Резонансное интервью Чисамбы Лунгу (полная версия)
Пережить замбийскую бедность, за пять месяцев получить грузинский паспорт, найти подход к Федору Смолову и сыграть в матче, за который стыдно. Эксклюзивное интервью «Матч ТВ» дает лучший игрок «Урала» Чисамба Лунгу.
— Ваш гол «Ростову» свел всех с ума. В Замбии вас за это прозвали Роналдиньо?
— Вероятно, да! Это прозвище мне дали болельщики «ЗАНАКО». Я перешел туда в 15 лет, трудно в таком возрасте играть за один из топ-клубов страны. Все говорили: Лунгу еще слишком молод. Зато когда мне дали шанс, я показал свои умения. Вот фанаты и стали сравнивать меня с Роналдиньо. Кстати, постер Роналдиньо висел у меня на стене в детстве. Но своим финтам я не учился — они у меня в крови.
— В «Урале» вы когда-то играли с футболистом, который финтил еще круче.
— Да-да, знаю этого парня! Как его зовут? Скрыль-ни-ков, точно! Где он сейчас?
— Кажется, закончил с футболом где-то в Воронеже.
— Я помню, что Костя всегда приводил с собой сына. Перед началом тренировки он обожал поиграть со мной, подурачиться. Было весело!
— Умар Ньяссе рассказывал, что в детстве было трудно достать бутсы. У вас было так же?
— Первое время я играл босиком — уже не ребенком, а лет до 13. У нового поколения африканских детей с бутсами все проще, но в мое время все было не так. Помню, я уже начал играть в третьей лиге и обувался в какие-то кроссовки. Одному болельщику я нравился, и он купил мне бутсы. Первые в моей жизни.
— Вы потеряли отца в четыре года. Как это случилось?
— Точно не знаю, что за болезнь была. Отец болел, потом поправлялся, через какое-то время ему опять становилось хуже. Он тоже был футболистом, играл за маленькие замбийские команды. К счастью, мама поддерживала мою любовь к футболу.
Семья у нас небольшая — я и младший брат — но матери было трудно нас содержать. Работы особо не было, продавала помидоры, другие овощи. Иногда мы ели раз в день: допустим, утром, а засыпали на голодный желудок.
Я понимаю, что такое бедность, каково это — жить с матерью-одиночкой. Жена не знает, но я всегда стараюсь помочь замбийским детям деньгами, купить учебники, устроить их в колледж. Я не получил полноценного среднего образования — не было денег.
— Брайана Идову в школе били палкой за плохое поведение. Как страдали вы?
— В Африке это нормально, особенно если тобой недоволен учитель. Хотя сейчас правительство смотрит на такую дисциплину по-другому — если обнаружат, у учителя будут проблемы.
Меня жизнь с детства учила: если я делаю что-то не так, то принимаю это. Но иногда учителя хотят наказать или ударить палкой — потому что им не нравится, что ты говоришь правду. Иногда они отказывались слушать и выгоняли из класса.
— Все туристы в Замбии едут на водопад Виктория. Помните, как впервые его увидели?
— Мне было 11 или 12, поехали с командой из академии на турнир в город Ливингстон. После него тренер повез нас на водопад. Все только и мечтали об этом! До этого мы видели Викторию разве что по телевизору — у кого он был.
— В столице Замбии Лусаке есть районы, где ограбить или убить могут не только белых. У вас там были неприятности?
— Однажды мои друзья напились в ночном клубе, а потом встретили каких-то парней на улице. Те потребовали достать кошельки и телефоны. Правда, друзья смогли отстоять свое. Но вообще Замбия — одна из самых мирных стран в Африке. Разве что в людном центре Лусаки могут выхватить телефон из рук.
— В районе Уралмаш в Екатеринбурге такое тоже бывает.
— Я отлично знаю Уралмаш и не сталкивался там с опасностью. Я в Екатеринбурге шесть лет, здесь родились мои дети, это мой дом. Я точно никогда не перееду в Москву. В России я даже никогда не сталкивался с расизмом. Иногда попадется кто-то подвыпивший, он может попросить денег или доставить проблем — но он не оскорбит.
А фанаты твоих противников на поле просто видят, что ты доставляешь их команде проблемы. Когда они тебе ухают, то всего лишь пытаются напугать. Для меня это лишняя мотивация. Если скажешь что-то в ответ, породишь вражду — лучше улыбнуться и сказать «спасибо».
— Вы говорите по-русски?
— Чуть-чуть (переходит на русский). Я тебя понимаю, но плохо говорю. Какие слова знаю? Как дела, девушка, мужик, я люблю тебя.
— Вы записывали видео для шоу «Культ Тура». Понимали все, что говорили?
— Не все (возвращается к английскому). Парень подсказывал мне, что я должен говорить. Я только повторял, но это было непросто. Уловить смысл на такой скорости было непросто.
В «Урале» партнеры называют меня аферистом. Я все понимаю по-русски, но не говорю! Иногда, когда рядом кто-то говорит, я притворяюсь, что ничего не понимаю. А потом такой поворачиваюсь к ним: «Вы закончили?»
— В 2012-м вы выиграли Кубок Африки.
— Он проходил в Габоне, а когда я слышу слово «Габон», перед глазами трагедия 1993 года. Тогда сборная Замбии разбилась на берегу Либревеля по дороге в Дакар. Футбол в Замбии — чуть ли не единственное, что объединяет врагов — оппозицию и власть. А семьи погибших футболистов остались в хаосе — и без средств к существованию.
Я был тогда совсем маленьким, как следует осознал трагедию только лет в 14. Каждый год проводится день памяти жертв, как-то мы поехали на кладбище. Я увидел матерей тех футболистов, их детей. Вспомнил, как умер мой собственный отец и через что я прошел.
За два дня до финала мы поехали на место трагедии — первой из всех сборных. Это самый грустный день в моей жизни. Тогда мы поняли, что должны выиграть этот кубок и привезти его в Замбию. Те парни в 23 года назад летели, чтобы добыть для Замбии три очка, и в 2012-м для нас было честью приехать в Габон.
— Как отмечали победу?
— Когда мы вернулись домой с трофеем, увидели, как люди забыли обо всех бедах, веселятся, делают безумные вещи. Но тренер (Эрве Ренар — «Матч ТВ») сказал нам: «Габон — отличное место, но вам не стоит сегодня гулять. Местные расстроены, и если они узнают вас, могут напасть».
Могу точно сказать: никто не спал. Всем было плевать, рядом тренер или нет, все почувствовали себя свободными. Помню, мы сидели у бассейна, и кто-то снял всю одежду и в одних трусах стал носиться по отелю и ломиться ко всем в номера. Гости просили не мешать, и только потом они поняли, кто перед ними — и принялись поздравлять его, выходить из номеров, веселиться вместе с нами. А этот футболист кричал официантке: «Принеси им все, что попросят — я плачу!»
Я захотел прославиться в Замбии — и я сделал это. Даже друзья в детстве смеялись надо мной. Когда мы играли на улице, и в небе пролетал самолет, я задирал голову и говорил всем: «Когда-нибудь я буду пользоваться им как автобусом». Мне отвечали: «Ты псих?» Сегодня мои мечты сбылись, и друзья говорят: «Теперь мы понимаем, о чем ты тогда говорил».
— Самый мощный африканский футболист, против которого вы играли?
— Яя Туре, ему все давалось невероятно легко. Когда мяч у Яя, отнять было невозможно, а когда мяч у тебя, нужно было что-то придумать за пару секунд — иначе рядом окажется он. У Туре нет скорости, но даже не пытайся у него отобрать мяч. Когда он устал и его заменили, нам стало куда проще.
— Что было на приеме у президента Замбии после победы?
— Ничего особенного. Жмешь ему руку, он говорит «спасибо» — и все. Вот в Екатеринбурге меня встретили невероятно тепло. В аэропорту ждали с хлебом и солью! Никогда не думал, что меня будет встречать хоть один фанат — а тут сразу так много! Никогда этого не забуду.
— В Екатеринбурге однажды вас даже пустили ночью в закрытый магазин. В Замбии такое бывало?
— Нет, там от тебя всем нужны деньги, никто не восхищается тем, что ты сделал для страны. Если я иду в клуб, то не хочу, чтобы мне говорили: «Эй, угостишь нас пивом?» Я просто прихожу посидеть, попить кофе. В Екатеринбурге люди хотят провести с тобой время, узнать о тебе больше. Если в Замбии увижу знакомых, то услышу просьбу угостить спиртным. Сколько у меня детей, что с карьерой — им без разницы. Меня словно используют.
— На чемпионате мира в Бразилии сборная Ганы отказалась играть с Португалией, пока им не привезли три миллиона долларов обещанных премиальных. Все африканцы такие алчные?
— У всех свои причины, но речь не просто о любви к деньгам. Африканцы серьезного уровня всегда бьются в сборной за местных ребят. Вот история. Приезжаю в Замбию после одной из побед, а мне говорят: «Заплатим на следующей неделе». Я могу пережить задержку, но местные футболисты ждут денег по три-четыре месяца. А ведь у них дома семьи, каждая копейка на счету. Чиновники разворовывают эти деньги. Тогда мы протестуем и угрожаем не выйти на следующую игру. Три-четыре часа — и деньги каким-то образом находятся.
— Вы приезжали на просмотр в ЦСКА. Почему не задержались?
— Я действительно тренировался со второй командой. Первую тогда возглавлял Зико, он приходил к нам на контрольный матч и просматривал новичков. Со мной Зико не общался, но тренер дубля говорил, что доволен мной. Прошло меньше двух недель, я всем нравился, но потом агент сказал, что в ЦСКА все закончилось. Бог знает, в чем там причина.
— Вы поехали в «Пюник» вместе с другим замбийцем Эммануэлем Мболой. Он выиграл в Армении все, а вы сразу уехали в Грузию. Что случилось?
— На медобследовании в Армении у меня выявили какие-то проблемы с сердцем. При этом в Ереване тогда не было ни одного спортивного врача, а значит и нормальных тестов. Я сказал агенту, что мне не предлагают контракт и что я должен вернуться домой. Я шесть месяцев в сумме провел без клуба! Но мой агент (Валерий Оганесян — «Матч ТВ») заставил меня проснуться. Валера мне как брат: возил меня везде, покупал мне бутсы и одежду, отправлял деньги моей семье в Замбию.
Поехал на медобследование в Москву — там мне сказали, что все окей. Привез результаты этих анализов в «Пюник».
— Там вам положили зарплату, которой не хватало на еду и такси до базы.
— Да, я зарабатывал около 300 долларов. Столько же мог получать и в Замбии, какая тогда разница? Валера сказал: «Этого не будет».
Попытался устроиться в «Бананц» — кажется, этот клуб как-то связан с «Пюником». Не успел доехать до клиники, как врач сказал мне: «Мы слышали о твоих проблемах с сердцем и не можем подписать тебя». Потом ездил еще в несколько клубов, пока не понял: Армении с меня хватит.
— В Грузии было получше?
— Я скажу не про футбол, а про людей. Это что-то невероятное. В Грузии ко мне относились так, будто знают меня сто лет, везде принимали как члена семьи. Любой игрок мог пригласить в гости, мы сидели за столом, меня воспринимали как родного. Я провел в Грузии всего год, а такое ощущение, что лет десять.
— Оганесян рассказывал, что в Зугдиди вы были единственным темнокожим.
— И первым за всю историю города! Помню, как пришел на дебютную тренировку в «Баие». Фанаты услышали о черном новичке и пришли посмотреть. Я спрашивал: «Откуда столько зрителей». Мне отвечали: «Они пришли посмотреть на тебя! До тебя тут таких не видели».
Всюду, куда бы я не пошел, мне были рады. С общением, конечно, было туго: мало кто говорил по-английски. А я с трудом понимал по-грузински.
— Зато вы получили грузинский паспорт и вызов за юношескую сборную Грузии.
— В Замбии тогда меня знали не все, я совсем немного отыграл в высшей лиге страны. Фанаты «ЗАНАКО» не говорили обо мне тренеру сборной: «О, посмотри на этого парня!» А когда он увидел меня сам, то посчитал еще не совсем готовым.
Когда я заиграл в Грузии, президент «Баии» спросил: «Почему тебя не вызывают в сборную Замбии?» — «Возможно, мое время еще не пришло. Что мне поделать?». Через два месяца этот человек возглавил федерацию футбола Грузии. Он встретился с губернатором Зугдиди и узнал, можно ли выдать мне грузинский паспорт, чтобы потом заиграть за юношескую команду Грузию. Я даже ездил с ними на сборы. Кстати, все эти пять месяцев в «Баии» я по-прежнему получал 300 долларов, зато после вызова в сборную — полторы тысячи. А через год в «Урале» мне предложили уже в пять раз больше.
— Правда, что к выбору в пользу Замбии вас склонил новый агент?
— Моим первым агентом был Калуша Бвалия, настоящая легенда (Бвалия играл за «Серкль Брюгге» и ПСВ и признавался лучшим футболистом Замбии XX века — «Матч ТВ»). Тогда он работал вице-президентом федерации, а моим агентом стал в 2006-м. Мы подписали контракт на два года, я этим очень гордился. У Калуши фантастические связи в Европе, но за эти два года он не помог мне найти там команду, и мы перестали общаться.
Я получил вызов в сборную Грузии U-21, потом поехал к ним на сборы в Турцию, готовился выступать за эту страну. Но Замбия обратилась в ФИФА, и там постановили: я смог бы играть за Грузию только через пять лет. Я сменил агента и в 2010-м году перешел в «Урал». После этого наконец пошли вызовы в молодежную сборную Замбии и моя грузинская история закончилась.
— «Урал» нашел вас на турнире свободных агентов. Что это такое?
— Мы играли контрольные матчи с ЦСКА, «Спартаком» и «Локомотивом». За этим наблюдало множество агентов — я, правда, тогда не получил предложений. Вернулся в Замбию, а потом Валера привез меня в «Урал». Сначала туда поехал его клиент Герсон Асеведо, а вскоре и я. Мы с Асеведо были лучшими друзьями и проводили вместе кучу времени.
— К чему вам было сложнее всего привыкнуть в России?
— Из-за пробок приходилось очень рано вставать, чтобы добраться на тренировку, особенно летом. Когда занятия начинаются в десять утра, я просыпался в семь. А ведь надо еще готовить завтрак. Когда опаздывал, просто пил чай и убегал.
Тяжело привыкал к разнице в часовых поясах. Хотя четыре часа (сейчас — три) — это ничто по сравнению с Владивостоком. Был там один раз, мне хватило. Сколько часов туда лететь, десять?
Ну а главная проблема — это погода, здесь бывает очень холодно.
— Шатов вспоминал вашу первую зимнюю тренировку: команда начала играть в снежки, а вы побежали за фотоаппаратом.
— Я рос в Замбии, там снег видели только в кино. Увидеть его вживую — это мечта. Такой я человек: когда счастлив, показываю это людям. А когда увидел снег, эмоции били через край.
Вообще я перешел в «Урал» летом, когда было так жарко, что игру каждые 20 минут останавливали на водопой. Но к жаре я привык в Грузии, а вот в России зимой настолько холодно, что я иногда не чувствовал ног, рук и ушей! Хотя сейчас адаптировался и к этому.
— Шатов в детстве играл в мини-футбол.
— За «Синару», я знаю. Понял это, когда увидел как Олег принимает мяч — наступая на него стопой. Я ведь тоже играю в мини-футбол, когда уезжаю в Замбию на отдых.
С Олегом было весело: он всегда пытался говорить со мной по-английски — хотя совершенно не умел. То и дело он звал меня: «Хэй, йо, мэн!» — и хохотал. Но настоящий комик — наш капитан, Фидлер. Когда приходит «молодой» из дубля — Фидлер начинает над ним прикалываться. Так люди начинает чувствовать себя частью команды.
— Павлюченко забил за «Урал» больше, чем за весь прошлый сезон. Он больше не спящий гигант?
— Знаете, я очень верю в бога и часто разговариваю с ним. Знаю, что он всегда рядом со мной. Когда вы видите мой дриблинг, скорость, силу — это все благодаря ему. Однажды я обратился к богу: «Роману за тридцать, в него больше не верят, но в «Урале» он делает большие вещи. Он опытен, уверен в себе и хочет побеждать. Господи, помоги ему».
Я не удивлен тем, как Рома играет. На первой же тренировке я увидел, что он приехал не просто заработать денег и спокойно закончить. Даже на тренировках он бьется так, как будто только начинает карьеру.
— Павлюченко говорил: «Вы видели, как Лунгу бегает? Я могу его догнать только на мотоцикле. Он бежал с мячом, но я его все равно не могу догнать». Зачем вы так с Романом?
— Для меня его опыт — фантастика. В Замбии следил за Романом в «Тоттенхэме» — тогда он был невероятно хорош. Сегодня я работаю с ним. Да, иногда я слишком быстр для него, но мне нужно пространство. Я учусь играть с Павлюченко. К примеру, знаю, что ему нужно давать пас не на ход, а в ногу, так ему удобнее. Иначе он будет выглядеть как плохой игрок — хотя это не так.
— «Урал» помог еще одному форварду — Федору Смолову.
— Помню матч, когда Федя был плох. Он был никакой — спорил с судьями, скандалил с соперниками. Мы проигрывали «Торпедо» два мяча, шла атака, но мяч летел слишком высоко для Смолова. Он прыгнул, схватил мяч руками и увидел перед собой красную карточку.
Но я всегда знал, на что он способен. Сразу заметил скорость Смолова, его технику, стремление забивать даже из самых сложных позиций. На тренировках после удачного паса он в шутку кричал мне: «Бро, я дал тебе пас, но ты оказался не так хорош, верни назад!»
Как-то раз я сказал ему: «Смол, ты один из лучших нападающих в России!». Отвечает: «Чиса, если я лучший, почему я в «Урале»?» — «Бро, ты можешь играть даже в низшей лиге, но это все для того, чтобы потом сделать шаг вперед. Ты способен оказаться в «Реале» или «Манчестере», а сегодня сделай себе имя здесь». Федор потом признавался: «Помню, что ты мне тогда говорил!»
— Сколько, по-вашему, лет человеку на этом фото?
— Лучше вам спросить у Мохамеда! Но судя по тому, что он показывает, точно не 30 и не 40, а как раз 18. Конате еще предстоит многому научиться, пока он не готов играть.
Я не тот, кто будет защищать африканцев и делать вид, что все в порядке — да, многие в Африке врут насчет своего возраста. Я не говорю про Конате, но знаю некоторых игроков в Замбии, кто старше, чем все думают. Так делали во времена Калуши Бвалия. Но сейчас так обманывать сложнее. В паспорте теперь сразу несколько твоих фотографий, в том числе из свидетельства о рождении.
— После гола «Уралу» вы сняли футболку, под которой была еще одна — с президентом клуба Григорием Ивановым.
— Меня всюду спрашивают в интервью, даже в Замбии: «Мы читали, президент называет тебя своим сыном, что думаешь?» Это было еще до футболки. Для меня он не просто президент. Я помню, как он встречал меня в «Урале» — с тех пор тон общения не изменился. Я вырос на его глазах, он научил меня быть хорошим человеком и отцом.
Иванов хочет лучшего не только для меня, но и для моей семьи. «Как твоя жена, как дети? Как здоровье?» — президенту всегда нужно об этом знать. Так ведут себя отцы. Если что-то не так — он решит проблемы.
— Удивились, когда впервые увидели Иванова на скамейке во время матча?
— Он не выбирает состав и всегда уважает решение тренера — просто сидит на скамейке. Этот человек просто любит свою команду — не кого-то конкретно, а всех нас. Президент изменил жизнь многих в «Урале», не только мою. Знаю, как он помогает парням из «Синары».
Даже если я когда-нибудь уйду из «Урала», вряд ли встречу такого, как он. Все владельцы обожают свои клубы, но они просто приходят на стадион, смотрят матч и едут домой. А наш президент даже общается не как большой босс, а как обычный человек. Бывает беседую с ним — а он то и дело похлопывает меня и, знаешь, так зажимает голову рукой и трет макушку. Конечно, в шутку. Люди спрашивают меня: «С кем это ты разговаривал? С президентом клуба, да ладно? Наверное, это хороший человек».
— Иванов специально приезжал на свадьбу к Ойеволе из Норильска. Президент делал для вас что-то особенное?
— Обычно игроки «Урала» сами ищут себе квартиру, а клуб частично оплачивает ее. Но когда у меня родилась первая дочь, я жил у президента дома. Однажды я сказал, что моя семья растет и наш дом стал слишком мал для нее. Я шутил, на самом деле дом был вполне нормальный. «Ладно», — сказал президент и, как я тогда думал, забыл об этом. Проходит пара дней, президент говорит: «К тебе подойдет человек и даст ключи от квартиры». Отвечаю: «Но у меня нет столько денег». — «Ничего не надо, это моя вторая». Я был ошарашен.
— Первое время Иванов называл вас циркачом за бесконечные финты и просил «не дурачиться, а играть в футбол». Обижались?
— Когда я только пришел в «Урал», мне хотелось танцевать с мячом, делать все эти трюки. Но я применял их в защите, а вперед даже не ходил. Президент сказал: «Ты можешь веселиться, но когда мы ведем в три-четыре мяча». Мой первый тренер, Борис (Стукалов — «Матч ТВ»), тоже не понимал этого и просил минимизировать количество финтов: «Если надо время потянуть — пожалуйста, играйся».
Но это еще ладно — с другими тренерами бывала катастрофа. Один был из Казахстана (Дмитрий Огай — «Матч ТВ») — я провел при нем полгода на скамейке или вообще вне команды. Хуже всего, что он не называл причин и не объяснял, чего хочет. Он привел игроков намного ниже уровнем, чем я. Единственный, кто тогда был за меня — президент. «Я знаю, на что ты способен, — говорил он. — Будь проще и работай».
— Иванов ругался с комментатором Василием Уткиным, который называл манеж «Урала» хлевом. Там реально играть в футбол?
— Тогда это было единственное поле, где мы могли играть зимой, не было выбора. Но даже нам было трудно там дышать. Тренироваться сложно, что уж говорить про игры. Потом привыкли, стало проще, но все соперники после 30 минут задыхались.
— Кто вас точно любит не меньше, чем Иванов, — это болельщики «Урала».
— С первого дня в Екатеринбурге они меня поддерживают. Для них я всегда лучший — хоть это не так. Когда фанаты говорят мне, что я лучший, не думаю об этом. Но понимаю: эти парни меня ценят, я член их семьи. Как-то они подарили мне балалайку, и она навсегда останется главным подарком на всю мою жизнь. Даже если кто-то купит мне машину.
— Что скажете о матче против «Терека»?
— Мы начали неплохо, забили. Но потом наши парни потеряли концентрацию.
— Почему?
— В этом весь вопрос, я тоже им задавался. Во время матча я чуть не подрался с Фонтанелло, когда он отдал мяч назад Арапову. На него наскочил нападающий — и гол. Я пытался поговорить с Араповым, но он не понимает по-английски, и я просто что-то кричал. Ко мне подошел Фонтанелло: «Полегче». «Такая глупая ошибка, а мне надо полегче?» Мы играем не для себя, а для болельщиков и семей. Мы играем в футбол за зарплату, и когда у нас не получается, у людей появляются вопросы.
— Кого вам хотелось ударить после второго, третьего и четвертого голов «Терека»?
— После первого гола я пришел в ярость. После второго — начал спрашивать сам себя: «Что происходит?» После третьего я попросил о замене и ушел с поля. Я честен с командой, тренером, болельщиками, а главное — с собой.
— Игра с «Тереком» была честной?
— Разные бывают игры. Например, как с «Краснодаром» — когда мы пропускали, но пропускали настоящие голы, и боролись (в 14-м туре «Урал» проиграл «Краснодару» 0:3 — «Матч ТВ»). В матче с «Тереком» я увидел странные голы.
— Что было после игры?
— Я час просидел в раздевалке после того, как все разъехались по домам. Думал: «Что пошло не так?» — и не находил ответа. Работники стадиона пришли закрывать раздевалки и увидели меня: «Ты чего тут делаешь?». Я не смог ответить. Вышел со стадиона, встретил нескольких фанатов, которые сказали мне: «Надо работать, все будет нормально». Но мне все равно было стыдно.
— Что вы сказали партнерам по команде?
— У меня не было слов. Лучшим для меня в тот момент было молчать, иначе бы я с кем-то подрался. Я бы не смог ничего спросить спокойно, только кричал бы.
— Матч с «Тереком» не одному вам показался странным. Почему вы все еще в «Урале»?
— Я не могу принимать таких решений самостоятельно. Предположим, я скажу, что хочу перейти в «Спартак», ЦСКА, «Локомотив», уехать в Англию — а такая возможность есть. Но есть ведь контракт с «Уралом». Я хочу честно отработать его, чтобы мне было не стыдно перед президентом.
— В прошлом сезоне вы сыграли с «Тереком» дома 3:3. Это был честный матч?
— Мы точно боролись.
— За три дня до игры с «Тереком» в 2015-м «Урал» покинул тренер Виктор Гончаренко. Через два дня после 1:4 в этом сезоне ушел Виктор Скрипченко. Вам известны причины?
— Когда уходил предыдущий тренер, я спрашивал себя, почему. Но я не спрашивал об этом президента — не мог. Честно скажу, я соблюдаю границы. Если тренер сажает меня в запас, я, конечно, поинтересуюсь, в чем дело. Но когда тренер уходит из клуба, что я могу сделать?
Когда мы приезжали в Самару, я нормально пообщался со Скрипченко. Такая жизнь, сегодня ты в одной команде, завтра в другой. Но повторюсь, я не спрашивал президента о его уходе. Узнавал у других игроков, но они, как и я, не в курсе реальных причин.
— Иванов назвал уход Скрипченко в «Крылья» «ударом в спину» и отказался пожимать ему руку.
— Перед матчем с «Крыльями» президент приезжал к нам на базу, представил нового тренера (Александра Тарханова — «Матч ТВ»). Он сказал: «Прошлый тренер ушел. Учитывая, какие причины он называл, не думаю, что он уважает «Урал». Он говорил мне, что ему нужна операция на ноге, что он должен уехать в Белоруссию. А тут я вижу его в «Крыльях». Но я уважаю решение Скрипченко, и если бы знал хотя бы пару причин его ухода, тогда было бы о чем говорить.
Текст: Александр Муйжнек
