Болельщики «Динамо» выдали перфоманс в честь 100-летия Юрия Никулина. Актер боготворил московскую команду
Погружение в прошлое.
Перед последним матчем 2021 года – против «Зенита» за первое место – болельщики «Динамо» развернули огромный плакат, посвященный актеру Юрию Никулину, который с детства поддерживал бело-голубых.
На следующей неделе Никулину исполнилось бы 100 лет – он родился 18 декабря 1921 года в городке Демидове Смоленской Губернии.
Культовый актер, прославленный артист цирка, народный артист СССР самозабвенно болел за московское «Динамо». В качестве доказательства еще раз приведем два мощнейших отрывка из автобиографии Юрия Никулина «Почти серьезно», впервые изданной в 1976 году в журнале «Молодая гвардия». Перенеситесь на 75 лет назад и погрузитесь в эпоху.
Часть 1. Демобилизация
Перед самой демобилизацией – в первый раз за годы войны – мама прислала мне свою фотографию. На карточке она была худой, поседевшей. Ее снимали для доски Почета на работе, поэтому к черной кофте мама прикрепила медаль «За победу над Германией». На батарее я всем показывал фотографию мамы.
Через четыре дня я стоял на площади у Рижского вокзала. Москва встретила солнечным днем. Я шагал по столице со своим черным фанерным чемоданчиком, в котором лежали толстая потрепанная тетрадь с песнями, книги, записная книжка с анекдотами, письма от родных и любимой. Еще на вокзале я подошел к телефону-автомату и, опустив дрожащей рукой монетку, услышав гудок, набрал домашний номер телефона, который помнил все эти годы: Е26-04. В то время вместо первой цифры набирали букву, считалось, что так легче запомнить номер.
– Слушаю, – раздалось в трубке. К телефону подошла мама, я сразу узнал ее голос.
– Мама, это я!
– Володя, это Юра, Володя... – услышал я, как мама радостно звала отца к телефону.
Отец с места в карьер, как будто я и не уезжал на семь лет из дому, сказал:
– Слушаю! Как жалко, что поезд поздно пришел. Сегодня твои на «Динамо» играют со «Спартаком».
Я почувствовал в голосе отца нотки сожаления. Он собрался идти на матч и огорчался, что придется оставаться дома. Тогда я сказал, чтобы он ехал на стадион, а сам обещал приехать на второй тайм. Он с восторгом согласился:
– Прекрасно! Я еду на стадион. Билет возьму и тебе. После первого тайма встречаемся на контроле у Южной трибуны.
Пока я трясся в трамвае, шел по Разгуляю к Токмакову переулку, сердце так бешено колотилось, что подумал: наверное, вот так люди умирают от радости. У ворот дома меня уже ждала мама. Мама! За годы войны она сильно изменилась. На осунувшемся лице выделялись ее огромные глаза, волосы совсем побелели.
Когда я вошел в комнату, радостно запрыгала собака Малька. Она меня не забыла. Вскоре появился мой школьный друг Шура Скалыга. Он недавно вернулся из Венгрии, где служил в танковых частях. На его груди красовался орден Славы третьей степени. Вместе с Шурой, наскоро поев, мы помчались на «Динамо».
Успели как раз к перерыву. Отец стоял у контроля. Я еще издали заметил его сутулую фигуру в знакомой мне серой кепке.
– Папа! – заорал я.
Отец поднял руку, и мы кинулись друг к другу. Пока мы целовались, Шурка кричал контролерам:
– Глядите! Глядите! Они всю войну не виделись! Он вернулся! Это отец и сын!!
Под эти крики мы вдвоем с Шуркой прошли мимо ошеломленных контролеров на один билет. Не помню, как сыграли в тот день «Спартак» и «Динамо», но матч стал для меня праздником.
Я в Москве. Дома. И как в доброе довоенное время, сижу с отцом и Шуркой Скалыгой на Южной трибуне стадиона «Динамо», смотрю на зеленое поле, по которому бегают игроки, слышу крики и свист болельщиков и думаю: «Вот это и есть, наверное, настоящее счастье»
Часть 2. «Футбол»
«Лет до десяти к футболу я относился довольно равнодушно, но отец все-таки часто водил меня на стадион посмотреть очередной матч. При этом, обращаясь к матери, он восклицал:
– Боже мой, ну что у нас за сын – никак к спорту не может привыкнуть!
Отец хотел, чтобы я знал и любил спорт. И своего он добился. Я полюбил футбол и яростно болел за «Динамо», а отец – за «Спартак». Спорили мы, отстаивая каждый свою команду, до хрипоты.
Дома у нас висела таблица футбольного первенства страны. Рядом с ней портреты футболистов. Одну из стен нашей комнаты мы посвятили футболу. На картоне я нарисовал, а потом вырезал фигурки футболистов, примерно по 25 сантиметров каждая, и у каждого футболиста была своя форма. На стенке – гвоздики. Первый гвоздик – первое место, гвоздик пониже – второе место и так далее. Под каждой фигуркой прикреплялась булавкой продолговатая бумажка, на которой крупными буквами писали количество очков, которое набрала команда, а ниже – количество сыгранных матчей.
По тому, как я рисовал фигурки, легко можно было определить мое отношение к командам. Плохая команда – игрок нарисован с распухшим лицом (в то время в футболе существовал такой термин «эти припухли», «эти запухли», значит, крупно проиграли), хорошая команда – фигурка футболиста красивая, игрок выглядит статным, волевым. Таким я нарисовал динамовца.
Представителя «Спартака» я нарисовал несколько в утрированном виде. И один товарищ отца, часто бывавший у нас дома, потребовал, чтобы спартаковца я перерисовал. Мой школьный приятель Шурка Скалыга болел за киевское «Динамо». Киевлянина я нарисовал с длинными усами, опущенными вниз, а поверх майки – украинская свитка.
У отца на столе лежали справочники и литература по футболу, которую он собирал с начала тридцатых годов. Мы замирали у нашей тарелки-репродуктора, когда раздавались звуки футбольного марша, и ждали, когда на фоне шума стадиона зазвучит неповторимый, с хрипотцой, голос спортивного комментатора Вадима Синявского: «Говорит Москва... Наш микрофон установлен на московском стадионе «Динамо»
Вадим Синявский
Были у отца свои приметы. Каждый раз, выходя из дома, он должен был обязательно потрогать пальцем на счастье кошку-копилку, поцеловать в голову нашу собаку Мальку, дать ей кусочек сахару и, проходя по переулку, подержаться за почтовый ящик у дома номер семь. Однажды мы слушали по радио трансляцию футбольного матча. Играл «Спартак». «Спартак» проигрывал 0:1, а до конца оставалось всего пятнадцать минут. В волнении отец подошел ближе к репродуктору и стал в дверях. И вдруг «Спартак» сравнял счет, а за минуту до конца забил второй гол и выиграл со счетом 2:1. С тех пор каждый раз, когда играл «Спартак», отец, слушая радио, за пятнадцать минут до конца матча, независимо от того, какой был счет, вставал в дверях.
В конце апреля 1941 года я, как и многие мои друзья, призванные вместе со мной в армию, начал готовиться к демобилизации. Один из батарейных умельцев сделал мне за пятнадцать рублей чемоданчик из фанеры. Я выкрасил его снаружи черной краской, а внутреннюю сторону крышки украсил групповой фотографией футболистов московской команды «Динамо».
Динамовцев я боготворил. Еще учась в седьмом классе, я ходил на футбол вместе со школьным приятелем, который у знакомого фотографа достал служебный пропуск на стадион «Динамо». И когда мимо нас проходили динамовцы (а мы стояли в тоннеле, по которому проходят игроки на поле), я незаметно, с замирающим сердцем, дотрагивался до каждого игрока.
Фото: РИА Новости//Владимир Федоренко, Александр Макаров, Дмитрий Чернов, Александр Макаров; commons.wikimedia.org
Очень сильно!!
Никулин пишет, что его демобилизовали 18 мая 1946 года, и что дорога домой, в Москву, заняла 4 дня. Получается, что приехал 22 или 23 мая - допустим, что пустился в дорогу он не в день дембеля, а поутру. 22 матчей не было, 23 "Спартак" (и именно на "Динамо") играл с "Динамо" (Тбилиси) - и влетел 1:3, на голы Бориса Пайчадзе, Георгия Антадзе и Гайоза Джеджелавы ответил Сергей Сальников с пенальти уже под занавес встречи.
Впрочем, возможно, обсчитался и сам Никулин (и его можно понять - в таких-то обстоятельствах!). Если допустить, что он добрался домой на несколько дней раньше, то 19 мая как раз был матч "Спартак" - "Динамо" (и переполнен стадион - 80 000 зрителей), и вновь на стадионе "Динамо". Впрочем, тут "Спартаку" повезло ещё меньше: Сальников свой гол в конце матча забил, и даже не с пенальти, но в ответ спартаковцы получили аж четыре: дубль Василия Карцева и голы Всеволода Блинникова и Сергея Соловьёва, общий счёт 1:4