«70 тысяч инвалидов – и для них ничего не было». Чемпион мира по армлифтингу создал адаптивный спорт в Карелии
Послушали его историю и узнали о планах.
Александр Каширин – чемпион мира по армлифтингу. В 2015 году он начал помогать людям с поражениями опорно-двигательного аппарата и почти с нуля создал адаптивную физкультуру и спорт в Петрозаводске.
Население Карелии – около 700 тысяч человек, у 11% из них – ограниченные возможности здоровья. Чтобы помогать им, Александр открыл в Петрозаводске реабилитационный центр. Шесть его подопечных стали мастерами спорта, девять выполнили норматив для получения КМС.
Мы спросили, почему Каширину важно помогать людям с поражениями опорно-двигательного аппарата, как реализовывать проекты, используя господдержку, и зачем ему большая политика.
***
– В 6 лет я начал заниматься спортом. Сначала это были борьба и самбо, потом я стал поднимать тяжести в тренажерном зале. В 17 лет выиграл чемпионат России по пауэрлифтингу среди юниоров, поступил на факультет физической культуры, спорта и туризма Петрозаводского государственного университета. Из-за травмы мне пришлось уйти в армию, служил я в Санкт-Петербурге.
В 2013 году начались боевые действия на Донбассе. Там многие военнослужащие разного возраста получили ранения. У кого-то оторвало ногу, у кого-то – руку, кого-то расстреляли. Они стали инвалидами. Я служил в армии и ездил на соревнования. Выступая за свою часть, я выиграл чемпионаты России, Санкт-Петербурга, Северо-Запада.
Военные меня заметили и предложили заняться реабилитацией людей, вернувшихся из Донбасса. Это же не взрослые толстые мужики, многие из них до этого занимались спортом. Это молодые парни, которым по 25 лет. Я начал их восстанавливать. Когда было увольнение, я ходил по квартирам и пытался их реабилитировать и физически, и психологически. Я же учился на тренера, так что мог с ними заниматься.
Первый блин вышел комом. Меня пригласили к человеку, которому на войне оторвало две ноги. Он прошел лечение, ему снимали квартиру в Питере. Какое у него эмоциональное состояние? Появляется какой-то парень, который хочет его тренировать. Он мне говорит: «Ты че приперся?» А у него глаза выжженные. Я отвечаю: «Слышь, ты че, охерел что ли?» Он же военный, у меня тоже звание. Говорю: «Ну-ка развернулся, покатился отсюда. Будем разговаривать». Он приехал на кухню, закурил и говорит: «И че?» Я спрашиваю у него: «Ты хочешь всю жизнь сидеть здесь обрубком никому не нужным?» Он отвечает: «В смысле?»
Если бы я не начал так агрессивно с ним разговаривать, то ничего бы не получилось. Сильных людей нужно ломать еще более сильными людьми. Я ему сказал: «Ты либо делаешь, что я говорю, либо сгниешь тут, и ничего из тебя не получится, и будет мама менять тебе памперсы». Он посмотрел на меня: «Ладно, что делать надо?» А в чем еще была проблема? Он не ел, а только курил и бухал. Я его настроил так, что он перестал это делать и начал правильно питаться – начал есть пять раз в день. Еще он тренировался дома по программам, которые я ему написал. Он начал набирать вес, и у него появилась возможность надеть протезы. Он пытался стоять у стены, потому что ходить еще не получалось. Ему нужно было натренировать мышцы живота и спины. Так он начал ходить, а не ездить в коляске. Мы договорились с залом около его дома, там согласились бесплатно принимать этого человека. Я его тренировал, а он начал жать штангу и выступать на соревнованиях. Сейчас он в сборной России по следж-хоккею, у него семья и дети, он полностью восстановился психологически.
Об адаптивной физкультуре в Карелии: «Здесь 70 тысяч инвалидов, а для них ничего не было. Я просто искал ребят на улицах и тренировал их»
– Когда я закончил службу в армии, то обратил внимание на Карелию. 70 тысяч человек в регионе – инвалиды. Это одна из самых больших цифр по всей России. Я понял, что в Карелии ничего для них нет. Я приехал из армии и снова поступил в университет, потом возглавил сборную ПетрГУ по силовым видам спорта. Начал тренировать молодых ребят. Сначала – здоровых. Мы не только поднимали штангу, но занимались и армрестлингом, и тяжелой атлетикой, и силовым экстримом, и фитнесом, и бодибилдингом.
А потом я стал замечать, что на улицах много людей с инвалидностью. Первый парень, которого я стал тренировать, – Мирослав. Он был студентом первого курса ПетрГУ, у него синдром каудальной регрессии: ходит на костылях, у него деформированы ноги. Инвалидность с рождения. Я начал с ним заниматься, и у него пошли большие результаты. Из-за того, что он ходит на костылях, а ножки у него маленькие, в руках у него большая сила. Он начал жать штангу.
Я просто искал таких ребят на улицах, работало сарафанное радио, и ко мне стали приходить люди, которые хотели тренироваться. Я занимался этим бесплатно, нам предоставили зал. Им нужно было просто приходить на тренировки. Я писал программы, мы на них изучали, как на тело действуют нагрузки. Ребята стали реально развиваться, и мы задумались о получении государственной поддержки. Я пришел в министерство спорта Карелии и спросил: «У вас есть Федерация для инвалидов или еще что-то?» – «Нет. Федерации нет».
Я тренировал ребят по штанге – это паралимпийский вид спорта. В тот момент в Кондопоге (город в 60 км от Петрозаводска, 30 тысяч жителей – Sports.ru) женщина тренировала мальчика, он занимался плаванием. Еще у нас был Стас Романов, он чемпион по стрельбе из лука, ездил в Лондон на паралимпийские игры. И мы поняли, что вид спорта, которым занимаюсь я, подходит и для пловцов, и для штангистов, и для лыжников. Это просто физическая культура. Вместе с этими тренерами-энтузиастами мы создали Федерацию спорта лиц с поражениями опорно-двигательного аппарата, в которую вошли пять видов спорта – стрельба из лука, пауэрлифтинг, плавание, настольный теннис и дартс. Из-за того, что все вышло на официальный уровень, Министерство спорта стало давать нам деньги.
Я понимал, что всех этих спортсменов мне надо водить в тренажерный зал. Во всех залах Петрозаводска есть лестницы, еще что-то. А люди на колясках. Тогда у меня занималось 16 человек. Сначала мне помог ПетрГУ и выделил зал, но там лестница из пяти ступенек. Долго я просто спускал их на руках. Это не очень сложно, но определенное время уходило. Ребята приезжали на колясках, стояли у входа в зал, и я по очереди спускал их. Я же тоже выступал на соревнованиях постоянно, и, когда меня не было, тренировки не проходили. В этот момент здоровые спортсмены из ПетрГУ, которые работали со мной, стали не только тренироваться, но и тренировать их, потому что достигли нужного уровня. И я пришел к мысли о создании Центра адаптивной физической культуры и спорта, куда инвалиды могли бы спокойно приезжать и тренироваться. Мне нужно было оборудование, которого никогда не было в Карелии.
Тогда как раз Артур Парфенчиков только стал губернатором и провел встречу со студентами. Я встал и сказал: «У меня тренируется молодой человек. Если вы дадите денег, я куплю тренажеры и сделаю так, чтобы в Карелии появился первый чемпион по пауэрлифтингу среди инвалидов». Он ответил: «Хорошо. Завтра деньги будут». На следующий день мне их перечислили, и я купил тренажеры. Мы работали год, и ребята стали чемпионами России по штанге. Такого никогда не было. Это большое достижение и для меня, потому что у меня был небольшой опыт работы тренером, и для спортсменов. Мы показали, что эти тренировочные программы дают результат. Потом мы начали проводить соревнования и фестивали паралимпийских видов спорта в Карелии, потому что есть много детей инвалидов. Мы хотели с самого детства им показывать, что можно тренироваться и становиться чемпионами России – вот вам живой пример. Это яркие, красивые фестивали, на которые приезжали штангисты из Петербурга и Москвы.
У нас появились тренажеры, на которых можно заниматься и проводить соревнования, но мы все еще тренировались в неудобном месте. Сарафанное радио продолжало работать, люди приходили. Самое главное – они бесплатно могут ездить на все соревнования. Можно было собраться и поехать в Сочи. Человек выступил на турнире, неделю покатался на коляске, посмотрел город, вернулся, два месяца потренировался и поехал в Крым. Для них это новая жизнь, возможность попасть на Паралимпиаду, стать спортсменами.
Нам сделали тренажеры, и мы поставили их на набережной. Туда любой инвалид мог прийти, чтобы потренироваться. В хорошие, летние дни мы стали заниматься на улице. Но в Карелии разная погода – сейчас, например, можно легко травмироваться, холодно, неудобно. Тогда я поехал на конкурс грантов во Владимир – на «Территорию смыслов», победил там, и мне выделили денег. Я купил еще тренажеров, их стало 10. Теперь у меня одновременно могли заниматься 10 человек. До этого я приводил одного, через час у меня был еще один человек, и я очень много времени на это тратил.
Потом я пришел к ректору и сказал, что хочу создать Центр адаптивной физической культуры. И ПетрГУ пошел мне навстречу. В главном корпусе мне выделили крутое помещение на первом этаже. Его площадь – 250 квадратных метров, высота потолков – 7 метров. Университет вкладывал деньги и сделал прекрасный ремонт. Там появились пандусы, туалеты для инвалидов. В Петрозаводске появился первый центр, где они могут бесплатно заниматься.
Зал мечты стоит 10 миллионов. Сейчас зал в ПетрГУ стоит где-то 3-4 миллиона. Многих тренажеров пока не хватает. В будущем я хочу сделать реабилитационный центр, а не просто место, где можно тренироваться. Многие инвалиды – пожилые люди, которые не обязательно на колясках ездят. Они очень разные. Нельзя забывать и о детях-инвалидах. Я хочу, чтобы фокус был не на спорте, а на реабилитации, чтобы в центр мог прийти каждый. Один из первых моих подопечных раньше тратил 40 минут, чтобы пройти 300 метров. Когда он начал заниматься со мной, то это время сократилось до 15 минут.
О доступной среде: «Все получится, и мы будем как в Финляндии. Это не так сложно, но на это нужно время»
– Мы существуем только на государственные деньги: сильно помогает университет, который оплачивает спортсменам-студентам поездки на соревнования через материальную помощь, еще им помогает Министерство спорта Карелии. Если мы проводим турниры в Петрозаводске, то расходы ложатся на нашу Федерацию, которая получает деньги от Министерства спорта – оно же покупает и форму для спортсменов. А что еще нужно? Бывает, перед соревнованиями у Министерства нет денег на футболки, а нас едет, допустим, 10 человек. В таком случае я прихожу к какому-нибудь человеку из бизнеса и прошу помочь: «Дайте 10 тысяч рублей или просто сами купите нам футболки и сделайте на них свой логотип». И они помогают. Так у нас появилась куча спонсоров и партнеров, потому что это хорошее дело.
Обычно мы тренируемся три раза в неделю. Когда близятся соревнования, работаем четыре раза в неделю. У меня есть физкультурники – это люди, например, после инсульта. Я занимаюсь с мужичком, ему 56 лет, и после инсульта он сел в коляску. Мы занимались реабилитацией, пытались сделать так, чтобы он начал ходить, ведь он не может быть спортсменом и никогда не будет выступать на турнирах. Из коляски я его поднял, и он теперь ходит с палочкой. Это физкультура. Для них мы создаем отдельные программы – там свои упражнения, своя реабилитация. Если приходит спортсмен, то у него – спорт высших достижений. Он разминается, потом жмет штангу, делает упражнения.
У нас параллельно занимаются и здоровые спортсмены, и инвалиды, которые готовятся к турнирам, и физкультурники. В этом и суть. Это инклюзия. Никто не скрывается и не стесняется. Это мотивирует и здоровых спортсменов, и спортсменов с инвалидностью. Это дружба, социализация и тот общий социум, который должен существовать.
Я год работал в больнице инструктором ЛФК и адаптивной физкультуры. Однажды шел туда и увидел женщину с инвалидной коляской, где сидит девочка, ей около 8 лет. И тут мимо проходит мальчик с мамой, они идут в садик. Он у нее спрашивает: «Мама, почему девочка на коляске?» И она ему отвечает: «Не показывай пальцем. Ничего страшного, просто девочка болеет».
Люди у нас боятся и прячут глаза, потому что не могут помочь инвалидам. Поэтому я и делаю инклюзию, чтобы все занимались вместе и никому не было стыдно. Для этого мы проводим мероприятия, снимаем кучу роликов. Люди видят, что инвалиды тренируются, что это нормально. Поэтому мы сделали тренажеры на набережной, чтобы инвалиды там занимались, и все видели, что они часть общества. Сейчас уже люди привыкают. За последние два-три года ситуация стала меняться.
Наш центр находится в самом сердце города, туда легко добраться из любого района. Но нет троллейбусов с пандусами, чтобы инвалид мог выехать на коляске, сесть на него и добраться на тренировку. Если у людей нет родственников, которые могут помочь или довезти на машине, то они не могут попасть на занятие. В 2022 году в Петрозаводске должны появиться троллейбусы с пандусами, чтобы люди могли перемещаться по городу. Что касается поребриков, то в этом плане уже проведена работа. Доступная среда в Петрозаводске есть. В этом плане все хорошо.
Еще одна проблема – многие из них живут в 5-этажных домах, где нет лифтов. Инвалидов не видно на улицах, потому что им никак не выйти из дома. Но всему придет время. Если бы мы об этом не думали, то было бы плохо. Но я работаю и думаю об этом. Просто на реализацию всего задуманного мне нужно время. Год-два. Необходимо получить финансирование и согласование. Это не так сложно, но на это нужно время. Все получится, и мы будем как в Финляндии. Ведь почему я рвусь в Министерство спорта? Потому что спорт – это средство реабилитации для людей.
О работе в больнице: «Было эмоциональное выгорание. Лежит ребенок, и ты знаешь, что через полгода он умрет. А за день таких 20-30»
– Более года я работал в больнице, через меня прошло более тысячи детей. Если человек сломал ногу и повредил связки, то сначала у него все должно зарасти, а потом нужно восстанавливаться, чтобы он мог нормально ходить. И я помогал таким людям разработать мышцы.
В больнице я научился абстрагироваться. Всю жизнь я тренировал спортсменов, а в больницу пришел, и мне в первый же день дали в руки одномесячного ребенка. Думаешь, нас учили в университете заниматься детьми? Нет, конечно. Просто вручают ребенка, и я начинаю его крутить. И тут уже врачи с опытом работы в 40 лет начинают объяснять. Самое крутое обучение – когда тебя бросили в воду, и ты просто учишься плавать.
Так приходил врачебный опыт, но я всех жалел. Бывало и так, что перед тобой лежит ребенок, и ты знаешь: через полгода он умрет. Ты с ним занимаешься и понимаешь, что это бесполезно, но не прекращаешь, потому что рядом сидит мама этого ребенка, и она тоже понимает, к чему все идет, но ты должен ей показать, что ее ребенок как-то дышит, живет. А ты зря делаешь эту работу, потому что это ребенку не поможет. Чуда не произойдет. Это невозможно.
Поэтому я поставил себе преграду, и для меня любое тело стало просто пластилином, из которого я леплю. Либо я делаю ему здоровье, либо не делаю, потому что это невозможно. И я абстрагировался. У медиков много черного юмора, потому что иначе там ты не сможешь.
Было эмоциональное выгорание. Одно дело, когда ты работаешь с людьми в зале, а другое – когда ребенок лежит и слюни пускает. В первом случае человек пришел целенаправленно тренироваться, это спорт. Он поднял штангу, мы друг другу пятюни дали: «Классно! Молодец!» Это интересно. А ребенок… Он лежит и не осознает, что вокруг него происходит. У него нет сознания. А ему 12-16 лет. И таких у тебя 20-30 человек в день. И с каждым из них ты проводишь по полчаса один на один. Конечно, начинается выгорание.
Хорошо, когда ты выходишь с такой работы и идешь тренироваться. Там ты получаешь энергию, эмоции. А еще я пишу стихи, и для меня это какая-то сублимация. Мотивировали и успехи детей. Если ребенок пошел, то это давало силы. Еще сил придавали успехи на соревнованиях и путешествия. Ты поработал два месяца, а потом поехал на соревнования куда-нибудь в Австрию и выиграл.
Я был на работе с 8 утра и до 6 вечера, получая 35-40 тысяч рублей. Тратил много времени и получал не так много денег. Разумеется, у меня есть амбиции. Я понимал, что это благое дело, что у меня получается. Куча детей-инвалидов, с которыми я работал, встали с колясок. Но я понимал: вот за месяц я помог 40 людям. Хорошо. А больше я ничего не могу сделать. А когда я попаду в высокую политику, то смогу помочь тысячам людей, потому что я уже прошел больничную школу, понимаю, как все плохо.
Понимаю, что у нас нет троллейбусов с пандусами. Понимаю, что у нас нет центра за 10 миллионов, который позволит помогать людям. Через политику я смогу это сделать гораздо качественнее.
О желании попасть в политику: «Я чувствую, что могу что-то изменить. Это же не для того, чтобы бабок наворовать»
– Когда я был в армии, у меня умер дедушка. У нас была сильная эмоциональная связь. Я пришел к полковнику и сказал: «Здравствуйте, у меня умер дедушка. Не могли бы вы меня отпустить на похороны?». У меня слезы, мне 19-20 лет. Он говорит: «Слушай, мы не можем. Он не близкий родственник. Родители приедут – можешь в увольнительную сходить, погулять с ними». И я стою, понимаю, что сегодня похороны дедушки, а я вот тут нахожусь. Меня это надломило эмоционально.
Прошло полгода. Я уже был сержантом, выиграл чемпионат России за армию, меня носили там на руках. И мне нужно было уехать на соревнования в Вологду на 10 дней. Я пришел к командиру, а он мне говорит: «А, Саш, привет. У тебя паспорт есть? Мы закроем глаза. Надевай гражданскую одежду». А нельзя же было? Меня не пустили на похороны к дедушке, потому что я не имею права покидать часть. А тут я ухожу из нее ради какого-то мероприятия, которое я мог бы и пропустить. Ради этого нарушают закон.
Когда ты хоть что-то значишь, то все гораздо проще решается. Я понял, что мне будет проще жить, что передо мной будут открываться все двери, если я добьюсь какого-то успеха – поэтому и хочу попасть в политику. Это же не для того, чтобы бабок наворовать. Я понимаю проблемы своего города, люблю свою республику. Я понимаю их минусы и плюсы и чувствую, что могу изменить что-то.
В 2015 году я мечтал стать мэром Петрозаводска. Два года я был министром спорта в молодежном правительстве Карелии. Думаю, в течение двух лет я стану министром спорта республики. Это в планах. Сейчас я работаю в Москве, чтобы вернуться в Карелию и продолжить работу там. Конечно же, мои амбиции будут расти. Потом я бы хотел стать главой республики
У меня не было ни одной проблемы с чиновниками. Все всегда шло как по маслу. Мне кажется, это вопрос статуса и умения донести свою идею.. После меня встали люди, которые занимаются донорством крови, и они говорят: «Мы сдаем кровь, и ее много, она есть. Люди уже сдают кровь, много крови, у нас больше, чем в других регионах, и мы бы хотели, чтобы крови сдавали все равно больше. Нам бы финансирование, чтобы люди сдавали кровь». И губернатор говорит: «Что?» Человек вообще ничего сказать не может, губернатор два раза послушал и сказал: «Передайте информацию туда-то и туда-то». Так, может, проблема в людях, которые выходят с инициативами?
Все хотят, чтобы что-то появлялось, но при этом ничего не делают. Вы приходите и выдвигайте свою инициативу. Встречи с гражданами проходят каждую неделю.
Откуда власть должна знать, что в уголочке что-то не так? Центральные дороги в Петрозаводске починены, дома покрашены. Все в целом хорошо. Откуда знать, что где-то в отдаленном районе есть какая-то ямка? Люди должны проявлять инициативу. В Финляндии, на которую все смотрят, конечно, все по-другому. Нужно, чтобы тормошили. Но не тормошили, а говорили, потому что тормошить – это когда мне сказали, что нужно починить что-то, а я отвечаю: «Да-да». Ты мне опять, а я: «Да-да-да». А сказать и проявить инициативу – это другое. Это гражданская позиция.
Дело в нашем менталитете. Обломовы. Люди, которые хотят получать все, не делая ничего.
Фото: личный архив Александра Каширина
Хотелось бы таких людей больше в политике.
Написали бы, что попали под обстрел - вопросов бы не было
Но раз война идёт с 13 года, что неправда, то после расстрела могли и покалечить)