Сборная Франции – это мир будущего
Виталий Суворов – о том, может ли футбол изменить общество.
В истории Nike и adidas было полно классных рекламных финтов, но недавний трюк немцев в Париже, безусловно, заслуживает максимально громких аплодисментов. Когда небо над Францией потемнело, а к Елисейским полям подтянулся весь город, на Триумфальной арке зажглись два грандиозных портрета: Зинедина Зидана, героя финала 1998 года, и Поля Погба – человека, который все еще работает главным лицом современной французской сборной (пусть и вот-вот проиграет эту войнушку Килиану Мбаппе). И тот, и другой, безусловно, ключевые игроки Франции своих поколений. И тот, и другой – почти совершенные ролевые модели и предельно харизматичные личности. И тот, и другой – само собой – давно и успешно сотрудничают с adidas. Но что гораздо важнее, и тот, и другой – мусульмане и сыновья иммигрантов, которые оказались во Франции почти что случайно.
Родители Зидана скрывались в Марселе от ужасов Алжирской войны – к счастью, им повезло чуть больше, чем некоторым другим иммигрантам. Родители Поля просто летели в Париж за лучшей жизнью. В 1989-м, когда Зидан прикатил на просмотр в «Канны», его почти сразу отправили убирать территорию – за драку с соперником, который что-то там шепнул ему про Алжир и марсельское гетто. Через восемь лет и несколько месяцев соперник – кем бы он ни был – с большой вероятностью поглядывал на Зидана из-за угла какого-нибудь переулка, спрятавшегося в глубине Елисейских полей. История Поля Погба пока складывается чуть менее кинематографично... и тем не менее, прикинуть сценарий, в котором его жизнь выглядит совершенно иначе – без adidas, «Манчестер Юнайтед» и Кубка мира – все еще сильно легче, чем представить сборную Франции без ее, как это часто называют, «не до конца французских» игроков.
Иммигранты – а так же их дети, внуки, и правнуки – преследовали сборную Франции почти весь месяц в России. Антуана Гризманна спрашивали об Уругвае. Корни Килиана Мбаппе разыскивали по всей Африке. Бывший тренер Хорватии Игор Штимац вычислял, кто из французов – алжирец, кто родился в Мали, а кто приехал из Конго. Даже Эммануэль Фримпонг, экс-маскот «Арсенала», «Фулхэма» и «Уфы», не удержался и назвал Францию последней африканской сборной чемпионата – примерно так же над составом Les Bleus подшучивали правые французские политики в 1998-м, когда мультикультурная и многоцветная Франция подшучивала в финале над сборной Бразилии.
За двадцать лет, прошедших с того момента, многое изменилось. В 1998-м у Франции был Зидан – человек, который обладал таким авторитетом среди соперников и партнеров, что ни у кого даже сомнений не возникало в том, кто здесь босс. В 2018-м в составе французов полно суперзвезд, но никого из них нельзя назвать лидером в полном смысле этого слова; Франция выдала идеальный командный турнир – и если бы не вспышка Мбаппе, было бы вообще сложно сказать, кто из них провел чемпионат мира лучше другого. Кроме того, в 1998-м французы были одной из самых возрастных команд-победителей в истории чемпионатов мира. В 2018-м средний возраст игроков сборной Дешама – 26 лет; это была вторая самая молодая команда турнира после Нигерии.
Впрочем, еще больше отличий может оказаться в том, как именно Франция распорядится этой победой – и будет ли у нее чуть более счастливый конец, чем у гениального триумфа Зидана. В блестящем документальном фильме Netflix «Другая история Франции» крушению французской мечты 1998 года выделили почти час экранного времени, но самую точную фразу произнесли чуть ли не в самом начале ленты. «К сожалению, спорт развивается быстрее общества», – с грустью в голосе сказал бывший президент Франции Франсуа Олланд, пока за его спиной крутились кадры французско-алжирских столкновений и маршей правого сектора в нулевых. «Слоган «Белые, Черные и Арабы» был отличным, – согласился с Олландом кто-то из спикеров фильма. – Но как и любой слоган, он смотрел в будущее, а не отражал настоящее».
Кличка «Белые, Черные и Арабы» – так же известная, как Black, Blanc, Beur – приклеился к французской сборной как раз накануне домашнего чемпионата мира. Несмотря на отличный состав, Франция подходила к турниру не в лучшем настроении. Лидер национального фронта Жан-Мари Ле Пен регулярно врывался на телевидение, чтобы обвинить игроков сборной в недостаточном патриотизме, незнании гимна и прочих абсурдных вещах – а также виртуозно играл на чувствах публики, все еще не остывших после терактов в Париже. Летом и осенью 1995 года Вооруженная исламская группа совершила серию взрывов в парижском метро. Лицом этих терактов стал Халед Келькал, 24-летний алжирец из Лиона, который переехал во Францию с семьей еще ребенком и даже отучился в престижном лицее Ля Мартиньер – прежде, чем примкнул к исламистам и спустился в метро. В стране снова заговорили о мусульманах, иммигрантах и неработающей интеграции – а Ле Пен так и продолжал приставать к игрокам сборной, указывая на их алжирские, ганские и просто чужие корни.
Еще один грандиозный скандал воспламенился за пару недель до старта чемпионата мира. Тогда французские чиновники решили открыть турнир маршем «представителей четырех рас, которые символизировали население планеты»: европейцем Ромео, коренным американцем Пабло, азиатом Хо и африканцем Мусой, вокруг которого крутились актеры массовки в костюмах Пигмеев, жителей экваториальной Африки, «впервые выбравшихся из леса». Нетрудно догадаться, что подумали об этом перфомансе французских властей ключевые игроки сборной, многие из которых имели африканские корни. «Черным оставили только тело и физику, – кипел Лилиам Тюрам. – Как будто интеллектуальных способностей у нас вообще нет».
Разумеется, уже через месяц ни о каких Пигмеях, терактах и полоумном Ле Пене никто даже не думал – почти сразу после финала в Париже на Елисейских полях было столько смеющихся, радостных и счастливых людей, что никому и в голову не приходило искать в лицах соседей врагов. Полтора миллиона парижан, собравшихся у Триумфальной арки, скандировали фамилию «президента Зидана». Сын армянки Юрий Джоркаефф стал национальным героем – как и рожденный в Гане Марсель Десаи, сенегалец Патрик Виейра и прочие игроки Франции с самыми разными родственниками. Даже Шарль Паскуа, бывший министр внутренних дел и законченный консерватор, призвал к амнистии нелегальных иммигрантов. Франция праздновала – и хотя любая вечеринка когда-нибудь заканчивается, никто и понятия не имел, как быстро истлеет эффект от величайшего турнира в национальной истории.
«Наша победа просто отвлекла страну от реальных проблем», – говорил позже Лилиам Тюрам. Но, конечно, проблемы никуда не исчезли – и совсем очевидно это стало осенью 2001 года, когда министр спорта Франции Мари-Жорж Буффе решила исполнить мечту всей своей жизни, провести в Париже товарищеский матч Алжира и Франции. Идею Буффе поддержали лидеры сборной Зидан и Тюрам, а затем и президент страны Жак Ширак – и вот вокруг «Стад Де Франс» уже расставляли дополнительные металоискатели, стягивали полицию и военных. Менее чем через полтора часа Зидан будет наблюдать за одним из самых сюрреалистичных моментов в своей карьере, а Тюрам просто потеряет контроль над собой и набросится на одного из сотен алжирских фанатов, которые освистали гимн Франции, выбежали на поле и сорвали матч.
«Ты хоть понимаешь, что ты только что сделал? – кричал он на какого-то парня, завернутого в алжирский флаг. – Ты ведь ни черта не понимаешь. Ты понятия не имеешь, что значила для всех эта игра». «Черные, Белые и Арабы» снова распались – а люди по всей стране смотрели игру, которую так и не довели до конца, и медленно приходили в себя, прощаясь с последними иллюзиями о счастливой сплоченной Франции.
Может ли футбол – или даже просто домашний чемпионат мира – изменить общество? Это хороший вопрос, и мы наверняка будем регулярно возвращаться к нему в ближайшие месяцы – когда эффект от чемпионата мира в России затухнет так же, как затухла большая французская победа 1998-го. В конце концов, в истории спорта было достаточно примеров по-настоящему важных, объединяющих турниров и матчей – когда-то в 60-х Пеле вообще в одиночку останавливал войны, пусть и всего на 48 часов.
Впрочем, что еще интереснее: может ли общество измениться, если футбол подбросит ему еще один шанс? При желании сегодняшней сборной Франции можно предъявить кучу претензий – просто поверьте на слово человеку, который смотрел их игру с Данией со стадиона. И тем менее, если бы мы попытались сжать эту французскую победу до одного смысла, до одной-единственной иллюстрации, то это, несомненно, была бы иллюстрация мира будущего – где нет ни границ, ни скандалов, ни злобы, сын физика и профессора неврологии Макрон делает дэб с гвинейской мамой Погба, а роскошный пижон Оливье Жиру из альпийского Шамбери запросто уживается на одном поле с алжирцем Фекиром и неугомонным Мбаппе из черного парижского пригорода.
Через двадцать лет после домашнего чемпионата мира французские футболисты снова показали нам идеальную модель общества, а у Франции появился еще один – отличный – шанс последовать их примеру. Кто знает: возможно, когда реальная жизнь, наконец, догонит футбол, портреты темнокожего ганца, алжирского мусульманина и бедняка из Лиона будут сверкать на Триумфальной арке безо всякого повода, – и, как и вчерашняя победа сборной Дешама, не вызывать ровно никаких вопросов.
Фото: news.adidas.com; Gettyimages.ru/Lutz Bongarts/Bongarts (2,4), Bongarts; REUTERS/Damir Sagolj
Спортс, не пытайся казаться умнее, чем ты есть. Пиши что-нибудь тупое и хайповое, школо..бы все равно не поумнеют
Модель общества показали вчерашние беспорядки.
Почему-то подобный "мир будущего" наблюдается только в Европе. В то время как те же арабские страны по-прежнему остаются мононациональными и нетерпимыми ко всему инокультурному. В итоге Алжир останется Алжиром, а Париж будет состоять из гвинейских мам и чёрных кварталов. Так что в глобальном смысле Франция проиграет.
Но, что-то мне подсказывает, что из 300 задержанных во Франции очень мало Домиников, Патриков, Пьеров. В основном там будут Мухамеды и Абдулы.
- 300 парижан задержанных в ходе беспорядков потверждают
Но на одного условного Поля Погба приходится 50 упертых мусульман, придерживающихся средневековых традиций и не способных меняться.
Прожив 5 лет на границе Бельгии и Франции я понял, что корень проблем находится в системе интеграции, которая подразумевает, что афганец, камерунец, русский и француз - это практически одно и тоже, просто с немного отличной культурой и разной кухней, лол. Хотя по факту, все эти группы имеют разное мышления, у них у всех разные понятия о ценности человеческой жизни, все они будут себя вести по-разному в конфликтных ситуациях. Но всё это игнорируется из-за абсурдного уровня политкорректности, особенно во Франции.
То есть, принимая иностранцев в таких масштабах надо понимать, что это люди, в большинстве своём, с абсолютно другими понятиями и правилами жизни и с этим нужно считаться.
Тот факт, что у нас у всех две руки и две ноги не делает нас абсолютно одинаковыми и что процесс интеграции это не улыбаться всем подряд и повторять мантру о том, что все люди равны.
Сомалийцы, например, замечательные ребята, но пособия их действительно развращают. Зачем работать, когда месячное пособие равняется годовому доходу в Сомали? То же самое относится и к другим группам иммигрантов, в том числе из России/Украины, которые получив гражданство перестают работать на следующий день.
Другая крайность это демонизация целых этнических групп: во Франции живут сотни тысяч и чёрных, которые делают тоже самое, что местные комментаторы - работают, учатся и пишут комментарии о спорте и о политики.
Те арабы, которые громят магазины "в честь победы" в Париже и Марселе это абсолютное меньшинство.
Но меньшинство, которое будет расти с каждым годом из-за игнорирования проблем и безнаказанности.
А безнаказанность это то самое чувство, которое относится ко всем одинаково, вне зависимости от цвета кожи, как бы то банально не звучало.
Где-то в пригороде Парижа засмеялось десять детей безработного Махмеда, громящего в это время витрины