему и как — увидите сами. На данном этапе достаточно сказать, что это непонятное на первый взгляд решение вписывается в странную логику его прогресса, эксцентричную параболу, подобной которой французский и английский футбол еще не видел, и вряд ли увидит снова.
За прошедшие годы было написано множество историй о жизни Кантона, его предполагаемых промахах, неудачах и достижениях; слишком многие из них были опубликованы сразу после его грандиозного успеха в «Манчестер Юнайтед», чтобы выдержать испытание временем. Некоторые сосредотачивались на его «беспокойной личности» и искали ключи к его «нестабильности» и склонности к насилию. Другие были просто книжками с картинками или сборниками отчетов о матчах, которые могли удовлетворить только самых голодных и легко насыщающихся болельщиков. Некоторые (особенно во Франции) были попытками сделать из него мученика, жертву истеблишмента или ксенофобии. Другие осуждали саморазрушительное подводное течение в его характере, которое помешало ему стать одним из величайших игроков всех времен.
Одна вещь объединяла эти попытки понять человека, который изменил английский футбол в большей степени, чем любой другой игрок современности: как я вскоре обнаружил, даже самые вдумчивые и проницательные из них не желали подвергать сомнению мифическое измерение Кантона. Подвергать сомнению, а не отрицать, так как многие из его деяний мгновенно стали, в буквальном смысле, легендарными.
Сам Эрик помог создать эту легенду. Его спонсоры с ликованием её эксплуатировали. Это дало писателям огромные возможности для копирования. Таким образом, был найден странный баланс: никому не было интересно смотреть дальше общепринятого образа необычайно одаренного индивидуалиста, цыганского философа, футбольного художника, которого можно было превознести или высмеять в зависимости от ваших склонностей или планов. Кантона привлекал клише даже охотнее, чем красные карточки.
Я не стану утверждать, что раскопал истину, которая оказалась неуловимой для других; я стремился написать это произведение так, как если бы его героем был спортсмен (или поэт, или политик), который давным-давно ушел от нас. Что, в случае с Кантона, является и правдой и неправдой. Правдой, потому что он забил свой последний соревновательный гол двенадцать лет назад [Книга была написана и опубликована в 2009 году, все последующие примечания переводчика будут отдельно обозначены, соответственно, все прочие примечания — от издательства, прим.пер.], и потому что Эрик, который до сих пор вызывает такое восхищение, Эрик, о котором хочется писать и читать, прекратил свое существование, когда он в последний раз покидал поле «Олд Траффорд». То, что последовало за этим — его попытки превратить пляжный футбол в признанный вид спорта, которые были на удивление успешными, и его попытки стать настоящим актером, которые были в значительной степени проигнорированы за пределами Франции — это часть другой жизни, жизни после смерти, если хотите, к которой я буду обращаться только тогда, когда она будет иметь отношение к тому, что ей предшествовало. Неправдой, потому что его аура не потускнела с тех пор, как он перестал пинать футбольный мяч. Болельщики «Манчестер Юнайтед» проголосовали за него как за игрока столетия через несколько лет после того, как он завершил карьеру, опередив легендарный триумвират Бест-Лоу-Чарльтон. Совсем недавно, в 2008 году, опрос, проведенный в 185 странах спонсором Премьер-лиги Barclays, показал, что он является самым любимым игроком этого турнира. В том же году журнал Sport назвал печально известный «кунг-фу удар» в Кристал Пэлас одним из 100 самых важных моментов в истории спорта. Кен Лоуч сделал его центральной фигурой в своем последнем фильме «В поисках Эрика». Призрак Эрика Кантона будет преследовать нас еще какое-то время.
Действительно, легенды имеют обыкновение расти по мере того, как реальные воспоминания стираются временем. Но я не хотел «развенчивать» эту легенду: боюсь, те, кто ищет скандальных лакомств и инсинуаций, будут разочарованы. Но мне хотелось с точностью картографа исследовать миф и проследить путь Эрика от обещаний к проклятию, затем к искуплению и идолопоклонству. Что я могу обещать, так это то, что на этом пути будет несколько сюрпризов.
Первое решение, которое я принял, далось мне легко, несмотря на то, что оно заинтриговало нескольких моих друзей и озадачит многих читателей. Я сообщил Эрику Кантона, что пишу о нем книгу, сначала по факсу через нашего общего знакомого, а затем дважды, по случаю одного из его очередных визитов в Англию. Мне сказали, что он знает о моем проекте и что я могу считать это негласным согласием. Я убедился в этом, когда он поблагодарил меня за мое предприятие во время одного из своих визитов в Англию, и на этом все.
В конце концов, он уже поставил свое имя под автобиографией, опубликованной вскоре после того, как он выиграл свой первый титул с «Манчестер Юнайтед» в 1993 году, «Un Rêve étrange et fou» [с фр.: «Странный и безумный сон», все последующие переводы с фр. специально помечаться не будут, прим.пер.], которая была настолько бессистемной в своей общей концепции и настолько не точной в деталях, что ясно показала, что идея вернуться к прошлому не имела для него смысла. Я также опасался, что его окружение может попытаться установить контроль над готовой работой, который я не захочу принять. Все предыдущие летописцы Эрика сталкивались с одной и той же проблемой: их герой был до такой степени демонизирован, что те, кто его любит, испытывают естественное желание защищать его с пылом, граничащим с фанатизмом. Чтобы достичь того, что я намеревался сделать, мне пришлось отказаться от выбора лагеря, что было бы невозможно, если бы сам Кантона смотрел мне через плечо. На самом деле, он держал бы мою ручку.
Я должен закончить это краткое предисловие словами извинения и рекомендацией. Я знаю, что биографу не свойственно выступать в своем повествовании так же откровенно, как я буду это делать на этих страницах, но я твердо чувствовал, mutatis mutandi [с лат.: С необходимыми изменениями], что мой собственный опыт жизни в Англии, где я поселился за пять лет до Эрика, мог бы послужить источником размышлений об изгнании в Британии. Следуя совету Эрика Билдермана, я также взял на себя смелость извлечь из своего первоначального черновика ряд отступлений — некоторые из них носят анекдотический характер, другие больше похожи на эссе — которые, хотя и дают ощущение контекста истории Эрика, также будут прерывать повествование: первое из них является одновременно и кодой к этому предисловию, и прелюдией к тому, что будет дальше. Читатель может свободно пропустить эти отступления и просмотреть их на досуге, если он или она почувствуют к этому склонность, на что я очень надеюсь. Но теперь я должен предоставить сцену человеку, который действительно имеет значение: Эрик Кантона, и начнем с того, с чего все началось, скалистый отрог над Марселем, городом, не похожим ни на один другой, где родился футболист, не похожий ни на кого другого.
Часто кажется, что Марсель вообще не является частью Франции. Один парижский друг сказал мне: «Марсель — единственный город во Франции, где ты не чувствуешь себя в провинции». Я, будучи родом из Руана (родного города Флобера), знаю о провинции все — кафе, которые пустеют в девять вечера, живописные городские центры с их готическими церквями, рынками, домами буржуа и роскошными общественными зданиями. За городскими стенами нашли место для размещения те, у кого меньше денег, в частности, иммигранты. Для них построены бетонные башни и, если они более зажиточны, бунгало и павильоны, усеявшие землю, которая не так давно была возделана, и ни одного магазина. В нескольких минутах езды находятся гипермаркеты и огромные брендовые склады, где продается все, от спортивной одежды до дешевых кожаных диванов. Этот серый, умопомрачительный шаблон повторяется от Лилля до Страсбурга, от Ниццы до Бордо. Марсель, однако, кажется не на своем месте на этой карте, состоящей из миловидности, мелочности, анонимности и скуки. Мой друг был прав: для тех, кто приезжает сюда впервые, Марсель не выглядит, не пахнет и не ощущается так, как будто он принадлежит La République [Республике]. Туристы почти не посещают родной город Кантона. Отдыхающие, опасаясь его репутации излишеств и насилия, обеспокоенные необычайным количеством «иностранцев», которые ходят по его улицам, могут ненадолго остановиться в одном из десятков ресторанов, где подают подобие традиционного буйабеса вокруг великолепной старой гавани. Затем они переезжают в более обнадеживающие окрестности курортов Ривьеры, не подозревая, что оставляют позади самые красивые и оживленные города.
В Массалии греков, их первом поселении в западном Средиземноморье, которое было заселено гораздо дольше, чем почти любой другой регион Франции, ощущается запах опасности. Когда Марсель попадает в национальные новости, можете быть уверены, что новости не очень хорошие. Сожженные машины. Коррупционные скандалы в местной администрации. Наркоторговцы и мафиози. Местные рэп-исполнители, проповедующие восстание (или что-то подобное, но странно непонятное из-за «смешного», тревожного характера их речи). Болельщики «Марселя» бросают файеры на поле, избивают болельщиков гостей, повторяют свою тридцатилетнюю войну против «Пари Сен-Жермен». Эрик Кантона.
Таким образом, Марсель и его 1 600 000 жителей [С пригородами, прим.пер.] в значительной степени остались в одиночестве, что их вполне устраивает. Кантона действительно является одним из представителей породы: марсельцы мало заботятся о своей репутации. Их чувство собственного достоинства, убежденность в том, что они каким-то образом не просто отличаются от остальной Франции, но и превосходят ее, подпитывается беспокойством, которое они испытывают у тех, кто приезжает извне. Полвека назад их образ, сформированный романами, пьесами и фильмами Марселя Паньоля, был более благосклонным. Марсельцы Паньоля играли в карты, пили пастис [Французский ликер, прим.пер.], рассказывали небылицы с милым, песенным акцентом. Сардина, блокировавшая гавань Марселя, была одной из таких историй, которую я много раз слышал за респектабельными столиками в юности. «Ах, эти марсельцы... » — только в этом была нотка привязанности к южанам. Их забавная напыщенность каким-то образом искупала их склонность прислушиваться к горячей крови, бегущей в их жилах, а не к холодному голосу разума. Как с тех пор все изменилось. Конечно, все из-за иммигрантов, которых не марсельцы быстро нарекли «иностранцами», упуская из виду, что космополитизм Марселя уникален. Тот, кто приезжает в старую Фокею, пускает корни в ее текучей, удивительно плодородной почве, и это включает в себя сотни тысяч «pieds-noirs» и «harkis» (преимущественно мусульманские солдаты, которые оставались верными Республике на протяжении всей войны за деколонизацию), которые бежали из Алжира в 1962 году и высадились в Старом Порту. Большинство из них ушли ни с чем; но общественное мнение не видело жертв в беженцах, которые несли свои вещи в картонных чемоданах. Они были причиной всех своих собственных проблем и тех, которые они причинили метрополии — террористических атак, сначала со стороны борцов за независимость, а затем со стороны лоялистов ОАС [OAS — фр. Organisation de l'armée secrète — Секретная вооружённая организация, ультраправая подпольная националистическая террористическая организация, действовавшая на территории Франции, Алжира и Испании в завершающий период Алжирской войны (1954—1962). Первоначально выступала против предоставления Алжиру независимости, а после подавления французскими властями путча ОАС в Алжире в апреле 1961 года выступила за свержение республиканского строя во Франции и установление военно-фашистской диктатуры. Девиз организации — «Алжир принадлежит Франции — так будет и впредь», прим.пер.]. За этой первой волной вскоре последовала массовая иммиграция арабов из стран Магриба [Название Африки, прим.пер.], которые были приглашены французским правительством для поддержки производственного и строительного бума 1960-х и начала 1970-х годов. Вполне естественно, что, подобно изгнанным колонистам, бывшие колонизированные поселились в огромном количестве в районе Марселя, в основном в огромных жилых комплексах, возникших в восточной и северной частях города. Зинедин Зидан родился в одном из этих уродливых, безликих гетто.
Враждебное отношение к новоприбывшим было настолько велико («Они выгнали нас из Алжира, а теперь пришли есть наш хлеб»), что менее чем за десятилетие восприятие Марселя заметно изменилось, причем не в лучшую сторону. Этого не должно было произойти, и уж точно не в такой степени. Каждый предок марсельцев когда-то сам был изгнанником, и семья Кантона не была исключением.
Возможно, это вопрос истории. Со дня основания города — примерно за шестьсот лет до Рождества Христова — двери Массалии всегда были открыты для населения Средиземноморья. Некоторые приезжали туда в поисках торговли; другие искали убежища от бедности или преследований. В какой-то момент в XVIII веке (никто точно не знает, когда) каталонские рыбаки основали небольшую колонию на одном из холмов, окружающих гавань, недалеко от Фаро и Форта Святого Николая, которая и по сей день носит их имя (Les Catalans — «Каталонцы»). Ближе к нам десятки тысяч итальянцев, в основном с обедневшего Юга, устремились в Марсель. Напоминания об этом постоянном потоке населения можно увидеть повсюду, в том числе в деревне Ле-Кейоль, где клан Кантона построил дом, где осенью 2007 года я и оказался в поисках Эрика.
Лондон, апрель 2009 г.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
