Симонян: «Старостины - классики отечественного футбола»
Этой осенью легенда «Спартака» и отечественного футбола Никита Павлович Симонян отметил юбилей. В свои 85 лет он находится в прекрасной форме. Беседовать с Симоняном — одно удовольствие. Он блистательный рассказчик с великолепным чувством юмора и отличной памятью. Ну а вспомнить Никите Павловичу есть что: его жизнь была богата на различные события и встречи со знаменитостями.
А титулы, завоеванные в футболе, говорят сами за себя: олимпийский чемпион Мельбурна, капитан сборной СССР на ее первом чемпионате мира в Швеции, четырехкратный чемпион СССР как игрок и трехкратный — как тренер, двукратный обладатель Кубка СССР как игрок и четырехкратный — как тренер. Лучший бомбардир «Спартака» всех времен (160 голов). Один из двух людей в истории красно-белых (помимо Николая Гуляева), кто делал золотой дубль и как игрок, и как главный тренер. Человек, которому посвящали песни, о котором снимали кинофильмы, слагали афоризмы.
В 1972 году отец-основатель «Спартака» Николай Петрович Старостин образно сказал о Симоняне: «Если, Никита, тебя разрезать пополам, то одна половина будет красная, а другая — белая»…
— Вы родились в 1926 году в Армавире. А как давно не были в этом городе?
— Думаю, лет пятьдесят. Правда, в этом году довелось побывать в Краснодарском крае на финале турнира «Кожаный мяч». Президент местной федерации футбола, вице-губернатор Иван Александрович Перонко попросил, чтобы мы еще заехали в Белореченск на финальную игру на Кубок края. Туда же прибыла небольшая делегация из Армавира. Они знали, что я родился в этом городе. Получилась очень теплая встреча.
— А как выглядел ваш дом, помните?
— Нет. Мне было четыре года, когда родители увезли меня в Сухуми. Зато до сих пор помню адрес в Армавире, который просил запомнить отец: улица Энгельса, дом 4. Надо как-то выкроить время и побывать в городе, где родился.
— Правда, что отец не поощрял ваше увлечение футболом?
— Так и было. Более того, регулярно получал от него нагоняи за разбитые ботинки. Он обувь покупал, а я портил, пиная мяч. В те же годы со спортивным инвентарем было сложно: ни кед, ни специальных тапочек.
— А когда отец понял, что футбол для вас не просто детская забава, а серьезное дело?
— Когда я перешел в «Спартак» и мое имя уже стало известным. Отец в те годы работал на рынке в Сухуми. Неподалеку располагался санаторий МВО, где отдыхали военные. Как-то раз они пришли на рынок, и один из них, показав на моего папу, спросил другого: «Ты знаешь, что это отец самого Никиты Симоняна?» — «Как, того самого Симоняна? А ну — качать его, ребята!» В тот день отец пришел домой и с гордостью поведал маме: «А ты знаешь, сын-то наш в Москве чего-то добился». А потом он впервые пришел в столице на футбол, когда «Спартак» выиграл у сборной Чехословакии 2:0 и оба мяча забил я. На стадионе болельщики кричали: «Никита, давай!» Отец, сидя на трибуне, с искренним удивлением переспросил у своего зятя: «Кому это они кричат?» «Сыну твоему!» — последовал ответ.
— В Москве вы сначала выступали за столичные «Крылья Советов». А потом, в 1949 году, перед вами встал выбор: «Спартак» или «Торпедо». Почему отдали предпочтение красно-белым?
— Когда команду «Крыльев Советов» расформировали, то по решению секретариата ВЦСПС игроков распределяли по профсоюзным командам. Меня распределили в «Торпедо». Но здесь большую роль в моей судьбе сыграл человек, которого я называю своим вторым отцом, — тренер Владимир Иванович Горохов, работавший со мной в «Крыльях» и переходивший тогда в «Спартак». Это он в первый послевоенный год уговорил меня отправиться из Сухуми в Москву. Первые три года в столице мне приходилось ютиться в маленькой комнатушке, похожей на чулан, и спать на сундуке. Зато я окунулся в атмосферу большого футбола! И то, что Горохов, а также другой тренер, Абрам Христофорович Дангулов, перебрались в «Спартак», конечно же, стало определяющим моментом. Не хотел я идти в «Торпедо», хотя меня уговаривали и знаменитый форвард Александр Пономарев, и даже легендарный директор завода Иван Алексеевич Лихачев. Но мне пришлось сказать им «нет». После чего услышал от Лихачева в свой адрес: «Ладно, иди в свой «Спартак», но запомни: обратного хода в «Торпедо» тебе нет и не будет».
— Трудно было отказывать столь авторитетному человеку?
— Естественно, непросто. В моей футбольной жизни были три сложнейшие дилеммы, когда приходилось принимать трудные решения. Говорить «да» или «нет». И в трех случаях мне пришлось отказывать. Первый раз — когда меня повезли из Сухуми в Тбилиси. Причем по приглашению председателя НКВД Грузии. Представляете, что в то время означал этот пост? Ехать не хотел, но родители взмолились: «Поезжай, сынок!» В ту пору как раз происходила массовая высылка «неблагонадежных элементов» из Закавказья в Среднюю Азию, и отец с матерью опасались, что нашу семью может постигнуть эта участь. В Тбилиси меня встречал легендарный форвард Борис Соломонович Пайчадзе. В НКВД настойчиво уговаривали, чтобы перешел в тбилисское «Динамо», но я к тому времени уже принял твердое решение перебраться в Москву. Нашел предлог, сказав, что нужно ехать за паспортом. И дело вовсе не в том, что не хотел переходить именно в грузинский клуб. Просто время было неспокойное. Вот и пришлось на свой страх и риск отклонить предложение динамовцев. А Пайчадзе впоследствии я написал письмо с извинениями… Про второй случай — с «Торпедо» — вам уже говорил. А третий раз пришлось отказывать самому Василию Сталину.
— Расскажите подробнее.
— Дело было в конце 1951 года. После окончания сезона вместе с Нетто и Ильиным отправился в Кисловодск, чтобы подлечить свои болячки и как следует восстановиться. И вот как-то вечером в кинотеатре меня подловил Михаил Степанян, адъютант Василия Сталина: «Поехали, есть дело». Приехали на дачу, где находился еще один адъютант, Сергей Капелькин. Там мне и сообщили совершенно неожиданную весть: «Василий Иосифович хочет видеть тебя в команде ВВС». Я ответил им отказом: в «Спартаке» меня абсолютно все устраивало. Но они попросили лично сказать то же самое Василию Сталину, поскольку он уже прислал за мной персональный самолет. Прилетел в Москву. Привели меня в комнату сына вождя народов, который очень любил спорт и сразу ошеломил фразой: «Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь играть в моей команде». Собравшись с духом, совершенно искренне ответил: «Василий Иосифович, разрешите остаться в «Спартаке», я хочу играть только в этой команде». «Ладно, ступай», — неожиданно произнес Сталин. Вздохнув с облегчением, я быстро начал спускаться по лестнице, как вдруг у двери меня догнал один из адъютантов и попросил вернуться. Подумал: «Все, сейчас начнется…» Василий Иосифович спросил: «Может, ты боишься гонений со стороны местных властей? Если так — все улажу». «Нет, — ответил я. — Просто не могу предать ребят, тренера, команду». «Спасибо за честный ответ, — сказал Сталин. — Иди и играй за свой «Спартак», а если передумаешь, дорога в ВВС всегда для тебя открыта».
— Чем был силен «Спартак» 50-х?
— Помимо высокого уровня мастерства, мы были очень дружны. А еще в каждом из нас жил спартаковский дух. Не знаю, есть ли сегодня такое понятие. Но мы знали и чтили футбольные традиции, которые заложило поколение Старостиных, Степанова, Глазкова и других. Кроме тех игровых установок, которые давал нам перед матчами старший тренер Николай Алексеевич Гуляев, высокий эмоциональный заряд обеспечивал Николай Петрович Старостин. Он как никто другой умел зажечь команду, донести до сознания и сердца каждого игрока важность предстоящего поединка. Причем Старостин никогда не повторялся! Каждый раз говорил нам что-то новое.
— Помните вашу первую встречу со спартаковским патриархом?
— Да. Он вернулся в команду из заключения в 1955 году, и мы, игроки, слушали его рассказы, разинув рты. Повторю: так, как мог поднять команду на футбольную битву Николай Петрович, не мог никто. Общаясь с ним и его братом Андреем Петровичем, можно было почерпнуть массу полезного и поучительного.
— Олимпийское золото 1956 года — веха в вашей карьере. Известна история, как вы предложили свою золотую медаль Эдуарду Стрельцову, не игравшему в финале. А перед решающим матчем турнира в Мельбурне ощущалось сильное напряжение? Ведь поражение от югославов на предыдущей Олимпиаде в Хельсинки привело к суровым кадровым разборкам…
— Напряжение, конечно, ощущалось. Ведь финал футбольного турнира был назначен на последний день Олимпиады. В Мельбурне наши спортсмены выступили удачно, завоевали множество золотых медалей, но Николай Николаевич Романов — тогдашний руководитель нашего спортивного ведомства — перед решающей встречей с югославами заявил нам прямо: «Если уступите в финале — считайте, вся Олимпиада прошла насмарку. Вы обязаны поставить в Мельбурне жирный восклицательный знак!» И мы его поставили!
— Интересно, а была ли реальная возможность пригласить Стрельцова в «Спартак»?
— Нет. Торпедовцы первыми его нашли в команде московского завода «Фрезер», после чего он стал настоящим патриотом клуба. Зато у нас был реальный шанс усилиться знаменитым армейским защитником Альбертом Шестерневым. К слову, между «Спартаком» и ЦСКА были совсем другие отношения. Даже со стороны болельщиков. Такого напряжения, как сейчас, не было и в помине. Так вот, будучи старшим тренером, мы с Николаем Петровичем уговаривали Шестернева перейти в «Спартак», и он сам этого хотел. Но в то время за армейцами стояла такая мощная организация, как Министерство обороны СССР. И данному переходу не суждено было сбыться. Кстати, мог играть за «Спартак» и Владимир Федотов. Как-то задал ему вопрос: «Володя, ты же по манере игры — настоящий спартаковец. Почему не перешел к нам?» Он согласился со мной и добавил: «Да, я хотел перейти в «Спартак», но Константин Иванович Бесков меня пристыдил: «Как же так: твой отец был армейцем, а ты куда собрался?» Правда, в конце жизни Федотову все же довелось поработать в «Спартаке» — уже в качестве главного тренера. И его до сих пор с огромной теплотой вспоминают спартаковские болельщики…
— Кого вы считаете лучшим футболистом всех времен?
— Пеле. Помню, как познакомился с ним, когда бразильцы прилетели первый раз в Москву. Известный журналист Игорь Фесуненко подвел меня к нему и представил. Пеле улыбнулся и сказал: «Хочу извиниться перед вами». Я удивился: «За что?» «За то, что мы обыграли вас в 1958 году на чемпионате мира», — с улыбкой продолжил бразилец. Я рассмеялся и добавил: «Ну, проиграть вашей чемпионской команде было незазорно». Король футбола, кстати, нам в 58-м не забил, хотя в других матчах турнира неизменно отличался. Уверяю вас: Пеле и в сегодняшнем футболе был бы лучшим. Нынешний футбольный гений Месси все равно до его уровня недотягивает. И наш великий вратарь Лев Яшин, убежден, был бы сейчас сильнейшим среди голкиперов.
— Правда, что Лев Иванович в юности болел за «Спартак»?
— Правда. Он сам мне об этом говорил. Просто судьба сложилась так, что Яшин играл за «Динамо». А когда приезжали в сборную, он больше всего общался как раз с нашими спартаковцами Ильиным и Исаевым.
— А что скажете про легендарного Игоря Нетто?
— Такого капитана, как Игорь Александрович, сегодня, увы, нет ни в «Спартаке», ни в одном другом российском клубе, ни в сборной. Да, он часто ворчал, мог устроить во время матча страшный нагоняй, но был совершенно незлопамятен. Нетто сам отдавался на поле до конца и требовал такого же отношения к делу от других. В полузащите они великолепно дополняли друг друга с другим легендарным спартаковцем, олимпийским чемпионом Мельбурна Алексеем Парамоновым. Алексей Александрович начинал играть на позиции правого крайнего нападающего, а потом его перевели в среднюю линию. Блистательный футболист!
— Если бы в 50-е годы «Спартак» участвовал в еврокубках, чего бы ваша команда могла там добиться?
— Трудно сказать. В то время нам не хватало международного опыта, какой есть у нынешних футболистов. Жаль, что мы не играли в европейских клубных соревнованиях. Команда у нас была очень сильная по европейским меркам. Сужу об этом по международным товарищеским встречам. В то время их статус был совершенно иной, чем сейчас. Гораздо выше. Это как официальные матчи сегодня. Так вот, в 1957 году мы дважды — дома и на выезде — разгромили «Фиорентину» со счетом — 4:1, а до этого крупно побеждали в Москве «Милан», сильнейший в то время английский клуб «Вулверхэмптон» и лондонский «Арсенал». С «Миланом» в 57-м сыграли на Сан-Сиро вничью — 3:3. После того матча тренер итальянского клуба сказал, что такой классной команды, как «Спартак», он не видел.
— А вам не предлагали в то время перейти в какой-нибудь зарубежный клуб?
— Предлагали. В «Фиорентину».
— Еще до Бышовца!
— [Смеется.] …Я им в Италии два мяча забил. Хозяин клуба лично ко мне подходил.
— Что сулил?
— Хорошие деньги. Но вы же знаете: советские люди Родину не продают!
— Вы являетесь лучшим бомбардиром «Спартака» всех времен. Какой из 160 голов, забитых за красно-белых, считаете самым красивым?
— Ох и вопрос вы мне задали… Надо напрячь память… В Кубке СССР красивый мяч забил в ворота «Зенита»: обыграл под острым углом соперника и пробил в дальнюю «девятку». В товарищеской игре с итальянской «Фиорентиной» мне удался меткий удар с лета — причем ворота защищал голкипер сборной Италии Сарти. А самый важный гол, пожалуй, забил «Торпедо» в финале Кубка СССР 1958 года. В том матче блестяще защищал наши ворота Валентин Ивакин.
— Почему после следующего сезона решили завершить карьеру футболиста?
— Всегда считал, что лучше уйти самому, чем тогда, когда тебя попросят. Хотя наш легендарный комментатор Николай Николаевич Озеров сказал, что я совершил преступление, так рано закончив.
— А как вам предложили стать тренером, помните?
— Прекрасно помню. Ко мне подошел Николай Петрович Старостин и совершенно неожиданно для меня предложил возглавить «Спартак». Я опешил. Только вчера играл вместе с этими ребятами, а завтра надо ими руководить? Но Старостин настоял на своем. «Поможем», — твердо произнес он. Как сказал, так и сделал. Вообще Николай Петрович и Андрей Петрович — классики отечественного футбола. Андрей Петрович был чрезвычайно начитанным человеком, с которым было очень интересно общаться. Однажды у меня дома гостили медицинские светила. Сели за стол. Пошел разговор. Андрей Петрович поначалу молчал, а затем заговорил. Да как! Все профессора тут же замолчали и заворожено его слушали. Потрясающий человек!
— Какое из ваших тренерских чемпионств в «Спартаке» — 1962 или 1969 года — вам дороже?
— Шестьдесят девятого.
— Почему?
— 1962 год, конечно, по-своему дорог. Тогда мне было всего 36 лет. В первый сезон получал от болельщиков фразы типа «Не умеешь — не берись». Во втором сезоне мы уже стали бронзовыми призерами, а в третьем — чемпионами. Но если говорить о сильнейшем во всех отношениях коллективе, то, на мой взгляд, «Спартак» образца 1969 года был одной из лучших команд в истории красно-белых. Не стоит забывать, что вопрос о нашем чемпионстве, по сути, решался в Киеве в матче с местными динамовцами, которые до этого три года подряд выигрывали золотые медали первенства страны. А мы победили их на чужом поле. Причем тот поединок проходил в тяжелейших условиях. Мокрый снег лупил, словно из пушки. Но ничего: приспособились. Из той встречи с киевлянами запомнились не только отменный сольный проход Николая Осянина, завершившийся победным голом, но и бесподобная игра нашего голкипера Анзора Кавазашвили. Именно он отразил два подряд опаснейших удара Серебряникова, который безукоризненно выполнял штрафные. Сначала наш голкипер вытащил мяч из одной «девятки», но эстонский судья Хярмс заставил киевлянина перебить. Тогда Серебренников пробил в противоположный верхний угол, и вновь Анзор в блестящем прыжке достал мяч!
— В замечательном советском кинофильме «Зимний вечер в Гаграх» звучит отрывок из популярной в 50-е годы песни «Если с ходу Симонян забил в ворота, мне кажется, что это сделал ты, мой Вася». А вы знакомы с авторами этого шлягера?
— Нет. И с исполнительницей Ниной Дордой — тоже. А знаком я с режиссером фильма Кареном Шахназаровым.
— Какова ваша первая реакция, когда услышали в фильме свою фамилию?
— А первой отреагировала моя супруга. После выхода на экраны этого популярного фильма она частенько стала называть меня «Васей». [Смеется.]
— Ваша жизнь была богата на различные события. Какие встречи с людьми не из футбольного мира произвели на вас наибольшее впечатление?
— Об этом можно отдельную книгу написать. Разве всех сейчас вспомнишь? Вот, например, Игорь Владимирович Ильинский, выдающийся советский актер, был страстным поклонником «Спартака». А во МХАТе сколько было наших болельщиков! Михаил Михайлович Яншин, Анатолий Петрович Кторов, Виктор Яковлевич Станицын — все они бывали в нашей раздевалке. Однажды я спросил Ильинского: «Игорь Владимирович, что вы так внимательно наблюдаете за нами, мальчишками?» Он, прищурившись, ответил: «А у нас с вами очень много общего: и вы, и мы играем для публики. Поэтому для меня важна каждая деталь вашей подготовки». Словом, они смотрели на нас, а мы — на них, впитывая все лучшее. Помню, как пришел на спектакль «Лес», поставленный по комедии Островского. Ильинский играл Счастливцева. Администратор Малого театра Борис Израилевич Телевич, страстный фанат «Спартака», меня все время зазывал на этот спектакль: «Сходи на «Лес»: это что-то потрясающее!» Пришел. И первый акт прошел, выражаясь футбольным языком, явно не в том темпе. В антракте подхожу к Телевичу, развожу руками. А он: «Пойдем за кулисы. Игорю Владимировичу будет приятно, что ты здесь». Вижу Ильинского, который мне говорит: «Обещаю, что во втором акте непременно забью гол». И сыграл так — слов нет! Фантастика! Кстати, болельщиками «Спартака» были Евгений Яковлевич Весник из Малого театра, писатель Юрий Валентинович Трифонов, руководитель Театра имени Вахтангова Рубен Николаевич Симонов и его сын — Евгений Рубенович, с которым мы крепко дружили. При встрече любил говорить ему: «Привет, Симонян». А он мне: «Здорово, Симонов». Еще один мой старинный приятель, Владимир Михайлович Зельдин, до сих пор выходит на сцену Театра Российской армии. Правда, болеет за ЦСКА. При встрече мы по-доброму обнимаемся, и Владимир Михайлович своим неподражаемым голосом произносит: «Здравствуй, мой мальчик». Человеку 96 лет, а он все еще поет, танцует и играет. Потрясающий актер! Поддерживаю теплые отношения также с Олегом Павловичем Табаковым, Игорем Владимировичем Квашой и, конечно же, Арменом Борисовичем Джигарханяном. Все они искренне переживают за «Спартак».
— Джигарханян, к слову, относительно недавно дал вам следующую характеристику: «Несмотря на почтенный возраст, Никита Павлович сумел сохранить в себе подлинный мальчишеский азарт».
— [Улыбается.] Перед юбилеем мы встречались. Армен Борисович внимательно на меня посмотрел и с улыбкой выдал: «Слушай, ты вроде опять возвращаешься в младенческий возраст». В конце октября он ставит спектакль «Театр времен Нерона и Сенеки», где будет играть Сенеку. Обязательно схожу. Джигарханян — прирожденный философ. Общаясь с ним, получаешь удовольствие и обогащаешься духовно.
— И все же: в чем секрет вашей отличной формы?
— Это работа и семья. Работа всегда держит в тонусе, а семья — надежный тыл. Моя жена Людмила Григорьевна, чьи заботы и хлопоты помогают мне держать себя в форме. Любимой супруге иногда в шутку говорю: «От многих центральных защитников я с легкостью уходил, а от персонального защитника никак не могу ускользнуть».
с юбилеем Вас Никита Павлович!