5 мин.

Адская святость

29

Возвращаясь с работы, Пётр Кузьмич ещё за два этажа до своей квартиры почувствовал запах газа. «Боже, опять!» - устало подумал он. Соседи уже несколько раз жаловались, что из его квартиры пахнет газом. Преодолев через две ступеньки последние пролёты, он открыл дверь и прошёл на кухню. Так и есть: мать спокойно смотрела телевизор, а открытая на полную мощность горелка была залита супом.

  Говорить что-либо было бесполезно. Он повернул вентиль горелки.

- Зачем ты выключил? – закричала мать.

- Твой суп убежал и залил огонь.

- Не ври! Я всё время следила!

- Ну, посмотри на плиту… Ты когда-нибудь нас взорвёшь…

- Я тут сорок лет живу и ещё никого не взорвала! Это тебя Надька против меня накручивает!

       Уйдя в комнату, Пётр Кузьмич сел на диван и обхватил голову руками. Что делать? Мать чувствовала себя полновластной хозяйкой квартиры и, чуть что не по ней, устраивала жуткие скандалы. Разрядившись, она несколько дней вела себя нормально, но в ней словно непрерывно работал генератор агрессии, и, накопив её до определённого предела, мать снова взрывалась.

Когда был жив отец, агрессия направлялась на него, и не раз Петя, придя из школы, а потом – из института, видел отца с забинтованной окровавленной повязкой головой. «Опять сковородой огрела. Как он терпит? - думал он. – Как можно всю жизнь прожить с такой женщиной?».       Доведя скандал до определённого накала, мать – здоровенная, выросшая в деревне женщина, с лёгкостью ворочавшая на строительстве дачи пятидесятикилограммовые мешки с цементом,  всегда кидалась в драку.  «Боже, если бы она родилась мужиком, это был бы бандит!» - думал Пётр Кузьмич. Отец никогда не поднимал на мать руку в ответ, лишь старался защититься, перехватывая её руки. «Только попробуй, тронь меня! – кричала она. – Сядешь!». И это были не пустые угрозы. Когда после смерти отца агрессия матери перенаправилась на Петра Кузьмича, ему однажды пришёл вызов от председателя товарищеского суда при жилконторе. Придя, Пётр Кузьмич узнал, что мать подала на него заявление. Но   председатель за годы работы на своей должности повидал многое и, к удивлению  Петра Кузьмича,  очень сочувственно воспринял его разъяснения.

       Увы, следуя законам и общественной морали, мужчина  был  беззащитен перед женщиной. Женщина могла пожаловаться в партком организации, где работал муж, и ей безусловно верили и разбирали мужа на партсобрании. Она могла написать заявление в милицию… А как бы восприняли на работе или в милиции заявление мужа, что его бьёт жена? А женским скандалам вообще нечего противопоставить, они не регламентированы никакими законами… Как там говорил старина Фрейд? Мужчина подсознательно ищет жену, похожую на мать? Не дай Бог… А говорят – «Мать – это святое»…

       Мысли Петра Кузьмича прервал скрип входной двери. Надя привела Серёжку из бассейна. Он вышел в прихожую, чтобы помочь им раздеться, и по Надиному лицу сразу понял, что что-то произошло.         Проголодавшийся Серёжка побежал на кухню перехватить булочки, и оттуда  послышалось сюсюканье бабушки:

-Уй, ти мой сля-яденький! Как зе я по тебе соску-утилась!       

Надя, взяв Петра Кузьмича за рукав, молча потянула его в комнату.

- Петенька, я так больше не могу… - из глаз её потекли слёзы.

– Она опять хотела ошпарить меня кипятком…

      У матери уже не было прежних сил, чтобы при скандале кидаться на врага со сковородкой, и теперь она хватала с плиты кипящий чайник. Ловкая, спортивная Надя легко увертывалась от ковыляющей на поражённых артритом ногах свекрови и запиралась в комнате, но сколько это могло продолжаться?       

- Тебе нужна постоянно плачущая жена? - продолжала Надя, глядя в сторону и стараясь сдержать всхлипывания. – И  для психики ребёнка такая атмосфера очень вредна… 

     Пётр Кузьмич и сам всё понимал, но не видел никакого выхода. Выехать  на съёмную квартиру? Но как можно оставить мать одну на девятом десятке? Нанять сиделку? Ни одна сиделка не выдержит её характера. Был период, когда пришлось нанять няню для Серёжки. По объявлению на водосточной трубе нашлась совершенно изумительная женщина, образованная и культурная, к тому же, прекрасно рисующая. Но не прошло и месяца, как она поставила условие, что в квартиру заходить не будет, а будет принимать и возвращать ребёнка во дворе. Мать, сама из деревни, называла её не иначе, как «нянька», обращалась на «ты» и постоянно указывала, что и как надо делать, хотя сама ни разу даже не посидела на лавке во дворе с внуком в коляске. Ей было некогда. С трудом ковыляя на больных ногах, она продавала у метро выращенные на даче яблоки, перепродавала вещи, полученные ею как блокадницей в качестве гуманитарной помощи…  Пётр Кузьмич недоумевал: её пенсия блокадницы была больше его зарплаты. А мать ещё и прибилась к какой-то религиозной организации, где её кормили бесплатными обедами…  Однажды оттуда позвонили, и Пётр Кузьмич узнал, что, оказывается, он оставил без всякой помощи старую больную мать…        

Оставил без помощи… Сколько раз он предлагал матери, что будет ходить в магазин, покупать для неё продукты. Она отказывалась, а потом в открытое окно он слышал, как во дворе на соболезнование соседки:        

- Как же Вы тащите такую сетку с картошкой? она причитала:        

- Да кто же мне поможет?        

Мать получала удовольствие, когда её жалели, и ещё большее удовольствие – когда её близкие оказывались перед ней виноватыми в глазах окружающих.        

Оправдываться перед  возмущённым женским голосом из религиозной организации было бессмысленно. Как бессмысленно было оправдываться перед соседями, которые говорили ему, что видели, как его мать каждый день просит милостыню около церкви. А он-то удивлялся, что она выходит на улицу, одетая в тряпьё, хотя в прихожей висит каракулевая шуба… И что было ответить Серёжке, когда он спрашивал, почему у них на ужин никогда не бывает салата из свежих помидор, а  бабушка ест их каждый вечер? Это были лихие девяностые, и семья Петра Кузьмича, ухитрявшегося, помимо основной работы, перехватывать кое-какие дополнительные заработки, питалась кашами и макаронами. Один раз в неделю для ребёнка покупали плавленый сырок, казавшийся ему неземным лакомством, и всю неделю он высчитывал дни до очередного сырка… А килограмм помидор зимой на рынке стоил треть зарплаты Петра Кузьмича…

     Надя вытерла слёзы и пошла на кухню кормить Серёжку, а Пётр Кузьмич присел на кровать, в очередной раз пытаясь придумать какой-то выход. На следующий год сын пойдёт в школу, и надо как-то втиснуть в их маленькую комнатку письменный стол… Вторая комната, занимаемая матерью, была в два раза больше, но мать ни в какую не соглашалась поменяться, мотивируя это тем, что она – старый человек, и ей нужен воздух. На замечание Петра Кузьмича: "Твоему внуку тоже нужен воздух!" - она только молча поджимала губы.

………………………………………………………………………………………………………..       

После смерти матери, разбирая её вещи, Пётр Кузьмич обнаружил сберкнижку с валютным счётом, на котором значилось несколько тысяч долларов. С тех пор он никогда никому не подаёт милостыню.