Андрей Сергеевич и безразличный Лондон
Часть первая
В черном зимнем небе болезненно-желтым пятном мерцал месяц. Андрей Сергеевич устало смотрел сквозь захлопнувшееся трансферное окно на ночной Лондон, горящий призывно яркими, но на деле оказавшимися безразличными, ледяными, такими чуждыми открытому русскому сердцу огнями.
- За что они так со мной? – тихо произнес он.
Сейчас, в ночной пелене первых минут февраля, мегаполис виделся безоговорочно чуждым, отторгающим еще совсем недавно так горячо обожаемого маленького русского волшебника.
- Они издеваются надо мной, смеются… - Андрей Сергеевич глубоко вздохнул, сдерживая набежавшие слезы. – Называют меня сурикатом! – в оконном отражении виднелась размытая фигура убитого горем человека, сквозь которую проступали разноцветные огни городской иллюминации. – Сурикатом… - повторил Андрей Сергеевич и горько расплакался. – Этот голландский подонок позволяет себе кричать на меня! – продолжал он сквозь слезы, заливающие пухлые, пылающие алым огнем, щеки. – Кричать на Меня! Да кто он такой?! Что он умеет кроме того, чтобы забивать по пятьдесят голов за сезон?! Тупой голландец… - отчаяние пополам с негодованием захлестнули Андрея Сергеевича, и он замолчал, уткнувшись лицом в ладони.
Минуты медленно текли бесконечной рекой в тишине просторной залы особняка, тихо потрескивал камин, все было вроде бы как прежде размерено и спокойно, но воздух просторного лондонского жилища пропитался неуловимым привкусом неизбежной катастрофы.
- Они кричат на меня, проклинают… - всхлипывал Андрей Сергеевич. – А в меня верить нужно, а не тренироваться заставлять! У меня может мотивации нет прежней, может у меня кризис душевный… Им все равно! Им наплевать! А мне, мне как быть-то?! – новый, более сильный слезный приступ захватил его, лишив воздуха и возможности говорить.
Вереницы огней машин плыли сквозь подсвеченную ночь в противоположную логике сторону. Стройные ряды фонарей убегали прочь, словно стесняясь и даже пугаясь маленького русского, угодившего в тяжкую, бесцветную зону отчуждения. И никто на всем свете не мог понять и разделить глубину пропасти отчаяния, в которую медленно падал Андрей Сергеевич, с каждой секундой погружаясь все дальше во мрак. Разве что еще одна потерянная посреди Лондона русская душа, пытающаяся утрамбовать бесчисленные чемоданы в непредназначенный для этого Феррари.
- Лариса, не получается у меня! – каялся СуперПав. – Не лезут они!
Голос жены прокатился лавиной сквозь спешно покидаемый дом: а у тебя, Ромочка, ничего не получается! Ты ни мячом в ворота попасть не можешь, ни чемоданом в Феррари! Как дочку сделать смогли, сама не понимаю!
- Лариса, ну не кричи… - пробубнил СуперПав.
- Что Лариса, что не кричи?! – всклокоченная женщина появилась в дверном проеме. – Рома, если бы не я, ты бы до сих пор в своем волгоградском Гарри Поттере ковырялся! – прокричала женщина.
- В Роторе, а не в Поттере… - промямлил СуперПав, понурив взгляд.
- Ну, конечно, в Гарри Роторе! Это он знает, а “хау ду ю ду” за четыре года выучить – проблема! Говорила мне мама, не выходи за футболиста, идиоты они, а я не послышалась, вышла… - женщина взмахнула рукой, указав на мужа. – И вот результат!
СуперПав бросил на жену обиженный взгляд, но возразить не решился.
- Что смотришь, а?! – продолжала орать женщина, сотрясая воплями близлежащие здания. – Думаешь, на деньги твои повелась?! Так ты думаешь?! – она всплеснула руками. – Да я человека хотела из тебя сделать, помочь хотела, а ты… - женщина перешла на ультразвуковые надрывные стоны и скрылась в доме.
- Лариса, солнышко, я и не думал даже! – СуперПав кинулся вслед за женой. – Прости, родная, люблю тебя…
Одинокий вопль разрезал ночную пелену, вырвав Андрея Сергеевича из лап тихого отчаяния: как там Ромка, жив ли? – отчего подумалось ему, но лишние мысли исчезли из сознания сами собой, и маленький русский вернулся к черным, словно сажа февральского неба, душевным стенаниям.
- Ведь так издавна на Руси было, страдали только самые заслуженные, самые светлые умы. Те, кто больше всего делал ради страны своей, ради родины… - рассуждал Андрей Сергеевич, пребывая в прискорбном точно похоронном настроении. – Даже этот… Пушкин, его тоже травили своими законами и правилами, а он гением был, ему выпить хотелось, а не следовать всем этим идиотским нормам ответственности. – он шмыргнул носом, все так же глядя в беспредельную лондонскую ночь. – Его даже звали почти, как меня. – Андрей Сергеевич напряг память. – Нет, не бывает совпадений… - выдохнул он, пораженным собственным открытием. – Знать судьба у нас, гениев, такая – страдать и быть гонимыми толпой безликой. – одинокое русское сердце сжалось от осознания безнадежности своего пути, и слезы вновь бросились в глаза. – Видать, поэтому дана нам возможность творить чудеса, восхищать серую человеческую массу, которая готова растерзать нас за мельчайший проступок, осознавая собственную ничтожность по отношению к нам, тем, кто способен творить… - чувство тотальной несправедливости поглотило Андрея Сергеевича, и он разрыдался пуще прежнего.
Болезненно-желтый месяц все так же безучастно взирал на ночной город из небесного омута. И невозможно было найти среди муравейника мегаполиса, не снижающего темп жизни даже ночью, никого более несчастного и одинокого, чем наш герой, безутешно плачущий возле окна своего крохотного особняка.
Телефон зазвонил неожиданно и даже как-то надрывно, точно предупреждая заранее о важности момента. Андрей Сергеевич постарался успокоиться, несколько раз глубоко вздохнул и поднес трубку к уху: Сулейман Абусаидович? – вздрогнул голос маленького русского. – Доброй ночи…
Доподлинно неизвестно, что услышал в трубке Андрей Сергеевич, но слушал он долго и внимательно, стараясь не упустить ни одной цифры или быть может даже слова.
- Я же лидер, вы сами понимаете, капитан… Тут еще чемпионат на носу, нужно вытаскивать… – промолвил Андрей Сергеевич. – Кто же, если не я?
Он отложил телефон и вновь взглянул сквозь закрытое для Европы, но благосклонно распахнутое для России трансферное окно. Лондонская ночь все так же безучастно проплывала мимо. На душе у Андрея Сергеевича было по-прежнему тяжело и неспокойно. Вдруг на дерево, невдалеке от окна, вспорхнула крохотная птичка, прошлась по ветке, глянула в окно прямо в глаза нашему герою, словно поняла его, съежилась и какнула. Белое пятнышко скрылось во тьме, точно упавшая с неба звезда.
- Что ж, видно всем здесь на меня насрать… - Андрей Сергеевич тяжело вздохнул.
- Что случилось, Андрюшенька? – донесся до него испуганный голос жены, застывший в широком дверном проеме.
Андрей Сергеевич так и не сумел заставить себя отвернуться от окна и посмотреть на жену: Юля, крепись! - тяжело произнес он. – Нам придется покинуть Лондон…
- Как же? – взмолилась женщина, прижимавшая к себе заспанных детей. – Как же так? И куда нас теперь судьба-злодейка отправит?
Андрей Сергеевич выдержал паузу, борясь с приступом паники, и срывающимся голосом произнес: в Россию, родная моя, в Россию…
Женщина опустилась на колени, крепко прижала к себе сына и дочку: как же так, Андрюшенька? В Россию… - на ее побелевшем лице бушевала безнадега. – Опять?..
Андрей Сергеевич ничего не ответил, глядя под тихий плач жены и вторящих ей детей, на ночной Лондон, так и оставшийся высокомерно безразличным к маленькому русскому.
Продолжение следует…
СуперПав проходит инструктаж на ЖелезнойДороге, БИЛяш просится в “Спартак”, а кто-то Деревянный рвется в Лондон…
