Дружелюбный миллениум
Буржуйский миллениум встретил меня сильными переменами в моей скитальческой жизни. Не долго думая, я решил сменить место проживания. Но сменилось не только само место, но и местность. Переехал я на север Израиля, в город пенсионеров и наркоманов Кирьят-Ям. Перевод названия города ни к чему хорошему не вёл. "Окраина моря" виделась мне окраиной моей жизни. Мысль проистекала из того, что на Севере страны работы в разы меньше, а то что есть, будет ни чем не лучше того, что я получал в Центре.
Помыкавшись по различным агентствам по трудоустройству, в которых только говорили, что перезвонят когда-нибудь, я получил неожиданную весточку надежды от одного усатого друга семьи. Он сказал, что наслышан от моей мамы про то, что у меня сложились проблемы с устройством на работу и такой хороший и золотой человек, вызвался мне помочь. Он прозрачно проронил фразу о том, что работа будет "пыльная", тяжелая, невероятно сложная, но в моих же интересах принять его предложение, иначе буду посасывать лапку еще очень продолжительное время, учитывая тяжелую ситуацию на рынке рабочей силы Севера Израиля. А я и не думал сомневаться. Что мне горы, что мне реки, я ж молодой, к тому времени загорелый, сильно похудевший человек, которому бабки были нужны как воздух.
Это был исторический город Акко, преимущественно населенный арабами-мусульманами. Предприятие располагалось на открытом воздухе, и работа заключалась в том, чтобы собирать арматуру различных диаметров в пучок и нести её в цех, где из этих железяк делали всякие изделия (ограды, украшения для заборов, мостов и прочее). Арматурины были длинные и неудобные, брать надо было сразу по много штук, а потому было безумно тяжело, особенно учитывая то, что на голову давило прекрасное лето с нагрузкой в +35 по Цельсию. Т.е. понятно, что темечко мое находилось в таком стрессе, что собиралось ловить тепловые удары каждые пару минут. Кепка не спасала. Но я умудрился привыкнуть. Коже уже было все равно, она к тому времени выдерживала любые лучи солнца.
Коллектив подобрался особенный. Я такого разношерстного люда не видел больше в своей жизни нигде. Масса арабов, целое землячество евреев из различных Азербайджанских селений, куча нелегалов из Румынии, Украины, России, Молдавии Китая и прочих стран, и даже два представителя города Санкт-Петербург. Это уже было веселее, чем на мыльном заводе. Все они оказались людьми общительными, но уж больно склочными. Арабы считали себя хозяевами Земли, позволяя натурально наносить удары в разные части тел нелегальных рабочих. Особенно, почему-то, доставалось представителям Украины. Арабов, по чьей-то глупости, назначили управляющими отдельных секторов складирования арматуры. Вот они и куражились, вымещая свою человеческую слабость на людях, которые просто-напросто боялись дать отпор. К евреям не лезли, видимо боялись дальнейших проблем с полицией.
Когда на моих глазах случаи побоев стали учащаться, я вступился за Миколу из Ивано-Франковска. Работая с ним в паре, я узнал его судьбу. Он работал и во всем себе отказывал на чужбине, только затем, чтобы его дочка получила высшее образование в Киеве, а потому готов был терпеть что угодно. Миколе доставалось сильно. То в лицо плюнут, то очень сильно зарядят ногой, то кулаком прямо в челюсть. Несчастный представитель Западной Украины сплевывал кровь и продолжал каторжно трудиться. В какой-то момент я подлетел к молодому и дерзком арабу и сказал, что если на моих глазах он еще раз тронет человека, то я ему яйца на глаз натяну. Араб опешил, сказал, что он меня запомнил и ретировался. А далее я проследовал к тому самому другу семьи, работавшему сварщиком в другом цеху и имевшем на предприятии какой-то вес, и сообщил обо всем происходящем. Не знаю, как там обстояло дело с дальнейшими побоями и издевательствами над людьми, но меня перевели в компанию к азербайджанцам. Это было что-то... Сразу стало понятно, что веселиться и шутить с ними не имеет никакого смысла, они просто не понимали порой, что я им говорю на русском языке. Но принимали меня легко и просто, приглашали за свой стол во время обедов и даже угощали вкусностями, которые готовили их жены. Общения как такового не получалось, они были неспособны общаться со мной, а я не особенно настаивал на общении с ними. Запомнилась одна особенность: они очень часто, один за другим, бегали к начальству и стучали друг на друга, и это считалось нормальным, даже несмотря на то, что они каким-то боком являлись друг другу родственниками.
Так прошло три недели. Мой рабочий день длился от двенадцати до шестнадцати часов за минимальную оплату труда. Однажды я проснулся утром и не смог подняться с кровати, потому что в спину как будто вбили осиновый кол. Пролежав целый день, я понял, что пора заканчивать насилие над своим телом и душой, и решил больше не испытывать судьбу. Мой роман с арматурой, нелегалами, арабами, азербайджанцами и прочими народностями закончился.
Не боится быть искренним.