Не спрашивай – не говори. Три книги, в которых (почти) нет московского «Спартака»

Текст о советских книжках про «Спартак» выходит для поддержки подкаста «Люди гибнут за «Спартак», который мы делаем вместе с платформой для чтения Bookmate. Каждую неделю на Bookmate публикуются новые выпуски подкаста (сегодня – четвертый, про суд, обвинение и приговоров братьям Старостиным, послушайте обязательно). 

Чтобы представить себе место «Спартака» в советском футболе, нужно отложить в сторону книги братьев Старостиных. Дети, выросшие на «Большом футболе» Андрея (1957 года издания), повзрослев читали его же «Встречи на футбольной орбите» в конце 70-х, и окончательно складывали паззл в позднюю перестройку, вместе с книгой Николая Старостина «Футбол сквозь годыЄ. Это космогония, теоретическая основа спартаковского мифа, символ веры. Но, кроме этих книг, о «Спартаке» писали (и не писали) десятки других игроков, тренеров и журналистов. 

Среди них – три поколения советской футбольной публицистики: игрок имперской сборной России, а затем сценарист и журналист Михаил Ромм, главный игрок конца 30-х – начала 40-х в советском футболе – Григорий Федотов и Лев Филатов – писатель и журналист, главный редактор еженедельника «Футбол». 

Григорий Федотов. «Записки футболиста». Москва, 1952 год

Федотов — армейская, не спартаковская звезда. Первым забивший 100 голов в чемпионатах СССР, он был ударным форвардом послевоенного ЦДКА, команды гениального Бориса Аркадьева. Но это было чуть позднее. В конце 30-х Федотов начинал фланговым нападающим в московском «Металлурге» и был приглашен в «Спартак» для «усиления состава» на решающий матч с басками.

Представьте себе будущую автобиографию Вагнера Лава. Главы об авантюрной поездке в Россию: адаптация, первые успехи, газзаевские методы, чемпионство, Кубок УЕФА. А теперь вообразите, что во всей книге Вагнера нет слова «ЦСКА» и братьев Березуцких. 

В книге Федотова матч с басками описан во множестве подробностей: предматчевое волнение, первый финт, попадание в штангу, затем — «первый гол в международном матче», победа. Однако ни разу не сказано, за какую команду играет Федотов. Ни разу не назван ни один из братьев Старостиных. «Спартак» в «Записках футболиста» называется «команда», а Андрей Старостин — «защитник». «Меня пригласили…», «мы выиграли», «ребята похвалили».

Автобиография Федотова – образец сталинского «свободного стиля», при котором автор всю книгу водит читателя по минному полю недавнего прошлого. В 1952-м году довоенный «Спартак» практически стерт из официальной памяти. Братьев Старостиных никогда не существовало. В футбольных справочниках с результатами чемпионатов предыдущих лет, в составе своей команды они названы «и др.» 

«Спартак» превращается в гигантскую фигуру умолчания. Практически любой из 50 тысяч читателей тиража федотовской книжки наверняка знает, за какую команду он играл в 37-м году против басков. Вполне возможно, помнит он и о братьях Старостиных, как о легендарных персонажах еще того, “доисторического” довоенного времени, которые сгинули когда-то в первые годы войны. И именно то, что о них теперь нельзя говорить, нельзя вспоминать, и делает их такими живыми. Когда Старостины вернутся из ссылки два года спустя, их встретят, как героев.

Михаил Ромм. Я болею за «Спартак». Алма-Ата, 1965.

Сейчас о Ромме вспоминают, может быть, даже чаще, чем в советское время. Первый в местной истории легионер (играл во Флоренции лет за 80 до Канчельскиса), защитник имперской сборной России, из-за конфликта не поехавший на первую для футболистов Олимпиаду в Стокгольме (0:16 от сборной Германии), затем тренер, журналист, писатель.

Меньше известно о его влиянии на ранний советский футбол 20-х годов. Ромм работал со Старостиными еще во времена НЭПа, а в 1928-м руководил сборной Москвы на первой советской Спартакиаде, которую она выиграла.

В 1943-м году, всего через год после ареста Старостиных, Ромм тоже «пропал»— был арестован за «антисоветскую агитацию» и отправлен в лагерь, а затем в ссылку в Казахстан. 

В 1965-м году Ромму уже за 70, и он мог бы рассчитывать на реабилитацию и возвращение в Москву, однако остается жить в Чикменте и Алма-Ате, где издает свою единственную мемуарную книжку: «Я болею за Спартак». 

О «Спартаке» в книге практически ни слова. Ромм никогда не играл за эту команду, никогда ее не тренировал. Даже о своей работе со Старостиными в 20-е он упоминает лишь вскользь, его больше занимают дачные футбольные чемпионаты 1910-х годов. 

В 65-м году у власти уже Брежнев, и это значит, что писать об арестах и лагерях снова «нежелательно», а вскоре и невозможно. Ромм так и не объясняет в автобиографии, как и почему он попал в Казахстан. Он просто называет книгу «Я болею за Спартак», и знакомому с местной жизнью читателю больше ничего объяснять и не нужно.

Лев Филатов. Обо всем по порядку. Москва. 1990. 

Лев Филатов слева в кепке за столом

У Льва Филатова больше десятка книг, однако эта, судя по всему, больше других похожа на автобиографию. Он называет ее «Репортажем о репортаже» – чем-то вроде заметок на полях уже рассказанных когда-то историй.

Одна из первых глав начинается с воспоминаний о дружбе с Константином Есениным – главным советским футбольным статистиком, сыном поэта. Оба, и Филатов, и Есенин были детьми и подростками в конце 30-х, оба затем прошли войну. Теперь Есенин предлагает Филатову посмотреть кое-что из недавно найденных записок:

«Хотите – развлеку? Я понемножечку собираю литературу о войне, не могу от неё уйти. Тут заложены странички про одну известную операцию. Пробегите, а потом поинтересуйтесь годами издания книг. Обратите внимание: и фамилии разные, и цифры, и о значении операции сказано не одинаково… Впрочем, вы же помните то время». Мы часто говорили друг другу эти слова: «Вы же помните то время». И если речь шла о футболе, память о времени помогала многое понять, всему найти место. И добру, и злу».

В позднюю перестройку, чтобы рассказать историю своего футбольного боления, очень часто было достаточно просто последовательно рассказать историю своей жизни, без умолчаний. Отец Льва Филатова был арестован в 37-м году. Отчим Константина Есенина, Всеволод Мейерхольд – тоже “исчез” – расстрелян. Друзья с детства болеют за “Спартак”, который представляется Филатову «островком справедливости» – футбольной командой, готовой выступить на стороне игры – против всего ханжеского и лживого, что окружает его во внешнем мире. 

«Мы не сомневались, что форварды, хавбеки, беки и голкиперы игрой живут, что поле и мяч не больше, чем форма, условность – как книжные страницы, театральные подмостки и декора­ции – живут для того, чтобы особым, футбольным об­разом посвятить нас в какую-нибудь жизненную ситу­ацию, которая что-то откроет».

Другой специалист по превращению игры в культуру — американский антрополог Клиффорд Гирц — называл ее «местом, где мы рассказываем друг другу истории о самих себе». Для многих советских людей, такой игрой был футбол, а местом — московский «Спартак». 

Слушайте подаст «Люди гибнут за Спартак» на Bookmate! 

Фото: museikino.ru/; rg.ru; pfc-cska.com